Психология познания. Удод

Акимов О.Е.

Глава 9. Толкование сновидений

Удод: Я не стану возражать, что суть психоанализа лучше всего постигатся через сочинение «Толкование сновидений». Идеи Фрейда о бессознательном, трехслойной психике, свободных ассоциациях, эдиповом комплексе, нарциссизме, спонтанных ошибках (оговорки, описки, ложные действия, неожиданные забывания) выросли из анализа снов. Указанная книга лучше других позволяет понять психологию самого автора и способ его познания душевного мира людей. Фрейд претендовал на универсальность своей методологии. Он надеялся, что его теория о сопротивлении, вытеснении, цензуре, сублимации и прочих вещах даст универсальный ключ ко всем тайнам психических проявлений. Центральным понятием его теории был сексуальный инстинкт, к которому он, как к локомотиву, цеплял все остальные психические реакции. «Толкование сновидений» самое значительное произведением Фрейда из всех когда-либо написанных им; оно состоит из четверти миллиона слов.

Психоанализ появился сразу же после того, как Фрейд перешел от гипноза к методу свободных ассоциаций, сущность которого заключается в следующем. Пациент пересказывает мысли и образы, которые пришли ему в голову, без внутренней цензуры и без особого напряжения со стороны интеллекта — памяти, логики и внимания. Этот прием широко используется, в частности, при вспоминании забытых сновидений. Но в сновидениях, по утверждению Фрейда, вся информация представлена в виде символов, которые надо еще уметь расшифровать. В очерке «Об истории психоаналитического движения» он пишет, что «символика сновидений оказалась почти последним достижением в моем понимании сновидения, поскольку ассоциации мало что дают для объяснения символов. Поскольку я придерживался привычки всегда изучать сначала сами явления, прежде всяких справок о них в книгах, то я смог установить символику сновидения гораздо раньше, чем нашел указания на этот счет в сочинениях Шернера. Я оценил в полном объеме это средство выражения сновидения лишь позже, отчасти под влиянием исследований Штекеля, сначала заслуженного в психоанализе работника, а затем проявившего небрежность. Тесная связь между психоаналитическим толкованием сновидений и некогда столь высокоценимым в античном мире искусством снотолкования стала мне ясна только много лет спустя. Самую оригинальную и значительную часть моей теории сновидений, объяснение видоизменения сновидения внутренним конфликтом, своего рода внутренней неискренностью, я позже встретил у одного автора, которому была чужда медицина, но не философия — у инженера Поппера, опубликовавшего под именем Линкеуза "Фантазии одного реалиста"».

В письме к Флиссу от 10 марта 1898 г. Фрейд «набросал» теорию толкования сновидений. Сначала она не должна была выходить за рамки «предположений», однако впоследствии эта теория сделалась фундаментом толкования сновидений. «Мне кажется, — пишет Фрейд, — что теория исполнения желаний дает нам лишь психологическое решение, но не биологическое — или, лучше сказать, метапсихологическое решение. (Я хотел бы серьезно спросить у тебя, можно ли пользоваться термином "метапсихология" для моей психологии, поле деятельности которой лежит за пределами сознания.) Мне кажется, что биологически жизнь в сновидениях целиком проистекает от остатков доисторического периода (возраста от одного до трех лет), то есть того же периода, который является источником бессознательного, и единственного периода, который содержит в себе этиологию психоневрозов; это тот период, относительно которого обычно существует амнезия, аналогичная амнезии при истерии. Я предполагаю следующую формулу: то, что виделось в этот доисторический период, дает начало сновидениям; то, что слышалось, — фантазиям; а то, что сексуально переживалось, — психоневрозам. Повторение того, что переживалось в этот период, представляет само по себе исполнение желания. Свежее желание может вызвать сновидение лишь тогда, когда оно может стать связано с материалом из этого доисторического периода, когда оно само по себе является дериватом доисторического желания или уподобляется ему».

Письма Фрейда к своему другу Вильгельму Флиссу (1858 – 1928) позволяют получить представление об этапах работы над книгой. Основу ее текста составляют сновидения самого автора: в книге приведено свыше 40 его сновидений и толкований к ним. Джонс буквально по месяцам проследил написание книги. «Первый намек на мысль о написании книги, посвященной анализу сновидений, — пишет биограф, — мы встречаем в его письме от 16 мая 1897 г., то есть за несколько месяцев до того, как но-настоящему начался его самоанализ, но когда Фрейд определенно находился под влиянием тех мотивов, которые привели его к написанию данной книги». «В письме от 7 июля 1897 г., в тот месяц, в который он начал свой самоанализ, Фрейд говорит о своем видении глубинных проблем сновидений, включая законы их развития, как разработанные им лучше всех остальных, тогда как все другие массы загадок ждут своего разрешения». 14 августа 1897 г. Фрейд писал Флиссу: «Главный пациент, который меня занимает, — это я сам». «Касаясь несостоятельности своей теории совращения, в сентябре 1897 г. Фрейд упоминает о том, что от нее уцелело». «В письме от 15 октября 1897 г. …Фрейд заявляет о двух элементах эдипова комплекса: любви к одному из родителей и ревнивой враждебности по отношению к другому». «5 ноября, когда его самоанализ был в разгаре, он сказал, что намеревается заставить себя написать книгу, работа над которой явилась бы выходом из плохого настроения». «К 9 февраля 1898 г., времени следующего упоминания этой темы, Фрейд с головой ушел в написание книги и, вероятно, занимался этой работой в течение двух месяцев». «К 23 февраля 1898 г. были написаны уже несколько глав, и работа над книгой "кажется мне многообещающей"». «К 5 марта закончен целый раздел его книги, "без сомнения лучше остальных составленная часть"». «24 мая он сообщает, что третий раздел его книги, о конструкции сновидений, закончен, но после этого Фрейд на некоторое время откладывает работу из-за своего побуждения набросать краткое эссе по общей психологии».

Следует также заметить, что в течение 1898 г. появляются наброски еще двух книг Фрейда: «Психология обыденной жизни» (1901) и «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905). Далее Джонс продолжает: «В письме от 19 февраля 1899 г. он пытается провести различие между природой сновидений и природой истерических симптомов, которые являются скрытым выражением осуществленных желаний». «28 мая "без какой-либо особой причины" у Фрейда возникает непреодолимое желание продолжить работу над книгой о сновидениях». В письме от 27 июня 1899 г. «он обнаруживает, что последняя глава этой книги все более разрастается и не является ни хорошей, ни плодотворной, но он обязан ее написать. На следующий день, однако, первая глава посылается в печать». Целиком «книга была закончена к сентябрю 1899 г.». Но поскольку в издательство она сдавалась по частям, то выход ее произошел без каких-либо задержек 4 ноября 1899 г. Правда, издатель, видимо, из коммерческих соображений (так поступают и нынешние издатели), на обложке указал дату следующего года. Добавим также, что 14 октября 1900 г. начинается ψ-анализ Доры; он длится до празднования Нового 1901 года. Однако 1 апреля 1902 г. Дора обратилась к Фрейду вновь. «История болезни Доры» выходит в 1905 г. под названием «Фрагмент анализа одного случая истерии», а последний эпизод с ней освещен в «Послесловии» к «Фрагменту».

Скептик: Извините меня, уважаемый Удод, я хотел бы Вас ненадолго прервать. Это хорошо, что Вы привели в деталях ход написание книги. А теперь сравните, что по этому поводу писал Фрейд в 1914 г. в очерке «Об истории психоаналитического движения». Он пишет: «Мои статьи, для которых я тоже с некоторым трудом нашел приют, должны были содержать гораздо меньше того, что я знал, опубликование их могло быть отложено на сколь угодно долгий срок, потому что мне приходилось защищать свой спорный приоритет. "Толкование сновидений", например, было готово во всем существенном в начале 1896-го, а напечатано только летом 1899 года. Лечение Доры было закончено к концу 1899 года, ее история болезни написана в течение ближайших двух недель, а опубликована только в 1905-м». Это — весьма показательный пример того, как Фрейд искажает факты. Записывая данные строки, он не мог знать, что биографы и историки восстановят истинную картину событий по его письмам к Флиссу.

Удод: Действительно, получилось любопытное сравнение. Хочу напомнить, что дружба с Флиссом длилась с 1887 по 1902 г. Мне, уважаемый Скептик, совершенно непонятно, почему биограф Зигмунда Фрейда — Эрнест Джонс — так неуважительно отнесся к Флиссу. В начале главы 13 он пишет: «Для мужчины средних лет [речь идет о Фрейде], женатого по любви и имеющего шестерых детей, дружба с человеком [здесь подразумевается Флисс], стоящим на более низком уровне, и подчинение нескольких лет своих суждений и мнений взглядам этого человека кажутся странным. Но что более всего удивляет, так это то, что ради этого человека Фрейд взялся за исследование своего бессознательного разума — это действительно в высшей степени необыкновенно».

Дело в том, что Фрейд настолько крепко привязывался к своим друзьям, что его дружба переходила в настоящую любовь. Так было с Эрнстом Флейшлем, так будет с Карлом Юнгом, такое произошло и сейчас с Вильгельмом Флиссом. Как известно, Фрейд не мог прожить и дня, чтобы не исписать хотя бы страницы. Мысли, переполнявшие его беспокойную голову, должны были лечь на бумагу, а затем, непременно, кому-то даны для прочтения. После нескольких провалов своих научных трудов Фрейд излагал свои идеи в письмах к Флиссу — единственному в то время другу, который его понимал. «Я не могу ничего писать, — объяснял он Флиссу, — если у меня вообще нет аудитории, но я вполне согласен писать лишь для тебя одного». Из другого письма: «Существа, подобные тебе, ни в коем случае не должны исчезнуть. Нам, всем остальным, очень не хватает людей твоего типа. Я не знаю, как мне благодарить тебя за то сочувствие, то понимание и ту поддержку, что ты оказываешь мне в моем одиночестве; с твоей помощью я открыл для себя смысл существования». Это написано 40-летним мужчиной. А вот строки из письма 16-летнего юноши к другу детства Флюсу: «Я буду писать тебе голую правду, но только тебе одному; надеюсь, что никто посторонний не сможет прочесть эти строки. Если же такое все-таки случится и ты не сможешь этому помешать, ничего не говори мне об этом, иначе ты будешь получать от меня лишь обтекаемые фразы, из которых ничего не сможешь почерпнуть». Как видим, Фрейд почти не изменился; у него было, можно сказать, патологическое желание письменно высказаться близкому другу.

Скептик: В связи с этим позвольте мне, уважаемый Удод, привести некоторые ошеломляющие цифры, свидетельствующие о любви Фрейда к письменному слову. До женитьбы Фрейд интенсивно переписывался со своей невестой Мартой, которая в течение 4,5 лет жила отдельно, с матерью в Вандсбеке (пригород Гамбурга). Обычно его письма к ней умещались на 3 – 4 листах, иногда на 10 – 12, а однажды на 22 листах. Эти эпистолы он отправлял почти ежедневно, но бывало и три раза в день. Переписка Зигмунда с невестой, а потом и женой составляет полторы тысячи писем. Эпистолярное наследие Фрейда насчитывает около 10 тыс. писем. Из них 2,5 тыс. адресованы членам семьи, 2 тыс. — поверенному в его делах Шандору Ференцу, остальные письма — его друзьям, знакомым и официальным лицам. Например, 1347 писем составляет переписка Фрейда с Эрнестом Джонсом, 492 письма — переписка Фрейда (220) с Карлом Абрахамом (272), около 300 писем — переписка Фрейда (100) с Лу Андреас-Саломе (200), 284 письма — переписка с Вильгельмом Флиссом (сохранились только письма Фрейда), 164 письма — переписка с Юнгом, 134 письма — переписка с Пфистером, 90 писем — переписка Фрейда (40) с Блейлером (50) и т.д. Большинство писем сейчас опубликованы, многие из них подверглись «редактированию». Так, из переписки Фрейда и Абрахама опубликовано только 367 писем, из них 121 послание Абрахама и 81 Фрейда изданы в сокращенном виде. Анна Фрейд предоставила Джонсу для написания биографии ее отца все письма, циркуляры, дневники, протоколы заседаний Венского психоаналитического общества, которыми располагала. Джонс — единственный человек, пользовавшийся неограниченным правом читать документы. Сегодняшние наследники Зигмунда Фрейда существенно ограничили доступ к его архиву. Секретность многих письменных документов, хранящихся в Библиотеке Конгресса (США), установлена до 2100 г. Скрываются, конечно, отнюдь не научные истины, а какие-то его неприглядные поступки, за которые нынешние родственники испытывают чувство неловкости. Но прошу Вас, уважаемый Удод, продолжите свой рассказ.

Удод: Джонс, безусловно, прав, когда сказал, что «Толкование сновидений», по существу, является исповедью Фрейда перед Флиссом. От избыточного потребления кокаина и неудач в науке Фрейд испытывал частые и глубокие депрессии. Флисс, не зная о пагубных свойствах кокаина, просил Фрейда чаще его принимать, чтобы не впадать в депрессию, источником которой он считал никотин. Поэтому он советовал Фрейду бросить курить или хотя бы выкуривать в день не по 20 сигар, как это было, а 2 – 3. Фрейд пытался следовать этому совету, но у него ничего не выходило, зато другой совет — увеличить дозу коки — он выполнял легко.

Флисс просил Фрейда чаще писать и сообщать ему о своем душевное и телесное самочувствии. Дело в том, что Флисс разработал теорию биологических ритмов и всю свою жизнь искал ее подтверждение. Его теория проистекала из двух фактов: во-первых, цикличности менструаций и, во-вторых, из связи между состоянием слизистой оболочки носа и функционированием гениталий: «нос часто разбухает во время генитального возбуждения или в период менструации». Джонс разъясняет: «Первая публикация Флисса, в 1897 г., сообщала о новом синдроме, которому он дал название "назальный рефлекторный невроз". Он включал в себя головную боль, невралгические боли широкого радиуса действия — от кардиальной до поясничной области, от рук до живота — и расстройства внутренних органов, кровообращения, дыхания и пищеварения — очень обширная сеть. Особенность этого синдрома состояла в том, что все его проявления могли быть ослаблены определенной дозой кокаина, употребляемого через нос. Его причина была либо органической (последствия инфекции и т.д.), либо функциональной (вазомоторные расстройства сексуального происхождения). Последняя находилась в русле собственных исследований Фрейда, в особенности потому, что синдром Флисса имел самое явное сходство с неврастенией, одним из "актуальных неврозов" Фрейда».

Флисс, как и Фрейд, свято верил в нумерологию. За основу разработанной им нумерологической науки он взял два числа: женское число 28 (менструальный период) и мужское число 23 (период между концом предыдущего менструального цикла и началом следующего). Комбинируя эти числа, Флисс определял всевозможные биологические циклы, в частности, возникающие у человека сексуальные желания. Фрейд также поддерживал веру Флисса относительно связи между состояниями носа и гениталий. Он даже позволил Флиссу сделать хирургическую операцию на нос одной своей пациентке, после чего та чуть было не умерла. Дело было так.

В начале 1895 г. у Фрейда проходила терапевтический курс лечения анархистка Эмма Бенн («Красная Эмма»), родом из России, но проживавшая в Соединенных Штатах. Бенн страдала галлюцинациями и многими соматическими расстройствами, которые тогда диагностировали как истерию. В австрийском враче она признала «революционера»; она рассказала ему, что первые ее месячные сопровождались кровотечениями из носа. Однажды во время ψ-анализа она пожаловалась на воспаление лобных пазух. Флисс, специально приехавший из Берлина в Вену, осмотрел ее и пришел к выводу, что у нее слишком сужены дыхательные пути: требуется хирургическое вмешательство. «Операция прошла успешно, — пишет Стоун. — Флисс возвратился в Берлин. Эмму забрали домой. На следующий день, когда Зигмунд вошел в ее спальню, он почувствовал дурной запах. Осмотрев ее нос, он увидел дрожание слизистой. Из-за острой боли она не спала всю ночь. Он дал ей болеутоляющее. На следующий день вышел осколок кости и началось кровотечение. Через день Зигмунд не смог промыть носовой канал. Он понял, что Эмма в опасности. Пригласил доктора Герзуни, тот прибыл немедленно. Специалист по болезням носа, сделав упор на недостаточном дренаже, вставил резиновую трубку и сказал Зигмунду, что придется вновь ломать кость, если трубка не удержится. Воздух был насыщен зловонием.

На следующий день рано утром Зигмунда разбудили сообщением, что у Эммы сильное кровотечение. Доктор Герзуни смог прийти только вечером. Зигмунд попросил отоларинголога доктора Рекеля посетить Эмму. К приходу Рекеля кровь шла у Эммы не только из носа, но и изо рта. Запах в комнате был нестерпимым. Доктор Рекель прочистил нос, извлек спекшиеся сгустки и тампон, затем внимательно уставился на что-то, повернулся к Зигмунду и спросил: "Что это?" Зигмунд посмотрел и ответил: "Не знаю. Что это может быть?" — "Нить. Взгляну, в чем дело". Он взялся за конец нити и потянул. Он тянул... тянул... и тянул до тех пор, пока не вытащил почти полметра марли, оставленной доктором Флиссом после операции в носовой пазухе Эммы. Поток крови буквально вырвался из Эммы; она пожелтела, затем побелела, глаза вылезли из орбит. Зигмунд тронул пульс: он едва прощупывался. Над Эммой нависла смертельная опасность. Доктор Рекель действовал быстро, вложил в пазуху смоченную раствором йода марлю. Кровотечение остановилось». Как Вам этот случай?

Скептик: Случай ужасный. Конечно же, Эмма не нуждалась ни в какой операции. Из-за своего дремучего невежества Флисс и Фрейд чуть было не отправили бедную анархистку на тот свет. Кстати, Флисс дважды оперировал и нос Фрейда, после чего назначал ему кокаин. «Однако, — замечает Джонс, — в течение длительного времени Фрейд мучился от рецидивов скопления гноя в полостях носа, сначала в одной, затем в другой. Естественно, предпринимались отчаянные попытки объяснить эти различные приступы и обострения с точки зрения действия периодических законов».

Не только сходный интеллектуальный уровень, вера в кокаин, сексуальный фактор и нумерологию объединяли этих двух людей; образ жизни и стиль поведения у них тоже были одинаковыми. Флисс, как и Фрейд, был чрезвычайно самоуверенным человеком, причем как раз в тех вопросах, в которых он меньше всего разбирался. Как и Фрейд, он был готов из единичного случая раздуть всемирный закон. Оба плохо чувствовали и плохо понимали конкретные вещи, но любили порассуждать на глобальные темы, разом охватывающие физическую, психологическую и социально-культурную сферы. Научный уровень, на котором они общались, можно охарактеризовать как пафосный инфантилизм. Чтобы стало понятно, что я под этим понимаю, приведу короткий отрывок из письма Фрейда: «Вчера до меня дошли приятные новости, что загадки мира и жизни начинают поддаваться разгадке, о чем раньше нельзя было даже помыслить. Я уверен, что знание о том, окажется ли дорога к конечной цели, для достижения которой ты решил использовать математические построения, короткой или длинной, для тебя открытой». Эта тональность еще уместна в разговоре 17-летних юношей, но не ученых мужей, которым за сорок. Подобное пустословие часто можно услышать также в разговорах философов, рассуждающих о проблемах естествознания, но не серьезных естествоиспытателей. Одно время Фрейд и Флисс собирались совместно написать книгу, но потом эти планы расстроились и каждый пошел своим путем.

Флисс доминировал над Фрейдом. «Лишь в одном отношении я лучше тебя, — пишет Фрейд. — То, что я тебе рассказываю о предмете моего исследования, душе, находит в тебе понимающего критика, в то время как рассказ о твоем конечном предмете исследования, звездах, возбуждает во мне лишь чистейшее изумление». Фрейд считал своего друга «человеком высшего интеллекта, непогрешимого критического суждения и получившего основательное физическое и математическое образование». Фрейд посылал ему письма и просил оценить изложенные в них идеи. Им принимались почти все замечания и предложения Флисса. «Флисс действовал как цензор, — пишет Джонс. — И в качестве цензора кроме своей основной деятельности по вычеркиванию того, что вызвало у него сомнения или возражения, он выполнял важную функцию, молчаливо санкционируя то, чему он разрешил проходить». Таким образом, книга «Толкование сновидений» имеет тот вид, который она имеет, только потому, что этого желал Флисс. Без него, скорее всего, книга вообще бы не вышла, так как именно он контролировал самоанализ Фрейда. Сильно заблуждаются те, кто говорит, будто Фрейд провел самоанализ своих снов, побывав одновременно в шкуре и пациента, и врача. В действительности Фрейд выступал преимущественно в качестве пациента перед врачом Флиссом.

В 1908 г. Фрейд произвел вторую большую чистку своего рукописного архива и уничтожил все письма Флисса, адресованные к нему. Однако его письма к Флиссу в 1937 г. были выкуплены Марией Бонапарт у вдовы Флисса и в 1950г. частично опубликованы. В 1985 г. в Лондоне под редакцией Дж. М. Массона выходит перевод на английский язык всех 284 писем Фрейда к Флиссу. Несмотря на то, что издатель пользовался полным доверием «Семьи», выдержав жесткий психоанализ (тест на преданность), он навлек на себя недовольство и был уволен из Архива Фрейда. Его увольнение произошло после того, как Массон предложил свою версию того, почему основатель психоанализа отказался от тезиса о совращении детей их родителями. Эта вольность вкупе с намерением Массона опубликовать все эпистолярное наследие Фрейда вызвало бурю негодования в стане ортодоксов психоанализа и хранителей фрейдовских тайн. Несчастного издателя обвинили во всех смертных грехах, особенно его задела публикация Жанет Малкольм. За «клевету» в свой адрес он подал жалобу в Верховный суд США, который, рассмотрев в 1991г. дело по существу, решил не вмешиваться в «семейную склоку». Судья сказал, что Малкольм сделала ложное заявление, но не клеветническое. Именно после это инцидента «Семья» постановила, что наиболее важные документы не могут быть открыты публике ранее 2100 г.

Из писем Флисса, опубликованных Массоном, стало известно о многих нестыковках. В частности, обнаружилось несоответствие в истории написания книги «Толкование сновидений». Фрейд в 1914 г. пожаловался на чинимые ему препятствия в деле публикации книг, чего на самом деле не было. Если и была какая-то задержка в публикации книг, то она была вызвана либо самим Фрейдом, либо вполне понятной причиной: его книги плохо расходились. «Толкование сновидений» была напечатана тиражом в 600 экземпляров и первоначально не имела никакого успеха: за два года была распродана только треть этого тиража, а весь тираж — за 8 лет. Такой низкий покупательный спрос был характерен для всех книг Фрейда, вышедших до наступления его звездного часа. Об «Афазии» уже говорилось выше; остается добавить, что за 13 лет разошлось лишь 626 экземпляров «Исследования истерии», которые в 1895 г. вышли тиражом в 800 экземпляров.

Итак, при чтении книги «Толкование сновидений» мы ни на минуту не должны забывать о Флиссе, тень которого постоянно нависала над Фрейдом. Мы должны также учитывать то обстоятельство, что книга писалась во время интенсивного потребления кокаина, который сильнейшим образом деморализовал психику Фрейда, непрерывно пробуждая сексуальные фантазии. Надо помнить и об алкоголе, когда автор, впадая в депрессию, «не мог прожить больше двух часов в день, не прибегнув к помощи друга Марсалы». Но, пожалуй, главное, о чем нельзя забывать, так это о самом методе свободных ассоциаций. В современных учебниках по психологии и психиатрии никогда не рассказывается подлинная история возникновения метода, благодаря которому существует психоанализ. Между тем в официальной биографии Джонса на этот счет имеются вполне однозначные указания. Они сообщают свободным ассоциациям их истинную сущность, без которой этот метод просто не мыслим. Джонс пишет: «Когда Фрейд принял на веру действенность метода свободных ассоциаций, он руководствовался в этом, по его словам, "неясной интуицией". Теперь у нас есть ключ к разгадке источника такой интересной интуиции.

Случилось так, что один автор по имени Людвиг Бёрне в 1823 г. написал статью с захватывающим внимание заголовком "Искусство в три дня стать оригинальным писателем". Она заканчивалась следующими словами: "Отсюда вытекает практическое правило. Возьмите несколько листов бумаги и в течение трех дней записывайте на них все, что придет вам в голову. Пишите все, что вы думаете о самих себе, о ваших успехах, о турецкой войне, о Гете, об уголовном процессе и его судьях, о ваших начальниках, — и через три дня вы изумитесь, как много кроется в вас совершенно новых, неведомых вам идей. В этом и заключается искусство в три дня стать оригинальным писателем". Фрейд говорил, что Бёрне был одним из его любимых писателей, захвативших его внимание. Когда Фрейду было 14 лет, ему подарили собрание сочинений этого писателя, и только эти книги сохранились у него от юношеских лет. Полвека спустя Фрейд вспоминал многие места из этой работы. Вероятно, это поразительное высказывание Бёрне отложилось в голове Фрейда и спустя 20 лет сыграло свою роль в решении Фрейда не ограничивать "свободную игру мыслей" своих пациентов».

Вы, уважаемый Удод, прекрасно понимаете, что очень легко переступить черту, если «свободную игру мыслей своих пациентов» заменить «свободной игрой собственных мыслей». Это фактически и происходило с Фрейдом: как выразился Флисс, психотерапевт просто «вкладывал свои мысли в головы своих пациентов». Когда Фрейд был в Париже, он специально посетил кладбище Пер-Лашез, чтобы возложить пышный букет цветов на могилу Людвига Бёрне, которому он обязан величием гениального ученого, баснословным богатством и всемирной славой — все это к нему потом пришло благодаря предложенному Берне методу свободных ассоциаций. Данный литературный прием лежит в основе всех научных и ненаучных сочинений Фрейда. Это несложно понять, когда изучаешь написанные им тексты. Известно, что в рабочем кабинете Фрейда стояло два больших письменных стола, где в соответствии с рекомендациями Бёрне, находились стопки чистой бумаги. В выдвижных ящиках этих столов хранились неоконченные рукописи сразу нескольких книг и статей. В часы вдохновения, которые нередко посещали Фрейда после приема кокаиновой дозы, он бегал от одного стола к другому и записывал все, что приходило ему в голову. Иногда это была только одна фраза или абзац, иногда несколько страниц убористого текста. Писал он часто урывками — подбегал к столу, словно художник к мольберту, делал несколько решительных «мазков» и затем выбегал из кабинета.

О манере Фрейда писать нужно сказать особо. Почерк у него был ужасный, очень неразборчивый, размашистый, косой, сильно напоминающий почерк Ленина. Эксперт по почеркам Рихард Покорны, автор книги «Психология почерка» (1967), интерпретировал письмо Фрейда как «проявление образно-созерцательного, но не понятийно-рационального мышления». Судя по почерку, писал Покорны, «образ его мышления является не рациональным, но интуитивным; процесс мышления — не индуктивным, но дедуктивным; исходным пунктом является гипотеза, но не отдельное наблюдение как таковое». Между прочим, неплохая характеристика фрейдовского стиля мышления, с ней можно было бы и согласиться. Но иногда недобросовестные почерковеды льстили Фрейду и выдавали тот психологический портрет, которого он от них ждал, например, такой: «Это человек с большим воображением, но не фантазер, он обладает хорошей интуицией и очень точно определяет сильные и слабые стороны человека. Хорошо развитая наблюдательность вкупе со способностью логически увязывать любой символ с реальной жизнью позволяет ему подмечать едва уловимые связи между отдельными элементами и устанавливать их воздействие друг на друга. Он не производит впечатления сентиментального человека, энергичен, объективен и мыслит, как человек, увлеченный своим делом. Его не заботит общественное мнение. Он фанатик Истины, и ему не требуется одобрение со стороны». Эта благоприятная характеристика, размещенная в одном из модных журналов, похожа на обыкновенную рекламу экстрасенса, который берется снять порчу и найти верную подругу жизни. По существу, Фрейд выступал именно в таком амплуа. Печальнее всего то, что эти фальшивые характеристики затем перекочевывали в биографические справки о нем. Так создавался образ великого лекаря душ, чей «научный» метод, по мнению авторов многочисленных энциклопедий и медицинских справочников, не должен вызывать сомнения.

«Толкование сновидений», являясь образцом иррационального мышления, состоит из множества придуманных кусков-сновидений фантасмагорического содержания, набросанных самым произвольным образом по методу Берне. Далее Фрейд соединял разрозненные фрагменты многочисленными дедуктивными связями. Логики в них нет никакой, но автор без доли сомнения уверенно доказывал, что «из А следует В». Доверчивый читатель, поверивший в «рациональность мышления» автора, действительно думал, что «из А следует В», хотя ничего подобного в действительности не было и быть не могло. Нельзя без улыбки читать глубокомысленные рассуждения Руткевича, когда он принимается анализировать стиль мышления Фрейда. Чтобы разобраться в хитросплетениях фрейдовского текста, он ссылается на «элиминационную индукцию» Ф. Бэкона и Дж. Ст. Милля. Между тем отгадка очень проста: весь текст от начала и до конца придуман Фрейдом по замечательному методу свободных ассоциаций. Приведем содержание и истолкование двух типичных сновидений, которых в «Толковании сновидений» огромное множество. Перед их изложением Фрейд вопрошает:

«Кто до толкования [т.е. до его выдающегося "научного" открытия] мог бы предугадать наличие сексуального влечения в следующем сновидении? Субъект сообщает: "Между двумя дворцами стоит маленький домик; ворота его на запоре. Жена ведет меня по улице, подводит к домику, толкает дверь, и я быстро вхожу во двор, несколько поднимающийся в гору". Кто имеет известную опытность в толковании сновидений, — комментирует Фрейд, — тот сейчас же увидит в проникновении в тесные помещения и в открывании запретных дверей наиболее употребительную сексуальную символику и с легкостью истолкует это сновидение как изображение попытки coitus'a a posteriori [сноска издателя: половой акт сзади]. Узкий двор, подымающийся в гору, несомненно, влагалище; помощь, оказываемая женой в сновидении, указывает на то, что в действительности лишь уважение к жене послужило препятствием к осуществлению такой попытки; полученная справка говорит, что накануне сновидения в дом спящего поступила молодая служанка, произведшая на него благоприятное впечатление и вызвавшая в нем мысль, что она, наверное, не отклонила бы такого предложения. Маленький дом между двумя дворцами взят из воспоминаний о Праге и тоже в свою очередь указывает на служанку, которая родом именно из этого города».

Воспроизведем второе сновидение вместе с объяснениями Фрейда (они приведены в квадратных скобках): «Кто-то забрался в дом, и она в страхе позвала сторожа. Но тот мирно отправился вместе с громилами в церковь [влагалище], к которой вели несколько ступеней [символ коитуса]; позади церкви была гора [лобок], а на верху густой лес [растительность на лобке]. На стороже был шлем и ряса [демоны в рясах, по словам специалистов, носят всегда фаллический характер]; у него большая рыжая борода. На громилах, мирно шедших с ним, были длинные мешкообразные фартуки [две части мошонки]. Из церкви в гору вела дорога. Последняя с обеих сторон поросла травой и кустарником, который становился все гуще и на вершине горы переходил в дремучий лес». Помнится, в одном из разговоров с Юнгом Фрейд как-то обронил: «Я просто не могу демонстрировать большей наготы перед читателем». При чтении подобных сновидений и комментариев к ним у этого самого читателя тут же возникает вопрос: что ж такого мог оставить Фрейд за пределами «Толкования сновидений»?

Разумеется, в приведенных толкованиях нет никакой науки. Перед нами плод сексуальной фантазии самого автора, которая случайным образом проецируется им на самые обычные сюжеты, в то время как в них и намека нет на сексуальное содержание. Проецированием как неким эпистемологическим приемом пользуются все малообразованные люди (шаманы, знахари, маги и мистики), когда пытаются подо что-то подвести теоретическую базу. Этой примитивной, но широко распространенной методикой пользовались и древние оракулы, трактующие случайно возникающие символы, и мифотворцы эпохи античности, и хироманты, алхимики, астрологи Средневековья. Система проекций, принятая Фрейдом, крайне произвольна. Она не имеет никаких вероятностных характеристик, т.е. статистического измерения, и, по сути, ничем не отличается от тех систем проекций, которыми пользуются обыкновенные шарлатаны и гадалки, ворожащие на картах и других предметах. Об этом можно судить по расшифровке символов, которую привел Фрейд в своей книге. По мнению психоаналитика, мужские половые органы обычно символизируются лицами, а женские — ландшафтами. Приведем его расшифровку символики снов:

«... Король и королева изображают большей частью родителей спящего; принц или принцесса — его самого. Все продолговатые предметы, палки, трости, деревья, зонты (аналогия с эрекцией!), все длинные и острые орудия: ножи, кинжалы, пики служат для изображения мужского полового органа. Употребительным, хотя и малопонятным символом его служит пилка для ногтей. Коробки, жестянки, ящики, шкафы, печки соответствуют половой области женщины. Комнаты в сновидениях по большей части — женщины (по-немецки созвучие: Zimmer и Frauenzimmer). Определения "закрытые" или "открытые", очевидно, относятся сюда же. Сновидение, в котором спящий спасается через анфиладу комнат, изображает публичный дом. Лестницы, подъем по ним и схождение — символическое изображение коитуса. Голые стены, по которым карабкается спящий, фасады домов, с которых он зачастую со страхом спускается, соответствуют телу человека в стоячем положении и воспроизводят в сновидении, по всей вероятности, карабканье детей по телу родителей. "Гладкие" стены — мужчины; за "выступы" домов спящий нередко цепляется. Столы — по большей части женщины; по всей вероятности, вследствие контраста их ровной поверхности с рельефностью женского тела. Так как стол и постель — необходимые атрибуты брака, то в сновидении первый нередко заменяет вторую и переносит иногда комплекс сексуальных представлений на комплекс "еды". Из предметов одежды женская шляпа изображает почти всегда половые органы мужчины. В сновидениях мужчин галстук служит зачастую символом пениса, не только потому, что он имеет продолговатую форму, "свешивается! и служит характерным атрибутом мужчин, но и потому, что галстук можно выбрать себе любой, по желанию. Лица, пользующиеся этим символом в сновидении, имеют обычно целую коллекцию галстуков и очень часто их меняют. Все сложные машины и аппараты в сновидениях — большей частью половые органы, в изображении которых символика сновидений вообще чрезвычайно изобретательна. В равной мере сюда же следует отнести многие ландшафты, особенно такие, где имеются мосты или горы, поросшие лесом. Наконец, различные непонятные новые словообразования могут оказаться соединением нескольких слов, относящихся к половой жизни. Возня с маленьким ребенком, физическое наказание его служат обычно изображением акта онанизма».

Усвоив эти соответствия, Вы, уважаемый Удод, становитесь просвещенным фрейдистом. Предлагаем Вам сдать небольшой экзамен на усвоение и закрепление словаря символов. С этой целью попытайтесь истолковать сновидение некоего молодого человека, в котором наш учитель Фрейд сам выделил курсивом ключевые слова, которые необходимо интерпретировать как половые органы или половой акт. Вот содержание этого сновидения: «Он идет с отцом по улице, напоминающей Пратер, там большая эстрада с небольшим выступом; к последнему привязан воздушный шар, слабо, однако, надутый. Отец спрашивает его: "К чему это все?" Он удивляется, но объясняет ему. Далее он входит в какой-то двор; на земле лежит большой лист жести. Отец хочет оторвать себе большой кусок, но предварительно оглядывается, нет ли кого-нибудь. Он говорит ему, что нужно сказать только сторожу, тогда можно взять сколько угодно. На этом дворе лестница ведет вниз в шахту, стены которой обиты мягким, все равно как спинка кресла. В конце этой шахты продолговатая платформа, а за ней еще шахта».

Если бы это были только медицинские подробности, то их можно было бы еще как-то пережить — мало ли с какими гадкими вещами приходится сталкиваться врачам-психиатрам. Но весь трагизм нынешней ситуации состоит в том, что мы имеем дело не просто с неприличными мыслями и низкими чувствами какого-то несчастного пациента, но и с откровенной фальсификацией, «научной» неправдой, в лучшем случае — с самообманом известнейшего врача, у которого явно наблюдались определенные отклонения на сексуальной почве. Скорее всего, Фрейд просто придумал процитированный сюжет сна. Однако неиспорченного в моральном отношении человека, здесь возмущает еще и вот что. Почему уже более ста лет эта «глубинная психиатрия», созданная не вполне здоровым человеком, торжествует в престижных университетах и медицинских заведениях? Возможно, причиной подобных сновидений — если предположить, что Фрейд их в действительности видел, — была кокаиновая интоксикация. В любом случае, данный сновидец не может выступать в качестве образцового врача-психотерапевта, поскольку сам нуждается в неотложной психиатрической помощи. Однако вместо того, чтобы оказать ему эту медицинскую помощь, окружающая Фрейда экзальтированная публика стала распространять его бредовые идеи по всему свету и превозносить имя автора до небес.

Судите сами, уважаемый Удод, какой нормальный человек примет разъяснение такого символа: «"Я иду летом гулять по улице, — рассказывает молодая женщина своему врачу-спасителю. — На мне шляпа странной формы: тулья выгнута вверх, а поля свешиваются вниз, причем одна сторона ниже другой. Я в хорошем, веселом настроении. Встретив нескольких молодых офицеров, я думаю: "Вы мне ничего не можете сделать". Так как она не может привести ни одной мысли, — поясняет Фрейд, — соответствующей представлению о шляпе в сновидении, то я говорю ей: "Шляпа, по всей вероятности, мужской половой орган с поднятой средней частью и двумя свешивающимися боковыми". Я умышленно уклоняюсь от истолкования детали относительно неравной длины обоих полей; хотя как раз такие подробности обычно и указывают путь к толкованию. Я продолжаю: если ее муж обладает, таким образом, хорошим половым органом, то ей нечего бояться офицеров, между тем как обычно, она, благодаря своей фобии, не решается выходить на улицу одна. Такое разъяснение страха я мог бы ей дать и раньше в связи с другим материалом. Чрезвычайно интересно, как пациентка встречает мое толкование. Она отрицает, что говорила, будто поля шляпы свешиваются вниз. Я, однако, хорошо помню ее слова и настаиваю на них. Она молчит и потом решается, наконец, спросить, что означает, если у ее мужа одно яичко ниже другого, и у всех ли мужчин это так. Тем самым разъясняется примечательная деталь приснившейся ей шляпы, и все толкование охотно принимается ею. Шляпа как символ пениса была мне знакома задолго до сообщения этого сновидения. Из других менее прозрачных случаев я убедился, что шляпа может быть символом и женских половых органов».

Почему женская шляпка должна символизировать именно мужской половой орган? По словам самого Фрейда, пенис проецируется на продолговатые предметы, а все полости символизируют женские половые органы. Всякое возвратно-поступательное движение он интерпретирует как половой акт. Так, пилка для ногтей — это не столько символ фаллоса, сколько полового акта, поскольку обработка ногтей с ее помощью напоминает известное движение. Теперь, бросим взгляд вокруг себя, что мы видим? — Карандаш, ручка, свеча (о сломанной свече в книге имеется отдельный сюжет), вилка, ложка, банан, огурец, шило, отвертка, напильник, стамеска, свисающие с брелка ключи, свисающий с ветки кленовый листок — все это мужские половые органы? Тогда то, что ими не является, очевидно, надо отнести к женским половым органам, а именно: персик, дыня, лампочка, пышная выпечка, ухо, пельмень. Все виды емкостей — чашка, кастрюля, шкаф, комната, туннель, шахта, дверной проем, колодец, щель в полу — тоже обладают женской атрибутикой. Шляпа, по логике психоаналитиков, должна попасть в последнюю группу, но для нее почему-то сделано исключение.

Вне всякого сомнения, Фрейда необходимо было отстранить от врачебной практики, как отстраняют гинеколога, для которого помощь людям совмещается с побочным интересом. Согласитесь, есть что-то ненормальное, когда человек в каждом окружающем его предмете видит половые органы. Сексуальная озабоченность, коллекционирование каких-либо предметов и прочие психологические зависимости к тяжелой патологии не относятся, но и к науке тоже. Они стоят в одном ряду с непомерным увлечением музыкой, игрой в шахматы, любовью к живописи, спорту, балету. По-видимому, Фрейд принадлежал к той категории людей, которых с детства и до глубокой старости волнует сексуальная тематика. В целом таких людей немного, но они сразу же делаются заметными для окружающих. Из огромного числа подростков один, страдающий подобной формой зависимости, ухитряется испачкать все стены и заборы в округе непристойными рисунками и надписями. Когда он взрослеет, то для своего окружения становится разносчиком пошлых анекдотов и порнографической продукции. Ничего такого за Фрейдом замечено не было, но не секрет, что психологами часто становятся именно те люди, которые не в состоянии разобраться со своими собственными проблемами. Это, кажется, его случай.

Кто же будет спорить, что некоторым людям иногда, а некоторым много чаще (здесь все зависит от конкретного человека) снятся сексуальные сны, которые только и могут быть однозначно поняты с этих позиций. Но разве это повод для тех далеко идущих выводов, которые сделал Фрейд? Фактически в его толкованиях царит полный произвол, в частности, потому, что он придерживался того ложного мнения, которое было без обиняков высказано Вильгельмом Штекелем: «Нет ни одного символа, который — поскольку это хоть отчасти позволяет фантазия — не мог бы быть применен и в мужском, и в женском значении!» В первом издании книги «Толкование сновидений» тотального символизма еще не было. Но после знакомства со словарем тайных знамений этого интерпретатора Фрейд, спустя десять лет, решил обогатить свое сочинение герменевтической методикой отыскания фаллоса во всех без исключения окружающих нас предметах. Возможно, он сделал бы то же самое еще в первом издании, но поначалу это показалось ему слишком «ненаучным». Он боялся, что его высмеют за составление обыкновенного сонника для домохозяек.

Нормальные, занятые делом люди мало обращают внимание на сны и редко помнят их содержание. Сразу после пробуждения кое-что припомнить удается, но словесное оформление сновидений почти наверняка становится их существенным искажением. К середине дня мы уже обычно ничего не помним, даже если при этом делаем над собой усилия хоть что-нибудь восстановить в своей памяти. Пациент приходит к психотерапевту, который просит его рассказать свой сон, приснившиеся два-три дня назад, а то и намного больше. О чем можно здесь помнить и что рассказывать? Понятно, что большая часть рассказанного будет откровенным вымыслом. Зная об этом, Фрейд нашел для себя беспроигрышный выход тот самый основной психоаналитический прием, о котором уже не раз шла речь, — метод свободных ассоциаций. Теперь пациенту и не нужно было напрягать свою память; он мог нести любой вздор, который пришел ему в голову. Более того, чем меньше смысла в рассказах пациентов, тем больше радуется психоаналитик, поскольку ему кажется, что с ним говорит Оно — скрытое от всех, включая самих пациентов, подсознание. Это только сознание проявляется через рациональное мышление и последовательную дедукцию, а подсознание, или бессознательное, только-то и может действовать спонтанно, иррационально, нелогично.

Отныне у Фрейда было замечательное оправдание для пациентов и коллег, чтобы открыто использовать хитрый литературный прием Людвига Берне в психоаналитическом врачевании. Он поверил сам и убедил других, что спонтанные причуды, пришедшие случайным образом в голову, прямиком ведут к цели — истокам сексуальной травмы, полученной в детстве. Когда врача просили назвать главную идею психоанализа, он смело указывал на метод свободных ассоциаций, что было сущей правдой, поскольку этот спекулятивный прием представлял единственный канал для двустороннего обмена информацией между врачом и пациентом. Эта методика, по существу, использовалась Фрейдом еще тогда, когда он вместе Йозефом Брейером лечил истерию и невроз по методике катарсиса, пытаясь использовать гипноз. Но, как мы помним, гипнотизер из Фрейда получился неважный, поэтому он слегка изменил технологию внушения. Так в психоаналитической науке открылся широкий простор для беспрепятственного фантазирования, разрешенного не только врачу, но и пациенту. Свободная ассоциация, на которую Фрейд сделал ставку в 1895 г., казалось бы, позволяла в потоке более или менее связанной речи бодрствующего пациента отловить «больные» переживания. Врач просил своих пациентов лечь на кушетку, закрыть глаза и свободно проговаривать все мысли, мелькающие у них в голове, особенно, если эти мысли по какой-либо причине стыдно было озвучивать. Пауза или нерешительные колебания в рассказе пациента расценивались врачом как сопротивление, сигнализирующее о наличии психической травмы.

Но здесь возникал порочный круг, который был описан в 1937 г. самим Фрейдом в работе «Конструкции в анализе». Там он выказал обиду на коллегу, который сказал, что «когда мы даем пациенту наши токования, то поступаем в соответствии с принципом: орел — я выиграл, решка — ты проиграл. То есть, когда он соглашается с нами — это хорошо, а если возражает — это является лишь знаком сопротивления, т.е. опять же устраивает нас. Таким образом, мы всегда оказываемся правы в отношении беспомощной бедной персоны, которую мы анализируем, независимо от того, как она относится к нашим предположениям. Действительно, “нет” нашего пациента, в общем-то, не приводит нас к отказу от нашего толкования как неверного. Такое разоблачение нашей техники, — пишет Фрейд, — с большой радостью приветствовалось противниками психоанализа».

Радости в этом противоречии немного, но все попытки автора статьи разорвать порочный круг успехом не увенчались. Главный аргумент Фрейда заключался в том, что лечение не состоит из одного сеанса, где диалог строится по принципу «да» — «нет». Серьезное лечение предполагает длительную поисковую работу, ведущуюся с обеих сторон. Психотерапевт путем проб и ошибок постепенно выстраивает для себя конструкцию психопатологии и предъявляет ее на суд пациента. В зависимости от его реакции, которая не сводится к односложным ответам, врач производит либо коррекцию, либо уточнение своей конструкции. Фрейд сравнивает работу психоаналитика с трудом археолога, реконструирующего давно разрушенное здание; только здание мертво, а он имеет дело с живым человеком, который реагирует на усилия психоаналитика. Он пишет: «мы ни в коем случае не должны пренебрегать знаками, которые появляются в реакциях пациента на сообщение какой-либо нашей конструкции. …Мы не принимаем “нет” анализируемого пациента как вполне достоверное и не признаем “да” как малоубедительное. Но совершенно несправедливо обвинять нас в том, что мы во всех случаях перетолковываем выражения. В действительности все это не так просто, решение дается нам нелегко».

Здесь мы имеем дело с типичной ошибкой, которая возникает тогда, когда пытаются решить логическое противоречие методом поджога дымовых шашек и ухода под прикрытием густого дыма от четко поставленного вопроса. Фрейд думает, что если дело представить в расплывчатой форме, то проблема сама собой рассосется. Но нет, если вопрос звучит прямо, надо и отвечать на него соответствующим образом. Завуалированные формы приводят только к спекуляциям с последующим обострением противоречия. Весь расчет Фрейда строится на том, что сопротивление пациента, не мытьем так катаньем, будет сломлено, и он согласится с версией врача. Здесь, собственно, снимается острота проблемы. Но когда сопротивление будет действительно железобетонной стеной, ситуация окажется тупиковой и даже комической. В самом деле, если бы с пациента не брали платы, то, наверняка, нашлись бы такие «психи», желающие разыграть своих спасителей: они рассказывали бы заведомую чушь, а врач с серьезным видом комментировал бы ее; смотреть на этот двойной обман невозможно было бы без смеха. Претензия, высказанная в отношении интерпретации сопротивления, абсолютно правильная; никакие оправдания не помогут, так как в данном случае мы имеем дело с логическим кругом, в котором врач всегда прав.

Мало того, неопределенность выводов из потока свободных ассоциаций нужно возвести в куб, поскольку Фрейд для интерпретации сновидений придумал три психических механизма: сгущение, смещение и инверсию мыслей, образов и символов. При сгущении несколько объектов сновидения сливаются в один. Например, в жизни вы имеете несколько врагов. Тогда в сновидении они могут слиться в один незнакомый для вас образ человека, который попадает под машину. Таким образом, вы одним разом расправляетесь со всеми своими врагами. При смещении происходит перенесение любви или ненависти с одного объекта на другой. Например, вы любите своего сослуживца, но вам снится, что любовью вы занимаетесь со своим отцом. Таким образом, ваша любовь к сослуживцу сместилась на вашего отца, или наоборот. Наконец, механизм инверсии действует по принципу полярности: вам снится огонь, а истолковываете вы его как воду; снится, что вы вышли из дома, на самом деле вы вошли в дом и т.д. Приведем пример из «Толкования сновидений», где автор приводит инверсию символа.

Фрейд рассказал сновидение следующего содержания: «Она живет на даче; однажды ночью она бросается в темную воду озера в том месте, где бледная луна отражается на гладкой поверхности». Вот его инверсная трактовка: «Сновидения этого типа, — пишет Фрейд, — сновидения о родах. Смысл их становится ясным, если факт, содержащийся в прямом его значении, превратить в противоположность, т.е. вместо "броситься в воду" подставить "выйти из воды", иначе говоря, родиться». Тотчас же возникает множество вопросов. Почему содержание именно этого сновидения нужно было инвертировать? А, может быть, сон нужно принимать так, как он рассказан, без инверсии символов? Почему роды символизируются как выход из воды, а не из пещеры, комнаты, шахты, печки, салона автомобиля, т.е. как Фрейд по воде догадался о родах? Далее, он дал трактовку символа «броситься в воду», но почему-то оставил без внимания символ «бледной луны», которая отражается в «темной воде озера». Возможно, расшифровка символов луны и озера коренным образом изменит трактовку сновидения. Во всем здесь царит произвол. Вся эта символьная интерпретация имеет точно такое же происхождение, как и нумерология, т.е. числовая герменевтика.

Иногда современные психотерапевты, чтобы как-то скрыть допущенные Фрейдом откровенные ляпы, стали говорить, что их метод свободных ассоциаций позволяет произвести только настройку на нужную волну, но сам поток словоизвержения не следует брать в расчет. Тут же возникает вопрос: тогда как можно вообще проводить психоанализ, на что ориентироваться? Как отделить зерна от плевел, т.е. истинные символы от неистинных? Как быть с перечисленными механизмами толкования? Что делать с необъятным списком символов сновидений, которым пользуются психоаналитики? У Фрейда все это определяло существо теории психоанализа и ее методологии. Он перессорился с лучшими своими друзьями, которые хотели хоть немножко подкорректировать его теорию. Если из психоаналитической науки убрать свободные ассоциации вместе с инверсией, сгущением и смещением символов, то от нее ничего не останется. Ее не будет и в том случае, если из психоанализа убрать сексуальную основу; на ней строится все поведение людей. Современные же психотерапевты часто говорят — психоаналитика истинная наука, а ее создатель гениальный ученый, только вот секс не является таким уж универсальным ключом к психическим проявлениям человека. Это похоже на то, как если бы сказали: система Коперника верна за одним исключением — не Земля вращается вокруг Солнца, а Солнце — вокруг Земли.

Удод: Действительно, в «Толковании сновидений» Фрейд интерпретирует любые, самые невероятные сновидения. Это не может не вызывать подозрений в отношении его методики. «... Абсурдность сновидений, — пишет он, — давала в руки противников толкования их главный аргумент в пользу того, что сновидение — не что иное, как бессмысленный продукт пониженной и рассеянной душевной деятельности. Я привожу несколько примеров, в которых абсурдность содержания сновидений лишь мнимая: при более глубоком проникновении в смысл она тотчас же исчезает». Из предложенного набора примеров приведу пятое по счету «абсурдное сновидение, играющее числами». Фрейд пишет: «Один мой знакомый господин М. подвергся нападению со стороны ни более, ни менее, как самого Гёте. Нападки эти носили, по нашему общему мнению, незаслуженно обидный характер. Господина М. эти нападки, естественно, совершенно убили. Он горько жалуется на них нашим общим знакомым. От этой личной обиды его поклонение Гете, однако, нисколько не поколебалось. Я стараюсь выяснить соотношение времени, которое представляется мне невероятным. Гете умер в 1832 г.; так как его нападки на М. относятся, понятно, к более раннему периоду, то М. был в то время совсем молодым человеком. Мне думается, что ему было 18 лет. Я не знаю, однако, какой сейчас год и потому все мои расчеты теряются во мраке. Нападки на господина М. содержатся в известном произведении Гете "Природа"».

Так как толкование сновидения заняло у Фрейда несколько страниц, приведу из него лишь выборочные места. Прежде всего, психотерапевт разъясняет, откуда взялось число 18: «Третьим источником этого сновидения, — пишет он, — является рассказ одной пациентки о психической болезни ее брата, припадки которого сопровождаются несмолкаемыми криками: "Природа, природа!" Врачи полагают, что эти восклицания объясняются чтением этого прекрасного произведения Гете и свидетельствуют о переутомлении больного его занятиями по натурфилософии. Я предпочел, однако, установить здесь наличие сексуального элемента. Мое мнение подтвердилось вскоре тем, что несчастный в припадке бешенства изуродовал себе половые органы. Во время первого припадка больному было 18 лет».

Скептик: Гете, нумерология и страсти вроде изуродованных гениталий — типичный набор фрейдовского ψ-анализа. Из биографии автора известно, что он в школьные и студенческие годы увлекался естественно-научными исследованиями и пытался повторить опыты, которые проводил немецкий поэт. В книге на этот счет кое-что говорится: «На то, что "mea res agitur", — пишет Фрейд, — указывает мне категорически упоминание об этом небольшом, несравненно прекрасном произведении Гете, так как цитирование этого произведения в одной популярной лекции окончательно толкнуло меня, юного и колеблющегося студента, на изучение естественных наук». Кстати сказать, знаменитое произведение «Природа», как недавно выяснилось, отнюдь не принадлежит перу Гете, о чем Фрейд, конечно, не догадывался. Поэт завладел им незаконно и всю жизнь выдавал его за свое. Чтобы скрыть плагиат, он даже критиковал себя за якобы допущенные там ошибки. Теперь послушайте, уважаемый Удод, что в действительности означает слово «природа» в интерпретации Фрейда и о чем говорит дата смерти поэта — 1832 г.

Фрейд пишет: «... Мысли, лежащие в основе сновидения, говорят иронически: "Разумеется (по-немецки naturlich одного корня с Natur — природа), он глупец, сумасшедший, а вы — гениальные люди, вы понимаете лучше. Быть может, однако, дело обстоит как раз наоборот?" И вот это "наоборот" и выражено в сновидении в чрезвычайно пластичной форме. Гете нападает на молодого человека — это абсурдно, между тем как молодой человек мог бы написать сейчас с легкостью на бессмертного Гете, и далее — я произвожу вычисление с года смерти Гете, между тем, как в действительности я осведомился у пациента о годе его рождения».

На сей раз демон бессознательного почему-то решил облегчить задачу врачу-толкователю и дал подсказку в виде слова «наоборот». Откуда такая милость? Может быть, он морочил врачу голову и указал ему ложную дорогу, а число 1832 — это вовсе не год рождения господина М.? Далее Фрейд анализирует отдельные предложения, сказанные сновидцем: «"Я стараюсь выяснить себе соотношение времени, которое представляется мне неверным". — Разве не содержится тут критическое сомнение в том, что Гете мог обрушиться на молодого человека? "Мне думается, что ему было 18 лет". — Это звучит совсем как результат неверного вычисления. А фраза "я не знаю, какой сейчас год" могла бы служить примером колебания или сомнения в сновидении». Таких трактовок, как эта, можно придумать тысячи и все они будут более или менее подходить под сказанные предложения. Фантазируя по методике свободных ассоциаций, Фрейд обманывался сам, обманывал своего пациента (в его существовании всегда имеются сомнения) и ввел в заблуждение многомиллионную армию читателей. В подобных толкованиях, уважаемый Удод, я тоже вижу множество натяжек. Они бросаются в глаза всякому, кто хоть мало-мальски склонен к научному анализу.

Удод: Вы, уважаемый Скептик, по-видимому, правы, фрейдовский ψ-анализ действительно недалеко ушел от каббалы, хиромантии, астрологии и прочих суеверных «наук». В этом убеждает меня заключительное рассуждение Фрейда в отношении этого «абсурдного сновидения». Там он рекомендует: «При разъяснении мнимых суждений в сновидении следует руководствоваться тем вышеуказанным правилом толкования, что связь отдельных элементов сновидения настолько призрачна, что ее можно оставить в стороне и подвергать анализу каждый элемент в отдельности. Сновидение представляет собой конгломерат, который в целях анализа должен быть снова раздроблен на отдельные части». Другими словами, Фрейд предлагает разорвать абсурдную фабулу сновидений на отдельные части и каждый фрагмент анализировать в отдельности.

Но ведь это послужит источником неопределенности толкования. А главное, согласно его представлениям, «психическая сила, создающая эту мнимую связь отдельных элементов» является самым важным элементом, как он писал, «четвертым моментом образования сновидения». В другом месте он говорит о «психической деятельности, которая, хотя и не всегда, по-видимому, фигурирует при образовании сновидений, но которая, будучи в наличии, стремится безупречно и осмысленно соединить в одно целое элементы сновидения, столь различные по своему происхождению». Об этой силе Фрейд упоминал многократно на страницах своей книги. В частности, это чувствуется, например, в следующих строках: «Мы должны подумать и о том, что каждое более или менее сложное сновидение оказывается результатом взаимодействия различных психических сил. С одной стороны, мыслям, образующим желания, приходится выдерживать сопротивление цензуры, с другой — мы видели уже неоднократно — даже в бессознательном мышлении каждая мысль связана с другой, ей противоречащей...». В следующем отрывке указывается на инверсность и контрастность элементов, которую удается расшифровать, если только руководствоваться принципом целостности всего сновидения. Фрейд пишет: «каждый элемент сновидения может означать в толковании как свою противоположность, так и самого себя. Заранее никогда нельзя сказать этого; решающее слово произносит здесь общая связь всего целого. Это обстоятельство было подмечено, по-видимому, и народной мудростью: народные сонники при толковании сновидений очень часто поступают по принципу контраста. Такое обращение к противоположности становится возможным благодаря внутреннему ассоциативному сцеплению, которое в нашем мышлении связывает представление о каком-либо предмете с представлением, ему противоположным».

Итак, в одном месте Фрейд советует и сам часто использует прием расчленения сновидения на отдельные фрагменты, в другом же месте он рекомендует делать прямо противоположное — не расчленять сновидение. Последнее он объяснял тем, что сновидения формируются бессознательной частью нашей психики, поэтому всякое нарушение последовательности фрагментов сновидения приведет к разрушению смысла сна. Он пишет: «...Сновидение не образовалось бы вовсе, если бы подсознательное желание не получило подкрепление из другой сферы. Эта сфера — сфера бессознательного. Я предполагаю, что сознательное желание лишь в том случае становится возбудителем сновидения, когда ему удается пробудить равнозначащее бессознательное и найти себе поддержку и подкрепление. Эти бессознательные желания представляются мне, согласно данным из психических неврозов, всегда истинными, всегда готовыми найти себе выражение, когда им только представляется случай объединиться с сознательным желанием и на его незначительную интенсивность перенести свою повышенную. Нам кажется тогда, будто лишь сознательное желание реализовалось в сновидении, и, однако, мелкая деталь формы этого сновидения послужит нам указанием, как найти следы могущественного помощника из сферы бессознательного. Эти всегда активные, так сказать, бессмертные желания нашей бессознательной сферы, напоминающей мифических титанов, на которых с незапамятных времен лежит тяжесть горных массивов, нагроможденных на них когда-то богами и сотрясаемых до сих пор еще движениями их мускулов, эти пребывающие в оттеснении желания проистекают сами собой, однако, как показывает психологическое изучение неврозов, [они родом] из детства».

Таким образом, в детстве сновидения инициируются несбывшимися желаниями, которые ребенок переживает во время бодрствования. Внешние обстоятельства в течение жизни постоянно способствуют накоплению неудовлетворенных, главным образом, сексуальных вожделений, которые хранятся в огромном резервуаре под названием «бессознательное». У взрослых, по мнению Фрейда, сновидения в основном проистекают из этой области психики, именно бессознательное придает снам цельность и связанность, хотя в одном сновидении могут обрести жизнь взаимоисключающие мотивы. Но Фрейд, похоже, по своему собственному усмотрению выбирал, какие сны родом из детства, а какие — из современности. В «Толковании сновидений» большинство сновидений трактуется вне детской этиологии. Каждый взрослый человек видит сны, но редко когда сюжет или образы сновидений как-то связаны с воспоминаниями детства. Чаще всего сновидения являются реакцией на события предыдущего дня, во всяком случае, этого никак нельзя отрицать. Чтобы безапелляционно заявлять, что сны взрослых навеяны исключительно событиями детства, нужно было проводить серьезные статистические исследования, а их как раз и нет. Выводы, сделанные Фрейдом в конце книги, как мне представляется, малообоснованны. Вы так не считаете, уважаемый Скептик?

Скептик: Вы, уважаемый Удод, слишком хорошо думаете о Фрейде, когда указываете на столь тонкие противоречия в его книгах. Когда он писал о том, как анализировать сны — по частям или целиком, он думал только об одном — о внешней привлекательности текста и о том, чтобы придать ему максимально научный вид. Никакой логики там нет, как нет ее и в придуманных им снах. Вы указываете на противоречия в утверждениях, которые у него разнесены по различным главам, что не каждый может заметить. Но ведь текст его книги бессмыслен в каждом своем предложении. Фрейд выделяет еще в особую группу какие-то там «абсурдные сновидения». Да они все без исключения абсурдны. Нет более глупого занятия, чем искать смысл в сновидениях. В отношении объяснения происхождения снов из детства у Фрейда произвола не меньше, чем в толковании их сексуальной подоплеки.

По поводу же «психической силы», якобы цементирующей сновидения, нужно сказать вот что. В бодрствующем состоянии, при обдумывании каких-либо житейских или производственных задач, человека не может отвлечь крик птицы или лай собаки — эти случайные звуки не нарушают последовательности его мыслей. Во сне же любые внешние воздействия вызывают новые ассоциативные цепи образов. Это происходит потому, что если сон неглубокий (различают две фазы сна: глубокую без сновидений и поверхностную), то сновидение протекает на очень низком энергетическом уровне. Поэтому содержание сновидений в огромной мере продиктовано внешними или внутренними причинами (чувством голода и жажды, болевым ощущением и т.д.), которые не образуют какой-либо целостности. В душной комнате человеку может присниться, что он задыхается в наглухо закрытом гробу, погибает от удушья в тонущей подлодке, гибнет при пожаре в задымленной комнате и т.д. Тема детской инфантильности во всех случаях будет отсутствовать. Фрейд же, на мой взгляд, нашел слишком легкий путь для решения проблемы хаотичности и противоречивости сновидений, когда ввел сексуальное бессознательное.

Читать книги Фрейда о толкованиях каких-либо событий, происходивших во сне или наяву с истерическими девицами и взбалмошными дамочками, — занятие не из легких. Всякий живой, действительно аналитический ум после прочтения десяти страниц абсолютно пустого разговора должен сильно заскучать. Не развлекут его и детективные поиски автора следов бессознательного. Все его парадоксальные сюжеты закручены на сценических контрастах, дешевых трюках и художественном украшательстве. Что касается его «теории бессознательного», то таковой просто не существует. Фрейд подхватил модное словечко, которое он мог слышать в связи с обсуждением популярных в его время теорий Вундта, Гербарта и, особенно, Брейера. Его друг и соавтор в «Исследовании по истерии» придал этому термину новое звучание, которого не было у тогдашних психофизиков и которое связывалось им с так называемым гипноидным состоянием истерика (подробности в главе 7). У Фрейда брейеровское понятие бессознательного девальвировало. Сказать, что сновидения формируются в области бессознательного или что сознательное желание становится сновидением, когда оно совпадает с бессознательным желанием — значит, ничего не сказать.

Прекрасным доказательством алогичности мышления Фрейда служит «Фрагмент анализа одного случая истерии (История болезни Доры)», опубликованный им в 1905 г. Эта работа является образцовой реконструкцией заболевания истерической 18-летней девушки, которая рассказала Фрейду пару своих сновидений, и он на 150 страницах анализирует их ничем непримечательное содержание. Анализ пациентки, настоящее имя которой Ида Бауэр, проводился с середины октября до конца декабря 1900 г., но подготовка материала к печати произошла много позже, когда Фрейд написал еще две свои основополагающи работы: «Три очерка по теории сексуальности» и «Остроумие и его отношение к бессознательному». В «Добавлении» 1923 г. Фрейд предпочел отодвинуть дату написания «Фрагмента» на год назад. «Описанное здесь лечение, — написал он, — было прервано 31 декабря 1899 г., сообщение о нем написано в течение двух последующих недель, но опубликовано в 1905 году». Чуть ниже он вновь указал на этот год: «…такое признание позволило сведущему врачу легко узнать в ней Дору 1899 года». «Ошибки» такого рода, как мы знаем, являются неслучайными, но и не особенно принципиальными. Для нас сейчас важно, что «Фрагмент» непосредственно примыкает к теме книги «Толкование сновидений». По причине детального разбора двух сновидений Доры «Фрагмент» даже ценится выше, чем книга, поскольку он признавался лучшим учебным пособием для подготовки будущих психотерапевтов.

Перед изложением самого истерического заболевания, добавим, что Дора, или Ида Бауэр, была сестрой известного лидера социал-демократической партии Австрии, Отто Бауэра (1882—1938), который в 1918 – 1919 гг., занимая пост министра иностранных дел, выступил за присоединение Австрии к Германии. В 1921 г. Бауэр стал во главе Социалистического рабочего интернационала. Он был талантливым писателем и вдохновенным оратором. Умер он в Париже, похороны его были чрезвычайно торжественными. На траурном митинге лидер французской социалистической партии, Леон Блюм, говорил о нем, как о выдающемся политическом деятеле мирового масштаба.

Отто уважительно относился к Иде и старался ей всячески помочь, когда она впадала в депрессию или истерию. Она тоже была внимательна к нему и хотела на него походить. В начале «Фрагмента» Фрейд написал о нем так: «Единственный, на полтора года старший брат девушки ранее был для нее идеалом, а многие из его амбиций она просто переняла. В последние годы отношения брата и сестры охладели [реальные факты скорее говорят об обратном]. Молодой человек, насколько только можно, пытался избегать семейных дрязг. Там, где он все же должен был принять чью-либо позицию, он вставал на сторону матери. Таким образом, обычная сексуальная притягательность отца и дочери, с одной стороны, матери и сына — с другой, сблизили их еще теснее». В другом месте автор также указывает на наличие в этой семье перекрестно действующего эдипова комплекса, в соответствии с которым отец больше любил дочь, беспокоился о ее здоровье, а дочь, в свою очередь, по причине изначально заложенной ревности, ненавидела мать. «Отношения между матерью и дочерью, — пишет Фрейд, — уже годами были очень недружелюбными. Дочь не замечала матери, жестко критиковала ее и практически полностью уклонялась от какого-либо влияния с ее стороны».

Этим эдиповым отношениям внутри семьи несколько противоречат слава самой Иды, которая сказала врачу-психоаналитику нечто противоположное: «Мой брат говорит мне, что мы не имеем права критиковать поведение нашего отца, что мы должны даже радоваться поведению нашего отца, что он смог найти женщину, к которой так привязан, поскольку наша мать совсем не понимает его. Я признаю правоту брата и хотела бы разделить его мнение, но не могу. Я не могу простить отца». Ее отец, Филипп Бауэр, переболел сифилисом и шестью годами ранее лечился у Фрейда. Кстати, Фрейд лично знал и других родственников Доры, за исключением ее матери, которую он считал «малообразованной, но, прежде всего, неумной женщиной». Отто Бауэр любил свою «ограниченную мамашу» примерно той же любовью, которой любил свою мать и сам Зигмунд Фрейд, а Филипп Бауэр чем-то походил на его отца, Якоба Фрейда. Он тоже был евреем-космополитом, влюбленным в немецкую культуру эпохи Просвещения. Отто, являясь социалистом, из «классовых соображений» недолюбливал отца — либерала по политическим убеждениям, крупного промышленника и аристократа по духу (отец к тому же принадлежал к масонской ложе). Дочь обвиняла отца в том, что он заразил венерической болезнью мать, к которой Дора, судя по ее диалогам с врачом, не чувствовала неприязни. В общем, отношения в этой семье можно объяснить не прибегая к эдипову комплексу, но психоаналитик мог особое отношение Доры к отцу истолковать как ревность дочери к его любовнице. Во всяком случае мы не станем далее разбирать сложные отношения внутри семьи Бауэр, а сосредоточимся на болезни самой Доры (Иды).

«Главным признаком ее болезни, — пишет Фрейд, — были дурное настроение и изменения в характере. …Она была недовольна собой и близкими… Отца она встречала недружелюбно,… не переносила присутствия матери… Она пыталась избегать общения… [испытывала] усталость и рассеянность». Вряд ли эти признаки могут свидетельствовать о каком-либо серьезном заболевании, если учитывать естественные колебания настроения, испытываемые большинством людей в этом возрасте. Но однажды родители обнаружили у нее в столе «прощальное письмо». Отец высказал предположение, что «у девушки вовсе не было серьезного намерения совершить самоубийство, но эта история настолько потрясла его», что он решился отдать ее на лечение. Существенная реконструкция психики пациентки была произведена сразу после анализа первого сновидения, рассказ о котором занял менее шести строк; вот они: «В каком-то доме пожар. Отец стоит возле моей кровати и будит меня. Я быстро одеваюсь. Мама еще хочет попытаться спасти свою шкатулку с драгоценностями. Но папа говорит: “Я не хочу, чтобы я и оба моих ребенка сгорели из-за твоей шкатулки с драгоценностями”. Мы спешим вниз, и как только я оказываюсь во дворе, я просыпаюсь».

Поскольку рассказанные события не имели места в действительности, значит, решил Фрейд, пожар случился в тайном отделе мозга Доры. Фрейдовская теория такова: «Образцовое сновидение стоит одновременно на двух ногах, одна из которых опирается на существенный актуальный повод, а другая — чреватые тяжелыми последствиями события детских лет. Между ними, т.е. детскими переживаниями и современными, сновидение протягивает цепочку. Оно пытается переформировать настоящее по прообразу более раннего переживания. Желание, которым вызывается сновидение, конечно же, приходит из детства. Оно постоянно пытается заново пробудить детство в реальности, исправить настоящее на основе детства». Психоаналитик решил, что огонь для истерических больных, возможно, символизирует свою противоположность, т.е. воду. «Это может быть вызвано, например, тем, — поясняет он, — что им будет сниться пожар и тогда они попытаются потушить его водой». Пусть так, но что делать Фрейду с водой? По всей видимости, говорит он, истерички «боятся, что они написают в постель». Итак, контакт с детством есть, а где же здесь современный «актуальный повод»? «Но огонь появляется не только как противоположность воды, — продолжает психоаналитик, — он служит и для прямой символизации любви». Таким образом, есть контакт и с современностью. Дора не иначе как влюбилась, считает Фрейд. Больше того, она не просто влюбилась, а крепко озаботилась сексом, хотя сама еще не догадывается об этом.

«Подумайте о Ваших выражениях, — просит он девушку, — ночью произойдет беда, нужно выйти. Не означает ли это какую-либо телесную потребность? И если Вы переместите эту беду в детство, возможно ли, что она будет чем-то иным, чем та, при которой постель становится мокрой? Но что делают, чтобы предотвратить писание детей в постель? Не правда ли, что их пробуждают ночью ото сна, совершенно так же, как в сновидении делает с Вами папа? Итак, это было реальным событием, от которого Вы берете себе право на замещение папой господина К., который разбудил Вас ото сна. Итак, я должен заключить, что Вы дольше страдали от недержания мочи, чем обычно бывает у детей».

Далее водная тематика плавно перетекла в сексуальную: «В мыслях сновидения на долю "мокрого" вследствие легко выявляемых отношений выпадает роль узлового пункта для нескольких кругов представлений. "Мокрое" принадлежит не только недержанию мочи, но и кругу мыслей, касающемуся сексуального искушения, оказавшегося подавленным содержанием сновидения. Она знает, что и при сексуальном сношении имеется что-то мокрое, что при совокуплении мужчина дарит женщине что-то жидкое в форме капель. Она знает, что как раз в этом и состоит опасность, что ей поставлена задача охранять гениталии от орошения».

Что называется «приехали» — от «пожара в доме» к «охране гениталий от орошения». Если пользоваться логикой рассуждений Фрейда, то в качестве логического умозаключения можно вывести что угодно из чего угодно, и это само по себе является нелепостью. Но кроме того, нелепости Фрейда имеют и весьма непристойный вид. Так, у него мамина «шкатулка с драгоценностями», как и всякая коробка или сумка, тоже «является лишь заместительницей раковины Венеры, женских гениталий!»

Попутно выясняются и другие подробности детского периода жизни Доры. «Я считаю, — пишет Фрейд, — что привел практически все признаки, доказывающие наличие мастурбации в детстве. …Дора подтвердила идею мастурбации как тем, что она сама часто страдала от колик в животе, так и тем, что кузину с такими же болями она с полным основанием считала мастурбанткой». С мастурбацией связана понятная реакция типа: «Фу, это же скверно!» Отвращение Доры к высказанному предположению о ее мастурбации Фрейд проецирует на «существенный актуальный повод». «Вспомним, — продолжает врач-психоаналитик, — что после поцелуя господина К. у Доры появилось сильное чувство отвращения, и что мы нашли достаточно оснований, чтобы дополнить ее рассказ об этой сцене с поцелуем тем, что во время объятия она ощутила давление эрегированного члена на свое тело».

Это, кажется, уже перебор. Обращаю Ваше внимание, уважаемый Удод, что Фрейд в процессе реконструкции нежной души своей пациентки сам «дополняет» ситуацию «эрегированным членом» господина К., мастурбацией, которой якобы занималась Дора, и недержанием мочи в детстве. Скромная, робкая девушка и подумать об этом не могла. Врач-психоаналитик уверен, например, что для Доры «все мужчины такие же, как отец. А своего отца она считала венериком; у него же была эта самая болезнь, и он заразил ею мать. Таким образом, она могла бы себе вообразить, что все мужчины венерики». Но ведь она могла и не «вообразить» этого и, наверняка, так не думала. Дурная логика: все мужчины такие же, как отец, отец — венерик, следовательно, все мужчины — венерики, навязана несчастной девушке психоаналитиком насильно. Еще не факт, что она мыслит столь примитивно и пошло. Дедуктивные цепочки вроде: огонь — вода — недержание мочи — мастурбация, или: если был поцелуй господина К., значит, девушка ощутила его эрегированный член, не просто абсурдны, они еще и очень непристойны, особенно когда это касается такого юного создания, как Дора.

Есть в психоанализе Доры и глупая игра с числами, которую всегда любил выискивать Фрейд. В конце «Фрагмента» разговор начал вращаться вокруг временного отрезка в 14 дней. Дора заявляет: «Господин доктор, знаете ли Вы, что сегодня я здесь в последний раз. Да, я решила, что до Нового года я еще выдержу это, а дольше я не желаю ждать излечения». Понятно, что грязные намеки и издевательская логика врача-психотерапевта стали для нее невыносимы. «Доктор» же сконфузился из-за неожиданной потери заработка и поинтересовался, когда она приняла это решение. Дора отвечала: «Я думаю, дней 14 назад, когда я посетила К. на озере в Л., тогда у них была уволена одна из гувернанток». Доктор: «Вот как? О ней Вы ничего не говорили. Пожалуйста, расскажите». На двух страницах идет рассказ о гувернантке, где выясняется, что ее увольнение произошло с двухнедельной отсрочкой, как это положено по законодательству. «Итак, — восклицает доктор, — опять 14 дней, характерный для обслуживающего персонала срок!» После окончания сеанса Дора рассталась с доктором, который посчитал, что его уволили, как ту самую гувернантку.

Но вот история болезни получает неожиданное продолжение. Через 15 месяцев «совершенно неслучайно», пишет Фрейд, она появляется в кабинете в связи с правосторонней невралгией лица. Ее отец, пожилой человек, который когда-то сам проходил ψ-анализ у Фрейда, заставил дочь снова явиться на прием к этому же врачу. Очень возможно, что девушка действительно страдала невралгией из-за нездорового зуба или застуженного нерва. Но врач-психоаналитик и не пытается найти материальную причину. Он спрашивает ее, когда это началось; та отвечает: «Ровно 14 дней назад». Автор язвительно продолжил: «Я должен был улыбнуться, так как мог показать ей, что ровно 14 дней назад она прочитала в газете упоминавшее меня сообщение, что она и подтвердила. Итак, то, что выдавалось за невралгию лица, соответствовало самонаказанию, раскаянию из-за пощечины, которую она когда-то дала господину К., и из-за мести мне в переносе, тянущемся еще оттуда. Какого вида помощи она хотела добиться от меня, я не знаю, но я обещал простить ей то, что она лишила меня удовольствия более основательного ее освобождения от страданий. Впрочем, прошли уже годы после этого посещения. С тех пор эта девушка вышла замуж, и именно за того молодого мужчину, если меня не обманывают все те символы, которые обнаруживаются в ассоциациях в начале анализа второго сновидения. Если первое сновидение обозначает поворот от любимого мужчины назад к отцу, т.е. бегство из жизни в болезнь, то второе сновидение, конечно, оповещало, что она отрывается от отца и возвращается к жизни».

Этим заканчивается «Фрагмент», по поводу которого биограф Фрейда, Джонс, заметил, что материал этой статьи «собирался путем чрезвычайно обширных и утомительных серий наблюдений». К сказанному следует добавить короткую информацию, которая известна историкам психоанализа.

Дора (она же Ида Бауэр) в 1922 г. обращалась с жалобой на «шумы в правом ухе» к психотерапевту фрейдистского толка Феликсу Дойчу. В этом она винила своего сына, которого ждала целыми ночами напролет. Лидия Флем пишет, что сын «начал проявлять интерес к женщинам, приходил домой глубокой ночью, а она с тревогой ожидала его возвращения, напряженно вслушиваясь в ночные звуки. Со слезами на глазах она обвиняла всех мужчин в эгоизме и низости, сетовала на их непомерные притязания. Она очень боялась, что ее сын ничего не добьется в жизни (а он между тем сделал прекрасную карьеру, став блестящим музыкантом), в отличие от ее брата [Отто Брауэра], о котором она отзывалась с большой нежностью и все время подчеркивала, что всю жизнь их связывали самые близкие отношения [Фрейд говорил о последующем охлаждении их отношений]. И действительно, Отто немедленно мчался к сестре, как только узнавал, что она нуждается в его помощи, он неоднократно звонил Феликсу Дойчу, чтобы поблагодарить того за помощь, оказанную сестре, и даже высказывал желание встретиться с врачом, но тот уклонился от этого предложения».

Как видим, Дора, или Ида Бауэр, была вполне добропорядочной и одновременно немного «сумасшедшей» женщиной, которая традиционно (для еврейских семей) переживала за своих детей и родственников. В этом как раз нет никакого нервно-психического расстройства; ее «истерия» является скорее для нее нормой. Отклонением же от нормы нужно было бы считать ее равнодушие к сыну и брату — вот тогда, действительно, нужно было бы вызывать врача-психотерапевта. Ида Бауэр умерла от рака кишечника в 1945 г. на 64-м году жизни в Нью-Йорке, куда она была вынуждена эмигрировать в связи с нацистскими преследованиями евреев во время Второй мировой войны.