Правда о Фрейде и психоанализе

Акимов О.Е.

29. Фрейд как соблазнитель женщин

Только что вы, дорогой читатель, узнали об отношении Фрейда к женщине вообще. Такое освещение вопроса, конечно, необходимо, но оно страдает излишней абстрактностью. Иногда, чтобы глубже раскрыть тему, нужно привести хотя бы один яркий конкретный пример из жизни. Сейчас я расскажу занятную историю, как отец-основатель психоанализа соблазнил жену своего будущего биографа Эрнеста Джонса (ее звали Лоу Канн), но начну все же издалека.

Эпистемология тесным образом увязана с психикой человека, поскольку процессы освоения действительности невозможно разделить на бытовые, производственные или научные. Как привык вести себя человек в семье и обществе, так и он будет действовать в научных учреждениях со своими коллегами. Если он по натуре игрок и обманщик, эти его психологические качества проявятся и в научной деятельности. Побеждает тот, кто окажется хитрее и изворотливее. Карьеризм, угодничество и лицемерие каких-нибудь политических деятелей ничем принципиальным не отличается от карьеризма, угодничества и лицемерия человека науки. Ленин и Сталин некогда вели за собой многомиллионные толпы фанатиков, о них складывали легенды, им верили и их любили. Однако созданная ими политическая система рухнула; теперь всем открылась их жалкая, мелочная и шизотимическая натура.

До полного разрушения созданной ими системы людям, находящимся внутри этой системы, трудно было постичь правду. Аналогичный механизм близорукости действует и в отношении науки: до тех пор, пока доктрина Фрейда держится в обществе, немногие понимают, что представляет собой психоанализ и кем в действительности является его автор. Правда, многие знают, что честные, умные и трудолюбивые люди вряд ли сыщут всенародную любовь: ее стяжателями, как правило, были и остаются люди ловкие. Но человеку с улицы, совершенно невозможно доказать, что некоторые научные деятели, приобретшие ореол божественной мудрости, были порядочными мерзавцами. Вот и Фрейд всю жизнь занимался очковтирательством, нанося колоссальный вред делу познания человеческой души. Он сам и окружающие его люди подняли вокруг психоанализа густое облако пыли, в котором все потерялись. Это облако, возможно, будет висеть над миром еще не одно столетие пока, наконец, в обществе не произойдет какой-нибудь очередной культурно-исторический катаклизм и невежественная толпа не пойдет за очередным мошенником.

Шизотимический портрет Фрейда был эскизно очерчен выше и в беседе с Удодом. Несомненно, пионер психоанализа был по-своему харизматической личностью, во всяком случае, для тех, кто ему верил. Рассматривая его фотографии и просматривая кадры кинохроники, я ничего особенного в нем не увидел, хотя ближайшее окружение принимало его за своего вождя. Значит, эти люди смотрели на него совершенно другими глазами. Джонс, похоже, был просто влюблен в его образ, тем не менее, от его цепкого взгляда не ускользнули некоторые грубоватые манеры поведения учителя. Он рассказывает, например, что Фрейд не делился своими планами на будущее, никогда не рассказывал, над чем работает в данный момент. Вождь и должен быть загадкой для своего ближайшего окружения, тем более для широких слоев населения его закрытая жизнь должна оставаться тайной за семью печатями, в противном случае он перестает быть вождем. Вместе с тем, пишет биограф, Фрейд не был «человеком, который умеет хранить секреты других людей. Он действительно имел репутацию явно нескромного человека. Несколько раз он рассказывал мне такие подробности о личной жизни своих коллег, которые ему не следовало бы раскрывать». В этой связи можно вспомнить о секретах, которые он выболтал Флейшлю о Брейере и Брейеру о Флейшле.

Биограф поведал своему читателю два вопиющих случая; первый касался будущего издателя трудов Фрейда, так называемого стандартного издания. «Когда Джеймс Стрейчи поехал на обучение к Фрейду, — вспоминает Джонс, — я написал ему рекомендательное письмо, в котором, однако, содержались некоторые нелицеприятные моменты, которые я знал о Стрейчи в то время. В один из первых сеансов Фрейд вышел в соседнюю комнату, принес письмо и громко прочел его Стрейчи. В другом случае я послал Фрейду некоторую личную информацию, которую, как я думал, ему следует знать о моем пациенте, которого он в то время лечил, — это касалось тайного употребления морфия — и написал ему, что пациент не должен узнать о моем сообщении. Фрейд в ответ уверил меня, что сохранит эти сведения в тайне, но вскоре после этого я получил от пациента яростное письмо, осуждающее мое поведение». Под «моим пациентом» Джонс имел в виду свою «жену» Лоу Канн, тайно употребляющую морфин.

Впервые Фрейд увидел ее в Америке, куда он прибыл в 1909 г. по приглашению университета Кларка. О ней Пол Феррис пишет: «Его [Джонса] сопровождала женщина, которую он называл своей женой, — богатая и жизнерадостная голландская еврейка Лоу Канн (именно она когда-то помогала финансировать его путешествия по Европе). Для приличия он говорил всем, что они женаты. В письме Фрейду он упоминает, что ищет в Торонто дом для "своего гарема" — этой веселой фразой он описывает своих домашних: "жену", двух сестер из Уэльса, присоединившихся к нему, и двух служанок». По поводу биографа Фрейда Феррис уточняет: «Джонс признавался, что его интересовали женщины, но не сообщал особых подробностей. В его мемуарах "Свободные ассоциации" объясняется, что описание его эротической жизни в них "совершенно правдивое", но неполное». Автор привел пример, характеризующий Джонса: «В феврале 1911 г., пациентка, которую Джонс лечил в Торонто, "тяжелый случай истерии", пришла к врачу-женщине, которая одновременно исполняла функции секретаря местной Лиги чистоты [нравов], утверждая, что Джонс спал с ней "для ее пользы". Джонс дал благопристойное объяснение, будто у нее произошел эротический перенос на своего аналитика — одна из опасностей профессии, как Фрейд говорил Юнгу». Впоследствии эта обиженная пациентка, угрожая револьвером, преследовала Джонса, который был вынужден «нанять охрану, чтобы успокоить Лоу Канн. Когда он был в Чикаго, охрана тоже сопровождал его. По словам Джонса, все это стоило ему (конечно, Лоу) больше тысячи долларов».

В письме к Ференци от 23 января 1912 г. Фрейд сообщал: «Джонс привел ко мне свою жену для профилактического лечения, на которое она долго не соглашалась». Феррис уточняет время: «В начале лета [1912 г.] он [Джонс] вместе с Лоу Канн посетил Вену, чтобы Фрейд попробовал вылечить ее от пристрастия к морфию (которое, несомненно, усугубилось в Торонто). Фрейду эта "глубоко невротичная еврейка" очень понравилась». Итальянский психолог и историк Лучано Мекаччи в своей книге «Случай Мэрилин М. и другие провалы психоанализа» рассказал типичную ситуацию, часто возникающую в среде психоаналитиков. Предположим, говорит он, супруги X и Y анализируются, соответственно, врачами A и B. Супруги не подозревают, что врачи тайно от них обмениваются информацией и влияют на ход событий самым непредвиденным для них образом. Именно это произошло с Канн, которую анализировал Фрейд, и Джонсом, который одновременно с ней проходил анализ у Ференци. Джонс и Канн никак не думали, что Фрейд и Ференци за их спинами обмениваются конфиденциальной информацией. Многое Джонс не мог рассказать Фрейду, но говорил Ференци. Разумеется, личностная информация шла в обратном направлении. «Какую бы информацию он [Джонс] ни утаивал от Фрейда, — пишет Феррис, — без сомнения, часть ее попадала к нему через Лоу Канн, которую Фрейд подвергал анализу».

О чем говорили между собой Лоу Канн и Эрнест Джонс, мы не знаем, но информация, которой обменивались между собой два лечащих их врача, нам стала известна. Фрейд, ехидно потирая руки, писал Ференци: «Я еще не знаю, как Джонс перенесет известие о том, что в результате анализа его жена больше не пожелает ею оставаться». Он был в восторге, «как мило вела себя Лоу». Каким образом Ференци, узнав об этом, повлиял на Джонса, нам не известно, но в итоге, пишет Мекаччи, «Эрнест приударил за Линой, сиделкой и подругой Лоу». «Джонс снова попал в переделку, — добавляет Феррис, — на этот раз потому, что спал с ее компаньонкой, Линой». В связи с этим Феррис цитирует «сияющего» от радости Фрейда: «Теперь я совершенно доволен своими приемными детьми». «Приемными детьми» он называл Лоу и Эрнеста, Толу и Отто, и вообще тех, кто был свободно вхож в его дом. Основоположник учения о всесилии половой энергии прикармливал мужей, но в обмен на это он получал в свое полное распоряжение их жен. В письме от 9 июня 1913 г. Фрейд цинично пишет Ференци: «То, что Вы написали мне о Джонсе, очень меня радует. Теперь, когда я вижу, как его жена расцвела, обретя свободу, я гораздо меньше чувствую свою долю ответственности за исход психоаналитического процесса с ней. Такая Лоу удивительно дорога мне; у меня возникло к ней очень теплое чувство, в котором нет места сексуальности, что раньше мне редко удавалось (возможно, сказывается возраст)».

Эти слова Фрейда нужно еще правильно понять. На самом деле у автора данного послания возникло именно сексуальное чувство. Ссылка на возраст фальшива, поскольку в этот период он находился в отменной форме, что называется, в самом соку. Чтобы поссорить супругов, связанных гражданским браком, Фрейд намеренно передал Лоу слова Джонса о ее тайном пристрастии к морфию. Этим низким поступком Фрейд хотел сказать: «Видите Лоу, муж не хранит ваших сокровенных тайн; он вас не уважает, не любит и, по существу, предал вас. Вдобавок ко всему, он считает вас, наверное, сумасшедшей, если вопреки вашему желанию отправил к психиатру». Рассвирепевшая Лоу закатила Эрнесту скандал, о чем тот спустя сорок лет намеками сообщил в жизнеописании учителя. Таким образом, «в результате анализа» Фрейд соблазнил жену своего друга, что было не сложно сделать с помощью того же наркотика, и стал главным виновником разрыва Лоу Канн с Эрнестом Джонсом.

Я не знаю, зачем Фрейду понадобилось сталкивать лбами Джонса и Стрейчи, но думаю, что он неспроста выходил в соседнюю комнату зачитывать вслух рекомендательное письмо Джонса. Биограф просто не понял своего героя, а нам сейчас сложно восстановить истинную картину событий. Скорее всего, и здесь существовала какая-то сексуальная подоплека. Ее наличие трудно доказать, однако весь образ мыслей и плотских тяготений Фрейда, говорят в пользу этого. Любовный треугольник Фрейд — Джонс — Канн является классическим для родоначальника психоанализа; он будет еще не раз создавать подобные треугольники с другими парами.

Я скачал из Интернета кадры старой кинохроники, запечатлевшие Фрейда. Даже на роликах 1932 и 1934 г. видно, каким энергичным был этот человек, а посчитайте-ка, сколько ему тогда было, если он родился в 56-ом предыдущего века. Всматриваясь в моторику его рук, ног и тела, которая напоминает мне динамику движения русского физиолога Ивана Петровича Павлова, вглядываясь в мимику и манеру разговаривать, я понял, что некоторые биографы, по-видимому, преувеличивали его страдания после перенесения множественных операций по удалению раковой опухоли (в качестве челюстного протеза ему вставили механическую конструкцию). Во время еды, естественно, он испытывал неудобства, наверное, у него были болевые приступы (при встрече с Эйнштейном он не мог разговаривать), да и на протяжении жизни он часто впадал в болезненную хандру. Однако в присутствии хорошеньких женщин «дряхлый» Фрейд преображался, держался молодцом — картинно и бодро, никаких болей он при этом, конечно, не чувствовал. В 1912—1913 гг. он раком еще не болел, а ему в то время не было и 60. В общем, после просмотра документальных лент у меня появилась дополнительная уверенность в том, что ссылка Фрейда на возраст не состоятельна.

После мимолетной связи с Линой, о которой, видимо, узнала Лоу, Джонс попытался «клеиться» к Анне Фрейд, но отец быстро прервал их отношения, впрочем, и дочь была не тем человеком, с кем мог бы заигрывать ловелас. С другой стороны, скучая в Вене, Лоу в тайне от Эрнеста завела себе любовника, Герберта Джонса, как говорили Джонса II, — богатого американца, писавшего стихи. После скандального разрыва с Джонсом I, она вышла за него замуж; свадьба состоялась в Будапеште в 1914 г. Любовная связь с Джонсом II указывает на то, что Лоу можно было запросто соблазнить. Этот факт также говорит в пользу того, что Лоу до появления на ее горизонте Джонса II могла, а я уверен, и была любовницей Фрейда. Феррис пользуется словом «любимица» вместо «любовница», но его термин явно искажает суть истинных отношений между Фрейдом и Лоу, которую он называл «моя драгоценность».

О своей сексуальной связи с Лоу Фрейд, конечно, не стал писать Ференци или кому-либо еще, чтобы не рисковать перед своим будущим биографом, который тогда не особенно понимал происходящее. Феррис пишет: «В 1913 г. Эрнесту Джонсу пришлось смириться с Лоу, столь изменившейся после анализа. Он отнесся к этому стоически, признавшись Фрейду, что хотел обвинить во всем его ("мимолетный порыв"), отправился в Будапешт, чтобы его проанализировал Ференци, навсегда уехал из Канады и снял в квартиру в Лондоне на улице Грейт-Портленд, к несчастью, всего в нескольких сотнях метров от медицинского района. Он оказался практически там же, откуда уехал почти пять лет назад. Канн, которая оставила его не сразу, помогла ему обставить квартиру. Фрейду Джонс сообщал о подробностях умирающей связи, как будто ждал от него одобрения, — рассказывал о том, как Канн принесла домой бездомного котенка, перекормила его, дала ему слабительное, а потом сделала клизму. Поскольку Джонс отнесся к этому недостаточно серьезно, она разозлилась и "три часа в качестве наказания заставила бегать по срочным поручениям". Сначала ей понадобился специальный шприц, чтобы сделать котенку укол бромида. Потом — синильная кислота на случай, если животному станет так плохо, что его придется убить. "Она, несомненно, умеет удовлетворять и развивать склонность человека к мазохизму", — заявил Джонс, но если он рассчитывал на успокаивающий ответ Фрейда, то был разочарован. Кроме того, Джонс сообщал, что она по-прежнему принимает морфий».

Эрнест Джонс продолжал любить Лоу Канн, а его «мимолетный порыв» во всем обвинять Фрейда, очевидно, не был таким уж мимолетным. Он чувствовал, кто стоит за крахом его надежд жить с красавицей Лоу. То, что Джонс изменял ей с Линой и с пациенткой, которая бегала потом за ним с револьвером, или еще с кем-то, вовсе не говорит об охлаждении его чувств к Лоу, которую он обожал. Джонс с юных лет был похотлив, обвинялся в сексуальных домогательствах к несовершеннолетним девочкам, за что привлекался к уголовной ответственности. Фрейд упорно молчал, когда Джонс приходил к нему поплакаться в жилетку; это, очевидно, настораживала его. Лоу, продолжавшая любить Джонса, тоже не могла по понятным причинам рассказать ему обо всем. Она молчала еще и потому, что ее измена с Фрейдом была своеобразной местью за предательство мужа: «Будет знать, как в следующий раз болтать о ее тайном пристрастии к морфию!» Смутно предполагая, что Фрейд переспал с его женой и стал причиной распада семьи, Джонс все же скомпенсировал тягостное чувство тем, что рассказал о кокаиновой авантюре, о том, что Берта Паппенхейм и Анна О. одно и то же лицо. Не приходится сомневаться в том, что Фрейд строго-настрого запретил своим друзьям и коллегам сообщать о подобных вещах. Но Джонс нарушил запрет и это была его месть за Лоу. Мы обязаны учитывать все эти драматические перипетии, чтобы правильно истолковывать написанную им биографию Фрейда.

Лоу Канн — единственная женщина, которую Фрейд соблазнил во время психоанализа? Нет, говорит Лучано Мекаччи и рассказывает еще о двух любовных треугольниках, куда входил Фрейд. В первый треугольник входили Виктор Тауск и Лу Андреас-Соломе. Далее процитирую Мекаччи по его книге «Случай…»: «Вскоре после того, как Лу Андреас-Соломе примкнула к психоанализу и переехала в Вену в 1912 г., она страстно полюбила "зверя" Виктора, "неистовую душу с нежным сердцем", как она описала его в письме к Фрейду. Лу было 51 год, Виктору — 33. Лу, восхитительная женщина, приехавшая из России, околдовала знаменитейших деятелей среднеевропейской культуры. Виктор был гордым и меланхоличным красавцем-блондином с голубыми глазами, — Зигмунд называл его "хищником". На собраниях Психоаналитического общества Лу была свидетельница споров между Виктором и Зигмундом, потом шла с отцом (психоанализа) и говорила с ним о непокорном сыне. С Виктором Лу ходила в кино и развлекалась, получала со своим "братом-зверем" удовольствие в постели, но затем возвращалась к "призраку отца"».

Мекаччи пояснил, что Виктор был встревожен тем, что оказался в связке с Фрейдом. Чтобы не вызывать ненужных подозрений, он предложил «папе» его проанализировать. «Однако Фрейд начал новую игру, — пишет итальянский историк, — и направил его на анализ к Хелен Дойч, еще одной очаровательной представительнице психоанализа, несколько месяцев находящейся на лечении у самого Фрейда. Тауск попал из одного треугольника в другой: теперь участниками были Виктор, Хелен и Зигмунд… Хелен уже была знакома с Виктором. Они вместе учились медицине и работали в одной и той же психиатрической клинике. У них были общие друзья, они постоянно навещали друг друга до того, как начались психоаналитические сеансы. Хелен знала и Лу, но особой симпатии к ней не испытывала, считая ее нимфоманкой за попытку соблазнить ее мужа Феликса… На сеансах Виктор говорил с Хелен о своих отношениях с Зигмундом, а та, в свою, очередь, рассказывала о случае Виктора в ходе психоанализа у Зигмунда. В определенный момент такая ситуация стала невыносимой, и Зигмунд навязал Хелен следующее решение: она должна была продолжать психоанализ у него (Зигмунда) и отказаться от сеансов с другим (с Виктором)… Через несколько месяцев после прекращения сеансов с Хелен Виктор покончил с собой. А спустя еще несколько месяцев Фрейд внезапно прервал психоанализ с Хелен…».

Мекаччи кратко пересказал события, описанные в книге Розена, в которой документально доказывается, что в смерти Виктора Тауска повинен Фрейд. В статье Гротьян и Шайдт «Фрейд в зеркале биографов», помещенной в первом томе «Энциклопедии глубинной психологии», мы читаем: «Социолога Пола Розена следует упрекнуть в том, что в своей книге "Братец Зверь" он искажает действительность. В опубликованной в 1969 г. в США книге речь идет об одной таинственной истории, которая в 1919 г. якобы привела к самоубийству одаренного ученика Фрейда Виктора Тауска. Розен, который, по его словам, провел основательное расследование и опросил многочисленных свидетелей, пришел к заключению, что Фрейд из ревности (желая "отбить" Хелен Дойч у пользовавшегося успехом у женщин Тауска) и из профессиональной зависти (будучи не равнодушным к психоаналитическим открытиям и успехам Тауска) поставил молодого человека в столь сложную жизненную ситуацию, из которой единственным выходом для него был суицид». Профрейдистски настроенные авторы уверяют, что в 1971 г. Курт Эйсслер доказывал, будто любовный треугольник между Фрейдом, Тауском и Хелен Дойч «является плодом фантазии» Пола Розена.

«Но Розен, — справедливо отвечает Мекаччи, — лишь привел документы, факты, свидетельства. И если предложенные им интерпретации необоснованны (не только в случае Тауска, но и в отношении других моментов истории психоанализа), хранители психоаналитического храма обязаны были представить документы, факты и свидетельства, которые бы заставили пересмотреть его объяснения. Они же, напротив, прибегли к привычному для них средству защиты, закрыв доступ к документам на невообразимо долгий срок, словно в них шла речь о самых важных на тот момент "государственных тайнах". Розен был абсолютно прав, заметив, что именно сокрытие документов и их подтасовка "в конечном итоге привлекают к опущенным деталям больше внимания, чем привлекла бы полная версия, будучи она обнародована"».

В самом деле, в чем провинились исследователи жизни и творчества Фрейда перед его родственниками и наследниками? Тем, что пытаются расшифровывать его путаные «сны», делая при этом неизбежные ошибки? Так откройте сундуки с его письмами и документами, разместите засекреченные вами тексты в Интернете. Пока что во Всемирной сети вместо подлинного жизнеописания отца-основателя психоанализа можно найти сказки о добром докторе Айболите. Но нам нечего надеяться на родственничков и ждать от них милостыни, если их семейный божок вскоре после смерти Виктора Тауска цинично написал: «я ничуть не жалею о нем; я уже давно считаю его бесполезным для психоанализа и, более того, представляющим угрозу для будущего».