Дискретная математика:
логика, группы, графы, фракталы

Акимов О.Е.

3.4. Лингвистические и поисковые графы

Граф словообразования

Нет почти никаких сомнений, что в основе слов река и речь лежит один образ, и это объяснимо (в греческом языке глагол течь прямо передается сходным словом rew). Образ реки и речи является комплексным: звуковым (сходно журчат) и визуально-смысловым (сходно текут). Но возьмите такое русское слово, как халатность. Разве могло прийти кому-нибудь в голову, при условии тщательного обдумывания, для передачи абстрактных понятий беспечности поступка и небрежности действия использовать слово халат? Ясно, что здесь мы имеем дело с каким-то спонтанным визуальным образом. Подобная стихийная семантическая реминисценция играет в живом и часто ироничном языке общения людей исключительно важную роль; она часто не укладывается ни в какие логические рамки.

Русское слово нож произошло именно от вторичного, казалось бы, не самого главного действия, а именно, обнажить, т.е. нечто оголить. Но является ли для человека это «вторичное» действие таким уж неважным? Ведь любой человек, увидев оголенное лезвие ножа, его блеск на солнце, испытает сильное волнение. Подобно тому, как блеск молнии порождал самых грозных богов у древних народов, точно так же блеск лезвия ножа сильно воздействовал на воображение человека. Реминисценция слова нож со словом голь является, возможно, самой сильной. Образ мог быть весьма обыденным, но ярким и запоминающимся, как тот, что зафиксирован в слове халатность или в выражении наломал дров, т.е. сделал работу так же небрежно, как ломают хворост через колено.

Имеется довольно прямая лингвистическая связь между словами нож и нога. Дело в том, что раньше женщины носили очень консервативную одежду, закрывающую все части тела, в частности, длинные юбки до пят, полностью скрывающие ноги. Если мужчина видел ноги женщины во время работы в поле или при стирке на реке, он говорил о ее наготе. Оголенная женская нога словно нож поражала его воображение. Как известно, язык передается по мужской линии, именно из мужчин выходили писцы и грамотеи. Поэтому нет ничего странного в том, что нож в бою и нога в быту, как наиболее волнующие моменты в жизни мужчины, вызванные одним и тем же неожиданным действием, а именно, оголением ранее скрытого, закрепились в близких по звучанию словах. 

Нагота, как и нога, слова женского рода в грамматическом и семантическом смысле, т.е. они относятся прежде всего к женщине. Они стоят в прямой зависимости еще от одного женского слова — нежность. Видя наготу, мужчину охватывают нежные чувства; он испытывает негу. Белизна и мягкость женской кожи ассоциируется со снегом, и наоборот, снег бел и нежен, как женская кожа. Теперь уже нагота, нож, нога, нега, снег образуют общий визуально-семантический ряд, который, однако, на этом не обрывается. Нога является опорой корпуса, поэтому ножки есть не только у насекомых и животных, но и у стула, стола, шкафа. Ноги находятся внизу, следовательно, целая вереница слов низ, ниже, низина, низкий, низменный, униженный, нищий, за счет чередования гласных о/и и согласных г/ж/з/щ семантически и фонетически «произошли» из слов нога и ножки. Аналогичным образом от слова нож «произошли» не только такие слова, как ножны, ножницы и ножовка, но также за счет выпадения гласной о и появления и возникла череда глаголов: пронзать, вонзить, низать; исключение составляет слово занозить, где звук о присутствует.

Слово «произошли» мы взяли в кавычки, подчеркнув тем самым, что на самом-то деле никакой направленности при этих ассоциациях не возникает, поскольку здесь отсутствует направление генезиса слов. Трудно сказать, какое слово явилось причиной, а какое следствием в цепи заноза — занозить — низать — нить. Слово низ с таким же успехом воздействовало на слово нож, как второе на первое. Следует помнить, что звуковая реверберация и образная реминисценция не имеют определенного вектора распространения; они существуют в форме резонанса, некоего общего возбуждения целой группы схожих явлений или действий.

Французы называют Голландию Pays bas, что переводится как нижняя страна или низинная земля; англичане ее называют Netherlands, а сами голландцы — Nederland, что уже близко к русскому названию — Нидерланды. Английское слово nether — низ, нижний является устаревшим; сейчас его успешно заменяют другие слова — base, bottom, below, less, under, lower. Однако любой англичанин поймет выражение the nether man, означающее ноги. Подобные иносказания существуют и в русском языке: если сказать нижние конечности, всякий поймет, что речь идет о ногах; выражение «он валялся у него в ногах» равносильно выражению «он унизился перед ним». Таким образом, в английском слове nether, как и в греческом basiz, объединились оба содержания, порознь заключенные в русских словах низ и ноги. 

Однако в английском языке существует удивительное слово nog — гвоздь, клин, опора, сделанные из дерева. В этом слове nog одновременно заключен двойной смысл — колющего предмета и опоры. Одному английскому слову nog в русском языке соответствует два близких по звучанию, но далеких по смыслу слова нож и нога. Вопрос только в том, так ли уж далеких? Эпистемология учит обратному: слова близки и по смыслу.

Возьмите ряд английских, немецких и русских слов, связанных фонетически:

nether — niedrig — нижний, nail — Nagel — ноготь, neither — nichtig — ни..., needl — Nadel — иголка, naked — nackt — нагой, needl — nähen — шить, night — Nacht — ночь, need — Not — нужда.

Общая фонетика выражена прежде всего в примерно одинаковой структуре всех слов с устойчивым первым носовым звуком н. Английские, немецкие и русские слова испытывают взаимную реверберацию. Далее мы вправе ожидать от фонетической аналогии некую семантическую корреляцию, выраженную в сходстве действия или одинаковости образа.

В русском языке слова нагой и ночь существенно отдалились друг от друга, но в немецком они почти полностью совпали, а это дает ключ к пониманию взаимосвязи и русских слов. Другой пример: в древнеирландском языке слово нагота – nocht — почти целиком совпало с русским словом ночь. Раздеваются не только тогда, когда ночью ложатся спать, но и во время купания или плавания, поэтому во многих европейских языках слово плыть имеет корень nag. В английском же языке слово в таком написании переводится, как приставать, изводить, отсюда и русские слова наглец и нахал. Наглость связана с пренебрежением, игнорированием. Эти понятия передаются в английском и немецком языках уже другими словами, но созвучными русским — neglect и nachlässig. Подобных примеров можно привести множество, в частности, к выписанным словам можно было бы добавить такие немецкие слова, как neigen — снижать, nieder — клепать и т.д.

Из слова низ «прорастает» целая ветвь сложных глаголов: низводить, низвергать, низлагать, ниспадать, нисходить, а также слова ниц, ничком, никнуть, ника, ничто, ничей, ничье, ничего, ничтожный. Слова обнажаться, унижаться тесно коррелируют с такими словами, как нищать, нищий, нить, а это, в свою очередь, вызывает другую группу слов с гласной у, внутренне сильно реверберирующих: нужда, нужно, нуждаться, нужник, нудить, нудный. От слова ночь пошло направленное словообразование в виде ночлежка, ночник, ночевка. Слово нога имеет совершенно иное отношение к таким словам, как ноготь и коготь; их связь, возможно, произошла посредством слов чужого языка. Между тем слово голый, непосредственно резонируя с русскими словами нагой, наголо, наглый, наглец, нахал, дало начало существованию огромного числа слов, в которых характерный носовой звук н уже отсутствует, а на первом месте стоит гортанный звук г в сопровождении языкового л: голь, голыш, головешка, головня, голытьба, голень, голенище, голяшка, гольян, голова, глава, главный, главенствующий, главарь, галька, галка, гладко, галить, глазеть, глаз, глас, голос, голосить, глотка, глотать и т.д. 

Интересное содержание вобрало в себя слово галка. По Далю, галка — это «горящая головня, носимая ветром при пожаре». Этот образ ассоциируется с галкой — птицей. Гладкость, характерная для голых, округлых форм (галька), вызвало к жизни совершенно новое содержание слова галка, передаваемое современными словами шар, мяч. Отсюда слово галить — «подавать мяч или шар в игре». Но галиться все равно, что изгаляться, шутить, смеяться. «Парни над девками изгаляются», т.е. нагло издеваются. Другие реминисценции и реверберации: галки галдят, малыш-голыш, «галить младенца, дать полежать несвитому; он галится, тянется и подает голос»; из французского языка: галиматья — бессмысленная речь. Это порождает длинный ряд слов: голосить, голос, глас, глоссарий, глагол, глаголить. Английское слово leg переводится как нога. Таким образом, лягать, лягушка, ляжка реверберирует уже с иноязычным словом, которое в русском слове легавый является корнем. 

На рис. 3.59 приведен лингвистический граф с корнем нож, где приведены ассоциативные ветви, так или иначе связанные с этим словом. Однако необходимо отчетливо понимать, что все лингвистические графы никакого корня, т.е. начала произрастания всего дерева, не имеют. Слово нож — это только условный корень, выбранный нами из ряда столь же равноправных слов. С него мы начали свое движение в мир слов, но мы с такой же легкостью могли бы обвести в овал слово нога, низ, нагота, голова, а слово нож поместить в прямоугольную рамку. Природа языка такова, что в нем невозможно отыскать какое-то ключевое слово. Лингвистические графы часто изображаются в виде деревьев, но реально они содержат бесконечное число циклов. Фонетические и образно-семантические линии слов то сходятся, то вновь расходятся. В этом состоит своеобразие всех лингвистических графов, которые напоминают бесконечную узорчатую вязь без каких-либо признаков симметрии и регулярности. Стрелки ребер графа, быть может, где-то и возникают, когда какое-то слово (ваучер, брокер, дилер) заносится в чужую для него среду (в данном случае русскую). Но эти одноактные события сглаживаются, нивелируются в течение многих столетий, — а говорится именно о таких временных отрезках и даже еще более длительных.

Рис. 3.59

Лингвистический граф всегда подвижен, бесконечен и охватывает все без исключения слова не только данного языка, но и множества других языков, функционирующих на огромных территориях, где проживают десятки контактирующих друг с другом народов и сотни отдельных групп населения, языковая культура которых имеет свои особенности. Составление таких графов, отображающих итог многовековой эволюции речевых форм, занятие весьма непростое и, тем не менее, крайне необходимое. Работа по собиранию разрозненных слов в замкнутые циклы, выявление важных точек ветвления является основной для лингвистики. Она играет такую же важную роль, как в биологии естественная классификация животных и растений. Без этой предварительной таксономии вряд ли возможен комплексный подход к языку. На примере слов нож, нога, нагой, наголо, нега, голо, голова, голень, голяшка, ляжка, лягушка, легавый и т.д. мы показали, каким образом могут образовываться новые множества взаимно реверберирующих и реминисцирующих слов в единой и многосвязанной резонансной системе ассоциативных связей.

Возможна ситуация, при которой в родной язык внедряется иностранное слово и порождает множество различных словоформ. Однако наряду с ним имеют место процессы, которые можно было бы сравнить с явлением голографии, когда чужеродное влияние сказывается сразу на огромной массе слов. Такое влияние испытал русский язык во времена принятия Русью христианства и проникновения письменности. Большие изменения в фонетике северного говора (окающего, новгородского) произошли под воздействием говора южного (акающего, киевского). Татаро-монгольское иго, Петровские реформы, Октябрьская революция, Перестройка Горбачева — все они действовали с преобладанием интегральных механизмов реминисценции и реверберации. Реминисценция дает новый образ, с этим образом связано новое содержание, это содержание вызывает реверберацию с множеством сходно звучащих слов; далее происходит абсорбция слова, его фонетическая адаптация.

Если говорить о долгой жизни языка в окружении других языков, то в очень немногих случаях мы можем говорить о точках роста, которые послужили закваской для возникновения других лингвистических ареалов. В массе своей язык подобен биологической жизни, сформировавшейся хотя и очень медленно, но сразу повсюду, по всем бескрайним бассейнам океанического шельфа. Позже возникшие биологические субстанции, не способные еще к самостоятельной жизнедеятельности, поглощались живым океаном, не давая отдельной особи-слову проявить себя в какой-то специфической форме. Жизнь на Земле возникла однажды и более ни на секунду не прерывалась. То же самое нужно сказать и о языке: существует множество его видов, типов, отрядов, семейств, но отдельная особь-слово никогда не определяла климат на нашей планете. Экстравагантные и специфические экземпляры, выделяющиеся своей индивидуальностью, гибли в первую очередь. Выживали простейшие, мало выделяющиеся на общем фоне словоформы, сросшиеся с тысячелетней аморфной мантией языка.

То, что язык функционирует как единый организм, говорили многие лингвисты XIX в.; но многие из них утверждали, что он развивается по схеме дерева из одного, двух, пяти или двадцати слов, играющих роль основных подлежащих, сказуемых, местоимений, числительных, мер длины, времени и пр. Вот это — вряд ли. Подобные теории, по существу, утверждают, что у человеческого организма сначала появилась голова (младенчество), потом выросло туловище (отрочество), от него отрасли руки и ноги (юношество), далее на руках и ногах появились пальцы (зрелость) и, наконец, отрасли ногти и волосы (старость). Реально рост организма происходит иначе: уже в младенческом возрасте человек имеет все необходимые члены: голову, туловище, конечности, пальцы, ногти и волосы, только с возрастом все это изменяется. Очаговая теория так же сомнительна, как и теория, утверждающая, будто языковая множественность сегодняшнего дня возникла из одного праязыка. Ныне обнаруженное ядро древней языковой формы есть на самом деле уцелевшая часть от еще более разнородной лингвистической массы. Однако мы не станем далее углубляться в теоретические проблемы.