Sceptic-Ratio. Либерализм и тоталитаризм. Томас Гоббс

Либерализм и тоталитаризм
Хрестоматия
Томас Гоббс

«После образования государства каждый гражданин удерживает для себя ровно столько свободы, сколько нужно для приятной и спокойной жизни...»

От Цицерона (I в. до Р.Х.), минуя долгий путь становления римского права, которого вскользь коснулся Эрнест Ренан в своем рассказе о римском императоре II в. Марке Аврелии и кодификацию которого провел византийский император VI в. Юстиниан I, перейдем к эмпирику и государственнику Томасу Гоббсу, жившему уже в XVII в. Этого английского материалиста хорошо понимал немецкий материалист Людвиг Фейербах, который отвел ему немало места на страницах своей «Истории философии Нового времени от Бэкона Веруламского до Бенедикта Спинозы». В разделе «Жизнь Гоббса» Фейербах сообщает, что «Томас Гоббс родился в 1588 г. в Мальмсбери в графстве Вильтон, где его отец был проповедником. Его живой ум рано проявился, и поэтому уже в нежном юношеском возрасте Гоббс поступил в Оксфордский университет, где в то время еще господствовала схоластически-аристотелевская философия. На развитие и направление его ума больше, чем школа, оказала влияние поездка во Францию и Италию, во время которой знакомство и связи с учеными тех стран пробудили в нем размышления и сомнения о пользе и ценности тогдашней школьной премудрости (2, с. 135 —136).
Жизнь Гоббса приходится на беспокойные годы буржуазной революции, в ходе которой был казнен Карл I, как «тиран, изменник, убийца и враг государства». Толпы возбужденного народа испугали философа. Он несколько раз выезжает в Италию и Францию с желанием в спокойной обстановке изучать физику и математику. Там он познакомился с Галилеем и Декартом. «...Местные народные движения побудили его, однако, сначала заняться главным образом политикой с целью извлечь из философии средство против демократических тенденций в его отечестве. ...Чтобы доказать права короля и необходимость неограниченной верховной власти для сохранения мира, он издал в немногих экземплярах свою книгу «De cive» [О гражданине], которая в 1647 г. снова вышла в свет в Амстердаме уже с примечаниями.
Поэтому политические принципы, высказанные Гоббсом в этом сочинении, решительно противоположны демократическим и революционным принципам, господствовавшим в его время в Англии. Тогда как там демократия исключила из государства монархический момент, сосредоточивая все в одном народе, он, напротив, делает этот момент единственным, исключительным принципом государства, считает его даже самим государством и так образует из своего государства голову без тела.» (Там же)
Фейербах в этой связи приводит слова Вильмена из «Истории Кромвеля», относящиеся к Гоббсу: «...Особенно в зрелище английской революции он почерпнул любовь к деспотизму, презрение к религии, профанированной столькими безумствами, этот позорный культ рока и силы, к которому он свел все верования и все права. Принимая абсолютную власть из ненависти к народным неистовствам, прибегая к атеизму, чтобы избегнуть нелепостей сект, этот неверующий философ был человеком, наиболее преданным королевской власти и одним из наиболее страстных врагов всяких политических реформ» (2, с. 137). Надо заметить, это достаточно точное наблюдение.
“Своими сочинениями, — пишет Фейербах, — особенно книгой «О гражданине» и своим «Левиафаном», которые даже после его смерти были присуждены Оксфордским университетом к сожжению, Гоббс нажил себе множество врагов не только в науке, но и личных.” Несмотря на такие треволнения он, прожил долгую, насыщенную размышлениями, жизнь (кстати, жил в безбрачии, был совершенно одинок, книг почти не читал) до 1679 г., когда на 91 году его настигла смерть.
Чтобы понять Гоббса, нужно, хотя бы в общих чертах, представлять историю Английской революции и государственно-политический уклад Англии.
Начнем с Карла I, который вступил на престол Англии (1625 — 1649) в молодые годы. Англичане не любили его отца, Якова I, и эта нелюбовь перешла на сына. Карл вскоре еще более усилил нерасположение к себе, когда женился на католичке, дочери Людовика XIII, Генриетте, которая любила пышные балы и удовольствия. Естественно, пуританам и консервативным аристократам это никак не могло понравиться. Между тем Карл открыто следовал ее советам; особенно повредило королю его настойчивое желание управлять страной на испанский и французский манер, т.е. без парламента, лишь посредством правительства. Одним из влиятельнейших министров его правительства был лорд Страффорд.
Сначала в палате общин он был рьяным противником короля, но по своему чрезмерному честолюбию оставил «народное дело» и взялся отстаивать «королевское достоинство». В чине министра он предлагал Карлу заботиться о материальном благосостоянии страны и ввести жесточайшую экономию при употреблении казенных денег. Но король не слушал его, деньги по-прежнему тратились расточительно, часто впустую. Первый созданный парламент Карл вскоре распустил. Он обиделся на парламентариев за то, что они утвердили таможенные пошлины только на один год, хотя раньше пошлины утверждались на весь период царствования. Нуждаясь в деньгах для ведения войны и для увеселения Двора, Карл созывал парламент еще три раза. Но так как парламентарии упорно отказывались утверждать налоги, король периодически распускал их на неопределенный срок. Наконец, члены вновь созванного парламента захватили правление страной в свои руки и решились не расходиться, отчего парламент получил название «долгого».
Долгий парламент призвал к своему суду лорда Страффорда, обвинив его в государственной измене и присудил к смертной казни. Карл имел слабость утвердить приговор, надеясь расположить этим к себе парламент. Перед казнью Страффорд выкрикнул слова псалмопевца: «Не надейтесь на князей и сынов человеческих, ибо не в них спасение ваше». После выдачи и казни министра парламент осмелел и стал действовать более настойчиво. Король оставил Лондон и, по сути, затеял гражданскую войну. Приверженцы короля (роялисты) назывались «кавалерами», а сторонники парламента — «круглоголовыми». В начале войны кавалеры имели перевес над круглоголовыми, но король не сумел воспользоваться их победой. В это время пуритане образовали фанатичную партию, выступающую за полную свободу совести и республиканское правление. Приверженцы этой партии назвались «индепендентами», т.е. "независимыми", а во главе партии встал Кромвель.
Кромвель происходил из небогатой дворянской семьи. Из-за ненависти к епископальной церкви он решил переселиться в Америку и уже готовился сесть на корабль, когда вышло постановление короля, запрещающее переселение. Кромвель остался в Англии и при начале междоусобной войны составил два полка из индепендентов. За религиозность и строжайшую дисциплину его полки были прозваны «святыми». В сражениях «круглоголовых» с «кавалерами» «святые», убежденные в том, что они сражаются за Божье дело, были необыкновенно отважны. Именно они переломили ход гражданской войны в пользу «круглоголовых». Это прославило Кромвеля и он был назначен предводителем всего парламентского войска, куда входили, кроме регулярных, части сформированные из ремесленников, фермеров и просто граждан-добровольцев.
Карл, переодевшись в крестьянскую одежду, бежал в Шотландию, но шотландцы с позором выдали его парламенту. К тому времени Кромвель в парламенте устроил «чистку» и практически полностью избавился от роялистов. Очищенная нижняя палата осудила короля на казнь. Карл вел себя вполне достойно. Увидев топор, лежащий на столе перед судьями, он мужественно сказал, указывая на него: «Я не боюсь этого!». Перед казнью он просил врагов своих о даровании мира Англии; смерть принял, как справедливое возмездие за выдачу парламенту лорда Страффорда.
После смерти Карла I Англия была провозглашена республикой, с Кромвелем во главе. Для устрашения он казнил большое число особенно преданных королю высокопоставленных особ. Это сильно встревожило католическую Ирландию, которая выступила против республиканского правления. Кромвель отправил туда воинов-фанатиков, которые в течение недели убивали недовольных ирландцев, многих изгоняли в Америку. Земли убитых и изгнанных из страны отдали "независимым". Такая жестокость Кромвеля возбудила против него парламент. Тогда он единоличным решением распустил этот выборный орган и провозглашает себя лордом-протектором республики. Поселившись во дворце Карла I, Кромвель полновластно правил страной.
В 1651 г. он издает «Акт о мореплавании», по которому колониальные товары могли привозиться в страну только на английских кораблях (до этого товары из английских колоний вывозились в основном голландскими кораблями), тем самым началось мировое мореходство Англии. Другим достижением Кромвеля являлось то, что он сумел подчинить себе политику Шотландии и Ирландии. Парламент, сделавшись «карманным», предложил ему надеть королевскую корону. «Побоявшись святых», он отказался ее надеть, хотя на официальных приемах надевал пурпурную мантию и брал в руки скипетр, как делал это король. Так, постепенно нарастало его своеволие, он постоянно вызывал недовольство знатных, особенно из-за того, что наказывал епископов и чиновников за их недостаточную набожность. Простые граждане были недовольны тем, что он распорядился закрыть театры и другие развлекательные заведения; он даже запретил украшать дома рождественскими елками, считая это языческим обычаем. Нелюбимый многими, Кромвель стал опасаться тайных заговоров с целью его смещения или убийства, поэтому окружил себя многочисленной стражей, менял свои комнаты-спальни, ездил по Лондону с огромной скоростью и никогда не возвращался по той дороге, по которой приезжал. Неожиданно в возрасте 55 лет он умер. Кромвель был похоронен чрезвычайно торжественно в Вестминстерском аббатстве.
После Кромвеля англичане, из боязни новых народных волнений и бесчинств толпы, восстановили «королевское достоинство», признав королем сына Карла I, Карла II. Он, хотя и обещал сначала не преследовать виновников убийства своего отца, не сдержал обещаний и тайно казнил большинство из них. С парламентом у него тоже не сложилось добрых отношений. Смута в стране продолжалась, однако далеко не в таких масштабах, как при Карле I. После Карла II царствовал его сын Яков II, который все свои молодые годы провел при дворе Людовика XIV, приняв там католичество. Будучи уже королем, он получил от Людовика значительные субсидии при условии упразднения в Англии парламента и введения в стране католичества. Злодеяния Якова, совпавшие с преследованием гугенотов во Франции, сплотили между собой все политические партии республиканского толка. Яков II был низложен и на место его возведен супруг его дочери протестант, «штатгальтар» Голландии, заклятый враг Людовика XIV, Вильгельм Оранский. Событие это получило название второй английской революции 1688 г., которое, впрочем, произошло без всякого кровопролития.
Вильгель Оранский царствовал в Англии под именем Вильгельма III. При вступлении на престол он отказался от главнейших королевских прав и предоставил их парламенту («билль о правах»). Демократизм Вильгельма проявился, между прочим, еще и в том, что он радушно встретил русского царя-реформатора Петра Великого во время его первого путешествия за границу. После Вильгельма III страной правила дочь Якова II, Анна; ею закончилось правление дома Стюартов. После них англичане избрали на престол курфюста Ганноверского, Георга I, по матери правнучки Якова I. Георг I, а затем и Георг II, жили большей частью в своем курфюршестве (оба не знали даже английского языка); управление же страной они предоставили парламенту и первому министру.
Так укрепилось парламентское правление, при котором главным руководителем королевства стал премьер-министр. Глава правительства при Георге I и Георге II в течение 20 лет был Роберт Вальпол, который в течение всего этого времени смог удержать Англию от войны. Пользуясь миром, предприимчивые английские купцы строили торговый флот и огромные по тем масштабам промышленные производства. На торговых кораблях исключительно с английскими матросами привозилось со всего света дешевое сырье: на английских заводах и фабриках это сырье обрабатывалось, а готовые продукты снова развозились по всему свету. Благодаря этому в Англию в огромных количествах потекло золото. Гордясь этим, Вальпол однажды в парламенте воскликнул: «Политическая свобода родит золото, а золото родит свободу!» Отсюда мы можем понять причины возникновения у Гоббса консервативных взглядов: философ прекрасно видел, к чему приводят революции и народные восстания. Но его «Левиафан» выглядел слишком «реакционным» сочинением для независимых и свободолюбивых британцев.
Формально Британия считается конституционной монархией, но исторические особенности развития государства привели к тому, что в ней никогда не было главенствующего закона — конституции. То есть не было единого акта, регулирующего важнейшие стороны внутренней организации государства, общественного устройства, права и свободы граждан. Источниками британской конституции являются «статутарное право», включающее парламентские законы, конституционные соглашения, и система «общего права», в которую входят судебные решения, устанавливающие прецеденты. По форме конституция Великобритании имеет комбинированный, несистематизированный характер и слагается из двух частей — писаной и неписаной.
Писаная часть не представляет какой-либо упорядоченной системы. Статутарную основу конституции Великобритании составляют такие разновременно принимавшиеся акты, как Великая хартия вольностей 1215 г., Хабеас корпус акт (Habeas Corpus act) 1679 г., Билль о правах 1689 г. Законы о парламенте 1911 и 1949 гг., Вестминстерский статут 1931 г. и т.д. К этой же, писаной, части относятся и судебные решения, затрагивающие главным образом права и свободы граждан.
Другая часть конституции является неписаной, т.е. не зафиксированной в каких-либо юридических документах. По значению содержащихся в ней норм это — важнейшая часть конституции. Обычаи или так называемые «конституционные соглашения» представляют сложившиеся на практике обыкновения, не пользующиеся судебной защитой. В их числе можно назвать формирование правительства лидером политической партии, имеющей большинство мест в Палате общин. Формально должность премьер-министра устанавливается законом, но делается это косвенным путем. Сейчас Акт о министрах короны 1937 г., определяя размер жалованья министрам, указывает должность премьер-министра; его положение в отношении других членов правительства определяется обычаем. Обычаем или «конституционным соглашением» установлен институт парламентской ответственности министров. Осуществление королевских прерогатив регулируется также сложившимися обычаями.
Данная особенность британской конституции имеет определенные последствия. Поскольку конституция состоит из обычных парламентских актов, прецедентов, имеющих конституционное значение, и неписаных конституционных соглашений, то они, как правило, исключают особый порядок ее изменения. Другими словами, конституция относится к числу гибких. Форма этой конституции устраняет возможность учреждения органов конституционного надзора, так как невозможно сопоставлять издаваемые акты с писаными парламентскими нормами, не обладающими устойчивостью, свойственной писаным конституциям. Из характера конституции вытекает и то, что труды выдающихся юристов признаются за источник государственного права, поскольку они содержат необходимые обобщения, анализ как писаных, так и неписаных норм английской конституции.
Приведем выдержки из наиболее важных законодательных документов Великобритании.

Великая хартия вольностей 1215 г. [1]
Иоанн, божьей милостью король Англии, сеньор Ирландии, герцог Нормандии и Аквитании и граф Анжу, архиепископам, епископам, аббатам, графам, баронам, юстициариям [2], чинам лесного ведомства, шерифам [3], бейлифам [4], слугам и всем должностным лицам и верным своим привет!
Знайте, что мы по Божьему внушению и для спасения души нашей и всех предшественников и наследников наших, в честь Бога и для возвышения святой церкви и для улучшения королевства нашего, по совету достопочтенных отцов наших <следует перечисление имен наиболее видных церковных служителей>, и благородных мужей <следует перечисление имен ближайших советников короля из числа светской знати>, и других верных наших.
1. Во-первых, дали мы перед Богом свое согласие и настоящей Хартией нашей подтвердили за нас и за наследников наших на вечные времена, чтобы английская церковь была свободна и владела своими правами в целости и своими вольностями неприкосновенными, что явствует из того, что свободу выборов, которая признается важнейшей и более всего необходимой английской церкви, мы по чистой и доброй воле, еще до несогласия, возникшего между нами и баронами нашими, пожаловали и грамотой нашей подтвердили и получили подтверждение его от сеньора папы Иннокентия Третьего, которую и мы будем соблюдать и желаем, чтобы ее добросовестно на вечные времена соблюдали и наследники наши. Пожаловали мы также всем свободным людям королевства нашего за нас и за наследников наших на вечные времена все нижеописанные свободы, чтобы имели их и владели ими и их наследники от нас и от наследников наших.
9. Ни мы, ни наши чиновники не будем захватывать ни земли, ни дохода с нее за долг, пока движимости должника достаточно для уплаты долга; и поручители самого должника не будут принуждаемы к уплате его долга, пока сам главный должник будет в состоянии уплатить долг; не имея откуда заплатить, поручители отвечают за долг; и, если пожелают, могут получить земли и доходы должника и владеть ими до тех пор, пока не получат возмещение долга, который они перед этим за него уплатили, если только главный должник не докажет, что уже рассчитался с этими поручителями.
12. Ни щитовые деньги5, ни пособие ... не должны взиматься в королевстве нашем иначе, как по общему совету королевства нашего ... если это не для выкупа нашего из плена и не для возведения в рыцари первородного сына нашего, и не для выдачи первым браком замуж дочери нашей первородной; и для этого должно выдавать лишь умеренное пособие; подобным же образом надлежит поступать и относительно пособий с города Лондона.
13. И город Лондон должен иметь все древние вольности и свободные свои обычаи как на суше, так и на воде. Кроме того, мы желаем и соизволяем, чтобы все другие города и бурги, и местечки, и порты имели все вольности и свободные свои обычаи.
14. А для того чтобы иметь общий совет королевства при обложении пособием в других случаях, кроме тех вышеназванных, или для обложения щитовыми деньгами, мы повелим позвать архиепископов, епископов, аббатов, графов и старших баронов... нашими письмами за нашей печатью; и, кроме того, повелим позвать огулом через шерифов и бейлифов наших всех тех, которые держат от нас непосредственно... <повелим позвать мы всех их> к определенному дню, то есть по меньшей мере за сорок дней до срока и в определенное местом и во всех этих призывных письмах объясним причину приглашения; и когда будут таким образом разосланы приглашения, в назначенный день приступим к делу при участии и совете тех, которые окажутся налицо, хотя бы и не все приглашенные явились.
15. Мы не позволим впредь никому брать пособие со своих свободных людей, кроме как для выкупа его из плена и для возведения в рыцари его первородного сына и для выдачи замуж первым браком его первородной дочери; и для этого надлежит брать лишь умеренное пособие.
18. Расследования о новом захвате, о смерти предшественника и о последнем представлении на приход должны производиться только в своих графствах и таким образом: мы или, если мы будем находиться за пределами королевства, наш верховный юстициарий, будем посылать двух судей в каждое графство четыре раза в год, которые вместе с четырьмя рыцарями каждого графства, избранными графством, должны будут разбираться в графстве в определенный день и в определенном месте графства вышеназванные ассизы.
20. Свободный человек будет штрафоваться за малый проступок только сообразно роду проступка, причем должно оставаться неприкосновенным его основное имущество ... таким же образом будет штрафоваться и купец, и его товар останется неприкосновенным; и виллан таким же образом будет штрафоваться и у него останется неприкосновенным его инвентарь, если они подвергнуться штрафу с нашей стороны; и никакой из названных выше штрафов не будет наложен иначе, как на основании клятвенных показаний честных людей из соседей.
39. Ни один свободный человек не будет арестован или заключен в тюрьму, или лишен владенья, или каким-либо иным способом обездолен, и мы не пойдем на него и не пошлем на него иначе, как по законному приговору равных его пэров и по закону страны.
40. Никому не будем продавать права и справедливости, никому не будем отказывать в них или замедлять их.
41. Все купцы должны иметь право свободно и безопасно выезжать из Англии и въезжать в Англию, и пребывать, и ездить по Англии как на суше, так и по воде, чтобы покупать и продавать без всяких незаконных пошлин, уплачивая лишь старинные и справедливые, обычаем установленные пошлины, за исключением военного времени, и если они будут из земли, воюющей против нас; и если также окажутся на нашей земле в начале войны, они должны быть задержаны без ущерба для их тела и имущества, пока мы или верховный юстициарий, наш не узнаем, как обращаются с купцами нашей земли, находящимися в это время на земле, воюющей против нас; и если наши там в безопасности, то и эти должны быть в безопасности на нашей земле.
42. Каждому пусть впредь будет позволено выезжать из нашего королевства и возвращаться в полной безопасности по суше и по воде, лишь сохраняя верность нам; изъятие делается в интересах общей пользы королевства только для некоторого короткого времени в военное время; исключаются сидящие в заключении и поставленные согласно закону королевства вне закона, а также люди из земли, воюющей с нами, и купцы, с которыми надлежит поступать так, как сказано выше.
45. Мы будем назначать судей, констеблей, шерифов и бейлифов лишь из тех, которые знают закон королевства и имеют желание его добросовестно исполнять.
52. Если кто был лишен нами без законного приговора своих пэров, своих земель, своих замков, своих вольностей или своего права, мы немедленно же вернем ему их; и если об этом возникла тяжба, пусть будет решена она по приговору двадцати пяти баронов, о которых сделано упоминание ниже, где идет речь о гарантии мира...
61. После же того как мы для Бога и для улучшения королевства нашего и для более успешного умиротворения раздора, возникшего между нами и баранами нашими, все это вышеназванное пожаловали, желая, чтобы они пользовались этим прочно и нерушимо на вечные времена, создаем и жалуем им нижеописанную гарантию, а именно, чтобы бароны избрали двадцать пять баронов из королевства, кого пожелают, которые должны всеми силами блюсти и охранять и заставлять блюсти мир и свободы, какие мы им пожаловали и этой настоящей Хартией нашей подтвердили, таким именно образом, чтобы если мы или наш юстициарий, или бейлифы наши, или кто-либо из слуг наших в чем-либо против кого-либо погрешил или какую-либо из статей мира или гарантии нарушил, и нарушение это будет указано четырем баронам из вышеназванных двадцати пяти баронов, эти четыре барона явятся к нам или к юстициарию нашему, если мы будем находиться за пределами королевства, указывая нам нарушение, и потребуют, чтобы мы без замедления исправили его.
И если мы не исправим нарушения или, если мы будем за пределами королевства, юстициарий наш не исправит в течение сорока дней, считая с того времени, когда было указано это нарушение нам или юстициарию нашему, если мы находились за пределами королевства, то вышеназванные четыре барона докладывают это дело остальным из двадцати пяти баронов, и те двадцать пять баронов совместно с общиной всей земли будут принуждать и теснить нас всеми способами, какими только могут, то есть путем захвата замков, земель, владений и всеми другими способами, какими могут, пока не будет исправлено нарушение, согласно их решению; неприкосновенной остаются при этом наша личность и личность королевы нашей и детей наших; а когда исправление будет сделано, они опять будут повиноваться нам, как делали прежде. И кто в стране захочет, принесет клятву, что для исполнения всего вышеназванного будет повиноваться приказаниям вышеназванных двадцати пяти баронов и что будет теснить нас по мере сил своих вместе с ними, и мы открыто и свободно даем разрешение каждому давать присягу, кто пожелает дать ее, и никому никогда не воспрепятствуем дать присягу. Всех же в стране, которые сами добровольно не пожелают давать присягу двадцати пяти баронам относительно принуждения и теснения нас совместно с ними, мы заставим дать присягу нашим приказом, как сказано выше. И если кто-либо из двадцати пяти баронов умрет или удалится из страны, или каким-либо иным образом лишится возможности выполнить вышеназванное, остальные должны избрать ... другого на его место ...
63. Поэтому мы желаем и крепко наказываем, чтобы английская церковь была свободна и чтобы люди в королевстве нашем имели и держали все названные выше вольности, права, уступки и пожалования надлежаще и в мире, свободно и спокойно, в полноте и в целости для себя и для наследников своих от нас и от наследников наших во всем и везде на вечные времена, как сказано выше. Была принесена клятва как с нашей стороны, так и со стороны баронов, что все это вышеназванное добросовестно и без злого умысла будет соблюдаться. Свидетелями были вышеназванные и многие другие.
Дано рукой нашей на лугу, который называется Рэннимид, между Уиндзором и Стэнзом, в пятнадцатый день июня, в год царствования нашего семнадцатый.

Постановление палаты общин об объявлении себя верховной властью английского государства 4 января 1649 г.
Постановлено, что общины Англии, заседающие в парламенте,
1) объявляют, что народ, ходящий под Богом, является источником всякой законной власти;
2) и также объявляют, что общины Англии, заседающие в парламенте, будучи избраны и представляя народ, являются высшей властью в государстве;
3) и также объявляют, что то, что постановлено или объявлено, как закон, общинами, заседающими в парламенте, имеет силу закона и обязательно для народа, хотя бы король или пэры не дали на это своего согласия.

Приговор высшей судебной палаты над королем 27 января 1649 г.
Настоящий суд по разуму и по совести убедился, что он, упомянутый Карл Стюарт, виновен в поднятии войны против парламента и народа, а также в поддержании и в продолжении ее, в чем он и изобличается в упомянутом обвинении.
... Упомянутая война была начата, поддерживалась и продолжалась им ... он был и продолжает быть виновником, творцом и продолжателем указанной противоестественной, жестокой и кровавой войны и тем самым он виновен в государственной измене, убийствах, грабежах, пожарах, насилиях, опустошениях, во вреде и несчастьях нации, совершенных, предпринятых и причиненных в названную войну. За все эти измены и преступления настоящий суд решил, что он, упомянутый Карл Стюарт, как тиран, изменник, убийца и враг добрых людей этой нации должен быть предан смерти через отсечение головы от тела.

Акт об отмене королевского звания от 17 марта 1649 г.
Принимая во внимание, что, как это установлено и доказано опытом, королевское звание в этой стране и Ирландии и принадлежность полномочий его какому-либо одному лицу бесполезно, тягостно и опасно для свободы, общественной безопасности и публичного интереса народа ... постановляется и объявляется настоящим парламентом и его властью, что звание короля английской нации отныне не должно принадлежать или осуществляться каким-либо одним лицом и что никакое лицо не должно и не может иметь или обладать званием, титулом, саном, властью или полномочиями короля указанных выше королевств и владений, или какое-либо из них, или (званием, титулом, саном, властью или полномочиями) принца Уэльского, не взирая на какой-либо закон, статут, правило или обычай противоположного характера... Постановлено и объявлено общинами, заседающими в парламенте, что они определят срок существования настоящего парламента и объявят его распущенным, как только окажется возможным обеспечить безопасность народа, который вверил им власть, и как это представляется совершенно необходимым для сохранения и поддержания правительства, установленного в настоящее время в виде свободного государства.

Акт [6] об упразднении остатков феодализма и установлении акциза 1660 г.
...Да будет поэтому постановлено королем, нашим высоким государем, с согласия лордов и общин, заседающих в парламенте, и их властью, и настоящим постановлено, что палата феодальных сборов, а также всякого рода опеки ... платежи, взимаемые при передаче владения несовершеннолетнему наследнику по достижении им совершеннолетия ... права на получение сборов после смерти владельца с совершеннолетнего наследника ... и при выдаче указов о передаче наследникам имений ... сборы и пени в связи с заключением браков, существующие в силу какого-либо рыцарского держания от его величества короля или от кого-нибудь другого, и все виды пошлин, а равно все прочие подарки, взносы, сборы, проистекающие или возникающие вследствие или по поводу опек, платежей, взимаемых при передаче владения несовершеннолетним наследникам по достижении ими совершеннолетия, а также совершеннолетним наследникам и с указов о передаче владения наследникам настоящим упраздняются и уничтожаются с означенного выше 24 февраля 1645 года . . .
Все рыцарские держания от короля или от какого-либо другого лица и в силу рыцарской службы непосредственно от короля и в силу сокменского держания непосредственно от короля ... упраздняются и уничтожаются ...
Все держания каких-либо владений, поместий, земель, имений или недвижимостей, переходящих по наследству по «общему праву», держащихся или от короля, или от какого-либо другого лица или лиц, организаций или корпораций настоящим признаются перешедшими полностью в свободное и обычное держание с означенного выше 24 февраля 1645 года ...
Акт [7] о лучшем обеспечении свободы подданного и о предупреждении заточений за морями (Habeas corpus) 26 мая 1679 г.
II. ... Для более быстрого освобождения всех лиц, заключенных за какие-либо уголовные или считаемые уголовными деяния ... утверждается нижеследующее:
Если какое-либо лицо или лица представят приказ Habeas corpus, обращенный к какому-либо шерифу ... тюремщику ... или другому какому-либо лицу и касающийся какого-либо лица под ... их охраной ... то означенные чиновники ... в течение трех дней по предъявлении означенного приказа ... должны (исключая те случаи, когда вышеупомянутый арест произведен за государственную измену или тяжкое уголовное преступление ...) выполнить такой приказ и доставить ... или к судьям ... или к такому лицу или лицам, перед которыми означенный приказ должен быть выполнен ... и одновременно удостоверить истинные причины задержания или заключения ... Когда место заключения означенного лица находится на расстоянии, большем чем двадцать миль от места ... где суд ... или упомянутое лицо пребывают ... но не свыше ста миль, то приказ выполняется в течение десяти дней, а если расстояние больше ста миль, то в течение двадцати дней после вышеупомянутого вручения и не позднее.
V. ... Если какое-либо должностное лицо или лица пренебрегут вышеозначенным приказом или откажутся его выполнить или доставить личность ... заключенного ... или же в течение 6 часов после требования о том не выдадут заявившему требование точной копии предписания ... об аресте и задержании такого-то заключенного, которую ... они настоящим обязываются выдать по требованию, то в таком случае ... лицо, род охраной которого находится заключенный, подлежит после первого ... проступка штрафу в пользу заключенного или потерпевшего лица в сумме ста фунтов, а после второго проступка штрафу в сумме двухсот фунтов, причем будет признано... неспособным занимать свою ... должность ...
VI. ... Никакое лицо или лица, освобожденные ... по какому-либо Habeas corpus, не могут быть когда-либо впредь заключены или арестованы за то же преступление каким бы то ни было лицом иначе как по законному предписанию или по приказу ... суда ... Если другое лицо или лица заведомо вопреки настоящему акту вновь арестуют или побудят ... вновь арестовать за то же преступление или по подозрению в его совершении всякое лицо или лиц, освобожденных или выпущенных, как выше сказано, то ... они обязаны заплатить заключенному или потерпевшему лицу штраф в сумме пятисот фунтов ...
X. ... Дозволено всякому заключенному ... подавать заявление и получать свой ... Habeas corpus ... из судов ... и если ... лорд-канцлер ... или судьи ... откажут, хотя бы в вакационное время, в каком-либо приказе Habeas corpus, который должен быть выдан, согласно настоящему акту, то они будут каждый в отдельности подлежать штрафу в сумме 500 фунтов в пользу потерпевшего лица...
XII. ... Ни один подданный английского королевства ... не может быть сослан в заточение в Шотландию, Ирландию, Джерсей, Гернсей, Танжер или области ... гарнизоны, острова или крепости за морями ... Если какой-либо из названных подданных в настоящее время заточен или впредь будет заточен, то всякое такое лицо или лица, таким образом заключенные, могут учинять иск или иски о противозаконном заточении...
XIV. ... Если какое-нибудь лицо или лица, законно осужденные за какое-либо, тяжкое уголовное преступление, будут в открытом заседании суда просить о ссылке их за моря и суд сочтет нужным оставить его или их в тюрьме для этой цели, то такое лицо или лица могут быть сосланы в какие-либо страны за морями ...
XXI. ... Если какое-либо лицо указывается подвергнутым аресту ... по обвинению в соучастии ... в тяжком уголовном преступлении ... или по подозрению в совершении ... тяжкого уголовного преступления ... то такие лица не должны быть перемещаемы или отдаваемы на поруки силой настоящего акта.
Билль о правах [8] 1689 г.
... И посему названные духовные и светские лорды и общины ... заявляют для восстановления и удостоверения своих древних прав и вольностей нижеследующее.
1. Что притязания на власть приостанавливать законы или исполнение законов королевским повелением без согласия парламента незаконны.
2. Что притязания на власть изъятия от законов или исполнения законов королевским поведением так, как эта власть присваивалась и применялась в недавнее время, незаконны.
3. Что учреждение суда комиссаров по церковным делам и всякие другие ... суды подобного поля незаконны
4. Что взимание сборов в пользу и распоряжение короны ... без согласия парламента ... или иным порядком, чем установлено парламентом, незаконно.
5. Что обращение с ходатайством к королю есть право подданных и всякое задержание и преследование за такие ходатайства незаконно.
6. Что набор или содержание постоянного войска в пределах королевства в мирное время, иначе как с согласия парламента, противно закону.
7. Что поданные протестантского исповедания могут носить оружие, соответствующее их положению, и так, как дозволено законом.
8. Что выборы членов парламента должны быть свободны.
9. Что свобода слова, прений, всего того, что происходит в парламенте не может подать повода к преследованию или быть предметом рассмотрения в каком-либо суде или месте, кроме парламента.
10. Что не допускается требование (от лиц, задерживаемых по уголовным делам) чрезмерных залогов, ни наложение чрезмерных штрафов или жестоких и необычайных наказаний.
11. Что присяжные должны быть вносимы в списки и призываемы к очереди надлежащим порядком и присяжные, решающие судьбу человека в делах об измене, должны быть свободными землевладельцами.
12. Что всякие пожалования и обещания из сумм, ожидаемых от штрафов и конфискаций до осуждения, незаконны и недействительны.
13. И что для пресечения всяких злоупотреблений и для улучшения, укрепления и охранения законов парламент должен быть созываем достаточно часто.
Все вышеприведенные документы цитировались по источнику 3, с. 30 и 48 — 53.
Трудно понять, в чем должно заключаться либеральное правление, если не показать, чем оно не должно быть. Так вот, государственным мужам не следует руководствоваться рекомендациями, собранными в «Левиафане», если они не хотят прослыть ретроградами и врагами свободы. Возьмем для ознакомления несколько фрагментов из второй части главного сочинения Гоббса.
Цель государства — главным образом обеспечение безопасности. Конечной причиной, целью или намерением людей (которые от природы любят свободу и господство над другими) при наложении на себя уз (которыми они связаны, как мы видим, живя в государстве) является забота о самосохранении и при этом о более благоприятной жизни. Иными словами, при установлении государства люди руководствуются стремлением избавиться от бедственного состояния войны, являющегося (как было показано в главе XIII) необходимым следствием естественных страстей людей там, где нет видимой власти, держащей их в страхе и под угрозой наказания, принуждающей их к выполнению соглашений и соблюдению естественных законов, изложенных в XIV и XV главах.
Каковая не гарантируется естественным законом. В самом деле, естественные законы (как справедливость, беспристрастие, скромность, милосердие и (в общем) поведение по отношению к другим так, как мы желали бы, чтобы поступали по отношению к нам) сами по себе, без страха перед какой-нибудь силой, заставляющей их соблюдать, противоречат естественным страстям, влекущим нас к пристрастию, гордости, мести и т.п. А соглашения без меча лишь слова, которые не в силах гарантировать человеку безопасность. Вот почему, несмотря на наличие естественных законов (которым каждый человек следует, когда он желает им следовать, когда он может делать это без всякой опасности для себя), каждый будет и может вполне законно применять свою физическую силу и ловкость, чтобы обезопасить себя от всех других людей, если нет установленной власти или власти достаточно сильной, чтобы обеспечить нам безопасность. И везде, где люди жили маленькими семьями, они грабили друг друга; это считалось настолько совместимым с естественным законом, что, чем больше человек мог награбить, тем больше это доставляло ему чести. В этих делах люди не соблюдали никаких других законов, кроме законов чести, а именно они воздерживались от жестокости, оставляя людям их жизнь и сельскохозяйственные орудия. Как прежде маленькие семьи, так теперь города и королевства, являющиеся большими родами для собственной безопасности, расширяют свои владения под всяческими предлогами: опасности, боязни завоеваний или помощи, которая может быть оказана завоевателю. При этом они изо всех сил стараются подчинить и ослабить своих соседей грубой силой и тайными махинациями, и, поскольку нет других гарантий безопасности, они поступают вполне справедливо, и в веках их деяния вспоминают со славой.
А также соединением небольшого количества людей или семейств. Гарантией безопасности не может служить также объединение небольшого числа людей, ибо малейшее прибавление к той или иной стороне доставляет ей такое большое преимущество в физической силе, которое вполне обеспечивает ей победу и потому поощряет к завоеванию. То количество сил, которому мы можем доверять нашу безопасность, определяется не каким-то числом, а отношением этих сил к силам врага; в таком случае для нашей безопасности достаточно, когда избыток сил на стороне врага не настолько велик, чтобы он мог решить исход войны и побудить врага к нападению.
Ни множеством людей, из которых каждый руководствуется собственным суждением. Пусть имеется какое угодно множество людей, однако, если каждый будет руководствоваться в своих действиях лишь частными суждениями и стремлениями, они не могут ожидать защиты и покровительства ни от общего врага, ни от несправедливостей, причиненных друг другу. Ибо, будучи несогласными во мнениях относительно лучшего использования и применения своих сил, они не помогают, а мешают друг другу и взаимным противодействием сводят свои силы к нулю, вследствие чего они не только легко покоряются немногочисленным, но более сплоченным врагом, но и при отсутствии общего врага ведут друг с другом войну за свои частные интересы. В самом деле, если бы мы могли предположить, что большая масса людей согласна соблюдать справедливость и другие естественные законы при отсутствии общей власти, держащей их в страхе, то мы с таким же основанием могли бы предположить то же самое и относительно всего человеческого рода, и тогда не существовало бы, да и не было бы никакой необходимости в гражданском правлении или государстве, ибо тогда существовал бы мир без подчинения (15, 192 — 194).

Что означает акт установления государства. Мы говорим, что государство установлено, когда множество людей договаривается и заключает соглашение каждый с каждым о том, что в целях водворения мира среди них и защиты от других каждый из них будет признавать как свои собственные все действия и суждения того человека или собрания людей, которому большинство дает право представлять лицо всех (т.е. быть их представителем) независимо от того, голосовал ли он за или против них.
Последствия подобного установления. Из этого установления государства производятся все права и способности того или тех, на кого соглашением собравшегося народа перенесена верховная власть.
1. Подданные не могут изменять форму правления. Во-первых, так как народ заключает соглашение, то следует разуметь, что он не обязался каким-либо предыдущим соглашением к чему-нибудь противоречащему данному соглашению. Следовательно, те, кто уже установил государство и таким образом обязался соглашением признавать как свои действия и суждения одного, неправомерны без его разрешения заключать между собой новое соглашение, в силу которого они были бы обязаны подчиняться в чем-либо другому человеку. Поэтому подданные монарха не могут без его разрешения свергнуть монархию и вернуться к хаосу разобщенной толпы или перевести свои полномочия с того, кто является их представителем, на другого человека или другое собрание людей, ибо они обязались каждый перед каждым признавать именно его действия своими и считать себя ответственными за все, что их суверен будет или сочтет уместным делать, и, таким образом, если бы хоть один человек не дал своего согласия, все остальные нарушили бы свои обязательства по отношению к нему, что несправедливо, а так как, кроме того, каждый из них отдал верховную власть носителю их лица, то, свергая его, они отнимают у него то, что ему принадлежит по праву, что опять-таки является несправедливостью. Кроме того, если тот, кто покушается на власть своего суверена, был бы им убит или наказан за эту попытку, то наказуемый был бы сам виновником своего наказания согласно обязательству, взятому на себя при установлении государства: признавать как исходящее от него самого все то, что его суверен будет делать. А так как для всякого человека является несправедливостью делать что-нибудь, за что он, по собственному признанию, заслуживает наказания, то покушение на права суверена уже и на этом основании является несправедливостью. А если некоторые люди ссылались в оправдание неповиновения своим суверенам на новое соглашение, заключенное не с людьми, а с Богом, то и это неправильно, ибо соглашение с Богом может быть заключено лишь при посредстве лица, представляющего личность Бога, каковым может быть лишь наместник Бога, обладающий верховной властью под владычеством Бога. Однако эта претензия на соглашение с Богом — столь очевидная ложь даже перед собственной совестью этих людей, что она не только является низким и несправедливым поступком, но и свидетельствует о немужественном характере (1, с. 198 — 199).
«Левиафан» — объемистое сочинение. Чтобы сосредоточиться на главном и наглядно показать антидемократизм и антилиберализм Гоббса, мы приведем наиболее яркие места из его труда. Удивительно, что Гоббс, дав миру, как принято считать, принципы государственного законодательства, сам думал не о добровольном повиновении (о чем, например, говорили Платон и Цицерон, которые надеялись, что многие законы должны убеждать человека поступать справедливо), а о страхе наказания.
Мнение, будто какой-либо монарх получает свою власть на основе соглашения, т.е. на известных условиях, вытекает из непонимания той простой истины, что соглашения являются лишь словами и сотрясением воздуха и обладают силой обязать, сдерживать, ограничить и защитить человека лишь постольку, поскольку им приходит на помощь меч государства (1, с. 200).
Никто не имеет свободы оказывать сопротивление мечу государства в целях защиты другого человека, виновного или невиновного, ибо такая свобода лишает суверена возможности защищать нас и разрушает поэтому саму сущность правления (1, с. 240).
...Подобно тому как люди для достижения мира и обусловленного им самосохранения создали искусственного человека, называемого нами государством, точно так же они сделали искусственные цепи, называемые гражданскими законами (1, с. 233 — 234).
Страх и свобода совместимы (1, с. 232).
Свобода одинакова как в монархическом, так и в демократическом государстве (1, с. 237).
Государство, основанное на приобретении, есть такое государство, в котором верховная власть приобретена силой. А верховная власть приобретена силой, когда люди — каждый в отдельности или все вместе — большинством голосов из боязни смерти или неволи принимают на свою ответственность все действия того человека или собрания, во власти которого находится их жизнь и свобода.... Эта форма господства, или верховной власти, отличается от верховной власти, основанной на установлении, лишь тем, что люди, которые выбирают своего суверена, делают это из боязни друг друга, а не из страха перед тем, кого они облекают верховной властью; в данном же случае они отдают себя в подданство тому, кого они боятся. В обоих случаях побудительным мотивом является страх, что следует заметить тем, кто считает недействительными всякие договоры, заключенные из страха смерти или насилия. Если бы это мнение было верно, то никто ни в каком государстве не был бы обязан к повиновению (1, с. 221 — 222).
Гоббс полностью освобождает от ответственности своего суверена (далее мы опускаем номера страниц, а отдельные небольшие фрагменты помещаем в кавычках).
«Суверен государства, будь то один человек или собрание, не подчинен гражданским законам...»; «...подданные не имеют права порицать или оспаривать повеление тех, кто обладает правом повелевать...»; «...все, что бы верховный представитель ни сделал по отношению к подданному и под каким бы то ни было предлогом, не может считаться несправедливостью или беззаконием в собственном смысле, так как каждый подданный является виновником каждого акта, совершаемого сувереном...»; «...подданные монарха не могут без его разрешения свергнуть монархию...»; «...ни один человек, облеченный верховной властью, не может быть по праву казнен или как-нибудь иначе наказан кем-либо из своих подданных...»; «...слуга получает свою жизнь от хозяина в силу договора о повиновении, т.е. договора, обязывающего слугу признать себя ответственным и считать себя доверителем всего, что господин сделает. А если в случае неповиновения господин убивает его, или надевает на него оковы, или каким-нибудь иным способом наказывает его, то слуга сам уполномочил господина на это и не может обвинить его в несправедливости...»; «...если большинство согласным голосованием объявило кого-нибудь сувереном, то несогласный с этим постановлением должен по выяснении указанного результата или согласиться с остальными, т.е. признавать все действия, которые будут совершены сувереном, или он по праву может быть истреблен остальными...»; «...независимо от того, вступил ли он в соглашение со всеми или нет, был он спрошен о своем согласии или нет, он должен или подчиниться их постановлениям, иди быть остановлен в прежнем состоянии войны, при котором любой человек, не нарушая справедливости, может убить его...»; «...всякий, кто жалуется на несправедливость со стороны суверена, жалуется на то, виновником чего он сам является...»; «...при различиях, имеющихся между отдельными людьми, только приказания государства могут установить, что есть беспристрастие, справедливость и добродетель, и сделать все эти правила поведения обязательными, и только государство может установить наказание за их нарушение...»; «...в компетенцию верховной власти входит быть судьей в отношении того, какие мнения и учения препятствуют и какие содействуют водворению мира, и, следовательно, в каких случаях, в каких рамках и каким людям может быть предоставлено право обращаться к народной массе и кто должен исследовать доктрины всех книг, прежде чем они будут опубликованы...»; «...к верховной власти относится вся власть предписывать правила, указывающие каждому человеку, какими благами он может пользоваться и какие действия он может предпринять...»; «...составной частью верховной власти является право юрисдикции, т.е. право рассмотрения и решения всех споров, могущих возникнуть относительно закона, как гражданского, так и естественного, или относительно того или иного факта...»; «...Суверен, таким образом, имеет право предпринять все, что он считает необходимым в целях сохранения мира и безопасности...».
Таковы представления Гоббса о праве и государстве. Теперь снова обратимся к «Истории философии» Фейербаха, чтобы посмотреть, как он прокомментирует изложенную здесь правовую позицию нашего философа.
Гоббсова философия или, правильнее, эмпирия не знает ничего о духе и душе. Она, ограничивая область мышления материальным, делает объектом философии единственно тело, только его считает мыслимым, только ему приписывает действительность и субстанциальное бытие, поэтому в ней не может быть речи о психологии, т.е. учении о душе, но лишь об эмпирической антропологии. Поэтому и в ее морали человек может быть объектом только как чувственный, единичный, эмпирический индивид (2, с. 149).
Так как человек является объектом и основой гоббсовой эмпирии лишь как чувственный, единичный индивид и фиксируется в этой чувственной единичности как самостоятельный и реальный, то государство неизбежно должно быть в ней не первоначальным и существующим само по себе, но чем-то вызванным и созданным или насилием и подчинением, или свободным соглашением и договорами самих индивидов; потому государство предполагает состояние неограниченной самостоятельности и свободы отдельных индивидов как так называемое естественное состояние. Отсюда государство как соединение существующих в этой чувственной единичности и индивидуальности, самостоятельных и реальных, не только равнодушных ко всякому соединению и друг к другу, но и враждебных индивидов может быть лишь насильственным состоянием, единством, но не организма, подчиняющего граждан, а подавляющей, т.е. слепой, грубой, механической власти. Хотя индивиды в государстве получают звание и определение граждан, теряя по отношению к тиранически подавляющему государству все права, хотя граждане по отношению к согражданам сохраняют вместо права на все, которое имел каждый в естественном состоянии, лишь ограниченное право на нечто, однако в государстве они остаются вне государства, в соединении — вне соединения, остаются в так называемом естественном состоянии, т.е. отдельными самостоятельными индивидами. Ибо сами по себе, по своей природе граждане равнодушны ко всякому государственному соединению и единству, они ценят его, лишь поскольку могут достичь в государстве приятной жизни — той цели, которая недостижима во всеобщей войне, имеющей место в естественном состоянии. С необходимостью поэтому эта масса, эта разрозненная толпа равнодушных друг к другу индивидов должна сдерживаться лишь неограниченной деспотией, и потому единство, государство получает бытие лишь в абсолютной верховной власти, так что, представляет ли она господство многих или одного деспота, она является самим народом, государством. Конечно, status civilis [гражданское состояние] есть состояние, отличное от status naturalis [естественного состояния], даже насильственное отрицание его, так как оно устраняет, предполагаемую в морали и в status naturalis реальность отдельных индивидов, лишает их в отношении к государству всех прав, свободы и самостоятельности; но в то же время государство остается всегда в естественном состоянии, хотя именно деспотия составляет государство, а следовательно, и различие status civilis от status naturalis. Ибо деспот имеет право на все, что в естественном состоянии имел каждый, почему оно и было естественным состоянием; поэтому status civilis отличается от status naturalis лишь тем, что в первом сосредоточено у одного или нескольких лиц то, что во втором имели все. Абсолютная неограниченность верховной власти уравнивает ее с той естественной свободой, которую имеет каждый в естественном состоянии; она как неограниченная и неопределенная остается ненравственной, недуховной, неорганической, уничтожающей понятие государства, грубой естественной силой.
Это противоречие, вытекающее из самой основы Гоббсова учения о государственном праве, возникает особенно от того, что Гоббс под правом разумеет только естественную свободу, отделяет понятие права от понятия государства и переносит его из государства в воображаемое естественное состояние. Государство же имеет лишь значение устранения или ограничения неограниченной естественной свободы или естественного права. Правда, верховная власть заключает в себе еще всю чрезмерную полноту неограниченного естественного права, но именно ввиду этой концентрации власти в одних руках право народа остается под властью государства жалким и скудным остатком того первоначально неограниченного права, которое ныне ограничено государством; так что государство, хотя, с одной стороны, оно кажется противоположным естественному состоянию, с другой — не отличается от него качественно, не приводит людей к точке зрения, по понятию и по содержанию, качественно и специфически отличной от естественного состояния, т.е. не возводит их на нравственную и духовную ступень, а является лишь ограниченным естественным состоянием.
Это видно также из того, что Гоббс считает целью государства. Цель его есть мир и основанное на нем благо народа, т.е. граждан или, скорее, толпы. Но благо есть самосохранение и физически приятное наслаждение жизнью. Жизнь в государстве есть жизнь, в которой равнодушные друг к другу индивиды, ограниченные и сдерживаемые законами государства, живут мирно рядом и вне друг друга, ведут приятную и выгодную жизнь; жизнь в естественном состоянии, в котором индивиды не ограничены и враждебны друг к другу и поэтому находятся в состоянии всеобщей войны, есть неприятная, вредная жизнь. Конечно, приятная жизнь отличается от неприятной, но обе они имеют общее понятие, сферу чувственной субъективности человека как отдельного естественного индивида; в приятной жизни я пребываю еще в status naturalis так же, как в неприятной. Поэтому государство, имея целью физическое благосостояние личности, [благо] dissolutae multitudinis [разрозненного множества], представляет лишь ограничение естественного состояния, т.е. оно лишь сдерживает и ограничивает индивидов, так что они остаются без всякого духовного и нравственного определения и качества, вне друг друга, только в отношении к себе самим и своей чувственной самости, такими же грубыми животными, какими они были в status naturalis, только теперь они выражают свою грубость уже не в форме войны, которая уничтожает мир, самосохранение и приятную жизнь.
Конечно, вместе с государством и в нем самом возникает различие между общей волей и разумом и единичной волей и разумом, и таким образом устраняется господствующая в естественном состоянии и в морали неопределенность и относительность того, что такое благо и зло; но эта общая воля и этот общий разум становятся всеобщими лишь через власть, утверждающую себя как единственная, исключительная и подавляющая боля одной верховной власти, которая ввиду своего неограниченного права находится в status naturalis. Она всеобщая воля лишь потому, что имеет власть повелевать, но не по своему содержанию, которое ко всему безразлично, и, следовательно, не отличается от произвола властителя. То, что повелевает верховная власть, — безразлично, всеобще ли оно по своей природе или содержанию, т.е. истинно и законно или нет, — есть право, а то, что она запрещает, незаконно, и, таким образом, принцип произвола, лежащий в основе естественного состояния, является также верховным принципом государства (2, с. 149 — 154).

От природы все люди равны и имеют право на все. Поэтому, пока люди живут вне государства, находятся в естественном состоянии, вследствие их страстей, их равенства и права на все необходимое имеет место война всех против всех, состояние, в котором все позволено, нет ничего правого или неправого. Но такое право никак не полезно людям, ибо оно имеет почти такое же действие, как если бы не было вовсе никакого права. Поэтому взаимный страх людей друг перед другом, вызываемый таким состоянием, и убеждение в крайнем вреде войны всех против всех и в невозможности достижения общей цели — сохранения жизни побуждают людей выйти из такого состояния и искать мира. Поэтому люди отказываются от своего права на все, связывают себя договорами, которые диктуются естественным и нравственным законом, сохранять и осуществлять мир, который также предписывается разумом и естественным или нравственным законом для действий сообща. Но для этой цели, а именно для безопасности, сохранение которой требуют предписанные природой или разумом законы, обусловливающие мир, недостаточно простого соглашения или общества без общей власти, которой подчиняются отдельные люди из страха наказания. Для этой цели требуется формальное единение (unio), которое связано с полным подчинением воли отдельных лиц единой воле. Поэтому единственное средство к установлению и сохранению мира состоит в том, чтобы каждый всю свою силу и власть перенес на одного человека или единое собрание людей и таким путем все воли свелись бы к единственной, т.е. чтобы один человек (или собрание) перенял на себя личность каждого отдельного человека и каждый признал себя ответственным за все действия, выполняемые этим лицом, и подчинял бы свою волю его воле и суждению. Таким образом, все соединяются в одну личность, и это соединение происходит путем договора, который каждый заключает с каждым, как будто каждый говорит каждому: я переношу на этого человека (или это собрание) мою власть и мое право управлять самим собой при условии, что и ты перенесешь свою власть и свое право на то же лицо. Таким путем толпа превращается в одну личность и возникает государство, тот великий Левиафан, или смертный бог, которому мы обязаны всяким миром и всякой защитой под властью бессмертного бога.
Ни один гражданин, ни все вместе, за исключением того, чья воля означает всеобщую волю, не могут считаться государством. Государство лишь одна личность, воля которой, согласно договорам многих, имеет силу всеобщей воли, чтобы она использовала силы и способности отдельных лиц для общей защиты и мира.
Собрание или человек, чьей воле отдельные люди подчинили свою волю, имеет абсолютно неограниченную, безраздельную власть в государстве. Ибо он имеет в своих руках меч правосудия, он законодатель, он назначает магистраты и государственных служащих, определяет, что справедливо или несправедливо, что есть зло или добро, и запрещает вредные для мира учения и мнения. Все, что он делает, должно оставаться безнаказанным. Он не связан законами государства, так как они его повеления. Граждане не имеют ничего собственного, на что он не имел бы права, ибо его воля определяет волю отдельных лиц, и лишь государство есть источник собственности. Те, кто имеет верховную власть в государстве, не могут причинить гражданам несправедливости, ибо она состоит лишь в нарушении договоров, а верховная власть не связана никакими договорами. Ибо если, например, монархия выводится из власти народа, который переносит свое право, т.е. верховную власть на одного человека, то в этот момент, когда монарх получил от народа свою власть, народ перестает быть народом, т.е. личностью, когда же исчезает личность, исчезают и обязательства по отношению к ней.
Поэтому государство олицетворяется в короле или вообще в верховной власти. Но чтобы получить понятие о государстве, весьма существенно различать народ и толпу. Народ один, имеет единую волю, ему можно приписать единое действие, но этого нельзя сказать о толпе. Народ управляет в каждом государстве, народ господствует даже в монархиях посредством воли одного человека, так как сам хочет этого; толпа же состоит из граждан, подданных. В демократии и аристократии курия есть народ, а толпа — граждане. А в монархии подданные — толпа, король же народ. Поэтому совершенно неправильно говорят, что государство взбунтовалось против короля, ибо это невозможно, только толпа может взбунтоваться против народа.
Впрочем, так как государство основано не ради себя самого, но ради граждан, ибо люди добровольно вступили в государство, чтобы жить возможно приятнее, то единственный и высший долг правителей есть забота о благе народа (2, с. 154 — 156).

Государственное право Гоббса, как вся его эмпирия, распадается на сплошные противоположности и противоречия. Даже глубокие и верные сами по себе мысли, бесспорно встречающиеся у него, вследствие того как они сформулированы и выражены, приводят к взаимно уничтожающим противоречиям. Например, верными и глубокими мыслями, без сомнения, можно считать то, что государство не только общество, но и единство, что нравственность только в государстве (конечно, государство разумеется в себе, в своей сущности) действительна, только в нем имеет всеобщее, объективное, определенное существование или что только с государством возникает общая мера того, что справедливо и несправедливо, добро и зло, и таким путем устанавливается различие между всеобщей и единичной волей и, наконец, связанная с этим мысль, что разум существует лишь в государстве и человек вне государства находится в животном состоянии <Отношение между естественным и гражданским состоянием, т.е. свободой и подчинением, то же самое, что и между влечением и разумом, животностью и человечностью>. Но мысль о единстве снова опорочивается определением его, так как это не единство различающего, удостоверяющего, упорядочивающего, т.е. организующего в едином разуме, но единство надменности, которое лишь потому единство, что одно становится на место соединяемого, единство исключительной и потому утверждающей свою всеобщность единичности или произвола. Поэтому cives [граждане] остаются простой толпой относительно этого unio [единения], multitude dissoluta [разрозненным множеством]. Этим определением единства и государства уничтожается также вторая мысль; ибо принцип справедливого и несправедливого, доброго и злого, всеобщий разум или всеобщая воля есть только формальная воля, т.е. хотя и переданная, на деле же в высшей степени высокомерная и грубая власть, произвол, утверждающий себя как единство и всеобщность, будет ли она corpus [союзом] многих, курией или только одним лицом. Граждане, воля и разум которых не содержатся в воле и разуме повелителя, но скорее поглощены ими, коих права утоплены в безднах права верховной власти, под конец, правда, снова выступают как цель государства на солнечный свет бытия, ибо благо граждан есть цель государства; но именно потому, что государство, которое должно быть существованием разума и объективной морали, снова сводится к простому средству, имеющему целью лишь физическое благо отдельных лиц, уничтожаются не только обе первые, но и третья мысль. Ибо цель государства, коего начало положено отрицанием естественного состояния именно потому, что физическое благосостояние толпы, т.е. эмпирическое приятное существование людей как отдельных чувственных индивидов, считается этой целью, в существенном все-таки является естественным состоянием, хотя теперь уже приятным, свободным от тягостей и опасностей всеобщей войны. Таким образом, по существу устраняется различие между государством и естественный состоянием (2, с. 158 — 160).

Примечания

1. Усилившееся в период царствования Генриха II Плантагенета (1133 — 1189) и Ричарда Львиное Сердце (1189 — 1199) Английское государство находилось в состоянии длительной войны, ведшейся между Англией и Францией. В царствование короля Иоанна Бeзземeльнoго (1199 — 1216), вступившего на престол после смерти короля Ричарда, сложилась обстановка безграничного произвола со стороны королевской власти. Неуравновешенный, деспотический и в то же время авантюрный характер короля Иоанна во многом обусловил конфликт между королем и баронами. Незаконно взимая щитовые деньги, он восстановил против себя не только дворянство, но и духовенство. Столкновение короля Иоанна с папой Римским привело к тому, что Иоанн был отлучен от церкви, на Англию был наложен интердикт (запрещение религиозных обрядов венчания, отпевания умерших и т.п.). Неудачная внешняя политика привела к утрате Английским королевством всех тех завоеваний, которые были совершены предшественниками Иоанна, т.е. к потере владений английской короны на континенте.
Вооруженное ополчение баронов совместно с рыцарским ополчением и при поддержке горожан Лондона предъявило королю текст документа, именуемого Великая хартия вольностей 15 июня 1215 г. Хартия содержала подтверждение старинных вольностей баронов в отношении короля, а также новые установления, которые существенно ограничивали королевскую власть. Особое место занимает знаменитая статья 39 о принципе законного ареста свободных лиц, в которой заложен краеугольный камень неписаной английской конституции. Поясним некоторые термины:
2. Юстициарии — королевские чиновники, выполнявшие судебные функции;
3. Шериф — должностное лицо, выполнявшее административные и судебные функции в графстве Дважды в год он созывал собрание графства, председательствуя на нем Шериф предводительствовал военными силами графства и вносил доходы в Палату Шахматной доски;
4. Бейлиф — помощник шерифа в пределах сотни, на которые делились графства;
5. Щитовые сбор — денежные взносы, сумма которых составляла общую стоимость вооружения ополченцев, поставляемых королевскими вассалами своему сеньору во время войн.
6. Указанный нормативный акт, изданный в год реставрации Стюартов, закрепил основные изменения, произошедшие в аграрных отношениях за время революции; он по существу подтвердил закон от 24 февраля 1645 г. об отмене рыцарских держаний.
7. Habeas Corpus act 1679 г. имел целью ограничение произвола королевской власти. Акт содержит некоторые юридические гарантии неприкосновенности личности.
Термин Habeas Corpus появился в Англии в связи с начальными словами приказа судьи о приводе лица, лишенного свободы, в суд: «Habeas Corpus ad subjiciendum» («Ты обязан доставить личность в суд»). До 1679 г. выдача таких приказов зависела от исключительного усмотрения судей. Только Акт о наилучшем обеспечении свободы подданных регламентировал правила процедуры Habeas Corpus, закрепив определенные гарантии для заинтересованных лиц и санкции по отношению к судьям, тюремным и полицейским чиновникам за нарушение этих правил.
8. Билль о правах 1689 г. и Акт об устроении 1701 г. также имели целью ограничение королевской власти. Они закрепили основы английской конституционной монархии и послужили юридической базой для формирования ее принципов — разделения властей, верховенства парламента в законодательной области и несколько позже ответственного правительства.

Источники

1. Томас Гоббс. Сочинения в 2-х томах. Т. 2. — М.: Мысль, 1965, с. 192 – 304.
2. Фейербах. История философии. Собр. соч. в 3-х томах. Т. 1. — М.: Мысль, 1974. — 544 с.
3. Сборник документов по всеобщей истории государства и права / Составитель К.Е. Ливанцев. — Л.: Издательство Ленинградского ун-та, 1977. — 140 с.