Психология познания. Удод

Акимов О.Е.

Глава 7. Истерия, невроз и гипноз

Удод: Да, уважаемый Скептик, история с кокаином и поведение Фрейда в этой ситуации является своеобразным ключом к пониманию его странных реакций при других жизненных обстоятельствах. В первую очередь я имею в виду случай с пациенткой Анной О. Здесь трудно что-либо отрицать: кокаин испортил не только репутацию ученого, но поставил под вопрос и теорию сексуальности Фрейда, так как всем известно, прямое влияние этого наркотика на биологическую сексуальность человека. Биографы спорят, как долго Фрейд находился в кокаиновой зависимости. Джонс назвал 10-летний срок. Вы считаете, что он занизил период ровно в два раза, и истинный срок равен приблизительно 20 годам. Многие считают, что коку Фрейд употреблял до конца своих дней. Подобно индейцам он держал за щекой кокаиновую жвачку, отчего у него и развился рак на этом месте (интенсивное курение лишь усугубило болезнь, но не породило ее). В любом случае жизнеописание Фрейда будет сильно искажено, если умалчивать о кокаине. При написании самого главного труда по психоанализу «Толкование сновидений» автор действительно находился в сильной наркотической зависимости — этого нельзя отрицать.

То же самое касается болезни Анны О. Тот, кто умалчивает реальное положение дел в отношении этой дамы, искажает историю становления психоанализа. Здесь, как и в случае с кокаином, все зависит от оценки степени влияния данного фактора на дальнейший ход событий. Одни говорят: да, результаты выздоровления Анны О. были полностью сфальсифицированы, однако это не ставит под сомнение сам психоаналитический метод. Другие не согласны с этим выводом и утверждают, что все без исключения случаи выздоровления больных были сфальсифицированы. Я, уважаемый Скептик, сторонник первой точки зрения, которой придерживаются и большинство исследователей психоанализа. Невозможно поверить в то, что миллионы посетителей психотерапевтических кабинетов подверглись тотальному обману. Наверняка психоанализ помог большинству пациентов, иначе обман стал бы достоянием общественности. Статистический фактор, мне кажется, в этом случае является решающим. Я, пожалуй, соглашусь, что данная проблема упирается не столько в психологию личности, сколько в психологию поведения огромных людских масс. Но прежде чем затрагивать весь комплекс вопросов, связанный с этой сложной темой, давайте коротко остановимся на существе дела и некоторых известных фактах биографии Фрейда.

Итак, «кокаиновая авантюра», как Вы выразились, уважаемый Скептик, подводит своеобразную черту под «розовым периодом» жизни Фрейда, когда он мечтал стать рациональным ученым в области гистологии и физиологии. Фрейд выступал здесь по большей части все еще как химик-фармацевт, который искал волшебное снадобье от всех душевных и физических недугов. После неудачи с кокаином он более не занимается химическими реагентами и лекарственными средствами. Он также перестал препарировать биологические организмы и органы, стал избегать любого контакта с живой тканью, целиком сосредоточившись на душе человека. Фрейд заинтересовался абсолютно новой для него сферой медицинской практики, которую ранее он не изучал в университете и к которой его тогдашние наставники, в частности Теодор Мейнерт, относились резко отрицательно. Этой сферой были истерия, невроз и гипноз.

Оказавшись в «Отделении болезней нервной системы и печени», начинающий врач был удивлен той обстановкой, в которой пребывали люди, страдающие неврозами, истерией и другими психическими расстройствами. Фрейд с интересом наблюдал за их необычным поведением и обдумывал природу заболеваний. Ему показалось, что навязчивые идеи, маниакальная депрессия, паранойя, булимия и прочие отклонения, которые он мог постоянно наблюдать, не могут происходить от физиологии или анатомии человека. Вероятно, существуют какие-то более тонкие, можно сказать, «трансцендентные» механизмы психики, которые невозможно объяснить с точки зрения элементарной гистологии нервной и мозговой тканей. Имея небольшой опыт препарирования угрей и раков, он не находил никакой зависимости между их примитивной организацией и тем, что видел и слышал от своих пациентов.

Здесь надо еще раз напомнить, что к психологическим теориям конца XIX столетия, в которых фигурировали виталистические субстанции и схоластические рассуждения относительно философских химер, естествоиспытатели относились презрительно, справедливо относя их к самым худшим разделам метафизики. Однако врачебная психиатрия тоже недалеко ушла от того, что было написано в «Гиппократовском сборнике». Все психические заболевания лечились в основном физическими упражнениями, массажами, холодными и теплыми ваннами, прогулками на свежем воздухе, подбором диет и особой санаторной обстановкой. Новым здесь было использование электрического разряда, который давал кратковременный эффект, но объективно не способствовал лечению душевнобольных. Если не существует психиатрической науки, надо ее создать, решил про себя Фрейд. Однако он все еще колебался в расстановке приоритетов: а принесет ли будущая неведомая наука те вожделенные плоды, которые ждет от него мир и о которых он денно и нощно грезит? Тщеславие было его движущей силой, и здесь я не буду с Вами, уважаемый Скептик, спорить, поскольку эту черту характера отмечали все, кто хоть немного общался с Фрейдом.

Весной 1885 г. ему разрешают прочесть несколько неофициальных лекций по материалам своих гистологических исследований. «В неврозах я ничего не понимал, — пишет Фрейд. — Когда я однажды представил своим слушателям историю одного невротика с фиксированными головными болями как случай ярко выраженного хронического менингита, все они в справедливом критическом возмущении от меня отшатнулись, и моя преждевременная педагогическая деятельность на этом закончилась». Однако, почувствовав вкус к преподавательской деятельности, Фрейд стал энергично добиваться звания приват-доцента, заявку на которое он подал еще в начале года. Летом Фрейд получает это звание, чему немало способствовал все тот же добрейший Брюкке. Ему, наконец, позволили прочесть официальную лекцию, которая прошла в торжественной обстановке.

По заведенному тогда правилу все молодые преподаватели и ученые, окончившие европейский вуз по собственному усмотрению должны были пройти стажировку в одном из научных центров Европы. Фрейд выбрал парижскую клинику Сальпетриер, где трудился известный врач и ученый Жан Мартин Шарко (1825—1893). В связи с этими радостными известиями Фрейд пишет невесте следующие строки: «О, как это должно быть чудно. Я приезжаю с деньгами и надолго остаюсь с тобой, привожу тебе нечто восхитительное, а затем еду в Париж, становлюсь великим ученым и возвращаюсь в Вену, окруженный громкой славой. Мы сразу же поженимся, и я вылечу всех неизлечимых нервнобольных. Ты будешь заботиться обо мне, а я буду целовать тебя, пока ты не станешь веселой и счастливой; отныне мы славно заживем».

В середине октября 1885 г. Фрейд уезжает в Париж к Шарко, которого он боготворил (его именем, Жан Мартин, он наградил сына, родившегося в 1889 г.). Но к парижскому светилу весьма подозрительно относился тогдашний шеф Фрейда Теодор Мейнерт, который считал его обыкновенным шарлатаном. Со слов Сартра, он говорил Фрейду, что весь успех Шарко состоял в том, что он заставлял своих студентов «подбирать на панели уличных девок и посылать их в Сальпетриер, чтобы они разыгрывали перед Шарко свои "великие приступы". Он — посмешище всего медицинского корпуса. Гипнотизм — это трюк из кафешантана». Действительно, Шарко странным образом мудрил с гипнозом. Отрицая его как научный метод, он тешил свое самолюбие постановкой грандиозных шоу, которые посещали толпы зевак.

Оппонентом Шарко выступал психотерапевт из Нанси Ипполит Бернхейм. По словам Фрейда, с помощью гипнотического внушения он «добился больших терапевтических успехов». Фрейд безоговорочно присоединился к позиции Бернхейм, взялся перевести на немецкий язык две его книги и надеялся превратить гипноз в терапевтический метод лечения от всех видов невроза. Но этому замыслу не суждено было сбыться, так как Фрейд не сумел в достаточной мере овладеть мастерством гипнотизера. Поэтому ему пришлось искать другие пути для своей самореализации.

Мейнерт был уверен, что все умственные, волевые и эмоциональные расстройства, как и различного рода афазии и параличи, вызваны физическим повреждением участков мозга или нервной ткани. Если нет физических повреждений нервной или мозговой ткани, то психические расстройства сами по себе не возникнут. На все психические отклонения от нормы должны существовать материальные причины. Неврастения и истерия — это симуляция болезни, говорил он, поскольку они не обнаруживают тканевых отклонений. Естественно, что «бабушкиными заговорами» и «колдовством шаманов» настоящие психические болезни излечить нельзя. Только через тщательное изучение морфологии мозга, говорил он, можно понять истинные причины заболевания. Именно Мейнерт настоял, чтобы во Второй психиатрической клинике Вены, которую он возглавлял, все методы лечения заболеваний мозга разрабатывались в анатомических лабораториях. Он был сторонником активной медикаментозной, электрошоковой и химической терапии. Предрасположенность к психическим болезням, говорил он, передается по наследству, что ограничивает действие воспитания и социальных факторов. Его классификация болезней с характерной симптоматикой: старческое или раннее слабоумие, кретинизм, паранойя, кататония, маниакальное безумие на почве алкоголизма, травматический невроз и т.д., могла быть проверена на предках, родственниках и потомках больного. Мейнерт зафиксировал 30 тысяч обследований головного мозга, но мировое признание досталось все же другому исследователю. Эмиль Крепелин (1856—1926) из Лейпцигского университета издал «Клиническую психиатрию», в которой привел исчерпывающую на тот период классификацию психических заболеваний в духе Мейнерта.

Вы, уважаемый Скептик, по-видимому, правы. Зигмунд Фрейд не был убежденным материалистом, т.е. он не искал причины психопатологии в гистологии и физиологии человека. Источником психических расстройств, считал он, должны быть психические причины. Здесь он расходился со своими учителями-физиологами, воспитанными на трудах Гельмгольца, и сходился с неовиталистами и неосхоластами, которые обычно не упоминаются в нынешних учебниках по истории психоанализа, но которые господствовали в конце XIX — начале XX в. В этом смысле ненаписанный им «Очерк научной психологии» сыграл важную роль в становлении психоанализа, так как летом 1895 г. Фрейд еще раз взвесил все материальные доводы в деле объяснения психических расстройств и выбрал, если не виталистический, то, по крайней мере, нематериалистический путь построения будущей теории. Но еще задолго до этого, нереализованного им «Проекта» произошел важный для становления психоанализа случай, повлиявший на его окончательный выбор. 18 ноября 1882 г. Брейер рассказал Фрейду о своей пациентке Анне О., о чем свидетельствует его письмо к Марте, написанное на следующий день.

Фрейд только что познакомился с этим прекрасным лечащим врачом, которого знала вся Вена. Брейер являлся личным врачом высокопоставленных особ города, в частности Теодора Гомперца, и доброй половины врачей Венских больниц. Он придерживался материалистических убеждений и с рациональных позиций смотрел на деятельность мозга и всей нервной системы. В Венском университете его учителем был Эрнст Брюкке и известный терапевт Йохан Оппольцер, у которого он впоследствии остался работать. С 1875 по 1885 гг. Брейер преподавал в университете, но ушел оттуда, так как предпочел заняться врачебной практикой. Как ученый, он исследовал «полузамкнутые каналы среднего уха» у голубей, связанные с движением головы. Он установил, что внутреннее ухо голубя чувствительно к силам притяжения и ответственно за равновесие тела в полете. Это была типичная тема для физиолога того времени, который всю жизнь оставался пытливым ученым, хотя большую часть рабочего времени посвящал медицинской практике. Поблизости с его домом находилась большая голубятня, где он любил проводить время, наблюдая за поведением птиц. Брейер работал над теорией вестибулярного аппарата птиц, животных и человека больше для души, поэтому чрезмерное рвение своего нового друга стать ученым он, видимо, не особенно понимал. До тех пор, пока Фрейд выдавал себя за приверженца естествознания и исследовал речных раков, готовя к публикации работу «О структуре нервных волокон и нервных клеток у рака», они оставались друзьями. Но когда он стал отходить от материализма, их теплые чувства друг к другу быстро охладели. Разрыву дружеских отношений во многом способствовали разногласия в объяснении истерии и невроза.

Камнем преткновения послужила пациентка, которая была школьной подругой жены Фрейда. Ее настоящее имя — Берта Паппенхейм (1859—1936). После внезапной смерти отца Марты, Бермана Бернейса (он в 1879 г. скончался прямо на улице), отец Берты, Зигмунд Паппенхейм, взял шефство над семьей Бернейсов, оставшейся без средств к существованию. В конце следующего года он сам заболел, и Берте пришлось ухаживать за больным отцом. Паппенхеймы, как и Бернейсы, были известными семействами евреев-ортодоксов, которых хорошо знали все евреи Вены. Естественно, что ее болезнь привлекла внимание Фрейда еще и по этой причине. В книгах по истории психоанализа Берта фигурировала под вымышленным именем Анны О. Брейер лечил ее от истерии с декабря 1880 г. по июнь 1882 г. После раскрытия Джонсом настоящего имени Анны О., разразился громкий скандал, так как семейство Паппенхеймов не хотело, чтобы все узнали о психическом заболевании Берты Паппенхейм, ставшей впоследствии видной феминисткой и писательницей Германии. Но поскольку она была первой пациенткой, которая излечилась по методике психоанализа, имя ее, по мнению фрейдистов, должно быть известно научной общественности. Родственников и наследников особо возмутило то, что истерический невроз Берты объяснялся фрейдистами якобы ее тайными сексуальными вожделениями к лечащему врачу Йозефу Брейеру.

Краткая история заболевания Анны О. такова. Сначала у нее пропал аппетит и появилась слабость. Потом ее одолевал нервный кашель, обнаружилось малокровие, провалы памяти, нарушилась речь, мучили галлюцинации (ей мерещились скелеты, черепа и змеи). После смерти отца ей стало еще хуже: она перестала узнавать близких, обрывала пуговицы на своей одежде, страдала параличом лицевых мышц и конечностей, испытывала отвращение к пище, а однажды Анна пережила псевдороды. Брейер не обнаружил каких-либо повреждений органов или физических отклонений. Поэтому он, загипнотизировав ее, попытался внушить ей, что она абсолютно здорова. Это он проделывал несколько раз, пока необходимость в гипнозе сама собой отпала, так как с ней произошло «чудо» в полном смысле этого слова. Когда Анна О. в полном сознании подробно рассказала о зарождении одного из симптомов своего заболевания, он неожиданно для нее и врача бесследно исчез. Когда она заговорила о другом истерическом признаке, он тоже странным образом самоликвидировался (так, во всяком случае, часто излагается в истории психоанализа). Аналогично исчезли и другие ее истерические симптомы. Пациентка называла такой способ врачевания «лечением разговорами».

Но истина состояла в том, что такое излечение не было долгосрочным. Симптомы то исчезали, то появлялись, к старым симптомам добавлялись новые. Однажды ей было настолько плохо, что Брейеру пришла крамольная мысль: уж лучше б она совсем умерла, чем так мучиться. Но вдруг болезнь отступила; днем она чувствовала себя почти здоровой, хотя по вечерам ее снова одолевали галлюцинации. Через несколько лет исчезли и они; Анна О. стала психически нормальным человеком. Более того, она довольно активно занялась общественной деятельностью, в частности, побывала в России в период коллективизации, когда в Поволжье и на Украине был страшный голод. До конца дней она выступала в защиту прав женщин. Общественность Германии была ей благодарна, что было отмечено выпуском почтовой марки с ее профилем. Стоун рассказал, что Брейер случайно встретился с ней в булочной, и они вместе поужинали, вспоминая нелегкие дни ее болезни.

Об истерических симптомах Брейер рассказал Фрейду, которого крайне заинтересовало «излечение разговорами». Как стало известно позже (эту истину первые психоаналитики скрывали от общественности), никакого излечения во время беседы не произошло. Был кратковременный эффект, который, однако, вскоре бесследно исчез, и истерические реакции возобновились с еще большей силой. В результате больную переводили из одной клиники в другую, от одного врача к другому, и все это происходило без устойчивых признаков настоящего выздоровления. Лечилась она и в швейцарском санатории Бельвю у Роберта Бинсвангера, где сохранились все медицинские отчеты по ее лечению. Многие исследователи, в их числе Жак Ван Риллар, указывали на отсутствие выздоровления и на «иллюзорность психоанализа». Настоящее же излечение произошло через много-много лет, причем независимо от применяемых к ней терапевтических воздействий.

Однако в этом не было ничего странного. Подобные случаи нередко фиксировались в медицинской практике, в том числе и Брейером, и рассматривались как случайные модификации нервного расстройства. «В каждом городе, — говорил Брейер, — есть своя бродячая группа неврастеников, бегающая от врача к врачу в надежде на чудесное излечение мнимой болезни. Блуждающая кучка с мигрирующей болью: сегодня в голове, завтра в груди, на следующей день в коленной чашечке. Бесполезно изгонять боль из плеча или из кишок; этот монстр, который появляется так же быстро, как быстро удаляет его врач». В случае с Анной О., говорил Брейер, обладающей особо возбудимой психикой, мы имеем ярко выраженную симптоматику примерно того же свойства. Он готов был признать, что ее истерия явилась следствием сначала болезни, а потом и смерти отца. Тем более, что она обвиняла себя в смерти отца, так как считала, что плохо ухаживала за ним. Таким образом, для Брейера это был несколько необычный случай, но все же не выходящий за пределы известной ему психической патологии. Для Фрейда же этот единичный случай представлялся исключительным.

Вы, уважаемый Скептик, привели слова Джонса, где он восторгался умением Фрейда из одного-единственного факта, странного и непонятного, раздуть целую теорию. Если бы не трагические события и не сильное возмущение общественности, то мы бы сейчас разбирали не психоанализ, а какую-нибудь кокаиновую теорию или теорию излечения гипнозом. Фрейд и в самом деле умел найти такие запутанные области человеческой психики, где можно было строить самые экзотические теории. Он много лет размышлял над причинами возникновения и исчезновения истерических симптомов Анны О., пытаясь подвести под них эротическую основу. Его особенно интересовали самые необычные факты, не поддающиеся никакому рациональному объяснению. Таковым был истерический симптом псевдородов и поведение при этом самого Брейера. Во время ложных схваток врач испуганно, с сильным волнением в голосе спросил пациентку, что с ней случилось. Та неожиданно для него тихо ответила: «Выходит ребенок доктора Брейера».

Фрейд полагал, что между врачом и пациенткой установились более чем доверительные отношения, так что Матильда, жена Брейера, переживала муки ревности, когда ее муж беседовал с Анной О., между прочим, весьма умной и симпатичной девушкой (друзья называли ее «красоткой»). Тревожась за ее невинность, строгие родители запретили ей читать любовные романы и посещать фривольные театральные постановки, что возмущало девушку. Фрейд подумал, что эти запреты каким-то образом проявились в истерии. Он стал замечать определенные сексуальные моменты и в своей врачебной практике, особенно после случая с Эмми фон Н., которая обуреваемая сексуальной страстью однажды бросилась ему на шею. Он был свидетелем, как одна пациентка обнажила перед ним грудь и задрала юбку. Фрейд говорил, что терапевтический эффект зависит от явной или скрытой взаимосвязи между врачом и пациентом, которая, как правило, имеет сексуальную основу. Этот эффект он назвал специальным термином — перенос (перенос на врача сексуальных, дружелюбных или враждебных отношений больного с другими людьми: отцом, матерью, родными, сослуживцами, любовницей или любовником). В бесчисленных разговорах со своими больными Фрейд стал обращать внимание на эротические аспекты взаимоотношений между людьми, которые постепенно вышли у него на первый план и которые он принял за доказательство сексуальной этиологии невроза. Брейеру не нравились прямые и откровенные сексуальные объяснения, но в «Очерке об истерии» (1985) он сам касается сексуальной тематики.

Перед тем, как приступить к изложению позиций Фрейда и Брейера по вопросу о неврозах, полезно остановиться на источниках. Как уже говорилось, наиболее полным собранием материалов на английском языке считается «Стандартное издание» фрейдовских трудов, осуществленное Джеймсом Стрейчи (James Strachey). Интересующая нас тематика размещена в первых трех томах. В первый том, изданный в 1966 г., вошли следующие работы.
1. «Сообщения относительно моих исследований, сделанных в Париже и Берлине» (с. 5).
2. «Предисловие к переводу лекций Шарко по болезням нервной системы» (с. 21).
3. «Наблюдения по мужской истерии…» (с. 25).
4. «Два коротких обзора» (с. 35).
5. Истерия. Эта статья появляется в шести разделах (с. 41).
А) Истерия — отсылка к «женскому сексуальному аппарату» и «физиологическая модификация» нервной системы.
В) Определение — предлагаемое определение соответствует позиции Шарко, который устанавливает понимание истерии в терминах, ранжированных от интенсивной к умеренной форме заболевания.
С) Симптоматология (параличи и т.д.).
D) Течение истерической болезни.
Е) Лечение невроза.
F) Резюме.
6. «Статьи о гипнозе и внушении» (с. 63). Здесь Фрейд выражает свое недовольство гипнозом, высказывается в пользу этиологии и катарсиса, однако далее продолжает интересоваться гипнозом.
7. Предисловие к книге Ипполита Бернхейма «Гипноз, внушение и психотерапия». Здесь Фрейд различает «внутреннее» и «внешнее» внушение. Бернхейм считал, что пациент помнит свои гипнотические состояния. Если врач проявит настойчивость, то он может вызвать их вновь. Фрейд распространил это положение и на истерические состояния, коль скоро между истерией и гипнозом существует тесная связь (с. 75).
8. «Обзор по гипнотизму Огюста Фореля». Здесь Фрейд не критикует гипнотический метод сам по себе, но критикует некоторые приемы, применяемые при гипнозе и термин «внушение» (с. 91).
9. «Гипноз». Здесь Фрейд уже критикует сам гипнотический метод и предостерегает от злоупотребления им (с. 105).
10. «Случай успешного лечения гипнозом». Здесь Фрейд снова оправдывает гипнотический метод. Он утверждает, что этот метод особенно эффективен для исследования этиологических факторов невроза (с. 117).
11. «Предисловия и примечания к лекциям Шарко». Ядром всякого истерического аттракциона является память о физической или ситуативной травме. Больной в виде галлюцинаций переживает сцены, которые послужили причиной истерии (с. 131).
12. «Эскизы» к первой главе будущей книги Фрейда и Брейера «Исследование истерии». Здесь Фрейд утверждает, что постоянные и время от времени сильные истерические атаки являются результатом возврата памяти к очаговому состоянию психики («подавленные воспоминания», или «воспоминания о репрессии») (с. 144).
13. «Некоторые моменты сравнительного изучения органических и истеричных моторных параличей». Эта статья носит узкомедицинский характер; в ней рассматриваются повреждения спинного мозга; психологические факторы почти не затрагиваются (с. 157).
14. «Извлечения из бумаг, принадлежащих Флиссу». Фрейд забрасывал своего друга письмами и проектами. В этом пункте собрано все, что так или иначе относится к появлению психоанализа. В частности, в «Проекте Е» Фрейд утверждает, что любые беспокойства имеют сексуальную основу. Страх, волнение, тревога возникают в ответ на сексуальную напряженность, которая не получила своевременной физической разрядки. Через сексуальность он пытается объяснить меланхолию, паранойю и мигрень. Спектр обсуждаемых вопросов настолько широк, что их невозможно как-то тематически классифицировать. В письмах к Флиссу он рассуждает о мифах и поэзии, о мастурбации и эдиповом комплексе (с. 175).
15. «Проект по научной психологии» (с. 283 – 360), о котором говорилось выше.
Второй том, вышедший в 1955 г., посвящен «Исследованию истерии» (1883 – 1895). На титуле указаны две фамилии — Брейер и Фрейд. Том состоит из введения «О психическом механизме истерических явлений» (с. 4), написанного обоими авторами, и пяти случаев (с. 21 – 128): первый случай с Анной О. описал Брейер (с. 22 – 48 ), остальные — Фрейд, в частности случаи с фрау Эмми фон Н., мисс Люси Р., Кэтрин и фрейлин Элизабет фон Р. Введение и конкретные примеры образуют две части; третья часть — «Теоретическая» (с. 185 – 247), написана Брейером, четвертая под названием «Психотерапия истерии» (с. 255 – 304) — Фрейдом.

Третий том, вышедший в 1962 г., начинается с некролога на смерть Шарко. Фрейд дает описание истерического состояния по Шарко, который заявлял, что истерик не осознает аффект — аффект является соматическим, и его симптомы не образуют одну связанную цепь. Истерия, по мнению Шарко, в основном обусловлена наследственностью больного, так что «он не оставлял места для приобретения невроза». Французский психотерапевт обнаружил «истерикогенные зоны» и «закартографировал» их. Такая трактовка истерии противоречила фрейдовской теории «травмирующего фактора». Правда, Шарко одновременно претендовал на первенство в открытии того, что истерия имеет идеогенетические корни.

В разделе «О психическом механизме истерического феномена» Фрейд говорит, что работы Шарко «являются основанием всех его новых идей». Но в целом отчетливо чувствуется, что точка зрения Фрейда отличается от точки зрения Шарко. Фрейд прямо высказался, что под гипнозом «физическая травма» (physical trauma) может быть замещена «словесным внушением» (verbal suggestion). Однако он ничего не говорит о проявлении истерических симптомов при других формах истерии. Самые обычные признаки истерии — комбинация рвоты, анорексии, расстройства сна или бессонницы. Вслед за этим Фрейд говорит о символизме: боль в ноге есть символ боязни истерика не обнаружить у себя ногу. Он пишет также, что «лингвистическое обращение предоставляет мост, посредством которого ментальное состояние может быть выражено через физическое», чем «сильнее травма, тем больше адекватная реакция», т.е. высвобождение напряжения. «Самая адекватная реакция, однако, всегда есть действие».

Существует несколько условий, которые делают воспоминания патогенными. Идеи, которые окутывают травму, могут быть настолько сильными, что нервная система просто не справляется с ними. Бывает, что реакция на идеи может оказаться невозможной по социально-этическим соображениям. Нескомпенсированные идеи проявляются через соматические симптомы, которые выступают в качестве нервно-психической защиты. Моторная или сенсорная иннервация непременно связана с травмирующим опытом; она целиком или частично конвертирует нервно-психическое возбуждение. Таким образом, Я, или Эго, больного добивается душевного спокойствия путем «мнемонического символа».

Фрейд видел в этой способности к преобразованию характерный признак истерии. Такая его позиция расходится с позицией Брейера, который считал, что отличительным признаком истерии является раскол Эго на сознательную и бессознательную части. По Фрейду, недостаточная конверсия приводит к навязчивым комплексам, к тому, что называется одержимостью. Защитный механизм Я внутренне отклоняет неприемлемую для него идею таким образом, что сознание не догадывается о наличии этой недопустимой идеи. Но в момент психоза, характеризующийся беспорядочными галлюцинациями, инициирующая этот психоз идея находится в сфере сознания. Таким образом, Эго человека с помощью галлюцинаций отделяет себя от реальности; истерическое и гипнотическое состояния одинаково бессознательны.

В разделе «Одержимость и фобии: их психический механизм и их этиология» (1895) Фрейд пишет, что навязчивые идеи, или одержимости, не следует включать в неврастению или относить их к дегенеративным проявлениям психики. Неврастения — это просто истощение нервной системы. Навязчивые идеи, скорее всего, образуют отдельную группу неврозов, которые имеют особый механизм и этиологию. Он также разграничивает «нормальные» навязчивые идеи от «травмирующих», которые выступают в качестве воспоминаний; кроме того, он отделил «истинные навязчивые идеи» от фобий. И вообще, Фрейд пытался разобраться в терминах: фобия, страх, боязнь, беспокойство, гнев, раскаяние, сомнение — что здесь можно считать нормой, а что патологией. Так, он считал, что при «истинных навязчивых идеях» эмоциональное состояние пациента сохраняется в неизменном виде, даже если состав идей меняется. Это — отличительный признак патологии. Навязчивость как раз и происходит оттого, что пациент безуспешно пытается компенсировать недопустимую идею неподходящими для нее идеями, при этом неопределенно долго сохраняется беспокоящий эмоциональный фон.

Фобия по сравнению с одержимостью протекает более латентно и ровно. При фобиях Эго пациента не ищет компенсирующих идей, но испытывает неопределенный страх перед вещами, которые у всех нормальных людей беспокойства не вызывают. Сам факт боязни уже свидетельствует, что механизм замены бездействует. При бездействующем механизме защиты эмоция страха не может возникать в результате воспоминания, так как отсутствует сам процесс воспоминания. Обычно фобии являются частью беспокоящего невроза и почти всегда сопровождаются другими симптомами. С них начинается невроз; фобия — предвестник будущего невроза. Беспокоящий невроз имеет сексуальное происхождение, однако он не присоединяется к идеям сексуальной жизни, т.е. «он имеет непсихологический механизм». Определенной причиной невротического беспокойства является накопление сексуальной напряженности, возникшей из-за воздержания или незавершенности сексуального возбуждения, что в некоторых случаях приводит к импотенции или намеренному воздержанию. Отрицая психические основания для фобий, Фрейд не выдвинул взамен никакой альтернативы.

В разделе «Об основаниях для отделения специфического синдрома от неврастении согласно описанию "беспокоящего невроза"» Фрейд предложил перечень отличительных признаков — «клиническую симптомологию». Проведенная Фрейдом градация не отличается большой четкостью. Неврастения как невыходящая из нормы истощенность нервной системы и беспокоящий невроз как нервно-психическая патология сопровождаются общей раздражительностью, особенно к звукам. Там и там имеется симптом беспокойного ожидания (ипохондрия), страх перед будущим, необъяснимые моральные сомнения, наконец, беспокойство относительно самого беспокойного состояния. Фрейд перечисляет «беспокоящие атаки», которыми сопровождается невроз. Это — бессонница, сбои в дыхательной системе, тремор, диарея, закупорка сосудов и кишок, головокружение, клаустрофобия и множество других фобий, часто плохо осознаваемых.

Этиологию беспокоящих неврозов Фрейд дает в терминах сексуальной жизни, т.е. касается исключительно приобретенного, но не врожденного невроза. Причинами женского невроза могут служить страх потери девственности, страх перед менструацией и другие подростковые фобии. Невроз у взрослых женщин появляется как ответная реакция на отсутствие сексуальной жизни вследствие импотенции мужа или его смерти, как реакция на прерванные половые акты, чтобы избежать нежелательной беременности. В этом пункте Фрейд делает замечания относительно сексуальной ответственности и способов предохранения, которые в его время были крайне несовершенными. Для мужчин невроз чаще, чем для женщин, связан с неосуществленным сексуальным возбуждением. Но в целом то, что беспокоит женщин, беспокоит и мужчин. Если не невроз, то уж во всяком случае неврастения вызывается практикой мастурбации, которая характерна для обоих полов. Среди причин неврозов Фрейд указывает сверхурочную работу, которая, однако, прежде вызывает неудовлетворительные сексуальные отношения, а те, в свою очередь, вызывают невроз. Таким образом, говорит он, «механизм беспокойного невроза надо искать в отклонении соматического сексуального возбуждения от психической сферы и в последующем неправильном использовании этого отклонения». По Фрейду, развитие невроза беспокойства всегда обуславливается телесными возбуждениями, но не психическими. Он заявляет, что душевно беспокоящий невроз является телесным контрапунктом к истерии. В качестве решающего довода в пользу сексуальной этиологии неврозов он называет собственную терапевтическую практику.

В разделе «Дальнейшие замечания по нейропсихической защите» Фрейд сексуальную направленность невроза проецирует на детство пациента. Считается, что активный сексуальный опыт раннего детства является частью этиологии одержимого невроза. Но Фрейд утверждает, что нашел нижний слой истерических признаков в неврозе, который мог быть прослежен назад к сцене сексуальной пассивности, которая предшествовала удовлетворительному действию. Фрейд заявил, что одержимые идеи — это преобразованные самоупреки, которые вторично всплыли от подавления вины. Упреки в свой адрес всегда касаются некоторого сексуального акта, который выполнялся в детстве с удовольствием. В момент сексуального созревания подросток тщетно стремится защитить себя от своих же собственных упреков, связанных с онанизмом или сексуальными фантазиями, направленными на своих родителей, в результате чего возникает устойчивый невроз беспокойства. Взрослый человек не помнит свои действия по сексуальному удовлетворению, самоупреки, страх перед позором, если «преступление» раскроется и т.д., поскольку все нежелательные идеи оказываются вытесненными. Таким образом, пациент переживает вторичный процесс защиты. Невроз — это защита от неудачной защиты, проведенной в инфантильном возрасте. При этом содержание одержимой идеи заменяется двумя способами: во-первых, происходит частичная замена прошлых идей идеями настоящего и, во-вторых, сексуальные идеи заменяются чем-то аналогичным, но далеким от сексуальной направленности. В частности, слуховые галлюцинации вызваны событиями недавнего опыта, но одновременно они пропущены через цензуру. Оба фильтра ведут к символизму, который требует герменевтической терапии.

Истерические реакции кажутся преувеличенными постороннему наблюдателю, но это лишь видимость, поскольку посторонние не знают всего множества причин, вызвавших их. В действительности реакция адекватна возбуждающему стимулу; здесь действует закон сохранения психической энергии. Истерические симптомы, как и беспокоящие идеи при неврозе, тесно переплетаются, хотя каждый симптом имеет собственный источник происхождения. К этим точкам стягиваются ассоциативные цепи, по которым можно добраться до сексуальных истоков истерии. Психотерапевт должен уметь докопаться не только до подросткового уровня половой зрелости, но и до уровня детской сексуальности. «В основании каждого случая истерии, — пишет Фрейд, — непременно лежит один или несколько сексуальных опытов»; их надо просто уметь отыскивать. В качестве сексуального «партнера» у ребенка могут выступать родители, родственники, няни или вообще посторонние взрослые. Здесь же Фрейд рассуждает относительно «порогового барьера», который либо не дает развиться истерии, либо оказывается недостаточно высоким для проникновения в психику нежелательных идей и опытов. Он называет восьмилетний порог, после которого преждевременные сексуальные знания уже не могут привести к истерии. Ранее приобретенные знания могут дать истерическую симптоматику, впрочем, и в этом случае многое зависит от развития индивидуальной половой системы.

В третий том вошли научные работы, написанные до 1897 г. Летом этого года он начал самоанализ, который привел к отказу от травмирующей теории в этиологии невроза (21 сентября), открытию эдипова комплекса (21 октября) и признания инфантильной сексуальности как универсального фактора (14 ноября). Обо всем этом Фрейд писал в письмах к Флиссу, а не в опубликованных научных работах. Его новая позиция ясно просматривается только в книге «Толкование сновидений» (1899). В «Сексуальной этиологии неврозов» (1898) — статье «довольно нахальной, написанной для того, чтобы причинить неприятность» (по словам самого Фрейда) — она еще не выкристаллизовалась. В названной статье он пишет: «Врач всегда может причинить вред, если он имеет низкую квалификацию или недобросовестен; это особенно верно, если вопрос касается исследования сексуальной жизни его пациента». В случая неврастении пациент может сообщить что-то относительно этиологии, в случае же настоящего психоневроза он сознательно ничего не скажет врачу, так как травмирующие факторы подверглись репрессии. Первейшая задача врача — извлечь причины невроза из глубин психики пациента (вероятно, он мастурбировал в детстве) и нейтрализовать их. «Мы имеем возможность, — пишет Фрейд, — перевести симптомологию в этиологию, и тогда мы можем смело требовать от пациента подтверждения наших подозрений». Врач должен безбоязненно идти на слом сопротивления пациента.

Он должен побуждать больного бросить вредные формы половых сношений. Попутно Фрейд говорит, что наркотики могут прямо или косвенно замещать сексуальную неудовлетворенность. «Но прежде, — пишет он, — необходимо создать общественную атмосферу для обсуждения проблем сексуальной жизни». Молодежь должна набираться опыта работы в указанном направлении. В разбираемой нами статье Фрейд еще и еще раз подчеркивает роль раннего детства в этиологии неврозов. Фактор воспитания ребенка, по его словам, намного важнее наследственного фактора. Именно ранний сексуальный опыт ведет к ошибочным психическим реакциям. Опасные сексуальные «фантазии относятся к той же психопатологической структуре, что и истерические идеи, одержимость и галлюцинации». Чтобы стать эффективной, заключает автор, психоаналитическая терапия (этот термин уже к тому времени появился) должна понимать рассказанные им вещи. Основная трудность овладения психоаналитическим методом как раз и состоит в недопонимании сексуальных вопросов в этиологии неврозов.

В третий том «Стандартного издания» трудов Фрейда вошли еще две работы — «Психический механизм забывания» (1898) и «Скрытые воспоминания» (1899). Первая статья является по существу первой главой книги «Психопатология обыденной жизни» (1901), которая разбиралась Вами, уважаемый Скептик, в пятой главе. Хотя, концентрированная аргументация указанной статьи растворилась по всему тексту этой книги. А главная идея статьи состоит в том, что когда мы усиленно хотим вспомнить забытое, в этот момент память нас больше всего и подводит. Это связано с тем, что максимальное сосредоточение вызывает и максимальное сопротивление со стороны нашего Эго. Чтобы вспомнить забытую вещь, нужно обмануть Эго, т.е. отвлечься на что-то постороннее. В этот момент забытое всплывет само по себе. Аналогичный механизм срабатывает в свободных ассоциациях. В неврозе подавляемые мысли цепляются за недавние впечатления и тянут их за собой вглубь. Люди обыкновенно не знают того, чего они не хотят знать. Получается так, что механизм, замещающий имена (приводился пример, как имя Синьорелли было замещено именами Боттичелли и Больтраффио), одновременно управляет парамнезией параноика и формирует одержимые идеи. Во всех этих случаях, говорит Фрейд, нужно выпустить пары неудовольствия, и тогда проблема разрешится. Важно то, что вышеупомянутое замещение помогает понять роль подавления у «нормальных» или только невротических лиц.

Последняя статья этого тома повторяет содержание письма к Флиссу от 25 мая 1899 г., где Фрейд описывает ситуацию, взятую из собственной жизни. Она также перекликается с вопросами, затрагиваемыми в книге «Психопатология обыденной жизни». Автор статьи повторяет, что скрытые или завуалированные воспоминания — это воспоминания детства. Инфантильные идеи и действия только подавлены, вытеснены, но они не исчезли бесследно. Фрейд пытается ответить на вопрос, почему малозначимые вещи из нашего детства остаются в нашей памяти, а важные забываются. Дело в том, пишет он, что Эго за счет механизма защиты прячет от нас все волнующее, а подсовывает нам «куклу», т.е. второстепенные предметы, которые являются, собственно, только символами больших, но скрытых событий детства. Эго стремится обмануть нас, например, оно сливает два реалистических образа в один неестественный, обставляет важную вещь непонятными символами, путает время и место произошедшего события, может как-то иначе маскировать значимые события детства. Фальсификация памяти стоит на службе подавления неприятных и нежелательных впечатлений детства.

Спаренный четвертый и пятый тома «Стандартного издания» фрейдовских сочинений (обновленное издание вышло в 1985 г.) заняты первым и вторым изданиями книги «Толкование сновидений» — главным сочинением первого психоаналитика. Шестой том (1960) является книгой «Психопатология обыденной жизни», седьмой том (1953) — книгой «Три очерка о сексуальности» и т.д. С точки зрения генезиса психоанализа последующие тома почти ничего не дают исследователю. Чтобы понять образ мыслей Фрейда, нужно обратиться к первым работам и письмам, которые являются для нашей страны библиографической редкостью. Хочу вернуться, уважаемый Скептик, ко второму тому «Стандартного издания», где представлена совместно написанная с Брейером книга «Исследования истерии» (1895). Было бы интересно сравнить позиции двух этих авторов. Структура книги представлена выше, сейчас приступим к краткому пересказу содержания.

Во введении авторы пишут, что находят определенную связь между обычной истерией и травмирующими неврозами, поэтому считают оправданным для себя расширить понятие истерии. «Травмирующая истерия» лечится методом катарсиса. Потеря памяти, или потеря аффекта зависит от того, было ли отношение к случаю, который причинил аффект, достаточно энергичным. Так, в «сомнамбулическом состоянии» реакция сводится к нулю. Идеи, которые стали патологическими, имеют эмоциональную силу потому, что они были отклонены посредством встречной психической реакции, которая обнаруживается в свободных ассоциациях. Авторы выделили четыре стадии истерии: эпилептоидная стадия, стадия интенсивного движения, стадия, характеризующаяся галлюцинациями, и стадия максимального бреда. Психотерапевтическая техника сводится к разрядке эмоциональных напряжений у истерического больного путем соответствующего внушения в гипнотическом состоянии.

Разбирать конкретные случаи я сейчас не буду, так как о случае с Анной О. сказано достаточно, остальные же случаи, описанные Фрейдом, содержат мало теоретического материала. Замечу лишь, что при описании третьего случая с мисс Люси Р. автор признается в своей неспособности ввести пациентку в гипнотическое состояние. Поэтому он пошел на «открытый и честный диалог между врачом и пациентом», который получил название «лечение разговором» и стал фундаментом будущего психоанализа. Там он также говорил о многих вещах, которые нам уже известны, например, о той настойчивости, которую должен проявить врач, поскольку истерические больные имеют склонность «сопротивляться» лечению. Остановимся на третьей — «Теоретической части», написанной целиком Брейером.

В ней он указывает, что переход между эндогенным ростом возбуждения и психическим аффектом обеспечен сексуальным возбуждением и сексуальным аффектом. Поэтому сексуальный инстинкт — самый мощный источник сохранения роста возбуждения и, следовательно, невроза. Эти возбуждения распределены неравномерно по нервной системе. Гипноидное состояние — неотъемлемая часть истерии — вызвано автогипнозом и фантазиями, заполненными патогенными эмоциями. Истерический больной страдает главным образом от воспоминаний. Если, однако, пациент не осознает эти воспоминания, значит, мы обязаны признать, что бессознательные идеи существуют. Мы должны согласиться, что огромные комплексы идей, участвующие в психических процессах с важными последствиями, остаются полностью в бессознательной сфере, и многие пациенты сосуществуют с ними, не догадываясь об их существовании. Отсюда Брейер призывает нас поверить, что умственная деятельность расколота на два потока, один из которых течет сознательно, другой — бессознательно. Раскол сознания происходит через раскол идей — есть идеи, которые являются допустимыми для осознания, есть недопустимые. Центральным аспектом истерии, по мнению Брейера, является «откол части психической деятельности», которая становится невидимой; как он говорит, отколотая часть «выталкивается в темноту». Феномен «двойного сознания» возникает тогда, когда две половины психики конфликтуют друг с другом и когда они не отличаются по функциональному признаку. У нормальных людей раскол психической деятельности наблюдается по состоянию «озабоченности». Раскол психики демонстрирует нам, что существующие соматические следы ведут к идеям, которые невозможно обнаружить в доступном слое психики пациента. Истерические проявления, во всяком случае, частично являются продуктами воображаемых событий. Бессознательные идеи через замещенные представления и образы выталкиваются в сознательную сферу, чтобы управлять эмоциями и чувственными состояниями пациента. Он не способен критически относиться к подобным проявлениям скрытых идей, поскольку ничего не знает об их существовании. Отколотая часть психического содержания легко поддается гипнотическому внушению по причине ее бедности и неполноты.

Однако наблюдается и обратный процесс: в силу низкой организации и присущей им предрасположенности подавленные представления быстро самовозбуждаются. Последнее обстоятельство делает истерического больного гиперактивным, жаждущим испытать сильные чувства; при возбуждении трещина между сознательной и бессознательной частью психики расширяется. С амнезии, говорит Брейер, начинается, собственно истерия. Он указывает, что у подростков наблюдаются истерические реакции, поскольку этому способствует гормональный фактор, т.е. Брейер согласен с тем, что сексуальность влияет на порог и степень возбудимости. Он отмечает, что сексуальные потребности истерических пациентов несколько выше, чем у нормальных людей. Они и заболели истерией вследствие защитной борьбы со своей избыточной сексуальностью. По оценке Брейера, треть истерической диспозиции обусловлена гипноидным состоянием пациента, т.е. скрытым содержанием психики. Он, как и Фрейд, считал, что раскол психики — вещь вполне нормальная. Патологическим его делает амнезия, которая непременно сопровождает раскол. Именно ее он наблюдал у Анны О.

Отсюда можно сделать следующий вывод: Брейер пользуется примерно той же теорией неврозов, что и Фрейд. Он делает меньший упор на сексуальность только за счет того, что немалый объем его «Теоретической части» посвящен разработке механизма истерии. Правда, брейеровский механизм подавления, как и фрейдовский, носит ассоциативный характер и происходит от модели механизма, предложенного еще Иоганном Фридрихом Гербартом, о котором шла речь в третьей главе. Логично предположить, что Фрейд позаимствовал этот механизм вместе с разработанным Брейером новым понятием бессознательного. Бессознательным идеям у него уже не отвечают физиологические (рефлекторные) реакции. Им соответствуют так называемые гипноидные состояния психики (т.е. внушенные состояния), которые связывались в том числе и с сексуальностью, особенно с ее инфантильной фазой.

Брейер как практикующий врач, имевший несоизмеримо больший, чем у Фрейда, опыт, прекрасно знал о преступлениях, совершаемых на сексуальной почве. В документальном романе Ирвина Стоуна «Страсти ума, или Жизнь Фрейда» (1971) Брейер говорит, что существует множество моральных безумцев: «Садисты, закалывающие ножом женщин на улицах — они обычно наносят удар в предплечье или в ягодицы, и при этом у них происходит извержение семени; фетишисты, которые режут на куски женское платье или крадут носовые платки, чтобы при мастурбации выливать в них семя; мужчины, выкапывающие мертвецов, чтобы иметь с ними половое сношение; гомосексуалисты, пойманные в общественных туалетах во время непристойного акта; извращенцы, одевающиеся, как женщины, и пристающие к мужчинам; эксгибиционисты, обнажающие свои половые органы в парках и театрах; флагелланты, истязающие кнутом друг друга; женщины, занимающиеся оральным половым актом». Таким образом, Брейер понимал истерию и нервно-психические расстройства и теоретически, и практически намного шире и глубже, чем это можно было видеть у Фрейда. Сходство между теориями Фрейда и Брейера позволило многим критически настроенным историкам творчества Фрейда сказать, что психоанализ создал Брейер. Сам Фрейд по молодости лет неоднократно заявлял, что психоанализ, техника внушения и теория истерии, невроза и бессознательного — детище Брейера. Я же так не думаю, уважаемый Скептик, так как считаю, что психоанализ — это большое научное и культурно-историческое явление, в центре которого все-таки стоит фигура Фрейда.