Как функционирует наука астрономия
Олег Акимов
Увлекательные книги Лоуэлла и Фламмариона, дали мощный толчок к расцвету научно-фантастической литературы. Первый фантастический роман о марсианах написал американский историк и писатель Перси Грег (Percy Greg, 1836 – 1889). Он вышел в 1880 году под названием «Через Зодиак» (Across the Zodiac: The Story of a Wrecked Record). В нем рассказывается о гражданской войне между консервативными сторонниками монархии и жаждущими перемен либералами, которые, в конце концов, побеждают. В романе Хадора Генона (Hudor Genon) «Возничий Беллоны» (Bellona's Bridegroom: A Romance), вышедшем в 1887 году в Филадельфии, наоборот, описывается социальная и духовная гармония жителей марсианской Утопии.
Далее марсианская тема становится популярной. В статье Сергея Бережного «Марс времен королевы Виктории. Информация к размышлению» (2001), растиражированной в Интернете, кратко рассказывается содержание таких книг, как «Запечатанный пакет мистера Стрэнджера» Хью Макколла (1889), «Бросок в пространство» Роберт Кроми (1890), «Сон скромного пророка» Мортимера Леггета (1890), «Приоткрывая параллель» Алисы Джонс и Эллы Марчант (1893), «Путешествие на Марс» Густавуса Поупа (1894), «На двух планетах» Курта Лассвица (1897). Последний роман, написанный немецким автором, хорошо знавшим космогоническую теорию Канта, был весьма популярен среди любителей фантастики, но его обошел по популярности роман английского писателя-фантаста, Герберта Уэллса (Herbert Wells, 1866 – 1946), «Война миров», вышедший в том же, 1897, году.
Еще в октябре 1888 года молодой Уэллс в Лондонской Нормальной Научной Школе (Normal School of Science), где он учился, прочитал лекцию на тему «Обитаемы ли планеты?» В указанной школе он немало уделял внимания дарвиновской теории эволюции. Позже он написал статью «Марсианский разум», в которой утверждал: «Если принять идею об эволюции живой протоплазмы на Марсе, легко предположить, что марсиане будут существенно отличаться от землян и своим внешним обликом, и функционально, и по внешнему поведению; причем отличие может простираться за границы всего, что только подсказывает наше воображение».
В четвертой главе первой книги «Война миров» Уэллс описывает внешний вид марсианина: «Большая сероватая круглая туша, величиной, пожалуй, с медведя, медленно, с трудом вылезала из цилиндра. Высунувшись на свет, она залоснилась, точно мокрый ремень. Два больших темных глаза пристально смотрели на меня. У чудовища была круглая голова и, если можно так выразиться, лицо. Под глазами находился рот, края которого двигались и дрожали, выпуская слюну. Чудовище тяжело дышало, и все его тело судорожно пульсировало. Одно его тонкое щупальце упиралось в край цилиндра, другим оно размахивало в воздухе.
Марсиане по Герберту Уэллсу
Тот, кто не видел живого марсианина, вряд ли может представить себе его страшную, отвратительную внешность. Треугольный рот, с выступающей верхней губой, полнейшее отсутствие лба, никаких признаков подбородка под клинообразной нижней губой, непрерывное подергивание рта, щупальца, как у Горгоны, шумное дыхание, в непривычной атмосфере, неповоротливость и затрудненность в движениях — результат большей силы притяжения Земли,— в особенности же огромные пристальные глаза — все это было омерзительно до тошноты. Маслянистая темная кожа напоминала скользкую поверхность гриба, неуклюжие, медленные движения внушали невыразимый ужас. Даже при первом впечатлении, при беглом взгляде я почувствовал смертельный страх и отвращение».
Большинство фантастов XIX века описывали марсиан человекоподобного вида. Уэллс существенно отклонился от этой тенденции. Тем не менее, он придерживался общепринятого воззрения на развитие планетных цивилизаций, согласно которому марсианская наука и техника намного обогнала в этих областях достижения землян. Автор «Войны миров» представил на суд читателей картину того, что могло бы произойти, если бы представители более развитой цивилизации высадились на Землю. Марсиане настолько обогнали землян, что не в состоянии установить языковой контакт с ними. Главная цель захватчиков найти дополнительные ресурсы для своей жизнедеятельности.
Вот как начинается роман: «Никто не поверил бы в последние годы девятнадцатого столетия, что за всем происходящим на Земле зорко и внимательно следят существа более развитые, чем человек, хотя такие же смертные, как и он; что в то время, как люди занимались своими делами, их исследовали изучали, может быть, так же тщательно, как человек в микроскоп изучает эфемерных тварей, кишащих и размножающихся в капле воды. С бесконечным самодовольством сновали люди по всему земному шару, занятые своими делишками, уверенные в своей власти над материей. Возможно, что инфузория под микроскопом ведет себя так же.
Никому не приходило в голову, что более старые миры вселенной — источник опасности для человеческого рода; самая мысль о какой-либо жизни на них казалась недопустимой и невероятной. Забавно вспомнить некоторые общепринятые в те дни взгляды. Самое большее, допускалось, что на Марсе живут другие люди, вероятно, менее развитые, чем мы, но, во всяком случае, готовые дружески встретить нас как гостей, несущих им просвещение. А между тем через бездну пространства на Землю смотрели глазами, полными зависти, существа с высокоразвитым, холодным, бесчувственным интеллектом, превосходящие нас настолько, насколько мы превосходим вымерших животных, и медленно, но верно вырабатывали свои враждебные нам планы. На заре двадцатого века наши иллюзии были разрушены».
Такое враждебное отношение марсиан к землянам Уэллс оправдывает тем, что сами земляне, стоящие на более высокой ступени развития, враждебно относятся к своим собратьям, стоящим на ступень ниже. «Прежде чем судить их [марсиан] слишком строго, — говорит писатель, — мы должны припомнить, как беспощадно уничтожали сами люди не только животных, таких, как вымершие бизон и птица додо, но и себе подобных представителей низших рас. Жители Тасмании, например, были уничтожены до последнего за пятьдесят лет истребительной войны, затеянной иммигрантами из Европы. Разве мы сами уж такие поборники милосердия, что можем возмущаться марсианами, действовавшими в том же духе?» [Кн. 1, гл. 1].
Обложка книги Герберта Уэллса «Война миров»
Далее Уэллс передает атмосферу тех дней, когда газеты чуть ли не ежедневно печатали «Марсианские новости». Чувствуется, что писатель сам часами просиживал за телескопом — быть может, не таким мощным, как у Скиапарелли и Лоуэлл, — и до боли в глазах всматривался в красный лик планеты. Фантастические картины, которые рисовались у него в мозгу в течение ночного бдения, днем ложились на бумагу. Так глава за главой из-под пера английского фантаста выходила самая замечательная книга, которую он даже послал Льву Николаевичу Толстому по его просьбе.
«Марсиане, очевидно, рассчитали свой спуск с удивительной точностью, — продолжает Уэллс, — их математические познания, судя по всему, значительно превосходят наши — и выполнили свои приготовления изумительно согласованно. Если бы наши приборы были более совершенны, то мы могли бы заметить надвигающуюся грозу еще задолго до конца девятнадцатого столетия. Такие ученые, как Скиапарелли, наблюдали красную планету — любопытно, между прочим, что в течение долгих веков Марс считался звездой войны,— но им не удавалось выяснить причину периодического появления на ней пятен, которые они умели так хорошо заносить на карты. А все эти годы марсиане, очевидно, вели свои приготовления.
Во время противостояния, в 1894 году, на освещенной части планеты был виден сильный свет, замеченный сначала обсерваторией в Ликке, затем Перротеном в Ницце и другими наблюдателями. Английские читатели впервые узнали об этом из журнала «Нэйчер» от 2 августа. Я склонен думать, что это явление означало отливку в глубокой шахте гигантской пушки, из которой марсиане потом обстреливали Землю. Странные явления, до сих пор, впрочем, не объясненные, наблюдались вблизи места вспышки во время двух последующих противостояний.
Гроза разразилась над нами шесть лет назад. Когда Марс приблизился к противостоянию, Лоуэлл с Явы сообщил астрономам по телеграфу о колоссальном взрыве раскаленного газа на планете. Это случилось двенадцатого августа около полуночи; спектроскоп, к помощи которого он тут же прибег, обнаружил массу горящих газов, главным образом водорода, двигавшуюся к Земле с ужасающей быстротой. Этот поток огня перестал быть видимым около четверти первого. Лоуэлл сравнил его с колоссальной вспышкой пламени, внезапно вырвавшегося из планеты, "как снаряд из орудия".
Сравнение оказалось очень точным. Однако в газетах на следующий день не появилось никакого сообщения об этом, если не считать небольшой заметки в "Дейли телеграф", и мир пребывал в неведении самой серьезной из всех опасностей, когда-либо угрожавших человечеству. Вероятно, и я ничего бы не узнал об извержении, если бы не встретился в Оттершоу с известным астрономом Оджилви. Он был до крайности взволнован сообщением и пригласил меня этой ночью принять участие в наблюдениях за красной планетой.
Несмотря на все последовавшие бурные события, я очень ясно помню наше ночное бдение: черная, безмолвная обсерватория, завешенный фонарь в углу, бросающий слабый свет на пол, мерное тиканье часового механизма в телескопе, небольшое продольное отверстие в потолке, откуда зияла бездна, усеянная звездной пылью. Почти невидимый Оджилви бесшумно двигался около прибора. В телескоп виден был темно-синий круг и плававшая в нем маленькая круглая планета. Она казалась такой крохотной, блестящей, с едва заметными поперечными полосами, со слегка неправильной окружностью. Она была так мала, с булавочную головку, и лучилась теплым серебристым светом. Она словно дрожала, но на самом деле это вибрировал телескоп под действием часового механизма, державшего планету в поле зрения.
Во время наблюдения звездочка то уменьшалась, то увеличивалась, то приближалась, то удалялась, но так казалось просто от усталости глаза. Нас отделяли от нее 40 миллионов миль — больше 40 миллионов миль пустоты. Немногие могут представить себе всю необъятность той бездны, в которой плавают пылинки материальной вселенной.
Вблизи планеты, я помню, виднелись три маленькие светящиеся точки, три телескопические звезды, бесконечно удаленные, а вокруг — неизмеримый мрак пустого пространства. Вы знаете, как выглядит эта бездна в морозную звездную ночь. В телескоп она кажется еще глубже. И невидимо для меня, вследствие удаленности и малой величины, неуклонно и быстро стремясь ко мне через все это невероятное пространство, с каждой минутой приближаясь на многие тысячи миль, неслось то, что марсиане послали к нам, то, что должно было принести борьбу, бедствия и гибель на Землю. Я и не подозревал об этом, наблюдая планету; никто на Земле не подозревал об этом метко пущенном метательном снаряде» [Кн. 1, гл. 1].
Иллюстрация к книге Герберта Уэллса «Война миров» французского издания 1906 года (см. Атомная война в описании Герберта Уэллса)
Книги, в которых авторы рассказывали о марсианской цивилизации, выходили в большом количестве вплоть до середины двадцатого столетия. Например, в 1951 году вышел знаменитый сборник рассказов «Марсианские хроники» известного фантаста Рея Брэдбери. Наши отечественные писатели-фантасты не отставали от зарубежных. Так, в 1908 году Александр Богданов написал фантастический роман «Красная звезда», а в 1913 — «Инженер Мэнни». О марсианской цивилизации писал Алексей Толстой (см. его роман 1922 года «Аэлита») и многие другие.
Во все времена наука граничила с художественной литературой, так что порой не знаешь, к какому жанру относится романтически написанная книга. Сколько людей в нашей стране занимались поисками Тунгусского метеорита? А сколько англичан, американцев, немцев и представителей других национальностей трудилось над разгадками Стоунхенджа? Больше всего меня расстраивает то, что этой белибердой забивают головы школьников.
Быть может, пожилые люди еще помнят, что в Советском Союзе во второй половине прошлого столетия издавался альманах под названием «Мир приключений». В шестом сборнике за 1961 год была помещена статья Феликса Зигеля «Звездные дали» (с. 311 – 326). Всем, кто до сих пор верит в черные дыры и бесконечную множественность вселенных полезно познакомиться с ее содержанием. Она погружает нас в романтическое время, наступившее вскоре после смерти Эйнштейна. Зигель показывает, какими глазами смотрел на реальный мир не только он сам, но и ваш покорный слуга, романтически настроенный юноша, который в начале 1960-х годов проявил первый интерес к достижениям современной физики.
После разъяснения основ теории относительности, Зигель делает вывод: «Теперь читателю должен быть ясен "секрет", с помощью которого возможно победить время. Он заключается в движении с очень большой, "околосветовой", скоростью. При таком движении для путешественников время будет течь замедленно, причем с любой степенью замедления. Тем самым перед человечеством как будто открываются реальные возможности достичь другие планетные системы не за сотни и тысячи лет, а за любой, сколь угодно короткий срок — месяцы, недели или даже дни!»
Далее автор уверяет, что летать со сверхсветовой скоростью не проблема нужно только иметь специальное техническое средство — фотонную ракету. Зигель обыгрывает формулы релятивистской механики так — благо, их спекулятивная сущность это позволяет, — чтобы космические корабли летали в несколько раз быстрее света. Он пишет: «Фотонная ракета, летящая с тройным ускорением по намеченному ранее режиму, долетит до центральных областей Галактики всего за семь лет, считая, конечно, по часам фотонной ракеты. Между тем, луч света преодолеет то же расстояние за 20 с лишним тысяч лет!»
Однако летать в три тысячи раз быстрее света — это тоже, конечно не предел. «Человечеству доступна для посещения вся изученная ныне часть Вселенной радиусом в несколько миллиардов световых лет с сотнями миллионов галактик! Доступна, говоря теоретически, потому что до самых далеких из открытых галактик фотонная ракета доставит человека всего за пятнадцать лет!» Автор статьи высказал предположение, что такие полеты будут возможны к концу XX века.
Феликс Юрьевич Зигель (1920 – 1988) является ярчайшим представителем ученого-романтика. Об этом говорит и его жизненный путь. Он родился в Москве. В 1938 году поступил в МГУ. В начале войны был эвакуирован в Казахстан. Учебу продолжил в Алма-атинском педагогическом институте (1941 – 1944), в 1945-м получил диплом МГУ по специальности "астрономия". В 1953 году защитил диссертацию на ученую степень кандидата педагогических наук, а в 1958 году — звание доцента по кафедре математики.
Феликс Юрьевич Зигель (1920 – 1988) — известный советский писатель, историк и популяризатор науки, астроном-любитель, уфолог-романтик.
Наибольший интерес Зигель проявил к аномальным явлениям. В 1966 году при Центральном музее авиации и космонавтики он вместе с генерал-майором авиации Н. А. Столяровым организовал секцию по изучению НЛО, которая, однако, просуществовала недолго. 10 Ноября 1967 года Зигель и Столяров выступили по Центральному телевидению с призывом к населению сообщать о своих наблюдениях НЛО. В этом же месяце ЦК ДОСААФ приняло постановление о роспуске отделения по изучению НЛО, а в декабре Отделение общей физики и астрономии АН СССР, возглавляемое академиком Л.А. Арцимовичем, вынесло решение, осуждавшее изучение НЛО в СССР.
В 1968 году Зигель с группой энтузиастов выпустил первый рукописный сборник «Наблюдения НЛО в СССР». В 1975 – 1976 годах под его руководством в Московском авиационном институте выполнена научно-исследовательская работа по исследованию феномена НЛО на основе более 500 наблюдений этих объектов в СССР. В течение 1976 году Зигель выступал с докладами по НЛО в Институте космических исследований АН СССР и других ведущих институтах и организациях. Уфологи нашей страны считают его основателем уфологического движения в СССР. Они бережно сканируют тексты, написанные Зигелем, и размещают их в Интернете. Большую работу в этом направлении проделал, в частности, Антон Первушин, которому я тоже искренне благодарен.
Алексей Николаевич Дмитриев в написанной им статье «Космоземные связи и НЛО» дает следующую характеристику человеческим качествам Феликса Зигеля. «Основополагающей же фигурой [в советской уфологии], несомненно, был Ф.Ю. Зигель, астроном, доцент Московского авиационного института. Это человек резкий, с немалыми противоречиями, острослов, обладающий неуемной энергией исследователя. Он имел упорство в отстаивании своих взглядов — весьма широких — от сугубо мистических до совершенного практицизма. Он, наконец, имел мужество в сложных условиях практиковать интеллектуальную честность, которая в научных кругах все еще в остром дефиците. Это он в знак несогласия покинул заседание Комиссии по аномальным явлениям, излишне жестко руководимое В.В. Мигулиным».
Пояснения. Академик Мигулин, возглавлявший Институт земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн АН СССР, курировал неофициальные исследования энтузиастов-любителей аномальных явлений, замеченных на территории нашей страны, занимался проверкой многочисленных сообщений о полетах НЛО в воздушном пространстве СССР, а также иной информации, поставляемой уфологами.
Далее Дмитриев пишет: «Свою деятельность Ф.Ю. Зигель продолжал в режиме подвижника отечественной уфологии. Он имел искусство "неудобными" вопросами проблематизировать собеседника, оставляя ему возможность возразить себе лишь честным трудом и реальными результатами, которым он искренне и глубоко радовался. Его самиздатовские труды собраны в многотомную серию, все еще ждущую своей публикации. Вчитываясь в эти труды, начинаешь понимать, что в классификации и объяснении природы НЛО "катастрофического отставания от зарубежных коллег" наша страна не имела. Климат замалчивания работ наших ученых за рубежом и надвигавшийся разгул поклонения валютному миру делали невидимой и неслышимой работу энтузиастов и специалистов по поддержанию базового знания в уфологии на нашей громадной территории».
Суждения о том, что человечество давно исследуется какими-то внеземными цивилизациями, высказывалось не только английским фантастом Гербертом Уэллсом, но и советским уфологом Ф.Ю. Зигелем. Ниже приводятся две фотографии, взятые из брошюры А.Н. Дмитриева «Космоземные связи и НЛО». Глядя на них, можно, конечно, подумать о присутствии на земле объектов из параллельного мира. Но, мне показалось, что в данном конкретном случае мы имеем дело просто с бракованными фотоснимками. Брак мог возникнуть из-за небрежности обращения с химическими реагентами или дефектами фотобумаги. Подозрение вызывает и то, что аномальные явления непременно происходят в каких-то труднодоступных местах, в частности, высоко в горах. В любом случае, информации, размещенной под фотографиями, явно недостаточно для объективной оценки этих событий.
Наиболее загадочный объект, над Катунским хребтом, во время очень сильной геомагнитной бури, после знаменитой солнечной супервспышки 4-6 августа 1972 г. Горный Алтай.
Фотография была сделана 3 февраля 1995 г. около 11 часов дня на Киргизском хребте Тянь-Шаня. В этот день была сильная геомагнитная буря после вспышки на Солнце. Шел подъем на вершину второй группы горных туристов. Люди, по их словам, ощущали сильную усталость и острые приступы «горянки». Никаких визуальных наблюдений необычных объектов (проявившихся на фотопленке) у состава группы не было. «Метки», подобные зафиксированным на снимке, часто сопровождают самолеты.
До самой своей кончины Зигель занимался поиском внеземных цивилизаций. Свои соображения и романтические фантазии в отношении обитателей иных миров он излагал, главным образом, в рукописных, «самиздатовских» журналах (вышло 11 томов «документов» и комментариев к ним). Ему также удалось опубликовать 43 популярных книги и свыше 300 статей, в которых романтико-фантастическая тема была преобладающей. Одну из этих статей, посвященную мифическим обитателям Марса, мы сейчас рассмотрим более детально.
Статья Зигеля «Обитаем ли Марс?», опубликованная в альманахе «Мир приключений» за 1957 год, начинается с того, как некий японский астроном зафиксировал, «что в одном из марсианских морей вспыхнула какая-то яркая белая точка. … Посияв пять минут, яркая точка исчезла так же внезапно, как и появилась, но странное облачко в течение некоторого времени продолжало оставаться видимым. … И в 1937 году, и в 1954 году астрономам удалось заметить на Марсе еще две подобные вспышки, причем последняя из них продолжалась всего около пяти секунд.
Соседняя нам планета живет своей таинственной и пока не вполне понятной жизнью. Время от времени астрономы открывают на Марсе странные явления, трудно объяснимые обычными естественными процессами.
Совсем недавно, около двух лет назад [т.е. в 1955 году], на Марсе, к северо-востоку от знаменитого залива Большой Сырт, неожиданно возникла новая темная область. По площади она составляет пятидесятую часть марсианской поверхности, то есть на ней свободно могла бы уместиться вся Украина. Хотя и до этого астрономы отмечали появление на Марсе новых темных пятен и изменения старых, однако масштабы изменений, происшедших на Марсе около двух лет назад, значительно превышают все ранее известное.
Перед нами — живой мир, совершенно не похожий на застывшую в своей неизменности Луну и даже на постоянно окутанную облачным покровом Венеру. Может быть, однако, те изменения, какие мы наблюдаем на Марсе, есть лишь результат игры неорганических сил и слово "живой" здесь применимо только в переносном смысле? Ведь наблюдаются же на поверхности Юпитера постоянные изменения, легко объяснимые, как быстрые движения облаков в его вечно бурной атмосфере.
Стать на такую точку зрения — это значит закрыть глаза на факты. А факты, наблюдения убедительно свидетельствуют о том, что на Марсе есть жизнь и что, быть может, эта жизнь дошла в своем развитии до высшей формы — мыслящих существ».
Далее Зигель выразил уверенность в том, что «околополярные области Марса покрыты сравнительно тонким слоем льда и снега, который, тая весной, образует живоносную воду». Он напомнил, что «несколько десятилетий назад шведский астроном Аррениус высказал предположение, что те области на Марсе, которые мы называем "морями", представляют собой огромные лужи из густой зеленоватой грязи. Весной овеваемая влажными ветрами грязь благодаря наличию в ней определенных химических веществ темнеет и становится заметнее, а зимой засыхает и блекнет. Мертвая пустыня с ядовитыми, пахнущими сероводородом грязевыми оазисами — таков Марс по представлениям Аррениуса».
Зигель называет другого скептика, отвергающего существование жизни на красной планете, на сей раз своего соотечественника. В.Г. Фесенков в 1954 году «категорически отверг всякую возможность какой бы то ни было органической жизни на Марсе». «В свете столь мрачных выводов, — замечает с укоризной Зигель, — всякие разговоры о марсианах и их каналах многим стали казаться наивно-детской фантастической мечтой. Однако сторонники жизни на Марсе не сдавались».
Василий Григорьевич Фесенков (1889 – 1972) — выдающийся советский ученый, доктор физико-математических наук, профессор, академик АН СССР, академик АН КазССР. Его краткая биография выглядит так. В 1911 году окончил Харьковский университет. В 1912 – 1914 годах учился в Сорбонне и работал в обсерваториях Парижа и Ниццы. В 1914 году в Сорбонне защитил докторскую диссертацию на тему «Зодиакальный свет». Фесенков — один из основателей Российского Астрофизического института (директор в 1923 – 1930), позднее Астрономический институт имени П.К. Штернберга (директор в 1936 – 1939). В 1924 году им была создана под Москвой Кучинская обсерватория, в том же году он организовал издание Всесоюзного астрономического журнала, главным редактором которого был около 40 лет.
В 1933 году Фесенков создает в Московском университете кафедру астрофизики и руководит ею до 1948 года. По его инициативе в 1936 году основан Астрономический совет АН СССР. В 1941 – 1945 годах Фесенков назначается уполномоченным президиума Академии наук СССР по академическим учреждениям, эвакуированным в Алма-Ату. Став в 1942 году членом президиума Казахского филиала Академии наук СССР, он совместно с академиком К.И. Сатпаевым основали Академию наук Казахстана. В Академии наук КазССР Фесенков занимал пост академика-секретаря отделения физико-математических наук. В 1941 году он основал и возглавил Институт астрономии и физики АН КазССР, который в 1950 году распался на два института: Астрофизический институт и Физико-технический институт, впоследствии от него отделился Институт ядерной физики. Одновременно (1945 – 1972) Фесенков руководил работой Метеоритного комитета АН СССР.
В начале 1920-х годов Фесенков занимался происхождением Солнечной системы с учетом свойств околосолнечного кометного облака и особенностей химического состава метеоритов. Он разработал вопрос об образовании органического вещества во Вселенной; в 1944 году разработал теорию распределения яркости по диску Марса. Сначала Фесенков вместе с Тиховым доказывал, что на красной планете существует богатая растительная жизнь. Он обратил внимание, что в земных условиях можно практически безошибочно определить растения по характеру отражения видимого света. Листья и трава, а также хвоя и лишайник сильнее всего отражают зеленые лучи. Это объясняется существованием зерен хлорофилла, которые вырабатываются зелеными растениями.
Но позднее Фесенков усомнился в этих выводах и стал говорить о невозможности существования высших форм растительности на планетах Солнечной системы. Если и есть жизнь на Марсе, то она представлена самыми примитивными формами. В зоне марсианских каналов, возможно, существуют лишайники, но это маловероятно. Зигель довольно подробно останавливается на пессимистических выводах Фесенкова, и на критике его аргументов со стороны Тихова. Однако мы целиком опустим этот его скептический пассаж, чтобы обратить взоры на оптимистическую картину, нарисованную астроботаником.
В 1945 году, пишет Зигель, Тихов «решил найти новые доводы в пользу существования жизни на Марсе. Ему это блестяще удалось». Автор статьи «Есть ли жизнь на Марсе?» разъясняет позицию академика: «Земным растениям для своей жизни достаточно поглощать только некоторые лучи солнечного спектра — так возникают в нем темные полосы поглощения хлорофилла. Страдающие же от холода марсианские растения стремятся поглотить почти все лучи видимой части спектра. … [Следовательно], марсианские растения отражают только те лучи, которые практически не несут с собой никакого тепла. Такими "холодными" лучами как раз и являются синевато-фиолетовые лучи».
Советский астроном, астроботаник, академик Гавриил Андрианович Тихов (1875 — 1960), «открывший» на Марсе богатую растительную жизнь.
Подтверждение этому можно найти на земле. «Оказалось, — пишет Зигель, — что земные растения, живущие в суровых климатических условиях, по своим оттенкам и свойствам напоминают марсианские. У них ослаблен инфракрасный эффект, растянута полоса поглощения хлорофилла, а сами растения имеют маловыраженный синеватый оттенок.
Так родилась новая наука о жизни на других планетах — астроботаника.
Впервые на Земле, в городе Алма-Ате, возник небольшой коллектив ученых, возглавляемый Г.А. Тиховым, — коллектив, дерзнувший от гипотез о жизни на Марсе перейти к конкретному изучению свойств марсианской растительности. … Как и все новое, астроботаника встречает возражения, порождает споры, дискуссии. Примером может служить упомянутая статья академика Ф. Г. Фесенкова».
Восторженные оптимисты всегда одерживали победу над вечно ворчащими и во всем сомневающимися пессимистами. Не был исключением и этот случай. Романтик Тихов свалил-таки наповал скептика Фесенкова, который, как мы знаем, обладал колоссальным влиянием в академических кругах. Зигель констатировал: «На Пленуме Комиссии по физике планет Академии наук СССР, состоявшемся в марте 1955 года, были сформулированы следующие пять главнейших доказательств наличия растительности на Марсе: во-первых, сезонные изменения окраски марсианских морей; во-вторых, изменение их цвета с увеличением высоты Солнца над данной областью Марса; в-третьих, изменения очертаний некоторых марсианских морей; в-четвертых, сходство отражательной способности марсианских морей и земных растений; и, наконец, в-пятых, устойчивость морей Марса по отношению к пылевым бурям, на нем происходящим.
В связи с развитием астронавтики — науки о межпланетных путешествиях — в декабре 1956 года в Москве состоялось созванное Академией наук СССР совещание крупнейших советских астрономов и биологов по вопросу о возможности жизни на планетах. Подавляющее большинство участников совещания высказалось в пользу наличия на Марсе органической жизни, и совещание приняло решение о дальнейшем развитии исследований жизни за пределами Земли.
Таким образом, в настоящее время почти все советские и зарубежные [?] астрономы считают, что на Марсе есть растительная жизнь».
Итак, большинством голосов ученых академиков, участников Пленума Комиссии по физике планет АН СССР, было принято решение, «что на Марсе есть растительная жизнь». Далее Зигель предположил, что «не исключена возможность, что органический мир Марса в своем развитии давно уже дошел, по выражению Ф. Энгельса, "до породы мыслящих существ". Астроботаника неизбежно должна перерасти в астробиологию».
Тихов поставил перед советской наукой задачу за время Великого противостояния 1956 года обнаружить следы разумной жизни на Марсе. С этой целью он рекомендовал астрономам Советского Союза поискать на поверхности Марса пятна синевато-фиолетового оттенка, которые бы быстро меняли свою окраску. Тогда бы это означало, что на данной территории ведутся сельхоз работы. Все пятна меняют свою окраску в зависимости от времени года, но это медленные изменения. Быстрая же смена цвета должна означать только одно — жизнь на Марсе разумна!
«Конечно, — пишет Тихов, — это предполагает, что сельское хозяйство на Марсе ведется в крупных масштабах». После цитирования этого высказывания советского академика Зигель как будто бы взорвался: «Сельское хозяйство на Марсе! Уборочная кампания, проводимая марсианами! У скептически настроенных людей эти выражения способны вызвать улыбку. Но разве в смелой мысли Г.А. Тихова есть что-нибудь нелепое или антинаучное? Разве обитатели других миров не должны использовать богатства природы для поддержания своей жизни?»
Логично. И вот уже в «августе 1956 года Харьковский астроном проф. Н. П. Барабашов, а за ним и другие обнаружили на Марсе необычные яркие движущиеся пятна». Ах, какая жалость! Академику Николаю Павловичу Барабашову (1894 – 1971) не повезло. Это были всего-навсего плотные облака. Чуть позже при наблюдении таяния южной полярной шапки, пишет Зигель, Тихов «увидел вокруг нее коричневатую кайму, которая, по мере отступления шапки к полюсу, приобретала зеленоватый оттенок». Здесь нет свидетельства именно разумной деятельности марсиан. Но «нечто подобное наблюдается и на Земле, когда только что распускающиеся весной листочки деревьев сначала бывают не зелеными, а коричневато-оранжевыми. Тем самым подтвержден еще один факт, доказывающий наличие на Марсе органической жизни».
Итак, доказательств существования разумной жизни на Марсе по-прежнему как не было, так и нет. Но Зигель вместе с Тиховым и другими советскими учеными настойчиво продолжает верить в миф, созданный стараниями Скиапарелли, Лоуэлла и Фламмариона. «Что касается каналов Марса, — пишет Зигель, — то они наблюдались в 1956 году как советскими, так и зарубежными астрономами. После того, как все наблюдения будут собраны и обработаны, астрономы оповестят мир о результатах наблюдения каналов и других образований на Марсе. Нет никакого сомнения в том, что в недалеком будущем мы станем свидетелями новых, интереснейших открытий, которые позволят раскрыть многие тайны соседней к нам планеты. Загадка марсианских каналов еще не решена. Вопрос об обитаемости Марса окончательно выяснится только в будущем».
Мы видим, что коллективная галлюцинация у советских ученых не пропала. Удивительно, насколько живуча вера в красивую легенду. Кажется, не осталось уже никаких аргументов в пользу марсианской жизни. Но не тут-то было! Эту фанатичную веру не истребить и каленым железом. К счастью, Марс расположен близко к Земле и, в конце концов, миф о марсианских каналах во второй половине ХХ столетия сошел на нет, когда к красной планете были посланы советские и американские аппараты. К сожалению, вера в существование черных дырах и бесконечного множества вселенных опровергнуть будет намного сложнее. Ведь эти мифические объекты можно переносить в удаленные области космоса, куда ни один космический аппарат не долетит. Так что релятивисты-романтики будут жить, по-видимому, вечно.
Наша задача состоит в том, чтобы наилучшим образом представить романтическую точку зрения и познакомить читателя с психологией ученого-романтика. В этом смысле Гавриил Андрианович Тихов наиболее подходящая кандидатура. О его взглядах уже было кое-что сказано, сейчас нужно рассказать о его биографии. Однако сделать это будет непросто, так как академик прожил двойную жизнь. Советское общество воспринимало его как выдающегося ученого, но близкие ему люди знали его еще и как глубоко верующего человека.
О первой, вполне светской стороне жизни астроботаника можно прочесть в кратком энциклопедическом справочнике примерно следующее. Гавриил Андрианович Тихов (1 мая 1875 – 25 января 1960) — советский астроном, астрофизик, специалист в области астрометрии и спектрофотометрии, сотрудник Пулковской обсерватории в 1906 – 1941, член-корреспондент АН СССР (1927) и академик АН Казахской ССР (1946). Из Википедии и других доступных и более развернутых биографий мы узнаем некоторые подробности его жизни.
Г.А. Тихов родился Смолевичах, что расположен около Минска, в семье железнодорожного служащего. В 1897 году окончил Московский университет, женился на Людмиле Евграфовне Поповой и продолжил свое образование в Париже — в Сорбоннском университете. Там он познакомился с русским астрономом А.П. Ганским, с которым совершил восхождение на Монблан, и с директором Медонской обсерватории Ж. Жансеном, известным исследователем Солнца. По его совету Г.А. Тихов вместе с французскими астрофизиками совершил полет на воздушном шаре для наблюдений метеорного потока Леониды в ноябре 1899 года.
Вернувшись в 1900 году в Москву, Г.А. Тихов получил степень магистра, затем два года преподавал в Москве и Екатеринославе. По совету и приглашению одного из основателей астроспектроскопии А.А. Белопольского в 1906 – 1941 годах Г.А. Тихов работал в Пулковской обсерватории. Круг астрофизических исследований Г.А. Тихова в Пулкове был очень широким, начиная с наблюдений оптических явлений в земной атмосфере, наблюдений планет, и кончая фотометрическими исследованиями звезд и так называемых площадок Каптейна — определенных участков звездного неба, в пределах которых исследовались физические характеристики звезд, чтобы в конечном счете сделать вывод о структуре и свойствах всей нашей Галактики.
Ряд работ Г.А. Тихова, выполненных в начале ХХ века, посвящен явлениям в земной атмосфере — измерениям синевы и поляризации дневного неба, спектрографированию мерцания звезд. Им были созданы новые конструкции приборов для таких наблюдений, предложены оригинальные методы исследований. При этом также основательно разрабатывались принципы фотографической фотометрии. Важную роль в развитии планетных исследований сыграло предложенное Г.А. Тиховым применение цветных светофильтров для наблюдений планет с целью повышения видимого контраста изображений. В 1909 году, а затем и в 1911 году эта методика была использована для успешного получения фотоснимков Марса на 30-дюймовом рефракторе Пулковской обсерватории. В те годы особенно активно обсуждался вопрос о существовании на Марсе пространств, покрытых растительностью, и делались попытки обнаружить в их спектрах полосу поглощения хлорофилла, характерную для земных растений.
В последующие годы Г.А. Тихов также много внимания уделял наблюдениям планет, получая снимки через разные светофильтры и синтезируя затем их цветные изображения. Вопросы цвета астрономических объектов — звезд, планет, солнечной короны, пепельного света Луны — обсуждались Г.А. Тиховым во многих статьях. Интересной и оригинальной была предложенная им идея так называемого продольного спектрографа. Наблюдения затемненных переменных звезд привели Г.А. Тихова к открытию интересного эффекта запаздывания минимума блеска в ультрафиолете по сравнению с оранжевыми и красными лучами. Независимо это же явление было обнаружено Нордманом и получило наименование «эффекта Тихова—Нордмана».
В 1919 – 1931 годах Г.А. Тихов преподавал в Ленинградском университете. Среди его слушателей были многие ставшие впоследствии известными и знаменитыми учеными, такие как В.А. Амбарцумян, Н.А. Козырев, В.П. Цесевич, В.Б. Никонов. В 1919 году организовал и в течение 30 лет возглавлял Астрофизическое отделение в Государственном естественно-научном институте им. П. Ф. Лесгафта в Ленинграде. В 1927 году он был избран членом- корреспондентом Академии наук СССР. В 1930 году создал аэрофотометрическую лабораторию в Государственном научно-исследовательском институте аэросъёмки. В этом же году он был арестован по «делу Академии наук» и несколько месяцев провёл в тюрьме.
В 1941 году, несмотря на начавшуюся войну, состоялась намеченная экспедиция ряда астрономов Москвы и Ленинграда в Алма-Ату для наблюдения 21 сентября года полного солнечного затмения. Столица Казахстана стала местом эвакуации для многих ученых, в том числе, и Г.А. Тихова. Совместно с К. И. Сатпаевым, В. Г. Фесенковым и рядом других учёных он стал основателем Академии наук Казахстана. В 1947 году организовал и до конца жизни возглавлял сектор астроботаники при АН Казахской ССР. Для развития исследований по прогнозированию возможности существования жизни на других планетах солнечной системы при Академии наук Казахской ССР был организован Сектор астроботаники, возглавляемый Г.А. Тиховым. На обсерватории был установлен привезенный из Пулкова Бредихинский астрограф, а позднее — 20 см менисковый телескоп Максутова.
Алма-атинская обсерватория Тихова, в которой Гавриил Андрианович работал последние годы своей жизни.
Г.А. Тихов выдвинул гипотезу, что растения могут приспосабливаться к суровым климатическим условиям, меняя свои оптические свойства и увеличивая (или уменьшая) поглощение солнечной радиации. Он был убежденным противником геоцентризма в научных изысканиях, считая, что жизнь — гораздо более распространенное явление во Вселенной, чем это утверждали скептики, сторонники уникальности земных условий для развития живых организмов. Наряду с астроботаническими исследованиями на обсерватории Тихова его аспирантами и сотрудниками-астрономами проводились и астрофизические наблюдения по спектрофотометрии планет и Луны, нестационарных и магнитных звезд, комет и астероидов.
В период с 1954 по 1960 год вышли пять томов «Основных трудов» Г.А. Тихова, куда вошли ранее изданные им книги: «Улучшение фотографической и визуальной воздушной разведки» (1910), «Астрофотометрия» (1922), «Астроботаника» (1949), «Астробиология» (1953), а также множество статей (общее число публикаций — свыше 230 наименований).
В приведенной биографической справке, составленной по советским источникам, не достает нескольких важнейших имен и фактов, проливающих истинный свет на жизнь Гавриила Андриановича Тихова. В конце его жизни, в 1959 году, вышла юбилейный сборник под названием «Шестьдесят лет у телескопа», который его недруги зло называли «Шестьдесят лет в трубу». Однако причины, почему его научные усилия оказались напрасными, читателю его официального жизнеописания до конца не понятны. Дело всё в том, что нам не известна вторая, религиозная сторона его жизни.
Я, признаться, сам об этом узнал недавно, когда прочел статью В.А. Бронштэна «Советская власть и давление на астрономию» (она опубликована на нескольких сайтах в Интернете). В ней имеется следующий любопытный пассаж: «…Член-корр. АН СССР Г.А. Тихов (1875 – 1960), всемирно известный ученый, был тоже глубоко религиозным человеком (много позже в Алма-Ате он был даже церковным старостой). … Тихов, активный член РОЛМ, в 1931 г. тоже был арестован. К счастью, он пробыл под арестом только два месяца». Тут же возникают вопросы: что такое РОЛМ, где Тихов состоял активным членом, за что его арестовали и кто еще подвергся гонениям? Напрасный труд искать ответы на эти вопросы в советских источниках, которые широко распространены. Поэтому для понимания существа дела сделаем некоторые разъяснения.
РОЛМ — Русское общество любителей мироведения, которое было организовано 13 января 1909 году известным русским ученым, а в молодости народовольцем Николаем Александровичем Морозовым (1854 – 1946). Об этом человеке нужно говорить отдельно — масштаб этой личности несоизмерим с масштабом личности Тихова. Сейчас лишь напомним, что в период бессрочного (с 1881 года) заточения в Шлиссельбургской крепости за активную революционную деятельность он задумал написать объемистый труд под названием «Христос» (вышло 7 томов, но написано 12). Замысел возник под воздействием чтения естественно-научной и религиозной литературы, которую разрешалось читать узникам царской тюрьмы. Оказавшись на свободе, он продолжил исторические изыскания, сумев увлечь этой работой коллектив энтузиастов, в числе которых был и Тихов.
По складу ума Морозов романтик-исследователь, точнее, дотошный историк, неплохо разбирающийся в астрономии, физике, химии, математике, лингвистике и прочих точных и опытных науках. На основе прежде всего астрономических фактов этот ученый-энциклопедист попытался скорректировать даты некоторых библейских событий. Воспользовавшись двумястами историческими документами, он установил, что все античные записи греческих и латинских авторов о Христе были в действительности сделаны в период Средневековья, начиная с пятого века нашей эры. Оказалось также, что древнейшие события, о которых рассказывалось в клинописных табличках, найденных в Месопотамии, или в китайских летописях Ма-Туань-Линь и Ше-Ке, тоже происходили после Рождения Христа, если пользоваться традиционной шкалой времени.
Мало того, что Морозов расположил все исторические события по новой, более «сжатой» хронологической шкале, так что вся Античность оказалась внутри Средневековья, он еще обнаружил параллелизм исторических эпох. В частности, главнейшие события Восточной и Западной Римской империи, по его мнению, повторяют друг друга. Собственно, «растянутость» исторической шкалы и произошла из-за дублирования одних и тех же событий, которые привязывались сначала к ранним, а потом к поздним датам. Эти повторы возникали по причине ошибок, допущенных древними историками, которые не располагали единой для всех народов мира шкалой времени, которая была бы жестко привязана к астрономическим (например, затмения Солнца и Луны) и катаклизмам на Земле (например, землетрясения и наводнения).
В самом деле, Древность оставила нам немало загадок хронологического порядка. Об одной из них я рассказываю в статье Первые греческие философы: Проблемы хронологии. До Морозова аналогичными хронологическими вопросами занимался И. Ньютон и Э. Джонсон. После него, начиная с 1980 года, за эту проблематику взялся академик А.Т. Фоменко, преподаватель физики и математики из Московского университета. Если Морозов пересмотрел ранние события, произошедшие не позднее шестого века нашей эры, то Фоменко затронул и более поздние события. Например, он обнаружил параллелизм между иудейскими царями (начиная с 928 г. до н.э.), римско-германскими императорами (начиная с 911 г. н.э.) и армянскими католикосами (начиная с 970 г. н.э.).
Что объединяет Фоменко, Морозова и Тихова?
В первую очередь, романтическая вера в заранее выбранную идею, обоснование которой ищется после произведенного выбора, а также не умение исследователя отказаться от своей гипотезы, когда находятся факты, противоречащие ей. Таким образом, романтик превращается в заложника своей ложной гипотезы, более того, становится одержимым эфемерной идеей, которая выбрана не только вне конкретных фактов реальности, но и часто вопреки здравой логике. Романтик — крайне иррационален и подвержен тяжелым религиозно-мистическим переживаниям. Большая часть его интеллектуальных усилий приходится на притирку его субъективных фантазий к фактам естествознания или реальным историческим событиям. Обо всём этом подробно говорилось в первом разделе этой работы (см. Сравнение эпистемологических позиций романтиков-формалистов и скептиков-конструктивистов).
Что представляло собой детище Морозова, которого всемерно поддерживал нарком просвещения А.В. Луначарский?
РОЛМ объединяло всех любителей астрономии страны; его филиалы возникли в больших и малых городах России. Общество приняло в свои члены и предоставило возможность работать калужскому учителю Константину Эдуардовичу Циолковскому. Существовала молодежная организация РОЛМ, куда входили мироведы от 12 до 19 лет. В ней работали такие в будущем известные астрономы, как студенты Козырев Н.А. и Амбарцумян В.А. Общество мироведов организовало экспедицию Л.А. Кулика к месту падения Тунгусского метеорита, а также участвовало во многих других благих начинаниях. Петербургский университет передал Обществу 175-миллиметровый рефрактор Мерца, который был установлен в Лаборатории имени П.Ф. Лесгафта. Позднее эта лаборатория была преобразована в Государственный естественно-научный институт им. П. Ф. Лесгафта, директором которого стал Н.А. Морозов.
4 Апреля 1912 года Николай Александрович поднялся на аэростате для проведения фотосъемок поверхности земли с большой высоты через толстый слой воздуха. Дело в том, что именно Н.А. Морозов впервые в нашей стране заинтересовался проблемами оптики атмосферы. Этот интерес у него пробудился в связи с его исследованиями Марса. О возможности жизни на красной планете он размышлял немало. Еще в 1911 году во втором томе фундаментального сборника «Итоги науки в теории и практике» (М.: Товарищество «Мир», с. 776) в главе «Вселенная» Морозов писал: «… Приходится предполагать, ... что и сам желтый цвет континента Марса происходит от растительности. Это очень вероятно потому, что хлорофилл и у наших растений содержит в себе существенную желтую составную часть — ксантофилл, который и придает охваченным осенними морозами листьям их характерные красные и желтые цвета».
В рамках исследования жизни на Марсе была разработана обширная программа сравнения спектров земных растений со спектрами поверхности красной планеты. Для ее осуществления в Институте им. П.Ф. Лесгафта как раз было организовано отделение астрофизических проблем, которое возглавил Гавриил Андрианович Тихов. Обо всём этом мы узнаем из статьи С.И. Валянского «История и астрономия», в которой он пишет: «Сегодня мы его [Тихова] знаем как родоначальника науки астроботаники. При этом то, что родоначальником этого направления был Н.А. Морозов, даже не упоминается». Действительно, в советской истории науки имя Н.А. Морозова было практически полностью вычеркнуто. Всё выглядело так, будто Гавриил Андрианович сам, по собственной инициативе занялся «марсианской ботаникой».
Валянский продолжает: «В своих исследованиях Г.А. Тихов опирался на работы другого сотрудника Института им. П.Ф. Лесгафта, В.Н. Любименко, заведующего ботаническим отделом Института. Последний занимался вопрос о том, какими свойствами должны обладать животные и растительные организмы, приспосабливающиеся к жизни в различных условиях. Изучалась зависимость между количеством хлорофилла в растениях и условиями географической среды, в которой они произрастают. Исследования морских водорослей привели Любименко к заключению, что водоросли, с их малым содержанием хлорофилла, можно было бы рассматривать как особый биологический тип растений, более совершенно использующих световую энергию, чем высшие растения. Несомненно, именно этот вывод Любименко привел впоследствии Г.А. Тихова к заключению, что растительность на Марсе, если она есть, по своим оптическим свойствам должна быть близка к земным низшим растениям типа мхов, лишайников и водорослей».
В 1930 году компетентными органами ГПУ были произведены аресты в РОЛМ, так как выяснилось, что вместо того, чтобы вести антирелигиозную пропаганду, Общество мироведов приютило под своей крышей православных верующих, в том числе, в званиях профессора и академика. Некоторые активные члены РОЛМ получили срока, в частности, Даниил Осипович Святский (1881 – 1940), главный редактор журнала «Мироведение», и Нина Михайловна Штауде (1888 – 1980), секретарь РОЛМ. Сам Н.А. Морозов, председатель РОЛМ и директор Института им. П.Ф. Лесгафта, а также Г.А. Тихов, заведующий астрофизическим отделением Института, отделались, можно сказать, легким испугом.
Наиболее известной и активной работницей РОЛМ была Штауде — талантливый астроном и, одновременно, глубоко религиозная женщина, ставшая впоследствии монахиней. В 1914 году она окончила Высшие женские курсы в Петрограде и в рамках программы Морозова занялась исследованием оптики атмосферы, метеорами и астероидами. В начале 1931 года ее арестовали и сослали в Рыбинск. Вскоре ее выпустили, но потом началась целая череда арестов и допросов. Энергичную, но набожную женщину сажали тюрьму, выпускали, отправляли в лагеря и ссылки. Эти мучения продолжались до 1944 года, пока ее окончательно не выпустили из мест заключения. Н.М. Штауде написала письмо Г.А. Тихову и В.Г. Фесенкову, под руководством которых вела свою исследовательскую работу. Те пригласили ее, способного астронома, в Алма-Ату. Уже в марте 1945 года она защитила кандидатскую диссертацию по ранее сделанной работе на тему «Фотометрические наблюдения сумерек, как метод изучения верхней стратосферы».
На официальном сайте «Санкт-Петербургская митрополия» можно найти статью, озаглавленную «Нина Михайловна Штауде — монахиня и ученый», в которой рассказывается, что «в Алма-Ате она трудится в отделе астроботаники у академика Г.А. Тихова (1875 – 1960). Этот выдающийся ученый сыграл большую роль в ее жизни. Даже сам интерес к астрономии возник у нее в юности под его влиянием. Лекцию Тихова Нина Михайловна впервые услышала во время учебы в Петербурге на физико-математическом отделении Высших женских курсов, знаменитых Бестужевских в 1911 г. Энергичный, интересный коллежский советник, главный астроном Пулковской обсерватории, только что вернувшийся из Франции, Тихов был уже к тому времени знаменит в научных кругах тем, что открыл полярные шапки на планете Марс [неточность, они были открыты еще в 1704 году]. Лекция на Бестужевских курсах называлась "Предполагаемая жизнь на Марсе". Тему эту он не оставлял в течение всей жизни, и годы в Алма-Ате были кульминацией в ее разработке.
Именно благодаря Тихову и его увлеченности на высших женских курсах у многих возник интерес к астрономии и был создан астрономический кружок, который Нина Штауде вскоре возглавила. В 1914 г. она сдала в числе немногих первых женщин государственные экзамены по физико-математическому отделению в Петербургском университете. Математические способности были наследственным даром от деда по матери Григория Ивановича Морозова».
Штауде страстно любила академика Владимира Петровича Ветчинкина; «неразделенное чувство к этому человеку явилось причиной того, что семья у Нины Михайловны так и не состоялась». С ним ей удалось только написать несколько научных статей. «Давняя искренняя и глубокая религиозность академика Ветчинкина стала подспорьем для ее духовной жизни». Она писала, «что Владимир Петрович, непосредственно стоявший у истоков освоения космоса и запуска спутников, прежде чем сесть в космический корабль, обязательно отслужил бы в церкви молебен». Кроме того, Штауде «подружилась с семьей известного ученого-механика В.В. Добровольского, лауреата премии им. Чебышева за исследования в области теории и классификации механизмов. Своей истовой религиозностью и церковностью супруги Добровольские пробудили религиозную активность Нины Михайловны».
Она, в свою очередь, «пробуждала религиозную активность» в академике Тихове. Именно Штауде «привела семейство Тиховых в открывшийся Никольский собор Алма-Аты на пасхальную заутреню… В 1948 г. приемная дочь Тиховых, Аня, финка по происхождению и лютеранка, захотела принять Православие. Нина Михайловна по этому поводу обратилась в Алма-атинское епархиальное управление». Просьба была с удовольствием удовлетворена и дочь Анна, как и ее неродной отец, академик Гавриил Андрианович Тихов, стала православной.
После несостоявшейся защиты докторской диссертации, намеченной на февраль 1950 года (против был В.Г. Фесенков и другие «богоборцы»), Штауде подалась в монастырь. «В 1956 – 1957 гг. одряхлевший Тихов хотел передать ей заведование сектором астроботаники и настойчиво звал вернуться в науку, называл ее церковно-монашеский образ жизни эгоизмом. Но в научную среду монахиня Нина уже не могла вернуться». Своему духовному наставнику, отцу Исаакию по поводу просьбы Тихова она писала: «40-летний труд в той области и желание выручить и утешить своего друга [Тихова], желающего, очевидно, видеть свое научное наследство в надежных руках, будут немного тянуть меня в ту сторону. Но я отлично знаю, что это — искушение, что последние годы своей жизни я должна отдать Богу и Церкви, как и обещала это весною 1952 , когда был у вас разговор с Владыкой нашим на эту тему,… да и мира душевного там не найдешь. В Церкви же хватает мне дела».
Что искал Тихов на Марсе и других планетах — растительную жизнь? Нет! Или, во всяком случае, не только жизнь. Он искал Бога, его эманации во Вселенной. Вера Тихова в Жизнь была равносильна вере в нечто такое, что может существовать в самых неподходящих условиях. В главном труде своей жизни, «Астробиология» (М.: Молодая гвардия, 1953), он писал: «Климат Марса намного суровее земного. В полярных областях Марса зимой морозы доходят до 70 и 80 градусов. На экваторе в полдень температура иногда поднимается до +10° и +15°, но уже к закату солнца падает до 0° и продолжает снижаться в течение ночи, доходя к рассвету до –45° … Однако климат Марса не страшен для растений. На Земле, в Якутской области, в районе Верхоянска и Оймякона, климат не менее суров, а между тем там живут около 200 видов растений» [гл. 6].
Справка: средняя температура на поверхности Марса –63°, минимальная –140°, максимальная +20°; средняя температура на Земле +15°. Газовый состав атмосферы Марса такой: 95% углекислого газа, около 3% азота и более 1,5% аргона. Атмосфера Земли, совершенно другая: 77% азота, 21% кислорода, на все прочие составляющие — 2%.
«В своих трудах, — продолжает Тихов, — Вернадский рассказывает, что французский физик Поль Беккерель опускал мхи, лишайники и водоросли на несколько недель в жидкий воздух с температурой –190°Ц. При отогревании в горячей воде они оживали. … Ученый еще делал опыты и при самых низких доступных температурах (гелий –271°). Обезвоженные споры бактерий, водорослей, грибов, мхов, папоротников, очищенные от кожицы семена, подвергнутые действию этой температуры в пустоте, давали после размораживания нормальное потомство. Многие виды бактерий и грибов живут без свободного кислорода. Их называют анаэробными. … Холод, засоленность, ядовитые вещества — все это не помеха для жизни микробов, по крайней мере некоторых из них. Приспособительная способность этих одноклеточных существ неисчерпаема» [гл. 8].
Астроботаник Г.А. Тихов вместе со своими помощниками тщательно присматривается к листьям земных растений, чтобы потом разобраться с марсианской растительностью.
Мы видим, что сам Тихов никаких экспериментов с охлажденными до гелиевой температуры (–271°) спорами бактерий не проводил и всецело полагался на Веру. Девятая глава начинается с плохо обоснованного утверждения: «Зная физические и химические свойства планет солнечной системы и познакомившись с приспособляемостью микроорганизмов к условиям среды, мы можем с уверенностью говорить о существовании на Марсе и Венере микроорганизмов». Физические и химические свойства на Марсе и Венере в то время были известны плохо. Еще меньше астрономы знали о климате Юпитера, Сатурна, Урана и Нептуна. Между тем, астроботаник заключает эту главу словами: «Итак, есть основание предполагать, что микроорганизмы существуют и на планетах-гигантах» [гл. 9].
Какими эмпирическими данными располагал астроботаник? Об этом мы узнаем из предыдущих глав. Тихов пишет: «Исследуя вопрос о возможности растительного мира на Марсе, мы, можно сказать, спустились с Марса на Землю для изучения оптических свойств земной растительности, чтобы потом снова перенестись на Марс и сказать, к какому виду зеленых растений подходит более всего растительный покров того или иного участка "морей" Марса. …
Экспедиция Ленинградского университета, возглавлявшаяся профессором В. В. Шароновым, установила на Ташкентской астрономической обсерватории в 1939 году, что в инфракрасных лучах "моря" Марса выходят, наоборот, особенно темными.
Все эти факты, а также то, что на Марсе очень суровый климат, мало воды, кислорода и в атмосфере нет озона, поглощающего гибельные для жизни коротковолновые лучи, дали повод для высказываний против существования растительности на Марсе.
Эти мысли находили себе опору и в том, что марсианские растительные покровы, в отличие от земных, имеют не зеленый, а голубой, синий и даже фиолетовый цвет. …
Обратив внимание на голубую канадскую ель, растущую во дворе одного из алма-атинских домов, мы сняли ее спектр и увидели — полоса хлорофилла отсутствует. А между тем обыкновенная сосна в алма-атинском университетском ботаническом саду дала очень отчетливую и довольно узкую полосу. …
Снимая спектр тянь-шанской ели в ущелье Медео, близ Алма-Аты, мы нашли другое не менее интересное явление. При температуре воздуха +2° полоса хлорофилла видна очень отчетливо, а на снимке, сделанном через две недели при температуре –6°, полоса хлорофилла не видна. …
Теперь стало ясно, почему растительность на Марсе имеет голубой, синий и даже фиолетовый цвет» [гл. 2].
Особый интерес Г.А. Тихов проявлял к голубой канадской ели и зеленой алма-атинской: у первой отсутствовала спектральная линия, соответствующая хлорофиллу, у второй она была отчетливо видна.
Но на красной планете не хватает тепла. Не беда, говорит Тихов, растения могут обогревать сами себя. «Примеры подобного самообогревания растений наблюдались во время зимовки на Тянь-Шанской высокогорной обсерватории в 1931 — 1932 годах, когда обнаружили поле подледной растительности — своеобразные природные теплицы. Подо льдом почти метровой толщины были свободные пространства площадью до 400 квадратных метров, где росли и цвели растения альпийской зоны. Ледники куполообразной формы обеспечивали своего рода оранжерейный эффект. Собирая солнечную энергию, они защищали растения от морозов. Очевидно, что растения сами устроили себе теплицу собственным излучением» [гл. 5].
Эти доводы касаются холодного Марса. А что можно сказать в отношении жаркой Венеры? Тихов пишет: «Наблюдения, подтвердившие мнение о том, что растения в жарком климате должны иметь желтый или оранжевый цвет, позволяют нам сказать кое-что и о растительности на планете Венере. Прежде всего, при температуре, достигающей на Венере +80°, растения жить могут. К этому они могли приспособиться в течение миллионов лет своего существования. Мы также можем сказать, что растения на Венере должны быть в основном либо желтыми, либо оранжевыми» [гл. 4].
|