Героическая жизнь Марии Склодовской-Кюри
Написано Акимовым О.Е. по книге Евы Кюри "Мадам Кюри"
1. Польша
Детство и молодость Марии Склодовской-Кюри прошли в Польше, которая в то время находилась под гнетом царской России. Ослабевшая Польша в 1772 году? поделена между Россией, Германией и Австрией. Она участвовала в национально-освободительной борьбе. Варшавское восстание 1831 года, подавленное Николаем I. Зачинщиков посадили в тюрьмы, отправляли в ссылку, а их имущество конфисковали. В 1863 году новое восстание, полтора года отчаянных боев
Училась в мужской гимназии на Новолипской улице в Варшаве, где с 1868 года работал ее отец.
Отец Марии Владислав Склодовский — учитель физики и математики, субинспектор, родом из мелкой знати, из семьи разорившихся землевладельцев (земли находились в ста километрах от Варшавы в местечке Склоды). Окончил Петербургский университет. Директором гимназии был ненавистный чиновник, царский назначенец Иванов, которого все польские преподаватели очень не любили. Отец, всегда аккуратно одетый, полноватый, невысокого роста мужчина, считался образцовым педагогом, эрудированным и требовательным преподавателем. Он знает древнегреческий и латынь, хорошо говорит на по-русски, по-французски, по-немецки и по-английски; сочиняет стихи и переводит иностранных авторов на польский язык. Он в курсе последних достижений в области физики и химии. В его кабинете помимо обширной библиотеки находились коллекция минералов, электроскоп, весы и другие физические приборы, которые он нередко брал на свои занятия.
Владислав Склодовский — отец Марии
В 1873 году за недостаточную лояльность к режиму русского царя Александра II Склодовского лишили должности субинспектор, отобрали казенную квартиру и добавочное жалование. Переехав со всем своим большим семейством в новую квартиру, он вынужден был взять из гимназии к себе домой несколько учащихся (в разное время по-разному — от двух до десяти). Это были в основном мальчики, которые жили рядом с девочками Склодовских, получали дополнительные уроки, домашнее питание, а спали в специально отведенных комнатах по два-три человека.
У Склодовских было пятеро детей: Юзиф (род. в 1858), Зося (род. в 1860), Броня (род. в 1864), Эля (род. в 1866) и самая младшая дочь Маня или Манюша, т.е. Мария, родившаяся 7 ноября 1867 года.
В январе 1876 года один из пансионеров заболел тифом и заразил Броню и Зосю, которая вскоре умерла. Мать умерла от чахотки 9 мая 1878 года. Юзиф закончил гимназию с золотой медалью и поступил на медицинский факультет.
Госпожа Склодовская происходила из шляхетской семьи мелкопоместного дворянства. Она — красива, умна, благочестива, держится с большим достоинством, на мир смотрит спокойным взором, сдержанна в проявлениях своих чувств. По воскресным дням вместе с мужем и детьми непременное посещение церкви. Сначала она была обыкновенной учительницей в школе, позже стала там директрисой. Любила играть на рояле и под собственный аккомпанемент петь томным голосом. Всегда была активной и не гнушалась никакой работой. Например, она сама, как заправский сапожник, шила кожную обувь для детей. При рождении Мани у матери появились первые признаки чахотки.
Мать Марии Склодовской-Кюри
Маня научилась читать в четыре года, обладала поразительной памятью и способностью полностью отключаться от окружающей обстановки во время чтения или занятий. Ее сестра, Эля и Броня, часто намеренно поднимали гвалт, чтобы вывести ее из состояния полного сосредоточения. Однако это редко им удавалось. Для заучивания больших стихотворений Мане нужно было прочитать его два-три раза, чтобы потом рассказывать наизусть без единой запинки. Она читает всё подряд, перемежая школьные учебники с приключенческой литературой, стихами и книгами по естествознанию и технике из отцовской библиотеки.
Дом в Варшаве, в котором родилась
Мария Склодовская-Кюри (сайчас здесь музей)
Маня блестяще училась по всем предметам: арифметике, истории, литературе, французскому, немецкому, катехизису. Без акцента говорила по-русски (знание этого языка было обязательным для учащихся гимназии). Царское правительство поставило перед собой цель заменить католичество православием. Требование царского режима: все дети должны выучить «Отче наш» и каждый день читать эту молитву на русском языке.
По случаю убийства Александра II народовольцами, когда вся Российская империя погрузилась в глубокий траур, Маня вместе со своей близкой подруги Казей Пшиборской весело танцевала в классе. Для них день 1 апреля 1881 года был одним из самых счастливых. Проходя по Саксонской площади мимо обелиска с надписью «Полякам, верным своему монарху», воздвигнутому убитым царем в честь предателей польского народа, девочки исполнили свой гражданский долг: как и все польские патриоты, они с ненавистью плюют в сторону четырех львов, окружавших стелу с этой позорной надписью.
Дети семьи Склодовских, 1868 год (слева направо):
Зося, Эля, Маня, Юзеф, Броня.
Правительство царской России проводило насильственную политику русификации польского народа. Оно жестоко подавляло восстания и безжалостно казнило заговорщиков, боровшихся за освобождение своей страны от ненавистного чужеземного рабства. На уроках истории Маня с удивлением узнавала, что польский язык является наречием русского, что Польша — одна из русских провинций, что «царь Николай I, так любивший Польшу, умер от горя, удрученный неблагодарностью поляков» [1, с. 34].
Маня и ее сестра Броня (1886)
Маня окончила гимназию с золотой медалью 12 июня 1883 года. Она младше однокашников-выпускников почти на два года; ей всего 16 лет. Целый год она проводит в деревни у родственников. В письме к Казе она пишет:
«Ни одной серьезной книги не читаю, ничего, кроме глупых развлекательных романов. Несмотря на аттестат, удостоверяющий законченное образование и умственную зрелось, я чувствую себя невероятной дурой. Иногда я начинаю хохотать одна, сама с собой, и нахожу искреннее удовольствие в состоянии полнейшей глупости.
Мы целой бандой ходим гулять в лес, играем в серсо, в волан (я — очень плохо!), в кошки-мышки, в гусыню и развлекаемся другими, такими же детскими забавами. … Мы много качаемся на качелях, причем изо всех сил и страшно высоко, купаемся и ловим раков при свете факелов. Каждое воскресенье запрягают лошадей, чтобы ехать к обедне, а затем мы делаем визит священникам. Оба священника очень умны, весьма забавны, и в их компании мы очень весело проводим время» [1, с. 37].
Из ее письма к Броне:
«В прошлую субботу я еще раз в жизни насладилась прелестями карнавала, на "кулиге" у Луневских, и думаю, что мне уж никогда так не развлекаться; ведь на обычных балах с их фраками и бальными нарядами нет ни такой увлекательности, ни такого безумного веселья. Мы с панной Бурцинской приехали довольно рано. Я заделалась парикмахершей и причесала всех девушек для кулиги очень кра¬сиво — честное слово! Дорогой произошло несколько не¬ожиданных происшествий: потеряли, а потом нашли музы¬кантов, одни сани опрокинулись и т.д. Когда приехал ста¬роста (Пено), он объявил мне, что я выбрана "почетной девушкой" кулиги, и представил мне моего "почетного пар¬ня", очень красивого и элегантного молодого человека из Кракова. Вся кулига была с начала до конца сплошное вос¬хищение. Последнюю мазурку мы танцевали в восемь ча¬сов утра уже при дневном свете. А какие красивые костю¬мы! Танцевали и чудесный "оберек" с фигурами; прими к сведению, что я теперь танцую оберек в совершенстве. Я столько танцевала, что когда играли вальсы, у меня были приглашения уже на несколько танцев вперед. Если мне, к сожалению, случалось выйти на минуту в другую ком¬нату, чтобы передохнуть, то кавалеры выстраивались у са¬мой двери, чтобы подождать и не проглядеть меня.
Одним словом, может быть, никогда, никогда в жизни мне не придется веселиться так, как теперь. После этого праздника я сильно затосковала по дому. Мы с тетей ре¬шили, что если я буду выходить замуж, то мою свадьбу сыграем по-краковски, во время кулиги. Конечно, это шут¬ка, но самый проект мне очень улыбается!» [1, с. 40 – 41].
Потом на два месяца Маня вместе с сестрой Элей уезжает к бывшей ученицы отца, графине Флери, в Кемпе, откуда пишет Казе:
«Вот уже несколько недель, как мы живем в Кемпе, и мне бы следовало рассказать тебе о здешней жизни, но у меня не хватает на это смелости, скажу только, что живем чудесно. Кемпа расположена при слиянии Бьебержи с Напевом; иными словами, воды сколько хочешь: и для купания, и для катания на лодках, что приводит меня в восхищение. Учусь грести и уже делаю успехи, а купание — идеально. Мы делаем все что взбредет в голову, спим то ночью, то днем, проделываем такие взбалмошные шутки, что за некоторые стоило бы нас запереть в сумасшедший дом» [1, с. 41].
Вернулась назад в Варшаву Маня уже в другой дом. Отец отказался держать пансион и сменил прежнюю роскошную многокомнатную квартиру на более скромное и тесное жилье. Отец по-прежнему преподавал естественные науки в средней школе, но всё больше и больше увлекался литературой. По субботним вечерам семья собиралась в гостиной, где отец под светом керосиновой лампы читал свои стихи или переводы, просил детей что-нибудь рассказать или почитать из того, что они прочли в течение минувшей недели. Любимым чтением вслух в семье Склодовских были запрещенные царским правительством России произведения великих польских поэтов и писателей: Мицкевича, Словацкого и Красиньского.
Вскоре отец вышел на пенсию, детям пришлось искать работу, так как пенсионных денег не хватало заплатить за квартиру и кухарке. Маня стала «репетиторшей». Вот как она описывает тогдашнюю атмосферу их невеселой жизни.
«В доме все по-прежнему. Растения чувствуют себя хорошо, азалии цветут. Лансе [собака] спит на половичке. Наша поденная служанка — Гуся — переделывает мое платье, которое я хочу отдать перекрасить: оно будет вполне приличное и даже миленькое. Платье Брони уже готово и вышло очень хорошо. Не пишу никому. У меня очень мало времени, а еще меньше денег. Некая особа, узнавшая о нас от общих знакомых, явилась справиться, сколько мы берем за урок. Когда Броня сказала ей, что пятьдесят копеек за час, дама убежала как ошпаренная!» [1, с. 47].
Мария не чувствовала себя бедной несчастной барышней-бесприданницей. Патриотически настроенная девушка горела желанием посвятить себя борьбе против «православных угнетателей». При живой матери, благочестивой христианки, она еще придерживалась католических обрядов, но после ее смерти, под влиянием вольнодумца отца, вера в Бога у нее постепенно выветрилась. Ева Кюри пишет:
«Хотя среди ее друзей находились революционеры, и Маня была так неосторожна, что давала им пользоваться ее паспортом, сама она нисколько не стремилась участвовать в покушениях, бросать бомбы в царскую карету или в экипаж варшавского губернатора. В той среде польской интеллигенции, к которой принадлежала Маня, намечается вполне определенная тенденция оставить "несбыточные мечтания". Довольно бесполезных сожалений! Довольно случайных, беспорядочных порывов к автономии! Сейчас важно одно: работать, развивать в Польше умственную культуру, поднимать народное образование в противовес царским властям, которые сознательно держали народ в духовной темноте.
Философские учения данной эпохи направили это национальное умственное движение по особому пути. В предшествующие годы позитивизм Огюста Конта и Герберта Спенсера внес новые основы в мышление Европы. Одновременно работы Пастера, Дарвина и Клода Бернара показали огромное значение точных наук. В Варшаве, как и везде, исчезает вкус к произведениям романтиков. Искусство, вся сфера чувств находятся в пренебрежении. Юношество, склонное к категорическим суждениям, сразу поставило химию и биологию выше литературы, а преклонение перед учеными пришло на смену преклонению перед писателями» [1, с. 48].
Маня попадает под сильное влияние позитивистских взглядов, исповедуемых ее новой подругой и наставницей, двадцатишестилетней учительницы женской гимназии Пьясецкой. Она дарит фотографию своей подруге Марией Раковской, на которой изображена она вместе с сестрой Броней, а на обороте делает примечательную надпись: «Идеальной позитивистке от двух позитивных идеалисток». Маня по просьбе Пьясецкой берется читать лекции по естественным наукам работницам швейной мастерской и составляет для них небольшую библиотеку.
Семнадцатилетняя девушка-социалистка вместе с Раковской и двумя сестрами, Броней и Элей, участвует в работе «Вольного университета», в котором под присмотром профессоров-добровольцев читаются на квартире у Пьясецкой анатомия, естественная история, биология Дарвина, социология Спенсера и другие, модные в то время предметы. Учащиеся этого своеобразного образовательного учреждения обмениваются книгами, брошюрами и журналами по самым передовым вопросам науки.
«Я живо помню, — вспоминает Мария Кюри, спустя сорок лет, — теплую атмосферу умственного и общественного братства, которая тогда царила между нами. Возможности для наших действий были скудны, а потому и наши достижения не могли быть значительными; но все же я продолжаю верить в идеи, руководившие в то время нами, что лишь они способны привести к настоящему прогрессу общества. Не усовершенствовав человеческую личность, нельзя построить лучший мир. С этой целью каждый из нас обязан работать над собой, над совершенствованием своей личности, возлагая на себя определенную часть ответственности за жизнь человечества; наш личный долг помогать тем, кому мы можем быть наиболее полезны» [1, с. 49].
«Несмотря на влияние новых учений, несмотря на бурную деятельность, она по-прежнему очаровательна, — пишет Ева Кюри. — Хорошее, строго выдержанное воспитание, пример целомудренной семьи охраняли ее юность и не давали впадать в крайности. Восторженность и даже страстность всегда сочетались в ней с изяществом, с каким-то сдержанным достоинством. Ни на одну минуту мы не заметим у нее революционной позы или подчеркнуто разнузданных манер. Самобытная, независимая Маня никогда не скажет жаргонного словца. Ей никогда не придет в голову закурить даже маленькую сигаретку.
Если между часами репетиторства, занятиями с работницами мастерских и тайными лекциями по анатомии у Мани бывает свободное время, она уходит к себе в комнату, где что-то читает, что-то пишет. Ушло то время, когда она глотала пустые нелепые романы. Теперь она читает Гончарова, Достоевского или "Эмансипированных женщин" Болеслава Пруса, где встречаются портреты молодых полек, таких же, как она, и так же стремящихся к умственной культуре. Ее тетрадка с записями для себя хорошо отражает духовную жизнь юной девушки, жадной до всего и стоящей на распутье своих разносторонних дарований: десять страниц тщательных рисунков свинцовым карандашом, иллюстрирующих басни Лафонтена; немецкие и польские стихи; отрывки из книги Макса Нордау "Ложь условности"; стихотворения Красиньского, Словацкого и Гейне; три страницы из ренановской "Жизни Христа", начатые со слов: "Никто и никогда еще не ставил в своей жизни любовь к Человечеству так высоко над суетными, мирскими интересами, как делал это он (Христос)... "; затем выписки из работ русских философов; отрывок из Луи Блана; страничка из Брандеса; снова рисунки животных и цветов; опять Гейне; собственные переводы Мани на польский язык из Мюссе, Прюдома, Франсуа Коппе.
Сколько противоречий! Все дело в том, что эта "эмансипированная женщина", коротко обрезав свои чудесные белокурые волосы в знак презрения к кокетству, все же вздыхает по любви и переписывает целиком прелестное, но чуть слащавое стихотворение: "А если б вздумал я признаться, что вас я пламенно люблю, // Какой ответ мне дали б вы, брюнетка с синими глазами? "» [1, с. 50 – 51].
Увы, Маня не может продолжать учебу, так как в Варшавский университет девушкам не разрешено учиться. Можно получить высшее образование заграницей, например, в Париже, но только не в Петербург, где учился ее отец, или в Берлин, так как это были столицы государств-поработителей польского народа. Однако поехать в свободолюбивую Францию она не могла, в семье не было денег на такую поездку. На получение высшего образования в доме Склодовских выстроилась целая очередь, в которой Маня стояла последней. Она вызвалась помогать Броне, которая вместе с Марией Раковской уехала учиться в Париж. С этой целью она поступила работать гувернанткой, о чём 10 декабря 1885 года рассказала своей двоюродной сестре.
«Дорогая Генриэтта, — писала ей Маня, — со времени нашей разлуки я веду жизнь пленницы. Как тебе известно, я взяла место в семье адвоката Б. Не пожелаю и злейшему моему врагу жить в таком аду! Мои отношения с самой Б. в конце концов сделались такими натянутыми, что я не вынесла и все ей высказала. А так как и она была в таком же восторге от меня, как я от нее, то мы отлично поняли друг друга.
Их дом принадлежит к числу тех богатых домов, где при гостях говорят по-французски — языком французских трубочистов, где по счетам платят раз в полгода, но вместе с тем бросают деньги на ветер и при этом скаредно экономят керосин для ламп. Имеют пять человек прислуги, играют в либерализм, а на самом деле в доме царит беспросветная тупость. Приторно подслащенное злословие заливает всех, не оставляя на ближнем ни одной сухой нитки.
Здесь я постигла лучше, каков род человеческий. Я узнала, что личности, описанные в романах, существуют и в действительности, а также то, что нельзя иметь дела с людьми, испорченными своим богатством» [1, с. 55 – 56].
В январе 1886 года Маня решает сменить старое место работы на новое, в деревне Щуки, где платили больше, да и нравы были получше у семейства Зоравских (Ева везде в своей книге эту фамилию обозначает только начальной буквой "З"). 3 февраля 1886 года она пишет Генриэтте, которая вышла замуж и, скучая от одиночества, тоже жила в деревне с мужем:
«Вот уже месяц, как я живу у 3. Время достаточное, чтобы привыкнуть к новому месту. 3.— отличные люди. Со старшей дочерью, Бронкой, у меня завязались дружеские отношения, которые способствуют приятности моей здешней жизни. Что касается моей ученицы Анзи, которой исполнится скоро десять лет, то это ребенок послушный, но избалованный и беспорядочный. Но, в конце концов, нельзя же требовать совершенства!..
В рождественский сочельник состоялся у нас бал. Я очень развлекалась, наблюдая за гостями, достойными карандаша какого-нибудь карикатуриста. Молодежь весьма неинтересна: барышни — это бессловесные гусыни и открывают рот только тогда, когда с громадными усилиями их вынуждают говорить. По-видимому, бывают и другие, более умные и развитые. Но пока Бронка (дочь моих хозяев) представляется мне редкой жемчужиной и по своему здравому уму, и по своим взглядам на жизнь.
Я занята семь часов в день: четыре часа с Анзей, три — с Бронкой. Немножко много, но что поделаешь! Комната моя наверху, большая, тихая, приятная. Детей у 3. целая куча: три сына в Варшаве (один в университете, два в пансионе); дома — Бронка (18 лет), Анзя (10 лет), Стась — трех лет и Маричка — малютка шести месяцев. Стась очень забавный. Няня сказала ему, что бог — везде; Стась с выражением некоторой тревоги на лице спрашивает: "А он меня не схватит? Не укусит? " Вообще, он потешает нас неимоверно!» [1, с. 59].
В письме от 5 апреля 1886 года Маня помимо рассказа о своих гувернантских заботах, поведала Генриэтте об обычаях тамошнего окружения:
«Какие разговоры в обществе? Сплетни, сплетни и еще раз сплетни. Темы обсуждений: соседи, балы, вечеринки и т.п. Если взять танцевальное искусство, то лучших танцовщиц, чем здешние девицы, еще придется поискать, и где-нибудь не близко. Они танцуют в совершенстве. Впрочем, они не плохи и как люди, есть даже умные, но воспитание не развивало их умственных способностей, а здешние бессмысленные и беспрестанные увеселения рассеяли и данный от природы ум. Что же касается молодых людей, то среди них немного милых, а еще меньше умных. Для них и для девиц такие слова, как "позитивизм", "рабочий вопрос" и тому подобное, кажутся подлинным страшилищем, да и то, если предположить, в виде исключения, что кто-нибудь из них слышал их раньше. Семейство 3. по сравнению с другими можно назвать культурным. Сам 3. человек старомодный, но умный, симпатичный, здравомыслящий. Его супруга — женщина неуживчивая, но, если уметь к ней подойти, она бывает милой. Меня, мне думается, она любит.
Если бы ты видела, до какой степени я веду себя примерно! Каждое воскресенье и каждый праздник хожу в церковь, ни разу не сославшись на простуду или головную боль, чтобы остаться дома. Никогда не говорю о высшем образовании для женщин. Вообще в своих высказываниях соблюдаю сдержанность, требуемую тем положением, какое я занимаю в доме.
В пасхальные каникулы приеду на несколько дней в Варшаву. При одной мысли об этом вся моя душа трепещет от радости, и я с большим трудом удерживаюсь, чтобы не закричать от счастья» [1, с. 62].
Маня заражает своими социалистическими и позитивистскими идеями Бронку, которая соглашается вместе с ней давать бесплатные ежедневные двухчасовые уроки крестьянским детям. По средам и субботам она занимается с ними дольше — по пять часов без перерыва. Вопреки прежним своим намерениям побывать в Варшаве, она остается в Щуках. В декабре 1886 года Маня сообщает Генриэтте, что число ее деревенских учеников достигло 18 человек. На свои деньги она приобрела ученические тетради, карандаши и ручки, где-то раздобыла несколько стульев и большой письменный стол, за которым одновременно могли сидеть восемь учеников. Все это она разместила в своей комнате, которая имела отдельный вход с улицы. Ее хозяева смотрели на это снисходительно. Безмерно рады были родители учащихся, которые до конца своих дней оставались безграмотными и не имели возможности дать своим чадам начальное образование.
За этими повседневными буднями Маня не забывает о повышении своего собственного образования. Она не мечтает посвятить себя науке, много читает, советуется с отцом и пытается определиться со своими научными предпочтениями. В своих мемуарах Мария Кюри пишет об этом времени исканий так:
«Литература меня интересовала в такой же степени, как социология и точные науки. Но за эти несколько лет работы, когда пыталась я определить свои действительные склонности, в конце концов, я избрала математику и физику.
Мои одинокие занятия сопровождались многими досадными затруднениями. Научное образование, полученное мной в гимназии, оказалось крайне недостаточным — гораздо ниже знаний, требуемых во Франции для получения степени бакалавра. Я попыталась их восполнить из книг, взятых наудачу. Такой способ был малопродуктивен. Тем не менее, я привыкла самостоятельно работать и накопила некоторое количество познаний, которые впоследствии мне пригодились...» [1, с. 66].
В декабре 1886 года она пишет Генриэтте:
«В данное время я читаю: 1) физику Даниэля, 2) социологию Спенсера во французском переводе, 3) курс анатомии и физиологии Поля Вера в русском переводе.
Я читаю сразу несколько книг: последовательное изучение какого-нибудь одного предмета может утомить мой драгоценный мозг, уже достаточно натруженный. Когда я чувствую себя совершенно неспособной читать книгу плодотворно, я начинаю решать алгебраические и тригонометрические задачи, так как они не терпят погрешностей внимания и возвращают ум на прямой путь. ...
Каковы мои планы на будущее? Они отсутствуют, или, вернее говоря, они есть, но до такой степени незатейливы и просты, что и говорить о них нет смысла: выпутаться из своего положения, насколько я смогу, а если не смогу, то проститься со здешним миром — потеря невелика, а сожалеть обо мне будут так же недолго, как и о других людях.
В настоящее время никаких иных перспектив у меня нет. Кое-кто высказывает мысль, что, несмотря на все, мне надо переболеть той лихорадкой, которую зовут любовью. Но это совсем не входит в мои планы. Если когда-то у меня и были другие планы, то я их погребла, замкнула, запечатала и позабыла — тебе хорошо известно, что стены всегда оказываются крепче лбов, которые пытаются пробить их...» [1, с. 67].
Студент Казимир Зоравский,
возлюбленный Марии КюриВряд ли она подумывала наложить на себя руки, как это показалось Еве Кюри из предпоследнего абзаца приведенного письма, но то, что ее положение было безвыходным, — это факт. Вскоре на каникулы из Варшавы в деревню Щуки вернулся старший сын Зоравских, студент Казимир. Увидев привлекательную, умную, воспитанную, умеющую превосходно танцевать, сочинять стихи, ездить на лошади и бегать на коньках девятнадцатилетнюю гувернантку, он тут же без памяти влюбился в нее. Дело начало было двигаться к свадьбе, однако родители Казимира разрушили планы влюбленных. Они посчитали, что Маня не может составить достойную партию для их драгоценного отпрыска. Студент не решался ослушаться своих родителей и через некоторое время расстался со своей возлюбленной.
Для Мани всё вернулось в прежнее безрадостное состояние: ежедневные занятия с Анзю и деревенскими детьми. Она часто пишет своему отцу длинные письма, в которых, несмотря на свое собственное незавидное положение, всячески подбадривает его и просит надеяться на лучшее. В письме к Генриэтте от 10 декабря 1887 года она писала:
«Не верь слухам о моем замужестве — они лишены основания. Такая сплетня распространилась по всей округе и дошла даже до Варшавы. Хотя я в этом неповинна, но боюсь всяких неприятных разговоров.
Мои планы на будущее самые скромные: мечтаю иметь свой угол и жить там вместе с папой. Бедняжка папа очень нуждается во мне, ему хотелось бы видеть меня дома, и он томится без меня. Я же отдала бы половину жизни за то, чтобы вернуть себе независимость и иметь свой угол.
Если окажется возможным, я расстанусь со Щуками, что, впрочем, может произойти только через некоторое время, тогда я обоснуюсь в Варшаве, возьму место учительницы в каком-нибудь пансионе, а дополнительные средства буду зарабатывать частными уроками. Вот все, чего желаю. Жизнь не стоит того, чтобы так много заботиться о ней» [1, с. 72 – 73].
В письме к брату от 9 марта 1887 года она выговаривает следующие назидательные слова:
«Мне думается, что, заняв несколько сотен рублей, ты смог бы остаться в Варшаве, а не хоронить себя в провинции. Прежде всего, одно условие, милый братик,— не сердись, если я напишу в этом письме какую-нибудь глупость: вспомни наш уговор — я буду говорить тебе чистосердечно все, что я думаю.
Видишь ли, милый брат, в чем дело, все сходятся на том, что врачебная практика в каком-нибудь городишке помешает твоему дальнейшему культурному развитию и не даст возможности заняться научными исследованиями. Похоронив себя в провинциальной дыре, ты похоронишь и свою будущность. Без хорошей аптеки, больницы и книг ты опустишься, несмотря на лучшие намерения. Если это случится, я буду страдать невыразимо, так как сама я потеряла всякую надежду стать кем-нибудь, и все мое честолюбие переключилось на тебя и на Броню. Пусть хоть вы двое направите свою жизнь согласно вашим дарованиям. Пусть дарования, несомненно, присущие нашей семье, не пропадут зря, а проложат себе путь через кого-нибудь из нас. Чем сильнее горюю о себе самой, тем больше надеюсь я на вас...
Ты, может быть, пожмешь плечами и посмеешься надо мной за это наставление. Мне необычно ни говорить, ни писать тебе в подобном тоне. Но мой совет идет из глубины моей души, я думаю об этом уже давно — с тех пор, как ты поступил на медицинский факультет.
Думаю и о том, как будет папа рад, если ты останешься около него! Тебя он любит больше всех нас! Представьте себе положение, если Эля выйдет замуж за Д., а ты уедешь из Варшавы, что станется с отцом, совершенно одиноким? Он будет тосковать ужасно. А так, как предлагаю я, вы заживете вместе, и все будет превосходно! Однако же, соблюдая экономию, не забудьте оставить и для нас свободный уголок на случай нашего возвращения домой» [1, с. 70 – 71].
В письме от 20 мая 1887 года она признается Юзефу:
«Я очень боюсь за саму себя: мне кажется, что я ужасно отупела — время бежит так быстро, а я не чувствую заметного продвижения вперед. ... С "бабами" всегда больше неприятностей, но, даже относительно себя, я все-таки надеюсь, что не исчезну совсем бесследно в небытии... » [1, с. 72].
В следующем письме к нему от 18 марта 1888 года мы читаем:
«Милый Юзик, наклеиваю на это письмо последнюю, оставшуюся у меня марку, а так как у меня нет буквально ни копейки (да, ни одной!), то, вероятно, я вам не напишу до пасхальных праздников, разве что какая-нибудь марка случайно попадет мне в руки.
Цель моего письма поздравить тебя с днем ангела, но если я запаздываю, то поверь мне, что это вызвано только отсутствием у меня денег и марок, а просить их у других я еще не выучилась.
Милый мой Юзик, если бы ты только знал, как я мечтаю, как мне хочется приехать на несколько дней в Варшаву! Я уже не говорю о моих совершенно износившихся и требующих поправки нарядах... Но износилась и моя душа. Ах, только бы избавиться на несколько дней от этой холодной, знобящей атмосферы, от критики, от необходимости все время следить за тем, что говоришь, за выражением своего лица и за своими жестами; мне нужен этот отдых, как купание в знойный день. Да есть много и других причин желать перемены моего местопребывания» [1, с. 73 – 74].
В октябрьском письме к Юзику она снова пишет о марке и мечтает о химической лаборатории:
«С грустью смотрю на календарь: настает день, который потребует от меня пять марок, не считая почтовой бумаги. Значит, скоро я не смогу вам написать ни слова!
Представь себе, я занимаюсь химией по книге! Ты понимаешь, как мало толку мне от этого, но что же делать, раз у меня нет способа заниматься практически и делать опыты» [1, с. 75].
В письме к Броне от 24 января 1888 года она с сожалением вопрошает:
«Отчего, отчего рассеялись эти мечты? Я льстила себя надеждой трудиться для народа, вместе с ним, и что же? Я еле-еле выучила читать какой-нибудь десяток деревенских ребятишек. А пробудить в них сознание самих себя, их роли в обществе, об этом не могло быть и речи. Ах, боже мой! Как это тяжело... Я чувствую себя такой ничтожной, такой пошлой» [1, с. 73].
В письме от 25 октября 1888 года она делится со своей подругой, Казей Пшиборской, как ей удается побороть себя:
«Что касается меня лично, я очень весела, но весьма часто под веселым смехом скрываю полное отсутствие веселья. Этому я научилась, как только поняла, что личности, воспринимающие каждый пустяк так же остро, как я, и неспособные изменить эту врожденную особенность, должны скрывать ее возможно больше. Ты думаешь, что это действует, чему-то помогает? Нисколько. Чаще всего живость моего характера берет верх, я увлекаюсь, и тогда, тогда говорю то, о чем приходится потом жалеть, да и более горячо, чем следовало бы.
Мое письмо немножко горько, Казя. Что поделаешь? По твоим словам, ты провела самую счастливую неделю в своей жизни, а я за летние каникулы пережила несколько таких недель, каких тебе не знать вовек. Тяжелые бывали дни, и лишь одно смягчает воспоминание о них — это то, что я вышла из положения с честью, с поднятой головой... (как видишь, я еще не отказалась от манеры держать себя, которая уже возбуждала ненависть ко мне госпожи Мейер). Ты скажешь, Казя, что я становлюсь сентиментальной. Не бойся, этого не будет, такое прегрешение не в моем характере, но за последнее время я стала очень нервной. Есть люди, всецело расположенные к нервозности. Однако это не помешает мне явиться к вам веселой и свободной, как никогда» [1, с. 74 – 75].
25 ноября 1888 года Маня написала Генриэтти:
«... Моя жизнь похожа на существование какой-нибудь из тех улиток, которые часто попадаются в загрязненных водах нашей реки. К счастью, у меня есть надежда скоро выбраться из этой летаргии. ... Когда я приехала сюда, мне только что исполнилось восемнадцать лет, а сколько я пережила! Бывали моменты, которые, наверно, так и останутся самыми суровыми в моей жизни. Я всё воспринимаю очень сильно, сильно физически, потом я встряхиваю себя, моя крепкая натура берет верх, и мне кажется, что я избавилась от какого-то кошмара... Основное правило: не давать сломить себя ни людям, ни обстоятельствам.
Париж, 1889 год.
Я считаю часы и дни, оставшиеся до праздников, до моего отъезда к родным. Потребность новых впечатлений, перемены, настоящей жизни, движения охватывает меня с такой силой, что я готова наделать величайших глупостей, лишь бы моя жизнь не осталась навсегда такой, как есть. На мое счастье, у меня столько работы, что эти приступы бывают у меня редко.
Это последний год моего пребывания здесь. И тем больше надо прилагать труда, чтобы экзамены у доверенных мне детей прошли благополучно...» [1, с. 75 – 76].
Маня высылала Броне в Париж до половины своего скудного жалованья. Однако денег на проживание в дорогой столице Франции ей не хватало. Чтобы поправить денежное положение семьи, старик Склодовский поступает на службу директором исправительного приюта для малолетних преступников. Должность, конечно, малопочетная и очень беспокойная, но оплачивается хорошо. Вскоре начала работать и сама Броня, обеспечивая свое существование и учебу в Париже. Ей помогает жених, Казимир Длусский, который учится вместе с ней на медицинском факультете.
Ночной Париж
Некогда он был студентом Варшавского, Берлинского, Одесского и Петербургского университетов. Но из-за своей революционной деятельности бежал сначала в Женеву, где работал журналистом-публицистом, потом в Париж, где поступил в Школу политических наук. Въезд в Польшу и Россию ему был запрещен, так как его подозревали в заговоре против Александра II. В министерстве иностранных дел Франции на него заведена личная карточка, в которой указаны его идейно-политические прегрешения. Из-за нее он никак не может натурализоваться в Париже. Наконец, утихомирив свой революционный пыл, он поступает на медицинский факультет.
Тем временем Маня решается оставить семейство З. и переехать в Варшаву, чтобы работать гувернанткой в семействе Ф. В письме от 13 марта 1889 года она сообщает Казе Пшиборской:
«Через пять недель настанет пасха. Очень важная для меня дата, потому что к этому времени решится моя участь. Кроме места у Ф. мне предлагают и другое. Я колеблюсь в выборе и не знаю, как поступить... Думаю только о пасхе. Голова пылает от всяческих проектов. Не знаю, что со мной будет! Твоя Маня останется до конца жизни зажженной спичкой на куче хвороста...» [1, с. 77].
В марте 1890 года Броня приглашает Маню к себе, в Париж, чтобы младшая сестра начала слушать лекции в Сорбонне. Броне — 24, будущему ее мужу — 34, она последнем курсе, а он новоиспеченный врач.
Варшава, 1890 год, (слева направо) Мария, Владислав Склодовский, Эля и Броня.
«...А теперь относительно тебя, Манюша: надо, чтобы наконец и ты как-то устроила свою жизнь, — пишет Броня. — Если ты скопишь за этот год несколько сотен рублей, то в следующем году сможешь приехать в Париж и остановиться у нас, где найдешь и кров, и стол. Несколько сотен рублей совершенно необходимы, чтобы записаться на лекции в Сорбонне. Первый год ты проживешь с нами. На второй же и третий год, когда нас не будет в Париже, божусь, что отец тебе поможет, хотя бы против был сам черт. Тебе необходимо поступить именно так: слишком долго ты все откладываешь!» [1, с. 78 – 79].
Кажется, все складывается как нельзя лучше. Однако Маня свыклась со своей жертвенной участью. Она хочет помогать брату Юзефу, сестре Эле и не хочет бросать одиноко живущего отца. Ее чрезвычайная совестливость заставляет ответить на приглашение Брони фактически отказом.
«Милая Броня, — пишет Маня 12 марта 1890 года, — я была, есть дура и останусь дурой до конца жизни, или, говоря современным языком, мне не везло, не везет и никогда не повезет.
Париж, 1892 год, Мари Склодовска, рисунок студента
Я мечтала о Париже, как об искуплении, но уже давно рассталась с надеждой туда поехать. И вот теперь, когда мне представляется эта возможность, я уже не знаю, как мне быть... Говорить об этом с папой я боюсь: мне думается, что наш план — жить будущий год вместе — пришелся ему по душе; папа хочет этого, а мне хотелось бы дать ему на старости крупицу счастья. Но, с другой стороны, у меня разрывается сердце, когда подумаю о своих загубленных способностях, а ведь они чего-нибудь да стоят. К тому же я обещала Эле употребить все свои усилия, чтобы вернуть ее домой и найти ей какое-нибудь место в Варшаве. Ты не можешь представить, как мне больно за нее! Она всегда будет "меньшой" в нашей семье, и я сознаю свой долг опекать ее — бедняжка так нуждается в заботе!
Габриель Липпманн
Что до тебя, Броня, то прошу, займись со свойственной тебе энергией делами Юзефа... Я надоедаю тебе с Элей, с Юзефом, с папой и с моим неудачным будущим. На душе моей так мрачно, так грустно, и я чувствую себя виновной в том, что своими разговорами обо всем этом отравляю твое счастье. Из всех нас лишь одна ты нашла то, что называется удачей. Прости меня, но, видишь ли, меня огорчает столько всяких обстоятельств, что я не в состоянии закончить письмо весело» [1, с. 79 – 80].
Броня не сдается, она уговаривает сестру, горячо спорит с ней. В конце концов, решили, что в Париж Маня поедет, но позже, чем рассчитывала ее сестра. Пока она будет жить в Варшаве вместе с престарелым отцом, давать уроки в «Вольном университете», который не прекратил своей просветительской деятельности, общаться со старыми друзьями и, что наиболее важно, посещать небольшую лабораторию, находящуюся при «Музее промышленности и сельского хозяйства», который открыл один из родственников семьи Склодовских. Вот как в мемуарах Мария Кюри описывает свои первые опыты по физике и химии:
«У меня было мало времени для работы в лаборатории. Я могла ходить туда главным образом по вечерам — после обеда или по воскресеньям — и оказывалась предоставленной самой себе. Я старалась воспроизводить опыты, указанные в руководствах по физике и химии, но результаты получались иногда неожиданные. Время от времени меня подбадривал, хотя и небольшой, но непредвиденный успех, в других же случаях я приходила в полное отчаяние из-за несчастных происшествий и неудач по причине моей неопытности. А в общем, постигнув на горьком опыте, что успех в этих областях науки дается не быстро и не легко, я развила в себе за время этих первых опытов любовь к экспериментальным исследованиям» [1, с. 81].
Работа в «Музее промышленности и сельского хозяйства» пробудил в ней вкус к науке. Весы и колбы снова пробудили в ней желание посвятить свою жизнь физико-химическим исследованиям. Вместе с интенсивной работой в лаборатории, где она проводила в основном вечерние и ночные часы, будущий лауреат двух Нобелевских премий, подыскивает место работы для Эли, занимается свадебными приготовлениями для Юзефа и сама думает о своем трусоватом возлюбленном, Казимире З. Двадцатичетырехлетняя Маня встретилась с ним в сентябре 1891 года в Карпатских горах, и в сердцах выпалила своему слабохарактерному жениху: «Если вы сами не находите возможности прояснить наше положение, то не мне учить вас этому» [1, с. 83].
После окончательного расставания с Казимиром она, кажется, окончательно созрела для учебы в Сорбонне. В письме от 23 сентября 1891 года, она испытывает свою сестру на прочность:
«Теперь, Броня, мне нужен твой окончательный ответ. Решай, можешь ли ты действительно приютить меня, так как я готова выехать. Деньги на расходы у меня есть. Напиши мне, можешь ли ты, не очень обременяя себя, прокормить меня. Это было бы для меня большое счастье, укрепив меня нравственно после всего, что я пережила за это лето и что будет иметь влияние на всю мою жизнь, но, с другой стороны, я не хочу навязывать себя тебе.
Так как ты ждешь ребенка, я, может быть, окажусь и вам полезной: Во всяком случае, пиши, как обстоит дело. Если мое прибытие возможно, то сообщи, какие вступительные экзамены мне предстоит держать и какой самый поздний срок записи в студенты.
Возможность моего отъезда так меня волнует, что я не в состоянии говорить о чем-нибудь другом, пока не получу твоего ответа. Молю тебя ответить мне немедленно и шлю вам обоим нежный привет.
Вы можете поместить меня где угодно, так, чтобы я вас не обременила; со своей стороны обещаю ничем не надоедать и не вносить никакого беспорядка. Заклинаю тебя, отвечай, но вполне откровенно!» [1, с. 83 – 84].
Броня с радостью отвечает «да». Чтобы не тратиться в Париже, Маня по совету практичной сестры отправляет туда медленным багажом все свои нехитрые пожитки: постельное белью, матрац и полотенца. С собой она берет деревянный чемодан, куда аккуратно укладывает платья, ботинки и две шляпки. Всё и все готовы к отъезду. На железнодорожной платформе она нежно обнимает отца и говорит ему: «Я еду ненадолго... года на два, на три — не больше! Как только я закончу свое образование, сдам экзамены, я вернусь, мы снова заживем вместе и не расстанемся уже больше никогда... Правда?» Он отвечает ей: «Да, Манюшенька. Возвращайся поскорее, работай хорошо. Желаю тебе успеха!» [1, с. 85].
В Париж Маня едет через Германию в вагоне четвертого класса, в котором нет даже скамеек. Она садится на припасенный для этих целей раскладной стульчик, укрывает ноги одеялом и время от времени беспокойно пересчитывает пакеты с продуктами, запасенными на три дня пути в самом медленном поезде.
2. Франция
Приехав в Париж, Мария Кюри сразу же устремляется к одному из зданий Сорбонны. На входе в него, рядом с комнатой швейцара красуется плакат: «Французская Республика. Факультет естествознания — первый семестр. Начало лекции в Сорбонне 3 ноября 1891 года» [1, с. 88]. Она получает студенческий билет на имя Мари Склодовска — так ее будут звать во Франции. С первых дней пребывания в университете она с сожалением обнаруживает большие пробелы в знании французского языка, математики, физики, химии. Французские лицеи давали куда более углубленные знания, чем польские гимназии.
Мари приходит в аудиторию одной из первых, садится за парту в первом ряду и, не обращая внимания на шутки и выходки беспечных юношей, тщательно конспектирует лекции профессоров. Вот она слушает увлекательную лекцию профессора математики Поля Аппеля. Он говорит: «Я беру Солнце и бросаю...» Мари в полном восторге от этих смелых слов. Далее Ева Кюри пишет:
«Сидя на скамейке, Маня улыбается восторженной улыбкой. Ее серые, светлые глаза под широким лбом горят от удовольствия. Как люди только могут думать, что наука — сухая область? Есть ли что-нибудь более восхитительное, чем незыблемые законы, управляющие миром, и что-нибудь чудеснее человеческого разума, открывающего эти законы? Какими пустыми кажутся романы, а фантастические сказки — лишенными воображения сравнительно с этими необычайными явлениями, связанными между собой гармоничной общностью первоначал, с этим порядком в кажущемся хаосе. Такой взлет мысли можно сравнить только с любовью, вспыхнувшей в душе Мари к бесконечности познания, к мировым вещам и их законам» [1, с. 90].
О ее жизни кое-что сообщает Казимир Длусский (муж Брони), который написал своему тестю:
«Дорогой и глубокоуважаемый пан Склодовский, ...у нас все благополучно. Мари работает серьезно, все время проводит в Сорбонне, и мы с ней видимся только за ужином. Это особа очень независимая, и, несмотря на формальную передачу власти мне, она не только не оказывает мне никакого повиновения и уважения, но издевательски относится к моему авторитету и серьезности, как к дырявым башмакам. Я не теряю надежды образумить ее, но до сих пор мои педагогические таланты оказывались не действенными. Однако мы друг друга понимаем и живем в полном согласии» [1, с. 90].
Казимир и Броня сняли неплохую квартиру, где устроили медицинский кабинет. В специально отведенные часы в нем работал Казимир, принимая в нем больных, в основном, мясников с бойни, потом кабинетом пользовалась гинеколог Броня. Супруги-врачи работали много, часто выезжали по вызовам. И хотя денег они получили немало, их никогда не хватало. Казимир любил шумные вечеринки, посещал вместе с Броней концерты, театры и другие развлечения, которые в Париже стоят недешево. Мари тоже выкраивает время для этих развлечений и даже участвует в домашнем театре, который устроили друзья Казимира и Брони. Об этом она написала отцу, который, однако, не одобрил этот поступок и с охватившим его беспокойством отвечал студентке Сорбонны следующим образом:
«Милая Маня, меня огорчило твое последнее письмо. Я крайне сожалею о том, что ты принимала такое деятельное участие в организации этого театрального представления. При всей своей невинности торжество такого рода привлекает внимание к устроителям, а ты, конечно, знаешь, что в Париже существуют люди, которые весьма старательно следят за вашим поведением, записывают имена всех, кто выдвигается вперед, и посылают свои сведения сюда для их использования в различных целях. Это может стать источником крупных неприятностей и даже закрыть этим лицам доступ к определенным профессиям. Таким образом, те, кто рассчитывают впоследствии зарабатывать свой хлеб в Варшаве, не подвергая себя разным опасностям, должны в своих же интересах вести себя потише и бывать в таких местах, где их не знают... Подобные события, как балы, концерты и другие в том же роде, описываются газетными корреспондентами с перечислением имен участников.
Упоминание твоего имени в газетах мне причинило бы большое горе. Вот почему в своих предшествующих письмах я сделал тебе несколько замечаний и просил тебя держаться как можно дальше в стороне...» [1, с. 95].
Суровый выговор пана Склодовского подействовал на дочь. Да она и сама отлично понимала, что все эти радости пока не для нее. Она с головой уходит в учебу и больше старается не отвлекаться на разные житейские мелочи. В течение трех лет она ведет почти монашескую жизнь. У Брони с Казимиром родилась дочь. Теперь им не до веселья. Денег стало не хватать. Мари оставила их квартиру и сняла отдельную комнатку, в которой жила на сорок рублей в месяц, присылаемых отцом, и небольшую помощь от своей сестры. 17 марта 1893 года она написала Юзефу:
«Ты, наверное, знаешь от папы, что я решила поселиться ближе к месту моих занятий; по разным соображениям это стало необходимым для меня, особенно в текущем семестре. Теперь мое намерение осуществилось, и я пишу тебе в моем новом обиталище: улица Фляттер, 3. Оно состоит из небольшой комнатки, очень недорогой и вполне приличной; через пятнадцать минут я уже в лаборатории, а через двадцать — в Сорбонне. Само собой разумеется, что без помощи Длусских я не устроилась бы так удачно.
Работаю в тысячу раз больше, чем во время моего пребывания на Немецкой улице. Там бесконечно мешал мне мой милый зять. Когда я была дома, он совершенно не терпел, чтобы я занималась чем-нибудь другим, кроме приятной болтовни с ним. Мне приходилось из-за этого вести войну против него. Через несколько дней он и Броня соскучились по мне и зашли навестить меня. Я угостила их холостяцким чаем, а после мы сошли вниз повидать супругов С., живущих в том же доме» [1, с. 97].
Мари стремится к тишине и уединению, к минимуму общения с посторонними людьми, забывая о материальной стороне жизни. Сменив несколько помещений, она поселяется совсем в крохотной комнатке, без электричества и водопроводы, со слуховым окном, выходящим на крышу.
«И вот в такой комнатке, — продолжает Ева Кюри, — Мари расставляет свое имущество: складную железную кровать с матрацем, привезенным из Польши, железную печку, простой дощатый стол, кухонный стул, таз. За ними следует керосиновая лампа с абажуром ценой в два су, кувшин для воды (воду надо брать из крана на площадке лестницы), спиртовая горелка размером с блюдечко, которая в течение трех лет служит для готовки кушаний. У Мари есть еще две тарелки, нож, вилка, чайная ложечка, чашка и кастрюля. Наконец, водогрейка и три стакана, чтобы можно было угостить чаем Длусских, когда они заходят навестить Мари» [1, с. 98 – 99].
В качестве платяного шкафа или комода она использует свой деревянный чемодан. Она чинит и латает свою старенькую, привезенную из Варшавы одежду сама, экономит на керосине и угле: днем находится в лекционном зале или лаборатории, потом идет в библиотеку Сент-Женевье и сидит там до ее закрытия в десять часов вечера.
«В течение многих недель питание состоит из чая и хлеба с маслом. Когда ей хочется попировать, она заходит в любую молочную Латинского квартала и съедает там два яйца или же покупает себе какой-нибудь фрукт, маленькую плитку шоколада.
При таком режиме девушка, приехавшая из Варшавы несколько месяцев тому назад крепкой и свежей, очень скоро становится малокровной. Вставая из-за стола, она нередко чувствует головокружение и, едва успев добраться до постели, падает без чувств. Придя в себя, Мари задает себе вопрос, отчего же она упала в обморок, думает, что заболела, но и болезнью пренебрегает так же, как всем остальным. Ей не приходит в голову, что вся ее болезнь — истощение от голода, а обмороки — от общей слабости» [1, с. 100].
Понятно, что эти мучения не могли продолжаться до бесконечности. Казимир забирает ее домой, а Броня откармливает ее своими вкусно приготовленными обедами. Через неделю Мари выздоравливает и снова возвращается в свою мансарду, обещая родственникам не доводить себя до полного истощения. На носу экзаменационная сессия; она снова в работе, штудирует лекционные курсы по математике, физике и химии. Вскоре профессор Липпманн доверяет ей провести небольшую исследовательскую работу. Целые дни она проводит в физической лаборатории.
«Она проникается страстной любовью к атмосфере внимательности и тишины, к этому "климату" лаборатории, любовь к которому сохранит до последнего дня жизни. Работает она всегда стоя, то перед дубовым столом с аппаратурой для точных измерений, то перед колпаком тяги, под которым кипит на жгучем пламени паяльной лампы раствор какого-нибудь вещества. В халате из грубой ткани Мари почти не отличается от молодых людей, задумчиво склонившихся над другими приборами. Они тоже уважают сосредоточенность мысли в этой обители науки. Мари работает бесшумно: никаких разговоров, кроме самых необходимых» [1, с. 101 – 102]..
Поль Пенлеве, Жан Перрен и Шарль Морен, будущие светилами французской науки, становятся ее товарищами по науке. Ни на что большее она не хочет расходовать свое драгоценное время, только на физику и математику. И вот «в 1893 году [она] получает диплом по физическим наукам, заняв первое место по отметкам, а в 1894 году — диплом по математическим наукам, заняв второе место». В большом городе она стала скучать по деревенской жизни, которой долгие годы жила в Польше. 16 апреля 1893 года она написала отцу ностальгические строки:
«Прошлое воскресенье я ездила в Ренси, довольно красивое и приятное местечко под Парижем. Фиалки и все фруктовые деревья, даже яблони, были в полном цвете, и воздух благоухал запахом цветов. В Париже деревья зазеленели еще в начале апреля. Теперь листья распустились, каштаны зацвели. Жарко, как летом, всё в зелени» [1, с. 103 – 104].
После успешной сдаче экзаменов Мари едет на каникулы домой, к своему отцу. Прожив в Варшаве три месяца, она начинает сомневаться, стоит ли ей возвращаться в Париж — ведь денег на ее учебу катастрофически не хватает. Но вдруг неожиданно, ее знакомая из друзей Длусских, панна Дидинская, добилась для нее выделения стипендии из фонда Александровича, который помогал студентам, обучающимся заграницей. В общей сложности Мари могла рассчитывать на 600 рублей, которые распределялись поровну на 15 месяцев. Эти деньги она вернет в секретариат фонда через несколько лет, чем страшно удивит тамошних чиновников, которые впервые столкнулись с возвратом стипендии.
Вернувшись во Францию, Мари в письме от 15 сентября 1893 года написал Юзефу:
«Надо ли говорить, как я безумно рада возвращению в Париж. Мне было тяжко расставаться с папой, но я видела, что он здоров, оживлен и может обойтись без меня, особенно когда и ты живешь в Варшаве. А я ставлю на карту всю мою жизнь... Поэтому мне показалось, что я могу еще остаться здесь без угрызений совести.
Я вплотную засела за математику, чтобы быть на должной высоте к началу лекций. Три раза в неделю по утрам я даю уроки одной подруге француженке, так как она готовится к экзамену, какой я уже сдала. Скажи папе, что я привыкаю к своей работе, что она меня не утомляет так, как раньше, и я не собираюсь ее бросать.
Сегодня я начинаю устраивать свой новый уголок — бедно, конечно, но что же делать? Приходится делать все самой, а иначе чересчур дорого. Я приведу в порядок мою мебель, вернее, то, что я так пышно именую, а все вместе взятое стоит франков двадцать.
На днях напишу письмо Иосифу Богускому, чтобы он сообщил о своей лаборатории. От этого зависит мой род занятий в будущем» [1, с. 106].
Странно, что самая младшая из Склодовских постоянно заботиться о самом старшем в семье. 18 марта 1894 года она пишет брату:
«Мне бы хотелось чтобы ты защитил докторскую диссертацию... Жизнь, как видно, не дается никому из нас легко. Ну, что ж, надо иметь настойчивость, а главное — уверенность в себе. Надо верить, что ты на что-то годен и этого "что-то" нужно достигнуть во что бы то ни стало. Быть может, все обернется к лучшему — именно тогда, когда ждешь этого меньше всего...» [1, с. 106].
Стипендии фонда Александровича ей не хватило для завершения учебы. Мари снова бедствует. О ее страданиях младшая дочь рассказывает:
«В комнате так холодно, что Мари не может спать. Она дрожит всем телом. Запас угля истощился... Ну и что ж? Разве молодая жительница Варшавы даст одолеть себя парижской зиме? Мари зажигает лампу, раскрывает большой сундук и выкладывает всю одежду. Надевает как можно больше на себя, залезает в постель, накидывает кучей поверх одеяла остальное — платье и белье. А все же очень холодно. Мари протягивает руку, подтаскивает единственный стул, приподнимает и кладет его на ворох платья, создавая себе смутную иллюзию чего-то тяжелого и теплого. Теперь остается только ждать сна, но неподвижно, чтобы не разрушить это сложное сооружение. А в это время вода в кувшине постепенно затягивается ледяной коркой» [1, с. 108].
Мари имела опыт с Казимиром З. несчастной любви и в Париже практически ни на кого из своего преимущественно мужского окружения не обращала внимание. Но однажды весной 1894 года она встретила человека, о котором потом написала:
«Когда я вошла, Пьер Кюри стоял в пролете стеклянной двери, выходившей на балкон. Он мне показался очень молодым, хотя ему исполнилось в то время тридцать пять лет. Меня поразило в нем выражение ясных глаз и чуть заметная непринужденность в осанке высокой фигуры. Его медленная, обдуманная речь, его простота, серьезная и вместе с тем юная улыбка располагали к полному доверию. Между нами завязался разговор, быстро перешедший в дружескую беседу: он занимался такими научными вопросами, относительно которых мне было очень приятно знать его мнение» [1, с. 110].
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер и Жак работают вместе в Сорбонне и открывают пьезоэлектрическое явление, на основе которого создают измерительный прибор. В августе 1883 года лорд Кельвин написал Пьеру:
«Дорогой господин Кюри, бесконечно благодарен Вам, что Вы потрудились доставить мне созданный Вами с братом аппарат, который дает мне возможность так удобно наблюдать великолепное экспериментальное явление пьезоэлектричества.
Я написал заметку для "Философского журнала", уточнив, что Ваши работы предшествовали моим работам. Эта заметка, вероятно, попадет вовремя, чтобы появиться в октябрьском номере, а если нет, то уж, наверно, в ноябре...» [1, с. 114].
3 октября 1893 года лорд пишет:
«Дорогой господин Кюри, надеюсь завтра вечером приехать в Париж, и был бы Вам очень признателен, если бы Вы могли назначить, в какое время, с этого дня до конца недели, будет Вам удобно разрешить мне явиться к Вам в лабораторию...» [1, с. 114].
Совместная работа Пьера и Жака прекращается в том же 1883 году, когда Жак получает место профессора в Монпелье. Пьер продолжает исследования в одиночку, изучая симметрические свойства кристаллов. На их основе он создает «весы Кюри» и определяет «точку Кюри». В 1894 году за эти выдающиеся научные достижения правительство Франции награждает его повышенным окладом в триста франков.
3. Мир
Диалог, состоявшийся между Менде и Морозовым, мне показался крайне любопытным. Поражает «смелость» последнего; сразу чувствуется, что за этим господином стоят могучие силы ФИАНа. В 2005 году мне довелось столкнуться с ними, когда я пытался доказать справедливость точной формулы для Доплер-эффекта. Про эти темные силы знает, очевидно, и Федор Федорович. Сегодня он пытается доказать свою правоту в вопросе, который связан с аббревиатурой ДДПП. Так пожелаем же ему, дорогой читатель, успехов в его нелегкой борьбе. Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Прогулка на велосипедах (1895)
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Мария и Пьер Кюри (1895)
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Мария 1895 — год, когда она
вышла замуж за Пьера КюриПьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Мария 1903 — год получения
1-ой Нобелевской премииПьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Мария 1911 — год получения
2-ой Нобелевской премииПьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Мария в своей лаборатории (1912)
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Мария и Ирен за работой
в лаборатории (1914)Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Мария за рулем автомобиля, оборудованного
рентгеновской аппаратурой (1917).
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения о
Мария Мэлони (Мисси), Ирен, Мария и Ева Кюри. Благодаря стараниям Мэлони, Мария Кюри и две ее дочки с 4 по 28 июня 1921 года побывали в США.магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Мария Кюри никому не давала интервью. Однако для Марии Мэлони (Мисси), главного редактора журнала «The Delineator», она сделала исключение. Это привлекло внимание огромного числа журналистов. На фотографии, сделанной в мае 1920 года, Мария Кюри сидит в кресле, по правую руку от нее стоит Мария Мэлони.Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Мария Кюри рядом с 29-м президентом США Уорреном Хардингом (июнь 1921).
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Мария Кюри в 1929, 1930 и 1931 гг.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Этот кабинет директора лаборатории Кюри последовательно заниамли Мария Кюри (с 1914 по 1934), Андрэ-Луис Дебьерн (с 1934 по 1946), Ирен Жолио-Кюри (с 1946 по 1956) и Фредерик Жолио-Кюри (с 1956 по 1958). Сейчас здесь Парижский музей Марии Кюри.Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Памятная доска на доме в 5-ом парижском округе,
в котором Мария и Пьер Кюри в 1898 году открыли радий.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Фред Жолио 1936
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Ирен Жолио-Кюри 1935
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
Пьер Кюри работал в Институте физики и химии, куда мадемуазель Мари Склодовска по совету знакомого профессора обратилась за помощью в проведения опытов по исследованию магнетизма в сталях, которые не могли быть осуществлены в лаборатории Липпманна. Он родился в Париже 15 мая 1859 года в протестантской семье врача Эжена Кюри. У него есть старший брат по имени Жак, который, как и Пьер, увлечен наукой. Сначала Эжен сам занимался образованием Пьера, потом это дело поручил своему знакомому, господину Базиллю. В 16 лет Пьер получил аттестат зрелости, в 18 — диплом лиценциата, а еще через год получает место препаратора у профессора Дезена на факультете естествознания и остается там работать в течение последующих пяти лет.
(Работа над этой страницей будет продолжена)
|
|
