Либерализм и тоталитаризм
Хрестоматия
Максимилиан Робеспьер
«Я требую... собрать в Париже армию санкюлотов для обуздания аристократии»
Людовик XVI вступил на престол с намерением делать добро и царствовать только на благо своих подданных. С самого начала правления он удалил всех недостойных министров Людовика XV, и этим приобрел расположение французов. Назначенный им в 1774 г. министр финансов Тюрго (сторонник «просвещенного абсолютизма») произвел много преобразований, которые могли спасти Францию от революции. Но, по несчастью, Людовик был уступчив и, по настоянию своего брата, графа д'Артуа, королевы Mapии Антуанетты и придворных, отменил эти преобразования и в 1776 г. отправил Тюрго в отставку. Карл д'Артуа, вел расточительную жизнь, а двоюродный брат его, Филипп Орлеанский, постоянно противоречил Людовику ХVI в государственном совете.
В городах ремесла и торговые занятия были поделены между цехами, так что постороннему нельзя было продать на рынке даже букета цветов; в следствие этого ни один крестьянин, придя в город, не мог найти никакого занятия. Тюрго прежде всего ограничил расточительность двора и упразднил цехи; но члены цехов стали роптать, и их сторону приняли аристократы и парламент. Тюрго ввел свободную торговлю хлебом, в виду чего были уничтожены внутренние таможни. Но доходами с последних пользовались многие придворные. Они пустили в народе молву, что хлеб будет вывозиться за границу, и во Франции наступит постоянный голод. В некоторых местах произошли стихийные волнения.
Отмена преобразований и отставка Тюрго раздражили средний класс, особенно в Париже. Позднее обратилась во зло Людовику XVI и Североамериканская война, которая была благодеянием для Соединенных Штатов и славой для французского оружия. Лафайет и другие французские добровольцы, сражавшиеся за свободу американцев, по возвращении в Париж, стали прославлять республиканские порядки и унижать монархические. Сверх того, война против Англии на Североамериканском континенте истощила казну и министры для покрытия издержек часто прибегали к займам. Нужда в деньгах росла, в стране участились неурожаи, за которыми следовали голод и эпидемии. В результате наплыва английских товаров многие мануфактуры закрывались. В городах процветала безработица.
Для обсуждения финансовых дел Людовик, по совету министра Неккера, созвал в мае 1787 г. в Версале сейм (собрание нотаблей или Генеральные штаты) из представителей дворянства, духовенства и третьего сословия. Перед открытием сейма депутаты (в числе 1145) в торжественной процессии отправились в храм. Представители третьего сословия (ок. 600 чел.) шли впереди, одетые по требованию церемониала, в простую черную одежду; за ними следовали дворяне (ок. 300 чел.) в пышной, шитой золотом одежде и с оружием, а затем духовенство (ок. 300 чел.) и наконец королевская семья со свитой.
Максимилиан РОБЕСПЬЕР
На сейме скоро произошло разногласие, так как дворяне и духовенство не хотели совещаться о делах совместно с горожанами. Тогда представители третьего сословия собрались отдельно от Генеральных штатов и 17 июня объявили себя «Национальным (народным) собранием»; 20 июня король приказал запереть зал заседаний, но депутаты собрались в спортивном зале для игры в мяч и торжественно поклялись не разъезжаться. На заседании 23 июня был оглашен приказ короля разойтись по сословиям, но один из депутатов третьего сословия граф Мирабо, талантливый оратор и рьяный противник неограниченной монархии, заявил, что члены собрания покинут свои места лишь «повинуясь силе штыков». (На сторону третьего сословия Мирабо перешел потому, что дворяне отказались выбрать его в свои депутаты; он руководил Национальным собранием и по его инициативе Собрание объявило себя неприкосновенным.) Король осудил такое поведение депутатов третьего сословия, но не стал накалять обстановку и попросил дворян во главе с герцогом Орлеанским и духовенство соединиться с ними. Депутаты третьего сословия, следуя наказам выборщиков, обязались настаивать на ограничении королевской власти. Поэтому 9 июля Собрание объявило себя Учредительным и, тем самым, провозгласило свое право на принятие конституции. Король пришел в ярость; Неккер получил отставку, а в Правительстве началось обсуждение возможности применения военной силы для разгона «самозванного» собрания.
В это время в Париже начались мятежи. Биржа, лавки и театры закрылись. Толпа носилась по улице с бюстами Неккера и герцога Орлеанского. Народ собирался в саду дворца Паль-Рояля, принадлежавшего двоюродному брату короля, герцогу Филиппу Орлеанскому. Возбужденные люди говорили речи, в которых порицали министров, двор, аристократов, восхваляли государственное устройство Соединенных Штатов и т.п. Филипп Орлеанский тайно поощрял такие собрания и даже некоторыми своими действиями подстрекал к неповиновению солдат и чернь, надеясь, что если Людовик XVI будет свергнут с престола, то он, Филипп, займет его место. Был пущен слух, что король намерен распустить Собрание и всех депутатов посадить в Бастилию.
Это известие послужило толчком к разграблению арсенала; было захвачено 30 тыс. ружей и несколько пушек; 13 июля парижские выборщики образовали в ратуше Постоянный комитет для формирования Национальной гвардии. Утром 14 июля город был в руках восставших. Толпы народа с ружьями, пиками, ножами и отряды Национальной гвардии с примкнувшими к ним солдатами из Королевской гвардии окружили здание Бастилии. Высланные вперед парламентеры с белым флагом были встречены выстрелами. Началась осада. В перестрелке восставшие потеряли около 100 человек. Крепость была разрушена; голову коменданта, в знак победы, толпа с улюлюканием носила на длинном шесте по всему городу.
Максимилиан Франсуа Мари Исидор де Робеспьер, родился 6 мая 1758, Аррас — казнен 28 июля 1794, или 10 термидора II года Республики, Париж), известный современникам как Неподкупный (фр. L'Incorruptible), один из лидеров Великой Французской революции, глава якобинцев
После этого в Париже было введено самоуправление. Национальную гвардию возглавил герой Североамериканской войны Лафайет. Король вернул в правительство Неккера. Однако из столицы мятеж распространился по провинциям; горожане смещали и убивали чиновников, а крестьяне разрушали замки помещиков. Видя, что началась революция, братья короля, Карл д'Артуа и Людовик Прованский, другие знатные особы поспешили эмигрировать за границу, что бы найти там защиту от беснующейся толпы.
В надежде предупредить развал государства, 4 августа Народное собрание решилось на радикальные преобразования. Один знатный депутат объявил, что он освобождает своих крестьян от феодальных повинностей; примеру его последовали и другие знатные депутаты, а также духовенство и представители буржуазии, которые все отказались от разных феодальных преимуществ. Было отменены «право охоты» и «личные повинности крестьян», в том числе барщина, а также единовременные выплаты при продаже или наследовании земельного надела, другие обременительные платежи. Король одобрил депутатов за такое решение; Собрание поднесло ему титул «Восстановителя французской свободы». Самым значительным событием тех дней было принятие Декларации прав человека и гражданина (26 августа).
На время во Франции наступило перемирие. Допущенная во дворец, депутация женщин умоляла Людовика переехать в столицу, чтобы помочь беднякам, страдавшим от дороговизны хлеба. Мирабо в письме убеждал короля не переселяться в мятежный Париж, но король не сознавал опасности. Под охраной Лафайета он из Версаля возвратился в Париж, где поселился в Тюильри. За королем последовали Двор и депутаты Народного собрания. Собираясь в манеже, расположенном возле Тюильри, Собрание продолжило работу по пути преобразований. Были объявлены веротерпимость и свобода печати; вместо провинций Франция была разделена на департаменты; старые суды с пытками, с публичными наказаниями были упразднены и заменены судом присяжных; также были упразднены наследственное дворянство, титулы и гербы; монастыри и почти все монашеские ордена закрыты, а имущество обращено на уплату государственных долгов; были выпущены бумажные деньги. Собрание постановило также, что право издавать законы принадлежит только Законодательному собранию; решения Законодательного собрания должны исполнять король и назначаемые им министр; судьи и должностные лица (светские и духовные) должны теперь избираться.
Максимилиан Робеспьер – член Законодательного собрания с 1789 г. и Конвента с 1792 г. В 1793 г. возглавил Комитет общественного спасения и развернул террор против врагов революции. 27 июля 1794 г. (9-го термидора) был свергнут и на следующий день вместе с соратниками казнён на гильотине
Таким образом, Народное собрание ограничило власть короля, как это было уже сделано в Англии, но некоторые из депутатов намеревались низложить короля. Чтобы спасти трон, граф Мирабо вошел в тайные переговоры с Двором и при помощи своих многочисленных друзей пытался остановить революцию. Неожиданная смерть прервала его дело. Мирабо оплакивали все приверженцы порядка. Он был торжественно похоронен в Пантеоне (1791 г.). После смерти Мирабо король остался без влиятельных защитников в Народном собрании и был вынужден утвердить все преобразования и присягнуть новой конституции. Но большая часть епископов и священников не принесли присяги конституции; не присягнули также многие из дворян; таким образом, духовенство и дворянство разделилось на «присягавших» и «неприсягавших».
После присяги Национальное собрание было распущено королем и созвано Законодательное собрание; оно должно было начать издавать новые законы. Вновь созванное Собрание состояло из роялистов, и только немногие его члены были противниками королевской власти; в числе последних находились адвокаты Дантон и Робеспьер. Дантон был даровит, красноречив, но весьма порочен, Робеспьер был республиканец-фанатик; они тайно составили план низложить короля при посредстве революционной Парижской коммуны. Вскоре им представился благоприятный случай: многочисленные французские эмигранты, оставившие Францию после взятия Бастилии, образовали войско (ок. 20 тыс. чел.) и вторглись во Францию, чтобы оказать помощь королю. Вслед за войском эмигрантов во Францию вступили войска прусского короля, Фридриха Вильгельма II, также с целью защитить Людовика XVI. Подозревая короля в сношениях с иностранцами, Парижская коммуна арестовала преданного королю начальника Национальной гвардии и подняла городскую чернь, которая 10 августа 1792 г. напала на Тюильри, защищаемый немногочисленной швейцарской гвардией. Король с семейством оставил дворец и переехал в Законодательное собрание. Чернь, разгромив Тюильри, ворвалась в собрание и с неистовыми криками и угрозами потребовала низложения короля. Собрание удовлетворило эти требования и объявило королевскую власть низложенной. По распоряжению Парижской коммуны король был заключен в тюрьму Тамиль.
Чтобы определить, какое правление должно быть во Франции, Законодательное собрание решило созвать новый сейм, под названием Национального конвента. Конвент состоял из 750 членов и заседал в Тюильри. Он упразднил монархию и провозгласил Францию республикой (Первая республика, 1792 — 1804 г.). Все французы теперь объявлялись равными; в общественных местах выставлялись таблички, заимствованные у американцев: «свобода, равенство и братство»; обращение «господин» упразднялось и заменялось словом «гражданин»; было решено обращаться друг к другу, по примеру римлян, на «ты»; роскошная придворная одежда стала уступать место более скромной и простой, начали исчезать пудра, парики и пр. Член Конвента, Филипп Орлеанский, даже принял фамилию Egalite, что значит «равный».
В самом начале в заседании Конвента обозначились четыре партии. Наиболее многочисленная занимала средину залы и называлась «равниной», или «болотом», члены ее не имели своего мнения и обыкновенно присоединялись к партии более сильной. Направо от равнины находилась партия жирондистов, названная так потому, что основные ее члены происходили из департамента Жиронды; они считались умеренными республиканцами, их поддерживала буржуазия. Налево от равнины заседала партия «горы», или монтаньяры, и партия якобинцев. Монтаньяры получили свое название «горы» потому, что занимали в зале заседания более высокие скамейки; якобинцы принадлежали к клубу, члены которого собирались в упраздненном храме св. Якова. Сначала Якобинский клуб объединял умеренных конституционалистов и сторонников буржуазно-демократических преобразований. Члены клуба платили вступительный взнос 12 ливров и затем ежегодно по 24 ливра, что затрудняло участие в нем неимущих. Клуб обсуждал политические вопросы и имел несколько сотен отделений по стране. Позднее, в 1790 г. был основан Клуб кордельеров, названный так по месту заседаний в бывшем помещении монастыря монахов францисканцев-кордельеров, подпоясывающихся веревкой, которая называлась «кордой». Очень низкие взносы облегчали вступление в клуб плебейских слоев населения. Кордельеры в основном и образовали фракцию монтаньяров. Каждая партия имела ораторов-вождей: Робеспьер — вождь якобинцев, Дантон и Марат — вожди монтаньяров и кордельеров. Позднее монтаньяры, кордельер и якобинцы считались крайними республиканцами; их поддерживали пролетарии Парижа, которых называли санкюлотами (от франц. sans — «без» и cullote — «короткие штаны»). Аристократы называли «санкюлотами» наиболее разнузданных революционеров, носивших в отличие от благородных дворян не короткие, а длинные штаны. Впрочем, этим термином часто пользовался Робеспьер; Т. Карлейль в своей книге «История Французской революции» говорит о санкюлотизме как идеологии. Ж..П. Бриссо, один из лидеров либеральных жирондистов, предпочитал этих людей называть «анархистами». Последний термин взял на вооружение русский историк и теоретик революции П.А. Кропоткин (см. его книгу «Великая Французская революция 1789 — 1793», М., 1979).
Между тем революция разрасталась. Оплот королевской власти — Тюильри — был разгромлен и разграблен. При этом отыскались письма, указывающие на связь короля с иностранными государями. Вследствие этого, по первоначальному предложению жирондистов, король был предан суду. Но Национальный конвент приговорил его большинством в один голос к смерти. Большая часть членов Конвента и в числе их жирондисты были против осуждения короля на смерть, но монтаньяры и якобинцы и в числе последних Робеспьер настояли на ней. Роковое для Людовика ХVI заседание конвента продолжалось сутки без перерыва. В зале заседания находились сторонние лица «бешенные», которые всех сочувствовавших королю толкали, поносили бранными словами, угрожали им и т.п. На хорах публика обоего пола шумела и пьянствовала; когда с ораторской трибуны раздавался голос в пользу короля, на хорах поднимался неистовый рев. Когда за казнь короля подал голос Филипп Эгалитэ, почти весь Конвент и толпа выразили негодование. Казнь была совершена публично посредством гильотины 21 января 1793 г. Людовик XVI встретил смерть спокойно; последние слова его были: «Я желаю, чтобы моя кровь упрочила счастье французов!» Тело короля после казни было зарыто в яму, где хоронились другие казненные, но позднее останки Людовика XVI были похоронены в особой усыпальнице.
После смерти Людовика в союз с Пруссией вступили Англия Голландия, Испания, Сардиния и Священная Римская империя; таким образом, составилась первая коалиция против Французской республики; вскоре Франция оказалась окруженной врагами. Конвент на основании закона о всеобщей воинской повинности образовал республиканское войско, в которое поступали все молодые французы без различия сословий. Главным устроителем этого войска был Дантон. Одежда в войске была проста, но легка и удобна; пушки переливались из колоколов, пули и бомбы — из свинцовых гробов. Военный министр Карно предписал ему нападать на неприятеля массами, с неистовыми криками и затем бить штыками. Такая тактика оказалась успешной, но едва ли не главная его сила заключалась в талантливых генералах, в патриотизме и воодушевлении солдат. Каждый храбрый и искусный солдат, несмотря на низкое сословие, мог дослужиться до генерала (при монархии все высшие военные должности принадлежали исключительно дворянам). В течете 17 месяцев полки республиканской армии сражались 121 раз, терпели поражения и победы, но в результате отряды интервентов были разбиты и даже захвачены земли по левому берегу р. Рейна, а также Бельгия и Голландия.
Казнь Робеспьера
Кроме внешних врагов, у конвента были и внутренние; под предводительством неприсягнувших республике дворян и духовенства поднялись деревни, некоторые города и провинция Вандея. Вандейцы объявили королем заключенного в тюрьме малолетнего дофина, титулуя его Людовиком XVII. В это время одна девица, Шарлотта Кордэ, убила Марата, уверенная, что со смертью его окончится революция. Но революция сделалась еще более кровавой. Марата торжественно похоронили в Пантеоне на месте вынесенных из Пантеона останков Мирабо (впрочем, позднее прах Марата был вынесен из Пантеона), а Шарлотта казнена. Малолетний дофин после смерти Людовика XVI был отдан на воспитание сапожнику; после же смерти Шарлотты якобинцы посадили его в одиночное заключение, где он заболел и умер десяти лет от роду.
Чтобы скорее подавить восстание, Конвент прибег к тактике устрашения; Робеспьер, Дантон, Сен-Жюст развязали в стране жесточайший террор. Для его осуществления были сформированы спецотряды часто из бродяг и острожников, которые, имея при себе гильотину, с пением революционной песни «Марсельезы», переходя из департамента в департамент, «усмиряли» восставших. Когда недоставало времени для «гильотирования», несчастных толпами расстреливали и топили в реках. Но особенно свирепствовал террор в Париже; там погибли на гильотине Мария Антуанетта и Филипп Эгалитэ. К казни приговаривались все «ненадежные», т.е. те лица, которых считали врагами республики «по определению»: придворные, дворяне, духовенство, банкиры, прежние министры, губернаторы, откупщики податей, а также лица, которые «нарушали равенство», как-то: врачи, поэты, художники, даже просто люди талантливые или внешне выделяющиеся. Земли и поместья казненных отбирались в пользу республики, а движимое имущество, как-то: ценная посуда, мебель, одежда, картины, книги — свозились на площадь и продавались с аукциона. В стране был введен республиканский календарь, из которого были исключены христианские праздники, даже воскресный день, а вместо них введены языческие праздники в честь природы, плуга, пшеницы, в честь человеческого гения, справедливости и т.п. Отменено было также христианское богослужение; многие храмы закрыли или разрушили, в числе последних были: Реймский собор, в котором происходило коронование французских королей, и монастырский храм Сен-Дени — усыпальница королей, причем гробницы были разграблены, а останки королей разметаны. При некоторых разрушенных храмах находились богадельни, больницы, училища, и они также были разорены.
Конвенту не удалось истребить внутренних врагов, так как они были слишком многочисленны. Между тем, в самом Конвенте вскоре после смерти короля начались раздоры между партиями: якобинцы подозревали жирондистов в тайных намерениях возродить королевскую власть; монтаньяры же ненавидели жирондистов, подозревая их в убийстве «Друга народа» Марата (Шарлотта Кордэ была жирондистской), и наконец те и другие настояли на казни многих депутатов Жиронды. Происходили раздоры и между вождями террора; в частности, Дантон неожиданно предложил прекратить террор, но Робеспьер из страха, что принятие такого предложения усилит популярность Дантона, устроил так, что последнего казнили. Сделавшись после смерти Дантона диктатором, Робеспьер вскоре возбудил против себя многих французов. Чтобы освободиться от новых врагов, Робеспьер вместе с Сён-Жюстом прибегнул к «великому террору»: произошли многочисленные казни уже без суда и следствия; никто не был уверен в своей безопасности. Страшась за свою жизнь, депутаты Конвента отважились предать суду Робеспьера. Он был казнен вместе с Сён-Жюстом и многими другими монтаньярами. После этого террор был остановлен, клуб якобинцев закрыт. Обнародовав новую конституцию, Конвент самораспустился.
По конституции законодательная власть в республике предоставлялась Совету Пятисот и Совету Старейшин из 250 членов, а исполнительная — Совету пяти директоров. Такое правление известно под названием директория. Директории трудно было управлять Францией, главным образом, по причине финансового расстройства. Чтобы добыть денег и занять французов славой побед, директория вступила в войну с Европой. Лучшая часть армии, в которой господствовал якобинский дух и которая состояла из санкюлотов, была отдана в распоряжение талантливого полководца Наполеону Бонапарту.
Такова история Французской революции в кратком изложении. Теперь отведем несколько страниц этой книги под документы того времени.
Декларация прав человека и гражданина 1789 г.
Представители французского народа, образовав Национальное собрание и полагая, что лишь невежество, забвение прав человека и пренебрежение к ним являются единственными причинами общественных бедствий и пороков правительств, приняли решение изложить в торжественной декларации естественные, неотъемлемые и священные права человека, чтобы такая декларация, неизменно пребывая перед взорами всех членов общественного союза, постоянно напоминала им их права и обязанности; чтобы действия законодательной и исполнительной власти при возможном сопоставлении в любой момент с целями каждого политического учреждения встречали большее уважение; чтобы притязания граждан, основанные отныне на простых и непререкаемых началах, устремлялись к соблюдению Конституции и ко всеобщему благополучию. Вследствие этого Национальное собрание подтверждает и провозглашает перед лицом высшего существа... следующие права человека и гражданина:
1. Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах. Общественные отличия могут основываться лишь на соображениях общей пользы.
2. Цель каждого государственного союза составляет обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковы свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению.
3. Источник суверенитета зиждется по существу в нации. Никакая корпорация, ни один инвалид не могут располагать властью, которая не исходит явно из этого источника.
4. Свобода состоит в возможности делать все, что не приносит вреда другому. Таким образом, осуществление естественных прав каждого человека встречает лишь те границы, которые обеспечивают прочим членам общества пользование теми же самыми правами. Границы эти могут быть определены только законом.
5. Закон может воспрещать лишь деяния, вредные для общества. Все же, что не воспрещено законом, то дозволено, и никто не может быть принужден к действию, не предписываемому законом.
6. Закон есть выражение общей воли. Все граждане имеют право участвовать лично или через своих представителей в его образовании. Он должен быть равным для всех как в тех случаях, когда он оказывает свое покровительство, так и в тех, когда он касается всех граждан ввиду их равенства перед законом, который открывает в равной мере доступ ко всем общественным должностям, местам и службам сообразно их способностям и без каких-либо иных различий, кроме обуславливаемых их добродетелями и способностями.
7. Никто не может подвергнуться обвинению, задержанию или заключению иначе, как в случаях, предусмотренных законом, и при соблюдении форм, предписанных законом. Тот, кто испросит, издаст произвольный приказ, приведет его в исполнение или прикажет его выполнить, подлежит наказанию; каждый гражданин, вызванный органами власти или задержанный в силу закона, должен беспрекословно повиноваться; в случае сопротивления он подлежит ответственности.
8. Закон может устанавливать наказания, лишь строго и бесспорно необходимые. Никто не может быть наказан иначе, как по закону, надлежаще примененному, изданному и обнародованному до совершения правонарушения.
9. Так как каждый предполагается невиновным, пока не установлено обратное, то в случае задержания лица всякая излишняя строгость, не вызываемая необходимостью в целях обеспечения его задержания, должна сурово караться законом.
10. Никто не должен испытывать стеснений в выражении своих мнений, даже религиозных, поскольку это выражение не нарушает общественного порядка, установленного законом.
11. Свободное выражение мыслей и мнений есть одно из драгоценнейших прав человека; каждый гражданин поэтому может свободно высказываться, писать и печатать, неся ответственность лишь за злоупотребление этой свободой в случаях, предусмотренных законом.
12. Обеспечение прав человека и гражданина влечет необходимость применения вооруженной силы; эта сила, следовательно, установлена в интересах всех, а не в частных интересах тех, кому она вверена.
13. На содержание вооруженной силы и на расходы по содержанию администрации необходимы общие взносы; они должны распределяться равномерно между всеми гражданами сообразно их состоянию.
14. Все граждане имеют право устанавливать сами или через своих представителей необходимость государственного обложения, свободно давать согласие на его взимание, следить за его расходованием и определять его долевой размер, основание, порядок и продолжительность взимания.
15. Общество имеет право требовать отчета у каждого должностного лица по вверенной ему части управления.
16. Общество, в котором не обеспечено пользование правами и не проведено разделение властей, не имеет конституции.
17. Так как собственность есть право неприкосновенное и священное, то никто не может быть лишен ее иначе, как в случае, установленном законом несомненной общественной необходимости и при условии справедливого и предварительного возмещения (1, с. 74 — 76).
У Владимира Соловьева в лекции «Идея человечества у Августа Конта», которую он прочитал на публичном собрании Философского общества при Петербургском университете 7 марта 1898 г. по случаю столетней годовщины со дня рождения Конта, имеется любопытное рассуждение относительно понятий «человека» и «гражданина», вынесенное в заголовок Декларации 1789 г.
“Однако две стороны французской революции, — пишет Соловьев, — провозглашение человеческих прав сначала, а затем неслыханное систематическое попирание всех таких прав революционными властями — представляют не случайное только противоречие, не простое бессилие практики осуществить принцип. Нет, глубокое основание этой двуличности находится уже в самой Декларации благодаря прибавке одного слова: права человека и гражданина. Казалось бы, прибавка невинная и даже основательная. Без гражданских прав человеческие не реализуются. На давно уже достигнутой исторической ступени всякий человек есть, между прочим, и гражданин, как он бывает семьянином, членом своей церкви, партии, школы и т.д. Все эти частные определения очень важны, но в них нет ничего самоопределительного, ничего такого, что было бы само по себе основанием для каких-нибудь по существу неотчуждаемых прав. Понятие прав человека тем и было дорого, что оно указывало на такую безусловность, на такой неотъемлемый признак в субъекте прав — на нечто такое, из чего все требования справедливости могли выводиться с внутренней обязательностью формальной логики. Но зловредная кляуза «и гражданина», смешивая разнородное и ставя на одну доску условное с безусловным, портила все дело.
Нельзя в здравом уме сказать какому бы то ни было человеку — преступнику, безумному, дикарю, все равно: «Ты не человек». Но нет логического препятствия сказать «Ты не гражданин» даже вполне достойному человеку и хотя бы такому, который уже был признан гражданином. «Вчера ты был гражданином, теперь ты еще гражданин, но через минуту ты не гражданин». А если гражданство признано самостоятельным основанием всяких прав, то с отсутствием или потерей этого случайного и отчуждаемого достоинства будут отсутствовать или теряться и эти права. Ясно, что неотъемлемые права могут вытекать единственно только из неотъемлемого значения их носителя. Древние государства отлично знали задолго до французской революции, что такое гражданство и права гражданина, но это не обеспечивало основному классу их населения не только гражданских, но и вообще никаких прав. Всякие определенные и положительные права человеческие могут быть сами по себе отняты. Быть гражданином есть само по себе лишь положительное право и как такое может быть отнято без внутреннего противоречия. Но быть человеком есть не условное право, а свойство, по существу неотчуждаемое, и только оно одно, будучи принято за первооснову всяких прав, может сообщать им принципиальную неприкосновенность, или полагать безусловное препятствие их отнятию или произвольному ограничению. Пока определяющий принцип один — права человека, тем самым обеспечены и неприкосновенны права всех, так как нельзя объявить, что люди такой-то расы, такого-то исповедания, такого-то сословия — не люди. Но стоит только рядом с естественной первоосновой всех прав поставить искусственную — гражданство, как открывается широкая возможность, объявляя ту или другую группу людей в исключительном гражданском или, точнее, внегражданском положении, отнимать у них под видом гражданских все человеческие права. Таким образом, возведение «гражданина» в самостоятельный принцип рядом с «человеком» оказывается пагубным именно для всеобщности гражданских прав. Самой революции принадлежит фактически заслуга распространения гражданских прав на обширные группы людей, наполовину или вовсе их лишенные в прежней Франции, — на помещичьих крестьян, на протестантов и евреев. Но, отказавшись от чистой и ясной постановки освободительного дела на его безусловном основании (достоинство человека как такого) и примешав к этому условное и неопределенное понятие «добрый гражданин», революция открывала тем двери для всевозможных дикостей на будущее время. Да и в самую революционную эпоху все эти множества человеческих жертв, массами утопленных, зарезанных, гильотинированных, пострадали, конечно, не потому, что перестали быть людьми, а потому, что были признаны дурными гражданами, плохими патриотами, «изменниками» (как и у нас, например, бесчисленные жертвы Ивана IV).
Из двух принципов — «человек» и «гражданин», бессвязно сопоставленных рядом вместо того, чтобы второго подчинить первому, естественным образом низший, как более конкретный и наглядный, оказался на деле более сильным и скоро заслонил собою высший, а затем и поглотил его без остатка, ибо, казня гражданина, по необходимости убивали и человека” (2, с. 564 – 566).
Конституция 1791 г.
Раздел второй. О делении королевства и о состоянии гражданства
1. Королевство едино и неделимо. В его состав входят 83 департамента, каждый департамент делится на дистрикты, каждый дистрикт — на кантоны.
7. Закон признает брак лишь в качестве гражданского договора.
Законодательная власть установит для всего населения Франции без различия порядок удостоверения рождений, браков и смерти и назначит общественных должностных лиц для ведения и хранения записей гражданского состояния.
8. Французские граждане в силу тех местных отношений, которые возникают между ними вследствие сосредоточения их в городах и определенных сельских округах, образуют коммуны ...
9. Граждане, образующие ту или иную коммуну, имеют право избрать из своей среды на определенный срок в порядке, предусмотренном законом, муниципальные органы, призванные вести местные дела общины.
Раздел третий. О государственных властях
2. ...Французская конституция имеет характер представительный; представителями являются законодательный корпус и король.
3. Законодательная власть вверяется Национальному собранию, в состав которого входят представители, свободно избранные народом на определенный срок, и осуществляется названным собранием с утверждения короля ...
4. Форма правления монархическая. Власть исполнительная вверена королю и осуществляется под его главенством министрами и прочими ответственными органами в порядке, предусмотренном ниже.
5. Власть судебная вверена судьям, избираемым народом на определенный срок.
Глава первая. О Национальном законодательном собрании
1. Национальное собрание, образующее законодательный корпус, действует постоянно в составе одной палаты.
2. Оно избирается каждые два года путем новых выборов ...
3. Законодательный корпус не может быть распущен королем.
Отдел 1. Число представителей. Основания представительства
1. Число представителей законодательного корпуса достигает 745...
2. Общее количество представителей распределяется между; 83 департаментами в соответствии с территорией, населением ж прямым обложением.
Отдел II. Первичные собрания. Избрание выборщиков
1. Для выборов в Национальное законодательное собрание-активные граждане каждые два года собираются на первичные собрания в городах и кантонах ...
2. Активными гражданами являются французы по рождению или лица, вступившие во французское гражданство, которым исполнилось 25 лет от роду, имеющие местожительство в городе или кантоне в течение установленного законом времени, уплачивающие в любом месте королевству прямой налог в размере не менее стоимости трех рабочих дней ... не находящиеся в услужении, т.е. не состоящие домашними слугами, внесенные в список национальной гвардии муниципалитета по месту жительства и принесшие гражданскую присягу.
Глава вторая. О королевской власти, регентстве и министрах
Отдел 1. О королевской власти и о короле
1. Королевская власть неделима — она вверена наследственно царствующему дому и переходит по мужской линии в порядке первородства...
2. Особа короля неприкосновенна и священна...
3. ...Король царствует лишь в силу закона и лишь именем закона он может требовать повиновения.
Отдел IV. О министрах
1. Назначение и увольнение министров принадлежит всецело королю.
Глава третья. Об осуществлении законодательной власти
Отдел III. О санкции короля
1. Декреты законодательного корпуса восходят к королю, который может с ними не согласиться.
2. В случае, если король откажет в своем согласии, такой отказ имеет лишь суспензивное значение. Если две легислатуры, следующие за представившей такое постановление, последовательно представят такое же постановление в тех же самых выражениях, то считается, что король, дал свое утверждение.
Глава четвертая. Об осуществлении исполнительной власти
1. Высшая исполнительная власть сосредоточивается исключительно в руках короля. Король — верховный глава общего управления королевством; заботы об охране общественного порядка и спокойствия вверены ему. Король — верховный главнокомандующий сухопутных и морских военных сил. Королю вручена охрана внешней безопасности королевства, охрана его прав и владений.
2. Король назначает послов и прочих агентов международных сношений, командующих армией и флотом...
Отдел II. О внутреннем управлении
2. Органы управления (администраторы) ... не имеют характера представительства. Они ... агенты, избранные народом, на срок для осуществления под наблюдением и властью королях функций управления.
Глава пятая. О судебной власти
1. Власть судебная ... не может осуществляться ни законодательным корпусом, ни королем.
2. Правосудие будет отправляться беспошлинно судьями, избираемыми на срок народом и утверждаемыми в должности королевскими грамотами. . . Судьи не могут быть ни смещены иначе, как за преступления по должности, надлежаще установленные в судебном порядке, ни временно отстранены, от должности. иначе, как вследствие возбуждения против них обвинения. Общественный обвинитель назначается народом.
3. Суды не могут ни вмешиваться в осуществление законодательной власти, ни приостанавливать применение законов, низ вторгаться в круг деятельности органов управления...
Отдел VII. О пересмотре конституционных постановлений
8. ... На французские владения и колонии в Азии, Африки и Америке, хотя они и составляют часть Французской Империи настоящая конституция не распространяется (1, с. 76 — 79).
Петиция «бешенных» (Жак Ру, Варле и др.) от 03. 02. 1793
Граждане! Мы хотим вновь обратить ваше внимание на декрет Учредительного собрания, объявляющий звонкую монету товаром. Эта антигражданская мера. породившая спекуляцию и мошенничество, вполне входила в расчеты врагов общественного блага.
Этот декрет является главным двигателем махинаций, к которым прибегают губители свободы, чтобы ниспровергнуть священное здание наших прав.
В то время часть Национального собрания поклялась нас погубить. открыв путь спекуляции и скупке продуктов первой необходимости; торговля ассигнатами в обмен на звонкую монету, интерес к которой постоянно возрастает, разрушительна для принципов Республики и. следовательно, ослабляет доверие граждан; с болью смотрим мы также на то. как эти бумажные деньги, хотя и обладающие твердым обеспечением в виде национальных имуществ, вскоре полностью обесценятся вследствие падения их стоимости при обмене.
...Именно этот безнравственный декрет породил беды, постигшие нас ныне и раздирающие наше общество; они угнетают наименее зажиточные слон населения, у которых для удовлетворения их потребностей имеется только этот денежный знак; его и стараются дискредитировать в их глазах, и недоброжелателям удалось вызвать недоверие к нему, в результате чего дороговизна продуктов питания достигла столь высокого уровня.
Вдали слышны раскаты грома, гроза вот-вот разразится над нашей головой; не унывайте, законодатели, не унывайте! Мы наготове; скажите слово, и тираны будут уничтожены.
...Безжалостно поразите недостойные и жалкие создания, которые с равной наглостью и бесстыдством пользуются общественным достоянием. Сразите их, и вы предотвратите несчастья, которые не замедлят на нас обрушиться. Отмените этот закон, этот плод неспособности или бездарности, примите репрессивный декрет, введите смертную казнь для всех, кто, разменивая свои золотые, серебряные, медные деньги на национальные ассигнаты, предложил бы за них более низкую цену, чем их стоимость по закону.
Граждане, пославшие нас к вам, ждут от вашей мудрости немедленного решения по этому важному предмету; вместе с нами они вновь клянутся вам умереть республиканцами (3, Т. 5, с. 199 — 200).
Петиция «бешенных» от 12. 02. 1793
Граждане законодатели, недостаточно объявить, что мы — французские республиканцы. Надо еще, чтобы народ был счастлив; надо еще, чтобы у него был хлеб, ибо там, где нет хлеба, нет более законов, нет свободы, нет Республики. Мы вам изложили сейчас новые взгляды на продовольственный вопрос, единодушно одобренные нашими доверителями; мы их изложили вам, чтобы вы, одобрив их, запечатлели их навеки. Не страшась вызвать ваше неудовольствие, мы хотим пролить свет на ваши ошибки и раскрыть вам истину. Один оратор сказал вам с этой трибуны: «Если вы примете декрет, создающий помехи снабжению продовольствием, вы декретируете голод». Но обуздать злоупотребления — значит ли это препятствовать торговле продовольствием?
Вы жаловались на волнения народа, вызванные ростом цен на продукты, многие объясняли их подлой спекуляцией монополистов; они были правы, однако к ним не прислушались; другие предлагали, как средство против этих злоупотреблений, контроль со стороны муниципалитетов. Но как вы хотите, чтобы муниципалитеты, состоящие из торговцев, сами себя контролировали, сами себя изобличали? Мы сожалеем, что один из ваших членов, принадлежащий к числу так называемых философов, восклицал, как он печалится о свободе при виде того, как у земледельцев силой отнимают зерно; он кричал о нарушении права собственности, но то. за что платят разумную цену, не может считаться отнятым?. Разве они не видят, эти мнимые философы, эти друзья неограниченной свободы торговли хлебом, что, повышая цену на хлеб для бедняка, они только обогащают алчных спекулянтов? Разве они не знают, что в хлебной торговле царят злоупотребления, которые надо пресекать, если не хотят, чтобы народ умирал от голода? Некоторые ограничились предложением выпустить прокламации, способные просветить народ, но разве прокламациями можно накормить тех, кто голодает?
Граждане законодатели, сбросьте с глаз пелену, посмотрите, в какой ужасной нужде живет множество семей, втихомолку проливающих слезы и умоляющих вас осушить их. Вы декретировали свободную торговлю хлебом, но вопрос о пресечении злоупотреблений ускользнул от вашего внимания. Вам сказали, что хороший закон о продовольствии невозможен. Это значит сказать, что невозможно управлять государствами, когда тираны свергнуты. Граждане, вы собраны здесь для нашего спасения или нам на погибель; вы. несомненно, хотите нашего спасения. Так вот! Вы ничего не сделаете для нашего спасения, пока не ударите по экономистам, злоупотребляющим преимуществами закона, чтобы обогащаться за счет бедняка. О, кто может сомневаться в существовании смерти, когда все источники жизни иссякли? Вам сказали, что хороший закон о продовольствии невозможен; это значит сказать, что надо проститься с надеждами, которые мы возлагали на вашу высокую мудрость.
Мы, депутаты 48 парижских секций, мы, которые обращаемся к вам во имя спасения 84 департаментов, отнюдь не утратили веры в вашу просвещенность. Нет, хороший закон вполне возможен: мы пришли предложить его вам, и вы, несомненно, поспешите утвердить его. Опять-таки, разве вы, со своими принципами о продовольствии, достигли своей цели? Разве после принятия вашего закона нам стало лучше, чем прежде, если среди изобилия народ страдает от голода и ему не сулят утешения? Выслушайте нас, но без предвзятости. В дополнение к закону от 8 декабря [1] мы предлагаем вам следующие мероприятия:
1) 10-летнее тюремное заключение для всякого администратора, занимающегося торговлей;
2) введение единой меры веса для зерна по всей Республике, с тем чтобы повсюду применялась лишь одна мера веса, а именно квинтал весом в 100 фунтов;
3) под страхом тюремного заключения в первом случае и смерти во втором земледельцам или торговцам категорически запрещается продавать зерно дороже чем 25 ливров за мешок весом в 250 фунтов (ропот);
4) Конвент распорядится, чтобы его декрет от 2-го числа сего месяца, возлагающий на департаментские директории контроль над складами Республики, особенно строго соблюдался в пограничных районах Республики, где уполномоченным будет разрешено делать закупки зерна (3, Т. 5, с. 201 — 203).
Петиция «бешенных» от 09. 03. 1793
Секция Гравилье не напрасно поклялась защищать Республику; сама кровь наших братьев по оружию, оросившая равнины Жемаппа, воспламеняет наше мужество в связи с опасностями, угрожающими государству. Но если слава призывает нас на границы, то наш долг — обеспечить внутри Республики мир, свободу и счастье. Нация почтила вас своим доверием только для того, чтобы сохранить равенство благодаря царству законов, которые обращены не на пользу правящим, а на пользу управляемым; не на пользу богатым, а на пользу трудящемуся и добродетельному классу общества; и, наконец, законов, основанных на принципах разума и вечной справедливости.
После четырех лет Революции — это следует вам смело сказать — свобода стала лишь пустым призраком! Нас одолели интриганы. лицемеры и плуты под покровом закона, рожденного спесью и коррупцией, и декрет, объявляющий деньги товаром, стал источником общественных бедствий, единственной причиной ажиотажа, пожирающего государство, причиной разбоя, скупки, причиной дороговизны всех видов продовольствия.
Уполномоченные народа, настало время спасать Республику. Ее самые ожесточенные враги, стремящиеся ее погубить,— это те, кто разоряет, душит голодом и приводит в отчаяние народ; те, кто терпит преступление и участвует в нем.
Полно! В то время как наши батальоны развертывают за пределами страны знамя национального отмщения, будете ли вы и долее терпеть, чтобы жены н дети наших храбрых волонтеров стенали и умирали под ударами аристократии богатства? Будете ли вы и долее глухи к голосу граждан этого огромного города, который друзья умершего короля, поощряя ярость эмигрантов и заговорщиков, пытаются покорить голодом и нищетой, чтобы отомстить гражданам за их борьбу против его тирании? Но — хорошенько подумаем!— не существует свободы без хороших законов; не существует равенства, когда один класс людей может безнаказанно морить голодом н предавать другой.
Уполномоченные народа, неужели вы хотите, чтобы вся Франция поднялась? Казните эгоистов, убивающих посредством монополии граждан, которых их возраст и немощи удерживают дома; поразите наконец громом врученной вам власти этих тигров, занимающихся торговлей, наносящей вред трем четвертям населения, алчно набивающих свои склады предметами первой необходимости и продовольствием, на которые люди имеют законное право с момента их появления на свет...
Уполномоченные народа, итак, во имя спасения Французской Республики мы требуем отмены декрета, объявившего деньги товаром...
Мы требуем от вас издания законов, карающих за ажиотаж и скупку.
Мы требуем от вас установления обложения, называемого «военным налогом», дабы всякий, имеющий более 1500 ливров ренты, платил четвертую часть излишка, чтобы способствовать отправке волонтеров и помогать содержанию их жен и детей... Отечество вправе располагать нашими руками; но народные уполномоченные должны открыть национальную казну тем, кто нуждается, женщинам, страдающим от отсутствия своих мужей. Они должны очистить Республику от изменников, которые своими ростовщическими расчетами беспрестанно наносят ей смертельные удары; наконец, они должны сообразовываться с желаниями народа, врачевать его беды, предупреждать его нужды и делать все для его счастья, если не хотят жить обесчещенными и умереть, как последний французский король, казненными за измену (3, Т. 5, с. 287 — 2289).
Позиция Робеспьера в 1793 г.
Только безумец может поверить, что гнусные приспешники Дюмурье и Кобурга серьезно намерены отразить разбойников Вандеи. Во Франции осталось только две партии: народ и его враги. Надо истребить всех этих подлых злодеев, которые будут всегда плести заговоры против Прав Человека и против счастья всех народов. Вот каково наше нынешнее положение.
Кто не за народ, кто ходит в шитых золотом штанах — прирожденный враг всех санкюлотов. Есть только две партии: партия добродетельных людей и партия развращенных людей. Людей следует различать не по их имуществу или положению, а по их характеру. Есть только два класса людей: друзья свободы и равенства, защитники угнетенных, друзья неимущих, с одной стороны, и защитники несправедливо приобретенного богатства и тиранической аристократии — с другой. Таково существующее во Франции разделение. Так вот, если мы хотим избежать гражданской войны, надо отделить эти два класса людей друг от друга.
Санкюлоты, неизменно руководствуясь любовью к человечеству, строго придерживались истинных принципов общественного порядка; они никогда не претендовали на имущественное равенство, а требовали равенства, прав и счастья. Часть защитников народа позволила себя подкупить. Я тоже мог бы продать свою душу за богатство. Но в моих глазах богатство — это не только плата за. преступление. но и кара за преступление, и я хочу быть бедным, чтобы не быть несчастным (Аплодисменты) (3, Т. 5, с. 428 — 429).
Вы имеете в законах все необходимое для того, чтобы законным образом истребить наших врагов. В секциях имеются аристократы, выгоните их. Вам надлежит спасти свободу, провозгласите права свободы, проявите всю вашу энергию. Вы располагаете бесчисленным народом санкюлотов, честных и полных сил. Они не могут оторваться от своих трудовых занятий, заставьте же богатых платить им. У вас есть Национальный Конвент. Очень возможно, что не все члены этого Конвента являются в равной мере друзьями свободы и равенства, но большинство их полно решимости защищать права народа н спасти Республику. Разложившаяся часть Конвента не помешает народу вести борьбу с аристократами. Неужто вы думаете, что Гора в Конвенте будет недостаточно сильна, чтобы противостоять всем приспешникам Дюмурье, Орлеана, Кобурга? Право же, вы не можете этого думать.
Если свобода погибнет, это будет по вине не столько представителей, сколько самого суверенного народа. Парижане, помните, что ваша судьба в ваших руках, вы должны спасти Париж п человечество. Если вы этого не сделаете, это будет ваша вина.
Гора нуждается в поддержке народа. Народ видит свою опору в Горе. Нас всячески пытаются запугать; нам хотят внушить будто южные департаменты враждебно относятся к якобинцам. Я заявляю вам, что Марсель — навеки друг Горы, что в Лионе патриоты одержали полную победу. Подводя итоги, я требую:
1. Чтобы секции собрали армию, достаточную для образования ядра революционной армии, которая увлечет и всех санкюлотов из департаментов на борьбу с целью истребления мятежников.
2. Собрать в Париже армию санкюлотов для обуздания аристократии.
3. Все опасные преступники, все аристократы должны быть арестованы; санкюлоты должны оплачиваться за счет государственного казначейства, расходы которого должны возмещаться богатыми, и эта мера должна быть распространена на всю Республику.
Я требую сооружения кузниц на всех городских площадях. Я требую, чтобы Парижская коммуна поддержала всеми своими силами революционное рвение парижского народа.
Я требую, чтобы Революционный трибунал исполнил свой долг и покарал тех, кто в эти последние дни кощунственно выступал против Республики.
Я требую, чтобы этот трибунал не медлил с примерным наказанием известных генералов, взятых на месте преступления, которые уже должны были быть судимы.
Я требую, чтобы парижские секции присоединились к Парижской коммуне и своим влиянием обезвредили коварные сочинения журналистов, инспирируемых иностранными державами.
Приняв все эти меры, вы, не давая никому предлога для утверждений, будто вы нарушили законы, дадите импульс департаментам, которые объединятся с вами для спасения свободы (Аплодисменты) (М. Робеспьер. Избранные произведения. Т. II, М., 1965, с. 332 — 337.)
Нужна единая воля.
Нужно, чтобы она была республиканской или роялистской. Для того чтобы она была республиканской, нужны республиканские министры, республиканские газеты, республиканские депутаты, республиканское правительство.
Внешняя война — болезнь смертельная, когда политический организм болен Революцией и разделением воли.
Внутренние опасности проистекают от буржуазии; чтобы победить буржуазию, надо сплотить народ. Все было подготовлено для того, чтобы подчинить народ игу буржуазии и погубить защитников Республики на эшафоте. Буржуа восторжествовали в Марселе, в Бордо, в Лионе; они восторжествовали бы и в Париже, если бы не произошло нынешнего восстания. Надо, чтобы нынешнее восстание продолжалось, пока не будут приняты меры, необходимые для спасения Республики. Надо, чтобы народ объединился с Конвентом, а Конвент объединился с народом. Надо, чтобы восстание постепенно распространялось по одному и тому же плану; чтобы санкюлоты получали плату и оставались в городах. Надо снабдить их оружием, разжигать их гнев, просвещать их. Надо возбуждать республиканский энтузиазм всеми возможными средствами (3, Т.6, с. 154).
Какова цель?
— Осуществление Конституции в интересах народа.
Кто будет нашими врагами?
— Порочные люди и богачи.
К каким средствам они прибегнут?
— К клевете и лицемерию.
Какие причины могут благоприятствовать использованию этих средств?
— Невежество санкюлотов. Следовательно, надо просвещать народ.
Но каковы препятствия для просвещения народа? Наемные писаки, которые изо дня в день вводят его в заблуждение бесстыдной ложью. Какой из этого вывод?
1. Надо изгнать этих писак как самых опасных врагов отечества.
2. Надо в изобилии распространять добросовестные сочинения.
Каковы препятствия к установлению свободы?
— Война внешняя и война гражданская.
Каковы средства закончить внешнюю войну?
— Поставить генералов-республиканцев во главе наших армий и покарать тех, кто нам изменил.
Каковы средства закончить гражданскую войну?
— Карать изменников и заговорщиков, особенно виновных депутатов и администраторов; послать патриотически настроенные войска под началом командиров-патриотов, чтобы обуздать аристократов Лиона, Марселя, Тулона, Вандеи, Юры и всех прочих районов, где было поднято знамя мятежа и роялизма, и дать страшный урок всем преступникам, оскорбившим свободу и пролившим кровь патриотов.
1. Подвергнуть проскрипции вероломных и контрреволюционных писателей; распространять добросовестные сочинения.
2. Карать изменников и заговорщиков, особенно виновных депутатов и администраторов.
3. Назначить генералов-патриотов, сместить и наказать других.
4. [Дать] продовольствие и народные законы.
(3, Т. 6, с. 276)Прериальский закон от 22 прериаля II г. (10 июня 1794 г.)
Революционный трибунал учрежден, чтобы карать врагов народа.
Враги народа — это те, кто стремится уничтожить общественную свободу, будь то силой либо хитростью.
Враги народа — это те, кто будет провоцировать восстановление королевской власти или стараться унизить или распустить
Национальный Конвент и республиканское Революционное правительство, центром которого является Конвент;
те, кто изменит Республике, командуя крепостями и армиями и исполняя любые другие военные функции...
те, кто будет стараться помешать снабжению Парижа или вызывать в Республике голод;
те, кто будет содействовать осуществлению замыслов врагов Франции, либо благоприятствуя сокрытию и безнаказанности заговорщиков и аристократов, либо подкупая уполномоченных народа, либо злоупотребляя принципами Революции, законами или мерами правительства путем их неправильного или коварного применения;
те, кто обманет народ или представителей народа, чтобы побудить их к действиям, противоречащим интересам свободы;
те, кто будет стараться вызвать упадок духа, чтобы облегчить действия тиранов, объединившихся против Республики;
те, кто будет распространять ложные известия, чтобы вызвать раскол в народе и смутить его;
те, кто будет стараться ввести общественное мнение в заблуждение, препятствовать просвещению народа, портить нравы, развращать общественное сознание...
Кара за все преступления, рассмотрение которых относится к компетенции Революционного трибунала, — смерть.
Уликами, необходимыми для осуждения врагов народа, могут служить всякого рода доказательства, вещественного, морального, словесного или письменного характера, с которыми, естественно, может согласиться справедливый и рассудительный человек. Судьи должны руководствоваться при вынесении приговора своей совестью, просвещаемой любовью к отечеству; их цель — торжество Республики и гибель ее врагов; процедура — простые средства, которые подсказывает здравый смысл, чтобы распознать истину, в формах, предписанных законом.
Если имеются улики, вещественные или моральные, помимо доказательств свидетелей, то свидетелей совсем не будут заслушивать, разве только эта формальность будет признана необходимой либо для того, чтобы выявить сообщников, либо из других важных соображений общественного блага.
Оклеветанным патриотам закон предоставляет в качестве защитников присяжных-патриотов; заговорщикам он их не предоставляет (3, Т. 6, с. 430 — 432).План национального воспитания Мишеля Лепелетье де Сен-Фаржо, представленный 13 июля 1793 г. в Конвенте Робеспьером от имени Комитета по народному образованию. Лепелетье де Сен-Фаржо (1760 — 1793) — один из идеологов Французской революции, президент Парижского парламента в 1785 г., депутат Генеральных штатов от дворянства Парижа, глава администрации департамента Йонна в 1791 — 1792 гг., депутат Конвента от этого департамента; убит 20 января 1793 г. королевским телохранителем Пари за то, что голосовал за казнь короля.
“Вся система Комитета [по народному образованию] покоится на этой системе, на учреждении четырех ступеней образования, а именно: начальных [первичных] школ, вторичных [высших начальных] школ, институтов [средних школ] и лицеев [высших школ]. Что до последних трех, то я нахожу этот план разумным и задуманным с целью сохранения, распространения и усовершенствования человеческих знаний. Эти три последовательные ступени откроют для образования плодотворный и разумно используемый источник, и я вижу в них вполне подходящее средство для развития талантов граждан, которые посвятят себя литературе, науке и искусствам...
Такое неравное распределение благ, даваемых начальными школами, — наименьшее из неудобств, поражающих меня в их организации. Я усматриваю гораздо большее неудобство в системе воспитания, которую они представляют.
Меня огорчает, что упущена одна из наиболее существенных целей воспитания, а именно совершенствование физического развития. Я знаю, что предлагают кое-какие гимнастические упражнения; это хорошо, но этого недостаточно. Размеренный образ жизни, здоровая и подходящая для детей пища, постепенно усложняемые, умеренные работы, последовательные испытания, непрерывно повторяемые, — вот единственные эффективные средства для того, чтобы достигнуть всестороннего развития тела и всех способностей, какими оно наделено.
Что касается морального духа, то несколько полезных наставлений, кратковременные занятия — таков узкий круг, которым ограничивается предлагаемый план. Это — занятия в течение нескольких кратких часов, а вся остальная часть дня отдана на волю случая, и ребенок, когда время уроков прошло, вскоре вновь попадает в обстановку либо расслабляющей роскоши и гордой суетности, либо грубости и нужды, либо праздности с ее отсутствием дисциплины. Несчастная жертва пороков, заблуждений, невзгод, равнодушия всех, кто его окружает, он будет немного менее невежественным, чем в прошлом; школ будет несколько больше, учителя будут несколько лучше, чем ныне, но действительно ли мы воспитаем людей, граждан, республиканцев; одним словом, возродится ли Нация?
Все отрицательные явления, которые я только что описал, неустранимы, если мы не примем важного решения, имеющего целью процветание Республики.
Решимся же издать закон, который устранит все препятствия, сделает легко осуществимыми самые совершенные планы воспитания, укажет и проведет в жизнь все прекрасные установления, закон, который, не пройдет и десяти лет, все равно будет, если мы откажемся от чести быть его авторами; закон всецело на пользу бедняка, так как он передаст на его нужды излишек богатства, что сам богач должен одобрить, если он размышляет, что ему должно быть приятно, если он мягкосердечен. Этот закон имеет своей целью создание системы поистине национального, поистине республиканского воспитания, равного и действительно общего для всех, единственно способного возродить род человеческий, как его физические, так и его духовные способности; одним словом, этот закон — основа для народного образования.
Утвердим его благотворный принцип, но сумеем внести в него изменения, какие нынешнее состояние умов и промышленные интересы Республики могут сделать необходимыми.
Предлагаю вам декретировать, что, начиная с пятилетнего возраста и до двенадцати лет для мальчиков и до одиннадцати лет для девочек, все дети без различия и без исключений будут. воспитываться вместе за счет Республики и что все они, в силу священного закона равенства, будут пользоваться одинаковой одеждой, одинаковой пищей, одинаковым обучением, одинаковыми заботами.
Я изложу вам в нескольких словах преимущества, детали и средства осуществления плана, который я представляю на ваше рассмотрение.
Все дети будут пользоваться благом общественного воспитания в течение семи лет, с 5 и до 12 лет.
Этот период жизни имеет действительно решающее значение для формирования физических и духовных способностей человека.
Ведь этот период требует ежедневного, ежеминутного наблюдения.
До пятилетнего возраста ребенка можно поручить только заботам матери; таков завет, таково веление природы; этот возраст требует слишком многих кропотливых забот и внимания; все это — удел матери.
Однако я думаю, что закон может оказать некоторое влияние и на эти первые минуты существования человека. Но вот какими пределами, по моему мнению, следует ограничить его действие.
Ободрять матерей, помогать им, просвещать их, всерьез заинтересовать их в кормлении детей грудью; доступно разъяснять им вредные последствия ошибок и небрежности и благие результаты забот и внимания; делать для них рождение и сохранение здоровья их детей не тягостным бременем, но, напротив, источником радости и предметом растущих надежд. Вот все, что мы можем сделать полезного для ребенка в первые пять лет его жизни. Такова цель некоторых статей предлагаемого мною закона. Указанные в нем меры весьма просты, но я убежден в том, что их несомненным результатом для Республики будет уменьшение на четверть числа детей, ежегодно погибающих от нищеты, предрассудков и небрежности.
Итак, в пятилетнем возрасте Отечество получит ребенка из рук природы; а в двенадцатилетнем возрасте оно возвратит его обществу.
Это время, по личным мотивам и согласно сложившемуся во Франции общественному мнению, показалось мне наиболее подходящим для завершения общественного воспитания.
В десятилетнем возрасте это было бы чересчур рано; работа проделана еще только вчерне.
В двенадцатилетнем возрасте привычки уже привиты, навыки прочно закреплены.
Возвратить десятилетнего ребенка бедным родителям часто означало бы возложить на них еще одно бремя; благодеяние, оказанное нацией, было бы неполным.
В двенадцать лет дети уже могут зарабатывать себе на жизнь, вносить дополнительные средства в свою семью.
Двенадцать лет — возраст, пригодный для обучения разным ремеслам; это — возраст, когда окрепшее тело в состоянии начать приспосабливаться к земледельческим работам. Это также возраст, когда уже сформировавшийся ум может с пользой приступить к изучению литературы, наук и изящных искусств.
В обществе имеются различные поприща. Множество профессий и видов промышленной деятельности ожидает граждан.
Двенадцать лет — как раз время начинать ученичество в любом из них; ранее обучение было бы преждевременным; позднее уже не хватает гибкости, не хватает ловкости — этих счастливых даров детства.
До двенадцати лет общее образование — благо, так как до этого времени речь идет о подготовке не пахарей, ремесленников и ученых, а людей для всех профессий.
До двенадцати лет общее образование — благо, так как речь идет о том, чтобы развить в детях физические и моральные качества, дать им навыки и познания, общеполезные для всех.
Когда наступает время выбора профессии, общее образование должно прекратиться, так как обучение каждой профессии различно; объединить в одной и той же школе обучение всем профессиям невозможно.
Продолжение общественного обучения до конца юношеского возраста — прекрасная мечта; порой мы предавались восхитительным мечтам об этом вместе с Платоном; порой мы с увлечением читали об этом в летописях Лакедемона; порой мы видели глупую карикатуру на это в наших коллежах. Но Платон готовил только философов; Ликург готовил одних солдат; наши преподаватели готовили одних только школяров. Французская Республика, блеск которой зиждется на торговле, промышленности и земледелии, нуждается в подготовке людей всех профессий; поэтому их нечего запирать в школах; их надо размещать по мастерским, на всем протяжении полей; всякая иная идея — химера, которая под видом обманчивого совершенства парализовала бы необходимые рабочие руки, уничтожила бы промышленность, истощила бы общество и вскоре довела бы его до распада...
Здесь возникает весьма важный вопрос.
Будет ли общественное обучение детей обязательным для их родителей или же родители только будут иметь право воспользоваться этим национальным благом? Оно должно быть обязательным для всех в принципе. Оно должно быть обязательным для всех в интересах общества. Оно должно стать обязательным для всех спустя несколько лет.
Но в настоящий момент вы, быть может, признаете уместным незаметно приучать умы к чистоте принципов нашего нового установления; я предлагаю вам это с сожалением. Предлагаю вашей мудрости изменение, хотя мне лично не хотелось бы, чтобы вы признали его необходимым. Изменение состоит в следующем: вы декретируете, что в течение четырех лет с настоящего момента родители не должны считать общественное образование для своих детей обязательным. Но по истечении этой отсрочки, когда мы приобретем, если можно так выразиться, республиканскую силу и зрелость, я требую, чтобы всякий, кто откажется распространить на своих детей всеобщее воспитание, лишался гражданских прав на все время, в течение которого он будет уклоняться от исполнения этого гражданского долга, и, кроме того, платил двойной взнос в счет детского налога, о котором я расскажу вам далее.
Вам будет нетрудно разместить эти учреждения в зданиях, принадлежащих нации, — в церковных зданиях, в бывших жилищах эмигрантов и в других общественных помещениях.
И еще я хотел бы, чтобы, в случае отсутствия такой возможности, для этого важного назначения открылись двери старых крепостей феодализма. Со всех сторон люди ропщут и осуждают существование этих замков и башен, этих ненавистных памятников угнетения. Вместо того чтобы их разрушать, используем эти древние громады.
В кантоне, обычно состоящем из восьми приходов, нация сможет выбирать среди нескольких, возместив владельцу понесенный им ущерб; она также обеспечит за небольшую плату обширное помещение; она изымет из рук простых граждан дворцы, оскорбляющие суровый взор равенства; и эта последняя жертва, быть может, вопреки его воле, окажет услугу огорченному владельцу, которого ныне, после того как в результате освобождения деревни иссяк источник его богатства, гнетет мысль об огромных размерах его жилища...
Я желал бы, чтобы в течение всего общественного воспитания ребенка знакомили только с принципами всеобщей морали, а не обучали той или иной религии.
Я желал бы, чтобы, только достигнув двенадцати лет, вновь вернувшись в общество, он по зрелому размышлению выбрал для себя культ. Мне представляется, что он должен выбрать его только тогда, когда сможет о нем судить.
Однако, учитывая нынешнее настроение умов, особенно в деревнях, вы, быть может, поостережетесь вызвать неудовольствие и даже возмущение в простых и бесхитростных семьях, если родители увидят, что их дети вплоть до двенадцатилетнего возраста будут освобождены от соблюдения обрядов какого бы то ни было религиозного культа. Я передаю разрешение этого затруднения на ваше мудрое усмотрение, но, во всяком случае, настаиваю на том, чтобы эта часть обучения не входила в курс национального воспитания, и чтобы ее не доверяли национальным преподавателям, и чтобы только разрешили (если вы сочтете эту уступку необходимой) водить детей в определенные дни и к определенному часу в ближайший храм, чтобы они там узнавали и выполняли религиозные обряды, к каким их приучили в их семьях...
До сего времени я рассматривал данный вопрос только с точки зрения воспитания; теперь я изложу его вам с другой, весьма важной стороны — с точки зрения политической экономии.
Уменьшить нужду неимущих, сократить излишки богатства — вот цель, к какой должны стремиться все наши институты. Но нужно, чтобы наше движение вперед регулировали справедливость и благоразумие. Двигаться вперед можно только шаг за шагом; никакие судорожные движения недопустимы, собственность священна, и ваш первый декрет дал этому праву новую и подлинную гарантию.
Самая мягкая действенная мера для сокращения огромного различия между состояниями и исправления странного несоответствия, какое случайное распределение собственности создает между гражданами, состоит в способе распределения государственных налогов. Надо облегчить их бремя для малоимущего, с тем чтобы тяжесть их ложилась главным образом на богатого, — вот и вся теория; и я усматриваю весьма удачное и вполне легкое применение ее в новом законе, который будет введен в результате учреждения общественного обучения.
В двух словах: ребенок бедняка будет воспитываться за счет богача; однако все расходы будут находиться в справедливой пропорции в такой степени, дабы неимущий не испытывал унижения от того, будто он принимает благодеяние.
Простой расчет с очевидностью позволит достигнуть такого результата. Я предлагаю, чтобы в каждом кантоне расходы дома общественного воспитания, на питание, одежду и содержание детей несли все граждане кантона пропорционально уплачиваемым каждым из них прямым налогам. Дабы сделать соотношение более наглядным, приведу в пример трех граждан.
Я предполагаю, что один из них обладает возможностями, некогда требовавшимися для того, чтобы быть активным гражданином, т.е. платит налог в размере трехдневного заработка, который я оцениваю в три ливра. Предположим, что доход Другого равен тысяче ливров и облагается налогом в 200 ливров. Наконец, третьего я считаю обладателем ренты в 100 тыс., с которых он платит налог в 20 тыс. ливров.
Далее, я оцениваю налог для покрытия расходов на общественное воспитание детей в половину суммы прямого обложения. Какова будет часть, вносимая этими тремя гражданами? Человек, платящий налог в размере трехдневного заработка, внесет в счет детского налога один ливр десять су. Гражданин с доходом в тысячу ливров внесет 100 ливров. Богач, получающий ренту в 100 тыс. ливров, уплатит 10 тыс. ливров. Как видите, общий фонд образуется из суммы многих неравных взносов; бедный вносит очень мало, богатый вносит много; но когда фонд образован, он затем делится поровну между всеми, каждый извлекает из него равную выгоду — воспитание своих детей.
Человек, платящий налог в размере трехдневного заработка, уплатив дополнительный налог в 30 су, будет освобожден от бремени содержания часто многочисленной семьи; все его дети будут воспитываться за счет государства; пожертвовав всего лишь 30 су, он сможет воспитывать до семи детей одновременно за счет Республики.
Я упомянул человека, платящего налог в размере трехдневного заработка, однако этот гражданин принадлежит к классу, в прошлом привилегированному; он обладает активностью; кто из множества людей не захочет воспользоваться благодеянием, предоставляемым этим законом (которое будет для них еще более ощутимо), если весь класс граждан, в прошлом неактивных, уплатив налог менее 30 су, сможет обладать таким же преимуществом?
Совершенно очевидно, что все граждане, начиная с класса граждан в прошлом неактивных и кончая собственниками с рентой в тысячу ливров, заинтересованы в этом законе.
Он полезен даже для собственника, обладающего рентой в тысячу ливров; ведь не найдется ни одного гражданина, который, получая такой доход, не согласился бы добровольно платить 100 ливров в год за воспитание всех своих детей. Итак, все бремя дополнительного обложения ляжет только на тех, кто получает больше тысячи ливров ренты. Таким образом, более девятнадцати двадцатых граждан Франции заинтересовано в законе; ибо, несомненно, граждане, чей доход превышает 100 пистолей, не составляют и одной двадцатой.
Среди всей этой многочисленной части нации пострадают одни только холостяки или женатые, но бездетные люди, так как они ничего не выигрывают. Но я сомневаюсь, чтобы вас тронули их жалобы: их бремя меньше, чем у прочих граждан.
Вы видите, что согласно этой системе только обложение богача превышает возможную стоимость воспитания его детей; но даже в увеличении его обложения я вижу двойную выгоду: выгоду от изъятия части излишков богатства и выгоду от использования этого болезненного избытка для облегчения положения малоимущих граждан, осмелюсь сказать, к выгоде общества в целом, так как этот избыток дает ему средства для создания института, поистине достойного Республики, и для обеспечения наибольшего благоденствия, величия и духовного возрождения...
Осмелюсь спросить, — восклицает он, — что будет отныне с нуждой? Один-единственный благодетельный закон заставит ее исчезнуть с лица земли Франции. Взгляните на деревни; обратите ваш взор внутрь хижин! Отправьтесь на городские окраины, где скучено огромное население, люди, едва прикрытые лохмотьями; познакомьтесь поближе с этими приносящими пользу семьями; даже там труд обеспечил бы зажиточность; но их вновь повергает в нужду плодовитость. Отец и мать, оба трудолюбивые, легко заработали бы себе на жизнь; но этот тяжким трудом заработанный хлеб предназначается не для них одних, часть его у них отнимают их многочисленные дети, а само богатство, доставляемое ими государству, обрекает их на все ужасы нищеты.
Так, в результате поистине отвратительной несправедливости нашей социальной экономики, извращаются и подавляются все естественные чувства.
Рождение ребенка — несчастье. К заботам, которыми его окружает мать, примешиваются сожаления и тревога. С трудом удовлетворяются лишь первые потребности этого несчастного создания, так как бедность заставляет быть бережливым. Ребенок дурно питается, за ним плохо ухаживают, с ним дурно обращаются; он часто болеет и поэтому не развивается или же развивается плохо, и из-за отсутствия самого элементарного ухода это молодое растение чахнет.
Порой даже — расскажу и это — я страдал и от более душераздирающего зрелища. Я посещаю удрученную горем семью, вхожу: ребенок только что умер, он еще здесь. В первый момент природа еще вырвала у этой несчастной четы слезы, но вскоре ужасающая бедность даровала ей утешение, еще более горькое, чем слезы: одной заботой меньше!
Полезные и несчастные граждане, быть может, вскоре эта забота не будет более для вас обузой. Настанет день, когда благодетельная Республика ее облегчит. Быть может, достигнув благосостояния и повинуясь тайным велениям природы, вы сможете без сожаления отдавать детей отечеству. Отечество будет всех их принимать без различия, и, когда вы получите их обратно из его рук вполне сформировавшимися, они возродят в ваших семьях новый источник изобилия, принеся туда силу, здоровье, любовь и привычку к труду...
Таким образом, в возрасте от пяти до двенадцати лет, т.е. в период жизни, столь решающий для физического и духовного формирования человека, его впечатлений и привычек, которые он сохранит навсегда, все то, что должно составить Республику, будет брошено в республиканское горнило.
Так, при одинаковом обращении, одинаковом питании, одинаковой одежде и одинаковом обучении, равенство станет для юных учеников не благовидной теорией, а неизменно действенной практикой.
Так сформируется обновленное, трудолюбивое, разумное, дисциплинированное поколение, и непроницаемая перегородка отделит его от нечистого соприкосновения с нашим состарившимся поколением.
Так, когда все они будут объединены, когда все они будут избавлены от бремени нужды и, в результате национальной щедрости, будут получать одинаковое воспитание, одни и те же знания, то и особые обстоятельства — удаленность от дома, бедность родителей — не сделают ни для кого из них иллюзорными благодеяния отечества.
Так бедности помогут, дав ей то, чего она лишена. Так богатство лишится части своих излишков, и таким образом без кризисов и конвульсий эти два недуга политического организма будут незаметно смягчены.
Этого случая оказать помощь многочисленной и важной части общества ожидали уже давно; революция, совершающаяся в течение последних трех лет, сделала все для других классов граждан; но еще не сделано почти ничего для, быть может, самого нужного класса, для граждан пролетариев, чье единственное достояние — труд.
Феодализм уничтожен, но не для них; ибо они ничем не владеют в освобожденной деревне.
Налоги распределены более справедливо, но, ввиду самой их бедности, обложение их почти не касалось; поэтому и облегчение для них почти не ощутимо.
Гражданское равенство восстановлено, но они лишены, образования и воспитания; они несут все бремя звания, гражданина; но обладают ли они действительно способностью к выполнению почетных обязанностей, на какие может притязать гражданин?
Отмена габели — единственное благо, какое их действительно коснулось до сего времени, так как барщины уже более не существовало, и в настоящее время они страдали от дороговизны припасов, от падения спроса на труд и от волнений, неотделимых от политических бурь.
Это — революция бедняка.., но революция мягкая и мирная, революция, которая совершается, не затрагивая собственности и не попирая справедливости. Усыновите детей неимущих граждан, и нищета исчезнет для них. Усыновите их детей, и вы поможете им в наиболее важный период их жизни. Пусть эти молодые деревца будут пересажены в национальный питомник; пусть одна и та же почва дает им питательные соки, пусть их формирует одинаковый внимательный уход; пусть они, теснясь друг подле друга, как бы оживляемые лучами благодетельного светила, растут, развиваются, устремляются вперед все вместе или опережая друг друга под надзором и мягким влиянием отечества!” (3, Т. 6, с. 19 — 29).
В октябре 1793 г. Конвент принял новый календарь. Отсчет в атеистической Франции стал начинаться не от рождения Иисуса Христа, а от 22 сентября 1792 г. — даты провозглашения Французской республики. Новым названиям месяцев давалось следующее объяснение.
“Мы даже старались использовать подражательную гармонию языка в составе и звучании этих слов, в механизме их окончаний; таким образом, чтобы названия осенних месяцев имели низкий звук и средний размер слогов; зимних — глухой звук и долгий размер слогов; весенних — веселый звук и краткий размер слогов; летних — высокий звук и широкий размер слогов.
Так, первые три месяца года, составляющие осень, имеют следующую этимологию: первый месяц — это время сбора винограда, который происходит в сентябре и октябре; этот месяц назван вандемьером; второй — это время низких туманов, когда, если можно так выразиться, ноябрь просачивается в октябрьскую природу; он назван брюмером; третий месяц — это время холода, то сухой, то влажной погоды, что наблюдается в ноябре — декабре; он назван фримером.
Три зимних месяца имеют следующую этимологию: первый месяц — это время снега, устилающего землю белым покровом в декабре — январе; этот месяц назван нивозом; второй — это время дождей, обильных в январе и феврале; он назван плювиозом; третий месяц — это время коротких весенних дождей и ветра, высушивающего землю, что имеет место в феврале и марте он назван вантозом.
Этимология трех весенних месяцев такова: первый месяц — это время брожения и тока растительных соков в марте и апреле этот месяц назван жерминалем; второй — это время когда распускаются цветы — в апреле и мае; он назван флореалем; третий месяц — это время радостного плодородия и косовицы на лугах — в мае и июне; он назван прериалем.
Этимология трех летних месяцев связана: для первого — с картиной волнующихся нив и золотистых хлебов на полях в июне и июле; этот месяц назван мессидором; для второго — с теплом, которое излучает и солнце и земля в июле и августе; этот месяц назван термидором (одно время его думали назвать фервидором); для третьего — с плодами, поспевающими и золотящимися на солнце в августе и сентябре; этот месяц назван фрюктидором.” (3, Т. 6, с. 274 — 275).
Примечания
1. 8 декабря 1792 г. Конвент отменил регламентацию, установленную в сентябре, и снова провозгласил «полную свободу» торговли зерном и мукой. Для тех, кто чинил бы помехи свободному рыночному обращению продовольствия или организовал бы сборище народа, была предусмотрена смертная казнь.Источники
1. Сборник документов по всеобщей истории государства и права / Составитель К.Е. Ливанцев. — Л.: Издательство Ленинградского ун-та, 1977. — 140 с.
2. Соловьев В.С. Сочинение в 2-х томах, 2-е изд. Т. 2./Общ. ред. и сост. А.В. Гулыгин, А.Ф. Лосев; Примеч. С.Л. Кравца и др. — М.: Мысль, 1990. — 822 с.
3. Жан Жорес. Социалистическая история Французской революции (в шести томах). — М.: Прогресс, 1978 — 1983.
|
|
