По поводу статьи акад. А. Ф. Иоффе
«О положении на философском фронте советской физики»В. Ф. Миткевич
Напечатано (в порядке обсуждения) в журнале
«Под знаменем марксизма», 1937, № 11—12, стр. 144—1561. Мотивом настоящего моего выступления является то обстоятельство, что А. Ф. Иоффе в своей статье, формально представляющей собой ответ А. А. Максимову, по существу, пытается возразить не только ему, но и мне и всем, кто в большей или меньшей степени разделяет мои установки в отношении основных физических воззрений. Статья А. Ф. Иоффе выводит за пределы его личных высказываний по поводу начавшейся на страницах «П. З. М.» дискуссии. Он неоднократно напоминает, что говорит не только о себе, но и о С. И. Вавилове, В. А. Фоке, Я. И. Френкеле и И. Е. Тамме. Поэтому в дальнейшем я буду иметь в виду всю защищаемую им группу физиков.
2. Акад. Н. Я. Марр совершенно правильно проводил ту мысль, что между нашим языком и нашим мышлением существует глубокая связь. Он не отделял языка от мышления и именно поэтому создал новое учение о языке. По его инициативе при Академии Наук СССР был организован Институт языка и мышления. Исследования Н. Я. Марра в области языкознания в высокой степени поучительны в отношении соответствия между языком и мышлением как у первобытного человека, так и у человека, стоящего на более высокой ступени развития. Лексикон слов, которыми пользуется в своей жизни и деятельности та или иная группа людей, дает много материала для суждения о характере мышления этих людей и о степени их общей культурности. Это положение оказывается справедливым всегда и везде. Всякая группа людей, обособленная в социальном или ином, отношении, имеет свой собственный лексикон слов, необходимых ей для выражения своих мыслей. Мы знаем примеры даже специфических жаргонов, которыми пользуются некоторые группы людей, объединенных общностью интересов. Таким образом, известную поговорку о друзьях можно перефразировать так: «Скажи мне, каков лексикон слов, которыми ты пользуешься, и я скажу, кто ты».
В связи с изложенным приобретает известный интерес тот своеобразный и несколько необычный лексикон, которым обогатили язык научно-философской дискуссии А. Ф. Иоффе и его единомышленники. Например, в рассматриваемом выступлении А. Ф. Иоффе против его идейных противников встречаются, между прочим, следующие слова и выражения:
Наивные.
Вроде киселя.
Копаться в «мистических» проблемах.
Устранился от живой науки.
Эфирный кисель.
Наивность.
Колесница Ильи-пророка.
Наивный оппонент.
Кисельный эфир.
Рекламируемый.
Замаскировать математическим туманом.
Нелепые предпосылки.
Открещивается от математики.
Стремясь скрыть от советской молодежи...
Стремясь... сохранить свой авторитет...
Отгородились от новых идей. Недостойная клевета.
Реакционная кучка.
Поражающая безграмотность.
Сознательные извращения.
Вопиющая путаница.
Чудовищный по своей нелепости.
Наивное незнание.
Физическое невежество.
Развязная безграмотность.
Недоучившийся физике «философ».
Сам... не разобрался.
Явная недобросовестность.
Клевета.
В обывательски извращенном виде.
Попахивающий славянофильским душком.
Легкомысленные обвинения.
Кружковые интересы.
Вздорная клевета.
Путая физику с философией...
Легкомысленная статья.
Научная отсталость.Подобными словами и оборотами речи изобилует выступление акад. А. Ф. Иоффе. Такой же язык, в одних случаях более утонченный, в других случаях еще более яркий, фигурирует и в полемических выступлениях С. И. Вавилова, В. А. Фока, И. Е. Тамма и Я. И. Френкеля. Этот богатый и весьма образный лексикон имеет особенное значение в двух отношениях.
Во-первых, большое количество специфических и не применявшихся до сих пор слов и оборотов речи, введенных определенной группой советских физиков в язык научно-философской дискуссии, переходит в качественную характеристику физического мышления, оказывающегося неспособным к четкому и недвусмысленному формулированию суждений по существу научно-философских вопросов, стоящих перед нами.
Во-вторых, прибегая к использованию данного лексикона, обычно исключаемого из всякой серьезной научной дискуссии, указанная группа физиков доказывает этим только отсутствие какой-либо возможности опровергнуть доводы ее идейных противников и откровенно выдает самой себе, так сказать, testimonium paupertatis.
3. Коснувшись лексикона, к использованию которого был вынужден прибегнуть А. Ф. Иоффе, не сумевший найти какой-либо иной выход из создавшегося положений, я перейду к рассмотрению также весьма своеобразных полемических приемов, применяемых как самим A. Ф. Иоффе, так и его единомышленниками С. И. Вавиловым, B. А. Фоком, Я. И. Френкелем и И. Е. Таммом. Систематически уклоняясь от обсуждения принципиальных натурфилософских установок, господствующих в современном физическом мышлении, они стремятся представить дело так, как будто бы их идейные противники игнорируют все фактические достижения физической науки за последние годы и «тянут науку назад». В действительности ничего подобного нет. Полностью признавая огромное значение всех открытий, сделанных физической наукой и представляющих собой весьма существенный шаг вперед на пути познания явлений природы, высоко ценя фактические достижения советских физиков (А. Ф. Иоффе, C. И. Вавилова и других), я и, конечно, все идейные противники группы, возглавляемой А. Ф. Иоффе и С. И. Вавиловым, возражаем только против ошибочных методов истолкования физических процессов, против тех методов, которые ведут к физическому идеализму, затрудняют развитие представлений, могущих соответствовать действительной природе явлений, и поэтому тормозят дальнейший прогресс физической науки.
Вопреки многократно повторяющимся утверждениям моих критиков я никогда и нигде в своих выступлениях не говорил, будто бы следует отвергнуть фактические достижения современной физики. Наоборот, я полностью признавал и признаю эти достижения. В виде примера я приведу несколько отрывков из своего сборника «Основные физические воззрения»: «Перейдем теперь к рассмотрению одного из самых важных представлений, с которыми оперирует современная физика. Речь идет об идее квантования во всех физических процессах вообще и в области электромагнитных процессов в частности. При этом термин «квантование» я понимаю в самом широком смысле. Трудно подыскать достаточно яркие слова для того, чтобы с необходимой отчетливостью выявить громадное значение этого основного воззрения, которое должно признать поистине величайшим достижением современной физики, дающим нам ключ к углубленному пониманию явлений природы» (1933 г.)… [далее Миткевич приводит цитаты из своих статей]
Первые три отрывка и последний взяты из моих докладов, читанных в заседаниях Академии Наук СССР в присутствии А. Ф. Иоффе. Как после этого следует понимать его утверждение: «...и вот группа Тимирязева — Кастерина — Миткевича берется за задачу вернуть физику по всему фронту ее развития назад в XIX век»? Лично я борюсь как раз за движение вперед, за наиболее успешное дальнейшее развитие «современной физики, так много сделавшей и так много обещающей сделать». Не сомневаюсь в том, что и другие противники принципиальных установок группы физиков, возглавляемой А. Ф. Иоффе и С. И. Вавиловым, стремятся именно к этому же.
4. А. Ф. Иоффе неоднократно подчеркивает, будто бы я являюсь противником применения математики при анализе физических явлений. В статье А. Ф. Иоффе встречаются, например, такие места: «Отрицая пользу математического метода в анализе физических явлений, акад. Миткевич считает столь же бесполезным изучать новые экспериментальные факты и их обобщения». «Мне борьба акад. Миткевича за наглядность, против математических теорий, представляется в таком виде...». «Долой математику!..» (якобы лозунг Миткевича). «Акад. Миткевич открещивается от математики». Насколько это соответствует действительности, лучше всего можно видеть из нижеследующих, известных А. Ф. Иоффе отрывков из моего сборника «Основные физические воззрения»… [далее Миткевич приводит цитаты из своих статей I, II, III].
Таким образом, с моей стороны нет никакой недооценки большого значения математических методов в изучении физических явлений. Мне можно было бы возражать только по поводу того, что я протестую против объективирования некоторых математических абстракций без достаточных к тому оснований или что я считаю необходимым физическое осмысление результатов математического анализа явлений природы. На каком же основании А. Ф. Иоффе приписывает мне лозунг «Долой математику!», который никак не вытекает из моих высказываний относительно роли математики в физической науке? 5. К подобной же категории полемических приемов А. Ф. Иоффе принадлежит и ряд других его выступлений против меня, в которых он приписывает мне то, чего я никогда не говорил, или утверждает то, что не соответствует действительности. Приведу несколько примеров.
Говоря о статье А. А. Максимова (помещенной в «П. З. М.» № 7 за 1937 т.), А. Ф. Иоффе утверждает следующее: «Вторая часть исходит из заявления акад. Миткевича, что признание или непризнание реальности магнитных силовых трубок определяет философскую и политическую физиономию ученого (цвет его меридиана, по выражению акад. Миткевича)». О такого рода «заявлении акад. Миткевича» я не слыхал. Авторство этого «заявления» принадлежит самому А. Ф. Иоффе, который объединил в одной фразе мои слова, сказанные в разное время и по разным поводам.
Затем, А. Ф. Иоффе, говоря об электронах, утверждает: «Акад. Миткевич и их не признает». Должен заверить автора этих слов, что акад. Миткевич и об этом не слыхал. По-видимому, А. Ф. Иоффе склонен усматривать непризнание электронов в моей попытке представить себе строение электрона.
Далее, касаясь вопроса о действии на расстоянии, А. Ф. Иоффе указывает: «Сначала о борьбе самого акад. Миткевича против теории дальнодействия, которая, по его мнению, охватила современную физику. Это — заблуждение. Современная электродинамика вовсе не исходит из мгновенной передачи действия на расстояние: она пользуется методом запаздывающего потенциала, выражающего распространение процесса от участка к участку с конечной скоростью».
Во-первых, А. Ф. Иоффе хорошо известно, что я всегда выступал не против допущения именно мгновенной передачи действия на расстоянии, а против, допущения действия на расстоянии вообще, безразлично, мгновенного или запаздывающего. (Я имею в виду признание какого бы то ни было действия на расстоянии в качестве первичного физического явления.) Считая представление о действии на расстоянии чисто математической абстракцией, которая вполне законно может быть используема только в математическом анализе явлений природы, я протестовал против введения этого представления в наше физическое мышление.
Во-вторых, по поводу моего якобы «заблуждения», что «теория дальнодействия... охватила современную физику», я считаю полезным напомнить А. Ф. Иоффе, между прочим, следующее. Во время первой беседы о природе электрического тока [См. стенограммы трех бесед в журнале «Электричество» №№ 3, 8 и 10 за 1930 год], имевшей место в Ленинградском политехническом институте под председательством того же А. Ф. Иоффе в 1929 г., Я. И. Френкель открыто защищал представление о действии на расстоянии и совершенно определенно упрекал Фарадея за то, что он «не мог себе представить действия на расстоянии». Присутствовавший при этом А. Ф. Иоффе в своем выступлении не протестовал против идеалистической установки Я. И. Френкеля, а, наоборот, в основном его поддерживал. Во время второй и третьей бесед Я. И. Френкель еще более настойчиво защищал точку зрения действия на расстоянии. Я. Г. Дорфман, ученик А, Ф. Иоффе, во время второй беседы весьма четко защищал точку зрения действия на расстоянии в качестве физического представления.
В своих выступлениях по другому поводу и И. Е. Тамм [См. журнал «Успехи физических наук». Вып. 1-й, стр. 26, 1932.] и В. А. Фок [В журнале «Социалистическая реконструкция и наука» № 3 за 1934 год, стр. 132] также высказывались в том смысле, что теория запаздывающего потенциала вполне объясняет физические взаимодействия. После того как в возражении В. А. Фоку [статья XVII], я предложил ему мой вопрос, касающийся взаимодействия двух систем, он в своем докладе на мартовской сессии Академии Наук СССР (1936 г.), с одной стороны утверждает: «...наша теория взаимодействия между частицами является последовательным проведением идеи близкодействия...», но, с другой стороны, указывает: «Ведь согласно квантовой механике световые и гравитационные кванты не могут быть даже строго локализованы в пространстве и времени, так что говорить о передаче взаимодействия от точки к точке через посредство промежуточной среды (эфира) не приходится». Последние слова, являющиеся результатом необоснованного объектирования математических абстракций, совершенно опровергают справедливость первого утверждения В. А. Фока, установки которого по существу не отличаются от установок Я. И. Френкеля [статья VII].
Итак, сделанный мне упрек в «заблуждении» я имею все основания объяснить заблуждением и забывчивостью самого же А. Ф. Иоффе.
В заключение краткого обзора примеров, освещающих полемические приемы А. Ф. Иоффе, я остановлюсь еще на его упреке в стремлении «скрыть от советской молодежи передовые идеи ведущих ученых и сохранить, таким образом, свой авторитет». Что касается авторитета, то, во всяком случае, он не поддерживается, использованием полемических приемов, которые я выше охарактеризовал и для которых предоставляю самому А. Ф. Иоффе подыскать из его лексикона наиболее подходящую квалификацию. По поводу же стремления что-то якобы скрыть от советской молодежи считаю долгом сказать следующее. Совершенно напрасно А. Ф. Иоффе такого плохого мнения о нашей советской молодежи, будто бы она настолько несознательна, что от нее можно скрыть что-либо. Советская молодежь во многом сама очень хорошо разбирается.
6. Статья А. Ф. Иоффе изобилует заявлениями и утверждениями, качественно вполне подобными разобранным выше. Коснусь еще некоторых его особых высказываний.
Я полагаю, что А. Ф. Иоффе без достаточных оснований причисляет Л. И. Мандельштама и Д. С. Рождественского к группе «Френкель, Тамм, Фок, Иоффе, Вавилов». Акад. Л. И. Мандельштам и акад. Д. С. Рождественский в высокой степени плодотворно работают каждый в своей области и дали много ценных результатов, как в области физической науки, так и в области ее практических приложений. С ними у меня нет расхождений такого порядка, как с А. Ф. Иоффе и с С. И. Вавиловым.
По поводу рассуждений А. Ф. Иоффе, клонящихся к доказательству того, что он материалист, я должен еще раз напомнить ему о его выступлении во время первой беседы о природе электрического тока (1929 г.). В этом выступлении он весьма пространно разъяснял, что в вопросе о природе тока можно рассуждать в зависимости от точки зрения, и для иллюстрации своей мысли он привел пример охотника и медведя. А. Ф. Иоффе сказал следующее (цитирую по стенограмме, помещенной в журнале «Электричество» № 3 за 1930 год): «Позвольте сказать, как этот вопрос мне представляется, если так его поставить: что является сутью электрического тока? Я стою на точке зрения, прямо противоположной точке зрения В. Ф. Миткевича, и вот почему. Возьмем такой пример. Может быть, он покажется вульгарным, не относящимся к делу, но мне кажется, что он более или менее характерен. Я поймал медведя, и медведь меня не пускает; мой спутник скажет, что медведь поймал меня, а не я поймал медведя. У нас две различные точки зрения на одно и то же явление. Можно ответить на вопрос, кто правильнее описал это явление. Надо для этого посмотреть, что дальше будет. Если хорошо описаны все дальнейшие явления при помощи моей гипотезы, что я поймал медведя, — это очень хорошо. Если, наоборот, окажется, что я с медведем направился к нему в берлогу, — этим еще лучше объяснится, что медведь меня поймал. С этой точки зрения, т.е., что меня поймал медведь, можно объяснить, почему я не послушался моего спутника и не привел к нему медведя, а, наоборот, сам пошел к нему в берлогу; дело в том, что медведь меня держит, а не я его. Если мое тело несколько раздалось и вошли в него когти медведя,— это тоже будет хорошее описание, но опять-таки в данном случае не совсем все ясно. Здесь есть одна точка зрения для всех описанных явлений, мне более удобная, чем другая, хотя логически нельзя сказать, что когти вошли в мое тело, или мое тело (раздалось и когти вошли в него. Мы будем описывать всю эту совокупность явлений с одной точки зрения, а не с другой. Кто здесь медведь, а кто здесь человек? Мне кажется, что его зависит от того, как вы будете рассматривать».
Иными словами, говоря о природе физического явления, А. Ф. Иоффе не считает для себя обязательным проанализировать обстоятельства дела и выяснить, какие представления необходимо рассматривать как наиболее вероятные в отношении их соответствия действительной природе явления. Он говорит лишь о точке зрения для него «более удобной». Я протестовал против подобного отношения к вопросу о природе физических явлений. Именно по поводу этой аргументации А. Ф. Иоффе я сказал: «...исследователь, изучающий физические явления, на какой бы принципиальной позиции он ни стоял, располагает, как физик, единственной возможностью: последовательно и без всяких отступлений проводить то положение, что предмет его изысканий объективно существует вне нашего сознания и независимо от нашего сознания и что в действительности происходит не то или иное в зависимости от нашей точки зрения, а нечто совершенно определенное и, во всяком случае, совершенно не подчиненное нашим точкам зрения» (1933 г.).
Я полагаю, что вышеупомянутое суждение А. Ф. Иоффе, от которого он, насколько мне известно, еще не отказался, свидетельствует о том, что он стоит на позициях чисто кантианского идеализма, определяемого, по Ленину, так: «...человек дает законы природе, а не природа человеку». Справедливость утверждения А. Ф. Иоффе о том, что он является материалистом, можно было бы признать лишь в том случае, если бы он четко и определенно отказался от ряда положений, которые он до сих пор защищает.
7. Ссылаясь на указание товарища Сталина по поводу того, что настоящая «наука... не признает фетишей», А. Ф. Иоффе не обратил внимания на продолжение этой цитаты. В действительности товарищ Сталин сказал следующее: «Наука потому и называется наукой, что она же признает фетишей, не боится поднять руку на отживающее, старое и чутко прислушивается к голосу опыта, практики» [И. В. Сталин. Речь на первом Всесоюзном совещании стахановцев. Партиздат, 1935, стр. 22].
Если бы А. Ф. Иоффе понял весь глубокий смысл слов товарища Сталина, то он не защищал бы идеалистических позиций В. А. Фока, Я. И. Френкеля и И. Е. Тамма, которые объективируют математические абстракции и создают из них фетиши. Он не умалчивал бы о ряде моих работ по изучению физических свойств магнитного потока, являющегося основным фактором во всех процессах, с которыми мы постоянно имеем дело в современной электротехнической практике: в электромагнитных генераторах тока (динамомашинах постоянного и переменного тока) и в трансформаторах. Именно, чутко прислушиваясь «к голосу опыта, практики», мы должны признать объективную реальность магнитного потока и поэтому всесторонне изучать его. Именно в связи с этим и необходимо «поднять руку на отживающие, старое» утверждение о фиктивности магнитного потока, выявленного еще трудами Фарадея. Я и поднял руку. В этом моя вина, по мнению А. Ф. Иоффе и других моих идейных противников.
8. А. Ф. Иоффе упрекает меня и моих товарищей в «бесплодности». Я, действительно, не могу гордиться такими «плодами» своей научной деятельности, какие есть у А. Ф. Иоффе и о которых он теперь предпочитает умалчивать, но я горжусь тем, что у меня нет таких «плодов», о которых я стремился бы не напоминать. Если бы А. Ф. Иоффе стоял на материалистических позициях, он, несомненно, понял бы сущность нового учения о преобразованиях магнитного потока — учения, созданного мной за последние 10 лет и имеющего, по моему мнению, большое значение как в чисто теоретическом отношении, так и в отношении правильного освещения главнейших процессов, происходящих в динамомашинах постоянного и переменного тока и в трансформаторах. Во всяком случае, о значимости трудов тех или иных ученых не могут судить беспристрастно ни они сами, ни их идейные противники. Это имеют право делать и должны сделать третьи лица. Согласно утверждениям А. Ф. Иоффе, все, не разделяющие установок возглавляемой им и С. И. Вавиловым группы физиков, «бесплодны», «безграмотны», «отгородились от новых идей», «устранились от живой науки», «научно, отсталые» и т. п. Это ли не есть высокомерие, которого не должно быть у советского ученого!
9. На данном этапе нашего спора по вопросам научно-философского характера я четко высказал и опубликовал все, что только мог. Акад. А. Ф. Иоффе, акад. С. И. Вавилов и их единомышленники все время уклоняются от внесения ясности в их принципиальные установки. Давно уже начав с ними дискуссию по важнейшему вопросу из области анализа наших физических представлений, я еще в 1933 г. во время своего доклада в Академии Наук СССР, тщетно призывал их к тому, чтобы они реагировали на мои выступления. Привожу дословно соответствующее место из своего доклада 4 октября 1933 г… [далее Миткевич приводит цитаты из своих статей]
С таким же призывом я обращался к своим идейным противникам и во время мартовской сессии Академия Наук в 1936 г., и так же безрезультатно. А. Ф. Иоффе указывает в своей статье: «Физическая группа Академии Наук наметила особую сессию, посвященную философии физики. Подготовка этой сессии, выбор дискуссионных тем и подбор докладчиков поручены особой комиссии под председательством А. А. Максимова. К сожалению, все еще ничего не сделано, и сессию пришлось отложить на ноябрь».
Я считаю необходимым сделать по этому поводу небольшое разъяснение для А. Ф. Иоффе. Не физическая группа наметила организацию подобного рода дискуссионных собраний, а делается это во исполнение особого постановления президиума Академии Наук, к которому я, в конце концов, обратился письмом от 7 января 1937 года. Президиум Академии Наук чутко отнесся к моему предложению, и если бы это предложение встретило сочувственное отношение и со стороны руководства физической группы, то такие дискуссионные собрания удалось бы провести еще весной 1937 года. К сожалению, мне пришлось еще раз обратиться в президиум Академии Наук, и в заседании 15 июня текущего года, после моего доклада и обмена мнений по поводу создавшегося положения, президиум постановил:
«1. Отложить дискуссию по вопросам натурфилософии и по основным вопросам физики до осени 1937 года.
2. Предложить группам философии и физики АН СССР провести подготовку к этой дискуссии. [Напомню, кстати, что именно президиум Академии Наук намечал на октябрь созыв дискуссионного собрания.]
Просить основных участников дискуссии (в особенности академиков А. Ф. Иоффе и С. И. Вавилова) предварительно представить для опубликования в печати свои соображения по поднятым акад. Миткевичем философским вопросам физики.
3. Поручить организационной комиссии, под председательством А. А. Максимова, привлечь к участию в данной дискуссии возможно более широкий круг советских физиков и философов».Сожаления А. Ф. Иоффе о необходимости откладывать созыв дискуссионного собрания мне тем более непонятны, что именно он, а не кто другой задерживал выполнение п. 2 постановления президиума Академии Наук. Не сомневаюсь в том, что проведение в стенах Академии Наук указанных дискуссий, вызвать которые я стремился еще с 1933 г., будет сильно способствовать расцвету советской физической мысли на базе диалектического материализма и в первую очередь поможет А. Ф. Иоффе, С. И. Вавилову и всей возглавляемой ими группе физиков изжить свои неправильные научно-философские установки.
10. Я утверждаю, что в образовании наших основных физических представлений играет первенствующую роль общее суждение о том, как именно может осуществляться какое бы то ни было взаимодействие двух физических реальностей. Дело в том, что нет таких явлений природы, в которых не имело бы места взаимодействие хотя бы двух физических реальностей или их частей, принимающих участие в этих явлениях. И в нашем восприятии окружающего нас мира мы всегда встречаемся с тем или иным взаимодействием какой-либо внешней физической реальности с некоторым органом тела, от которого соответствующее возбуждение передается нашему мозгу через посредство нервной системы. Таким образом, во всех без исключения физических явлениях и при всяком восприятии этих явлений мы всегда и неизменно сталкиваемся, прежде всего, с взаимными связями между отдельными физическими реальностями, входящими в состав некоторой их совокупности, или с взаимными связями между отдельными частями одной и той же физической реальности. Вне этой общей обстановки мы не можем представить себе никакого физического процесса. Ясно, следовательно, что наши принципиальные взгляды касательно природы физических взаимодействий должны определенным образом влиять на характер наших рассуждений при рассмотрении всякого физического явления.
В связи со сказанным представляется в высокой степени целесообразным при анализе наших основных физических воззрений, прежде всего, остановиться на вопросе о вероятной природе физических взаимодействий. Это тем более необходимо, что принципиальные установки, касающиеся этого главного вопроса, предопределяют общий фон нашего физического мышления (материалистический или идеалистический).
Как известно, по рассматриваемому вопросу в науке существуют две точки зрения, взаимно исключающие одна другую: точка зрения действия на расстоянии и фарадее-максвелловская точка зрения, согласно которой все взаимодействия в природе совершаются не иначе, как при непременном участии процессов, происходящих в промежуточной среде. Антагонизму между этими двумя точками зрения я посвятил частично или полностью ряд моих выступлений. При этом я сформулировал вопрос, касающийся характера взаимодействия каких-либо двух физических центров. Этот вопрос, несколько разнообразя его построение, я систематически задавал с 1930 г. моим идейным противникам (А. Ф. Иоффе, С. И. Вавилову, Я. И. Френкелю, И. Е. Тамму, В. А. Фоку и другим), которые до последнего времени так же систематически уклонялись от четкого ответа на него.
11. В условиях развертывающейся теперь на страницах «П. З. М.» дискуссий и в связи с утверждением А. Ф. Иоффе, что он является материалистом, я считаю полезным для большей ясности видоизменить свой основной вопрос следующим образом. Представим себе два магнита N1S1 и N2S2, находящиеся в пустоте на произвольном расстоянии один от другого и взаимодействующие друг с другом. Спрашивается: можно ли, придерживаясь материалистической точки зрения, утверждать, что два магнита N1S1 и N2S2 обладают способностью взаимодействовать друг с другом так, чтобы при этом в некотором замкнутом слое, со всех сторон окружающем магнит N1S1, не происходило какого бы то ни было физического процесса?
Я полагаю, что на этот вопрос должен быть дан категорический и четкий ответ: «нет».
Физики, до сих пор уклонявшиеся от четкого ответа на подобный вопрос, в том числе А. Ф. Иоффе, С. И. Вавилов, Я. И. Френкель, И. Е. Тамм и В. А. Фок, тем самым обнаруживали их несогласие с моим ответом «нет».
В последних своих выступлениях на страницах «П. З. М.» А. Ф. Иоффе и С. И. Вавилов [См. статью С. И. Вавилова в № 7 «П. З. М.» за 1937 год], с одной стороны, как будто бы выражают отрицательное отношение к идее действия на расстоянии, но, с другой стороны, они возражают против формулировки моего вопроса и считают, что этот вопрос не допускает простых ответов «да» или «нет», и потому уклоняются от подобных четких ответов. Однако ни А. Ф. Иоффе, ни С. И. Вавилов не указывают, как же именно было бы целесообразно сформулировать вопрос, чтобы он наилучшим образом выявлял антагонизм между двумя противоположными точками зрения: материалистический и идеалистический. С. И. Вавилов напоминает мне о единстве противоположностей. А. Ф. Иоффе отклоняется в сторону от вопроса, полемизируя по поводу идеи о среде, заполняющей все физическое пространство. При этом он упускает из виду, что тот или иной ответ на мой вопрос сам по себе вовсе не связывает нас в отношении признания промежуточной среды. Необходимо ли допустить существование такой среды, называть ли ее по-старому эфиром или как-либо иначе, — это особый вопрос, которым, по моему мнению, следует заняться только после решения основного вопроса об общих условиях всякого физического взаимодействия. Итак, ни А. Ф. Иоффе, ни С. И. Вавилов не дали четкого ответа на мой главный вопрос.
По этому поводу еще в 1933 г. в своем докладе в Академии Наук на тему «О «физическом» действии на расстоянии» я указал следующее: «Всякое уклонение от прямого ответа на поставленный мною вопрос, всякие оговорки или имеющие характер таковых оговорок рассуждения клонятся обычно к оправданию ответа «да» [статья III]. Возражая против самой постановки вопроса, мои противники давно уже указывали на ее ошибочность. Учитывая эти возражения, я в упомянутом докладе 1933 г. доказал, что сформулированный мной вопрос является вполне законным. Доказательство это сводится к следующему чрезвычайно простому рассуждению… [повтор].
По моему мнению, уклоняющиеся от четкого ответа на данный вопрос мои противники должны были бы, по крайней мере, опровергнуть мое доказательство законности и правильности вопроса. Однако и от этого они уклоняются, а вместо этого стремятся всячески дискредитировать мой вопрос. Между прочим, во время мартовской сессии Академии Наук в 1936 г. вместо уклонившегося от ответа на мой вопрос акад. А. Ф. Иоффе выступил И. Е. Тамм, который пытался высмеять этот вопрос и заявил, что в нем не больше смысла, чем в вопросе о цвете меридиана [Так как ни А. Ф. Иоффе, ни С. И. Вавилов, оба уклонившиеся от ответа на обращенный к ним вопрос, в своем заключительном слове не сочли необходимым реагировать на заявление И. Е. Тамма, то я считаю, что они в полной мере одобряют сравнение моего вопроса с вопросом о цвете меридиана.]. Я признал некоторую долю истины в сравнении, сделанном И. Е. Таммом, и разъяснил, что я действительно обращаюсь к своим идейным противникам с вопросом о «цвете» их меридиана. Акад. С. И. Вавилов в заседании Совета отделения математических и естественных наук Академии Наук 16 апреля 1937 г., оспаривая значение настойчиво повторяемого мной вопроса, спрашивал меня: «Что же, вы считаете его лакмусовой бумажкой?» Приношу глубокую признательность И. Е. Тамму и акад. С. И. Вавилову за то, что своими остроумными высказываниями они заострили мой вопрос. Без их весьма существенной помощи мне самому это не пришло бы в голову. Да, я теперь ясно вижу, что сформулированный мной вопрос о природе физических взаимодействий по своему существу является своего рода «лакмусовой бумажкой» для определения «цвета» нашего меридиана, т.е. нашей основной установки (материалистической или идеалистической).
Я утверждаю, что наступил такой момент в нашем длительном споре, когда А. Ф. Иоффе, С. И. Вавилов, Я. И. Френкель, И. Е. Тамм и В. А. Фок должны, наконец, либо дать четкий ответ («да» или «нет») на поставленный мной вопрос о взаимодействии магнитов, либо четко опровергнуть мое доказательство правильности постановки данного вопроса. Только после получения ответов от всех упомянутых лиц будет продуктивным дальнейший анализ наших основных физических воззрений с точки зрения их соответствия установкам диалектического материализма.
12. Итак, можно следующим образом резюмировать все, сказанное выше:
а) Выступление А. Ф. Иоффе и по форме и по содержанию лишний раз подтверждает, что положение на философском фронте советской физики действительно весьма неблагополучно.
б) А. Ф. Иоффе и примыкающая к нему группа физиков систематически уклонялись от обсуждения принципиальных научно-философских установок, господствующих в современном физическом мышлении.
в) Вместо того чтобы стремиться общими силами поставить советскую физическую мысль на правильный путь, группа А. Ф. Иоффе и С. И. Вавилова до сих пор пытается дискредитировать все начинания в этом направлении.13. Наш спор в настоящее время приобрел особую остроту. Мои идейные противники не проявляют той уравновешенности и того спокойствия, которые столь полезны при ведении всякой дискуссии, а в особенности дискуссии научно-философской. Но я полагаю, что пройдет еще немного времени и А. Ф. Иоффе, С.И. Вавилов и примыкающие к ним другие наши физики осознают свои расхождения с установками диалектического материализма и исправят свои ошибки, после чего их дальнейшая деятельность станет значительно плодотворнее и мы все, несколько более понимая друг друга, чем это было до сих пор, будем упорно работать на пользу истинно советской физической науки.
Миткевич В. Ф. Основные физические воззрения, c. 187 – 203
О физическом идеализме и защите его акад. А. Ф. Иоффе
А.А. Максимов
Напечатано (в порядке обсуждения) в журнале «Под знаменем марксизма», 1937, № 11—12, стр. 157—191
Статья акад. А. Ф. Иоффе изобилует всяческими необоснованными обвинениями и аргументами, не выдерживающими ни малейшей критики.
Так, акад. А. Ф. Иоффе выражает сожаление и даже бросает обвинения по поводу того, что сессия групп физики и философии откладывается. Но акад. А. Ф. Иоффе сознательно замалчивает тот факт, что именно он, акад. А. Ф. Иоффе, — главный виновник того, что эта сессия была отложена.
Это один из приемов полемики акад. А. Ф. Иоффе.
Далее. Акад. А. Ф. Иоффе вспоминает о сессии Института философии Коммунистической академии, состоявшейся в 1934 г. и посвященной 25-летию книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». На этой сессии акад. А. Ф. Иоффе выступил с докладом, в котором отрицал ряд существенных положений книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Это выступление акад. А. Ф. Иоффе вызвало тогда же отпор на самой сессии. Однако акад. Иоффе в своей теперешней статье утверждает, что именно он «показал, с какой полнотой оправдались все утверждения и представления» книги Ленина.
Опять-таки налицо странное несоответствие утверждений акад. А. Ф. Иоффе с действительностью и попытка приписывания себе заслуг, которых акад. А. Ф. Иоффе не имеет.
Насквозь фальшивым приемом является у акад. А. Ф, Иоффе утверждение, что Я. И. Френкель является материалистом, что акад. Д. Рождественский и французский ученый П. Ланжевен являются сторонниками группы Френкеля — Тамма.
Акад. Д. Рождественский на мартовской сессии Академии наук 1936 г. заявил, что его взгляд совершенно противоположен взгляду акад. Иоффе, что акад. А. Ф. Иоффе в отношении к социалистической технике — «благодетель издали», что рост физики в СССР при руководстве акад. А. Ф. Иоффе не идет в том направлении, в котором он желателен с точки зрения интересов социалистической техники [См. протоколы мартовской сессии Академии наук СССР в «Известиях Академии наук СССР». ОМЕН, Серия физическая № 1—2, стр. 59, 60, 61, 62, 63, а также 73, 138 и др. М. 1936.].
Проф. П. Ланжевен — материалист, совершенно чуждый и враждебный всему духу и направлению группы Френкеля — Тамма.
Все это хорошо известно самому акад. А. Ф. Иоффе, и все же он прибегает к явному обману, чтобы создать видимость аргументации в защиту своей неправильной позиции.
Посвятив всю статью защите философской позиции группы Френкеля— Таима, акад. А. Ф. Иоффе странным образом в конце статьи заявляет, что он сознательно воздержался от рассмотрения того, где и в чем проявляется идеализм в среде советских физиков.
Наконец, акад. А. Ф. Иоффе известно различие линий — той, за которую борется проф. А. К. Тимирязев, и той, за которую борется пишущий эти строки. Это различие нашло свое отражение в печати. Однако акад. А. Ф. Иоффе стремится ввести в заблуждение читателя, изображая, что существует какое-то единство линии между пишущим эти строки и А. К. Тимирязевым, до сих пор защищающим механистические позиции.
Все эти и многие другие [Мы не останавливаемся на других утверждениях акад. А. Ф. Иоффе, подобных приведенным, так как это только отвлекло бы нас от существа вопросов которое всячески старается затуманить акад. А. Ф. Иоффе] «странности» в статье акад. А. Ф. Иоффе, непонятные читателю, впервые читающему произведения акад. А. Ф. Иоффе, имеют свой глубокий корень и стоят в тесной связи с некоторыми особенностями его деятельности вообще. Яркий свет на эту сторону дела бросают материалы мартовской сессии Академии наук 1936 года.
На этой сессии работа акад. А. Ф. Иоффе и возглавляемого им Ленинградского физико-технического института была подвергнута разносторонней оценке. На этой сессии были вскрыты не только вопиющие недостатки в работе Ленинградского физико-технического института (прежде всего его отрыв от практики социалистического строительства), но и специфические отрицательные черты самого акад. А. Ф. Иоффе.
На мартовской сессии Академии наук 1936 г. было зафиксировано, что неоднократно делавшиеся в свое время акад. А. Ф. Иоффе устно и в печати многообещающие и рекламные заявления об успешной работе над тонкослойной изоляцией и над высоковольтными аккумуляторами оказались не соответствующими действительности, вводившими советскую общественность в заблуждение.
На этой же сессии было констатировано, что стиль работы акад. А. Ф. Иоффе таков, что он приводит к преждевременным выводам из экспериментальных работ, а сами экспериментальные работы не всегда были теоретически обоснованы.
На мартовской сессии был опровергнут ряд утверждений акад. А. Ф. Иоффе. Так, последний заявил, что им совместно с другими было организовано более сотни заводских физических лабораторий. На сессии были приведены данные (и они не были оспорены акад. А. Ф. Иоффе), что это, мягко выражаясь, совершенно не соответствует действительности.
По вопросу об электрической очистке газов акад. А. Ф. Иоффе утверждал, что соответствующей отрасли промышленности переданы подготовленные кадры и законченные конструкции электрофильтров. На сессии было доказано, что это не соответствует действительности.
Акад. А. Ф. Иоффе утверждал, что работниками его Института разработан способ применения вращающегося магнитного поля для перемешивания жидкого металла в формах. На сессии это было опровергнуто.
Акад. А. Ф. Иоффе утверждал, что Ленинградский физико-технический институт разработал способ применения того же вращающегося поля для центробежной отливки труб. На сессии это утверждение также было опровергнуто.
Несмотря на широковещательные и многообещающие заявления акад. А. Ф. Иоффе, сессия Академии наук в марте 1936 г. отметила, что по пластической деформации, по рентгенографическим исследованиям, по полупроводникам и фотоэффекту Ленинградский физико-технический институт не сумел довести до конца и закрепить свои исследования и уступил инициативу западноевропейским и американским исследовательским учреждениям.
Параллельно с отрывом физики от техники у акад. А. Ф. Иоффе широкое применение имело прокламирование в качестве технических задач различных проектов: домов-гигантов, отапливающихся за счет тепла живущих в них людей; проект наклонных окон, крыш — фотоэлементов и т. п.
Акад. А. Ф. Иоффе, выдвинув и защищая лозунг «Физика — техника будущего», в настоящем отводил физике скромную роль консультанта. - Вместе с тем на мартовской сессии Академии наук пышным цветом расцвело самохвальство акад. А. Ф. Иоффе. Так, он утверждал сам о себе: «То, что советская физика потеряла прежнее провинциальное лицо и сразу сделалась передовым участком физического фронта, в значительной степени обусловлено моими частыми поездками заграницу и близким знакомством с работой всех передовых институтов» [«Известия Академии наук СССР». СМЕН. Серия физическая № 1—2, стр. 25. 1936].
Это самохвальное утверждение акад. А. Ф. Иоффе, приписывающего себе заслугу, принадлежащую всему коллективу советских физиков и достигнутую под руководством партии и правительства, находится в тесной связи с другим его утверждением, сделанным им в автобиографии «Моя жизнь и работа». В этой автобиографии мы читаем о помощи капиталистическим предприятиям: «В крупнейших электротехнических заводских лабораториях Германии и Америки я руководил техническими исследованиями и давал консультации. Часть институтского оборудования и около 20 заграничных командировок сотрудников Института были оплачены за этот счет» [Акад. А. Ф. Иоффе «Моя жизнь и работа», стр. 25. ГТТИ. М. и Л. 1933].
О физике в целом акад. Иоффе, вопреки действительному положению, заявлял на сессии, что она «готова к той более ответственной роли, которая ей предстоит в ближайшие годы» [«Известия Академии наук СССР». ОМЕН. Серия физическая № 1—2, С", р- 23. 1936].
Все эти факты, взятые из материалов сессии Академии наук СССР в марте 1936 г., говорят о том, что совершенно справедлива была критика по отношению к акад. А. Ф. Иоффе, вскрывшая стиль хвастовства, сенсации, преувеличений, прямого очковтирательства, которые характеризуют работу акад. А. Ф. Иоффе. Вместо честной самокритики, вместо скромности, характеризующей подлинных ученых, как например Дарвина, И. Павлова и др., вместо признания ошибок и правильной оценки положения на фронте физики, акад. Иоффе практикует совершенно чуждые советским людям и типичные для буржуазных деятелей приемы, вводящие в заблуждение общественное мнение страны.
Этот стиль акад. А. Ф. Иоффе и сказался на его статье «О положении на философском фронте советской физики».
Путаница и фальшь, которыми наполняет свою статью акад. А. Ф. Иоффе, имеют целью всячески отвлечь внимание советской общественности от основного вопроса: содержат ли теоретические утверждения современных физиков то, что Ленин называл физическим идеализмом, и имеются ли защитники этого физического идеализма в среде советских физиков? Мы сосредоточим внимание прежде всего на вопросе о физическом идеализме и его апологетах.
* * *
Суть воззрений самого акад. А. Ф, Иоффе заключается в том, что он, раньше стихийно стоявший на позиции примитивного естественно-научного материализма, при попытке определить свое отношение к диалектическому материализму, не понял или не захотел понять последнего и скатился на позиции защиты целого ряда идеалистических, антимарксистских положений. Выступая в 1934 г. на сессии Института философии Комакадемии, посвященной 25-летию выхода в свет книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», акад. Иоффе подверг ревизии ряд коренных положений Ленина. Он стал отрицать наличие физического идеализма, отвергать самый термин «физический идеализм» и защищать махизм.
Что утверждал акад. А. Ф. Иоффе, на этой сессии?
Наряду с интересными и правильными замечаниями акад. А. Ф, Иоффе защищал совершенно неправильные, антимарксистские положения по вопросу об отношении идеалистической философии вообще и в особенности махизма к физике. Акад. А. Ф. Иоффе на упомянутой сессии ничего не сказал о влиянии идеализма на новейшую физику. Более того, акад. А. Ф. Иоффе в своем докладе на сессии 1934 г. защищал положение о том, что идеализм не имеет сторонников среди физиков и какой-либо почвы в физике. В то же время он утверждал, что феноменология (= махизм — философия описания в трактовке акад. А. Ф. Иоффе) есть необходимая стадия в развитии науки. Отрицалось влияние идеализма, а махизм объявлялся необходимой стадией в развитии науки!
Рассмотрим подробнее аргументацию акад. А. Ф. Иоффе.
«Прежде всего замечу, — говорил акад. А. Ф. Иоффе на сессии,— что хотя книга Ленина 1908 г. посвящена была борьбе с махизмом, но тогда, когда появился махизм и когда Ленин с ним боролся, он уже потерял, собственно говоря, корни в самой физике, что Ленин и показал. Махизм был запоздалым философским отражением научной системы, существовавшей в студенческие годы Маха, 1855—1895 гг., когда развилась феноменологическая физика, на основании уравнений термодинамики, теории сплошности, теории упругости и уравнений Максвелла. Эта чистая теория сплошности и термодинамика действительно являлись областью, где феноменологический метод был одно время основным методом физического исследования. Но XX в. с самого своего начала характеризуется отказом от феноменологической физики. С самого 1900 до 1925 г. мы всегда искали механизм явлений, а не формальные законы. Весь смысл этой эпохи физики заключался в признании реальности внешнего мира, в раскрытии внутреннего механизма явлений природы. Так что, в то время когда взгляды Маха стали проникать в философию и получили здесь настолько широкое развитие, что сделались орудием реакции, политически опасным явлением, в то время они уже не соответствовали содержанию самой физики. Среди физиков махизм и не встречал особого сочувствия, потому что он тормозил творческую работу. Это была реакционная для самой физики философия» [Журнал «ПЗМ» №4 за 1934 год, стр. 62-63].
В заключительном слове на той же сессии акад. А. Ф. Иоффе более кратко повторил то же самое. Он говорил: «Феноменология, которая характерна для состояния физики XIX в., была той основой, на которой была построена философия Маха. В 1904 г. она довела до самоубийства Больцмана. Но в это же время она и кончилась в физике, которая все больше переходила к атомизму, к изучению механизма элементарных явлений, несовместимых с феноменологией» [Там же, стр. 67].
Соответствуют ли эти воззрения тому, что было доказано Лениным в «Материализме и эмпириокритицизме»?
Прежде всего — правильно ли, что физика XIX в. (1855—1895 гг. по Иоффе) есть физика, в которой господствовала феноменология, т. е. идеализм махистского типа?
Это утверждение акад. А. ф. Иоффе есть полное искажение того, что было в действительности, и того, что признается даже добросовестными буржуазными историками естествознания.
XIX век — век расцвета естественно-научного атомизма, на котором была построена вся химия XIX в., век, когда материалистическое мировоззрение нашло подтверждение в величайших открытиях XIX в. и сознательно или бессознательно разделялось не только широкой массой естествоиспытателей, но и такими ведущими физиками, как Фарадей, Максвелл, Герц, Лоренц, В. Томсон, Дж. Томсон и др.
Из буржуазных исследователей истории естествознания в этом отношении можно сослаться на З. Гюнтера, работа которого, посвященная историй неорганических наук в XIX в. и составляющая 984 страницы, убедительно доказывает, что именно материализм и атомизм были основой мировоззрения естествоиспытателей XIX века [Siegmund Gunther «Geschichte der anorganischen Naturwissenschaften im XIX Jahrhundert». 1901. S. 940].
Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме», продолжая и развивал те положения, которые в этом отношении были до него выдвинуты Марксом и Энгельсом, многократно подчеркивает, что материализм — вот основа мировоззрения естествоиспытателей и особенно физиков XIX века. Феноменализм же, т. е. идеализм махистского типа в XIX в., имел, конечно, своих сторонников и среди физиков, но число этих сторонников было ничтожным (прежде всего сам Мах и Дюгем).
Другое положение начинает складываться с конца XIX века.
По акад. Иоффе, 1895 год есть год, с которого датирует поворот физики от феноменализма к противоположному мировоззрению, основанному на атомистических представлениях. Оставляя в стороне ту путаницу, которую вносит акад. Иоффе, трактуя феноменализм (= идеализм} и атомизм (= материализм) не как борющиеся на всем протяжении истории развития науки, а как сменяющие друг друга течения, мы должны опять-таки констатировать, что и здесь акад. А. Ф. Иоффе утверждает нечто совершенно противоположное имевшему место в действительности.
Обратимся к историку неорганических наук XIX в. 3. Гюнтеру. Гюнтер подчеркивает в своей, книге, что мировоззрению естествознания XIX в., которое было в основном материалистическим, в 1895 г. противопоставил себя В. Оствальд — один из представителей феноменологического, т. е. идеалистического, махистского по существу, течения среди физиков и физико-химиков. Именно он в 1895 г. в речи на Любекском съезде естествоиспытателей бросил лозунг о «преодолении естественно-научного материализма» и начал свой поход против материализма на основе одной из разновидностей махистской философии, так называемого энергетического мировоззрения [Там же, S. 940].
Если до 1895 г. число защитников махистской философии среди руководящих физиков насчитывалось единицами (Мах, Дюгем), то с 1895 г. приблизительно начинается отход ряда руководящих физиков и естествоиспытателей от материализма, хотя основная масса естествоиспытателей и остается по-прежнему на позициях стихийного материализма.
Именно этот бесспорный факт и послужил Ленину исходным пунктом при его анализе положения в физике конца XIX и начала XX века.
Действительно, что мы находим у Ленина?
Ленин подчеркивает, что среди физиков конца XIX и начала XX в. борются два течения. Одно — материалистическое, представленное Кирхгофом, Гельмгольцем, В. Томсоном, Максвеллом — из более старых, и из более новых физиков — Лармором, Лоренцем и другими. Второе течение представлено Махом, Дюгемом, примыкающими к ним Пуанкаре, Оствальдом и другими. У Ленина идет речь именно о философских течениях среди физиков.
Ленин подробно анализирует борьбу этих двух направлений в современной физике и связь одной школы современной физики с английским спиритуализмом, с немецким идеализмом и французским фидеизмом (§§ 4—6 главы V «Материализма и эмпириокритицизма»).
Таким образом, для Ленина было несомненным именно наличие идеалистического направления в современной физике.
В то время как Ленин доказал, что махизм и его разновидности стали находить себе сторонников среди части руководящих физиков конца XIX — начала XX в., акад. А. Ф. Иоффе утверждает прямо противоположное, а именно то, что махизм к началу XX в. потерял свое влияние среди физиков, что махизм есть запоздалое философское отражение научной системы XIX века.
Именно исходя из этих положений, акад. А. Ф. Иоффе и отбрасывал термины Ленина «физический идеализм» и «кризис современной физики», выражавшие в краткой форме суть анализа Лениным положения физики конца XIX — начала XX века.
Трактуя по-своему и искажая Ленина, акад. А. Ф. Иоффе на научной сессии Института философии в Комакадемии 1934 г., посвященной 25-летию выхода в свет книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», говорил: «Ни одно из этих новых представлений (в физике. — А. М.) не было отнесено им (Лениным. — А. М.) к области идеализма, а, наоборот, вся совокупность их рассматривалась как блестящее подтверждение диалектического материализма, чем она и была на самом деле» [Журнал «ПЗМ» № 4 за 1934 год, стр. 52—53].
В статье, печатаемой в настоящем номере журнала «ПЗМ», акад. Иоффе цитирует следующие слова Ленина: «Современная физика лежит в родах. Она рожает диалектический материализм». Акад. Иоффе сознательно опускает следующее продолжение цитаты: «Роды болезненные. Кроме живого и жизнеспособного существа, они дают неизбежно некоторые мертвые продукты, кое-какие отбросы, подлежащие отправке в помещение для нечистот. К числу этих отбросов относится весь физический идеализм, Вся эмпириокритическая философия вместе с эмпириосимволизмом, эмпириомонизмом и пр. и т. п.» [Ленин. Соч. Т. XIII, стр. 256].
В отличие от акад. Иоффе, стремящегося прикрыть положительным физическим содержанием новейших физических теорий идеалистические трактовку и выводы из этих теорий, делаемые теми или иными физиками, Ленин не объявлял всю совокупность новых физических представлений, как они даны в трудах физиков, блестящим подтверждением диалектического материализма.
Возьмем к примеру закон сохранения энергии, о котором у нас речь будет еще дальше.
Вся ли совокупность представлений, развивавшихся физиками и физико-химиками начала XX в., в связи с этим являлась блестящим подтверждением диалектического материализма?
В начале XX в., вскоре после открытия радия, когда еще учение о радиоактивности как о процессе распада атома не было окончательно установлено, физики неоднократно выдвигали положение о том, что непрерывное выделение энергии ураном и радием, возможно, есть нарушение закона сохранения энергии, т. е. творения энергии из ничего.
Такого рода постановку вопроса мы встречаем даже у одного из крупнейших физиков, создателя учения о радиоактивности, у Ф. Содди.
Даже в одном из позднейших изданий его изложения учения о радиоактивности мы встречаем фразы, являющиеся отголоском того, что говорилось о законе сохранения энергии в самом начале XX века. «В радиоактивных веществах, — читаем мы в книге Ф. Содди «Радий и его разгадка», — мы имеем, по-видимому, невыполнимый с научной точки зрения факт развития запаса энергии как бы из ничего» [Фредерик Содди «Радий и его разгадка», стр. 16. Перевод с 4-го издания Е. А. Толмачевой, под ред. В. Г. 'Хлопотна. Л. 1924].
Известно, что ни Содди, ни другие физики не остановились на допущении возможности творения энергии из ничего. Изучение радиоактивности вскрыло подлинный источник энергии радиоактивных веществ в распаде атома. Однако допущение возможности творения энергии из ничего фигурировало в физической литературе начала XX в. и было использовано поповщиной.
Так, на французском языке Л. и П. Мюрат была выпущена специальная книга «Идея о боге по современному состоянию естественных наук», которая затем была переведена на русский язык одним из деятелей «братства христа-спасителя при Казанской военно-кремлевской церкви» [Д-ра Люи и Поль Мюрат «Идея о боге по современному состоянию естественных наук», стр. 162, 170, 171 и др. СПБ. 1910]. В этой книге положения физиков, подобные вышеприведенному положению Содди, тотчас же были использованы для религиозной апологетики. Оружие в руки попам дано было самими физиками, сделавшими неправильные выводы из новейших открытий.
Другой формой использования закона сохранения энергии для антинаучных выводов являлась так называемая энергетика, или энергетическое мировоззрение. Творец этого мировоззрения В. Оствальд не только не отрицал закон сохранения энергии, но, наоборот, придал ему такую трактовку, что пытался понятием энергии подменить понятие материи и связать эту попытку с общей идеалистической антиатомистической концепцией, на основе которой он попытался трактовать всю совокупность физико-химических знаний. Он не только прочел, и издал свои «Лекции по натурфилософии», где защищал энергетическое мировоззрение, но на основе его написал один из распространеннейших курсов по физической химии, выдержавший ряд изданий и переведенный на ряд языков.
Лишь в 4-м издании своих «Основ физической химии» (немецкое название W. Ostwald «Grundriss der allgemeinen Chemie»), вышедшем в 1908 г., В. Оствальд допустил под влиянием критики в свой курс атомистику и частично признал ошибочность своих прежних воззрений.
Вредное влияние энергетики Оствальда длилось в области физико-химических наук довольно продолжительное время и нашло свое отражение и в среде русских ученых.
Энергетика Оствальда тотчас же была подхвачена определенными философскими идеалистическими школками и послужила им орудием в борьбе против материализма и науки. В старой России энергетика Оствальда послужила орудием в борьбе против марксизма и рабочего класса в руках у Богданова, Базарова, Юшкевича, Суворова и др.
Как критиковал Ленин энергетику Оствальда?
Ленин писал: «В предисловии к своим «Лекциям о натурфилософии» он заявляет, что считает «громадным выигрышем, если старое затруднение: как соединить понятия материя и дух — будет просто и естественно устранено подведением обоих этих понятий под понятие энергии». Это не выигрыш, а проигрыш, ибо вопрос о том, вести ли гносеологическое исследование (Оствальд не ясно сознает, что он ставит именно гносеологический, а не химический вопрос!) в материалистическом или идеалистическом направлении, не решается, а запутывается произвольным употреблением слова «энергия». Конечно, если «подвести» под это понятие и материю и дух, тогда словесное уничтожение противоположности несомненно, но ведь нелепость учения о леших и домовых не исчезнет от того, что мы назовем его «энергетическим». На стр. 394 «Лекций» Оствальда читаем: «Что все внешние явления могут быть изображены, как процессы между энергиями, это обстоятельство проще всего объяснить тем, что именно процессы нашего сознания сами являются энергетическими и таковое свое свойство передают всем внешним опытам». Это — чистый идеализм: не наша мысль отражает превращение энергии во внешнем мире, а внешний мир отражает «свойство» нашего сознания!» [Ленин. Соч. Т. XIII, стр. 222].
Что касается российских махистов, то Ленин в одном месте «Материализма и эмпириокритицизма» направлял против них следующие меткие слова, имеющие полное применение и к высказываниям самого акад. Иоффе: «Характерно, что открытие закона сохранения и превращения энергии Суворов называет «установлением основных положений энергетики» (292). Слыхал ли наш «реалист», желающий быть марксистом, что и вульгарные материалисты Бюхнер и К0 и диалектический материалист Энгельс считали этот закон установлением основных положений материализма? Подумал ли наш «реалист», что значит эта разница? О, нет, он просто перенял моду, повторил Оствальда, и все тут» [Там же, стр. 272].
На примере с законом сохранения энергии (а на других примерах мы не имеем возможности сейчас останавливаться за недостатком места) мы видим, что идеалистические выводы из открытий новейшей физики, обусловивших революцию в области физических знаний, делаются самими учеными. Эти выводы, зачастую путаные и не развитые до сколько-нибудь последовательной системы, подхватываются философскими идеалистами и служат делу философской и политической реакции. Эти-то выводы и являются теми «мертвыми продуктами», «отбросами», о которых говорил Ленин.
Особенностью конца XIX и начала XX в., т.е. начала эпохи империализма и пролетарских революций, является именно то, что спрос на идеалистические выводы из естествознания возрос, а влияние реакционного и контрреволюционного политического движения на ученых в буржуазных странах усилилось.
Это и обусловило то, что революция в естественно-научных представлениях на основе новейших открытий послужила некоторым естествоиспытателям поводом для идеалистических выводов, для неправильной трактовки естественно-научных открытий.
Все это вместе с использованием философами-идеалистами выводов, делаемых самими естествоиспытателями, привело к тому специфическому положению в физике, которое Ленин характеризовал как кризис физики. Физиков же, делающих идеалистические выводы из новейших открытий, Ленин именовал физическими идеалистами.
Физические идеалисты, по Ленину, — не какие-то со стороны пришедшие философы, а определенная школка среди самих физиков, которые не сумели сделать правильных выводов из новейших открытий и скатились на позиции Канта и Юма, преподнося этот старый идеалистический хлам под флагом выводов из новейших открытий.
«Реакционные поползновения, — писал Ленин, — порождаются самим прогрессом науки» [Ленин. Соч. Т. XIII. стр. 251].
«Связь новой физики или, вернее, определенной школы в новой физике с махизмом и другими разновидностями современной идеалистической философии, — писал Ленин в другом месте, — не подлежит ни малейшему сомнению. Разбирать махизм, игнорируя эту связь, — как делает Плеханов, — значит издеваться над духом диалектического материализма»... [Там же, стр. 206].
Прямо противоположное тому, что говорил Ленин, утверждал в своем, докладе на сессии Комакадемии 1934 г. акад. А. Ф. Иоффе.
В стенограммах сессии Комакадемии 1934 г. мы читаем в заключительном слове акад. А. Ф. Иоффе: «Из всего хода развития физики, который я пытался здесь очертить, видно, насколько глубока поставленная Лениным задача и как правильно она предсказала дальнейший ход развития на 25 лет. Эта задача особенно актуальна сейчас, потому что сейчас мы находимся в такой стадии, когда феноменология снова занимает ведущее место в физике. Мне кажется, это естественно, когда физика подходит к новым областям, когда она сквозь отдельные просветы видит неясные очертания изучаемых объектов, что-то высокое и узкое, — нето фабричная труба, нето тополь. Единственное, что можно сделать в это время, это описать очертания, которые вы видите. Но по мере того как опыт, практика заполняют эти очертания богатым фактическим содержанием, физика перейдет к изучению механизма явлений этой новой области, к пониманию, а не описанию. Поэтому феноменологические методы как первый этап к изучению новой области совершенно закономерны. Нельзя только эту временную стадию изучения считать единственной и окончательной. Конечно, никаких философских выводов из того, что мы ничего, кроме общих очертаний, еще не знаем, делать нельзя. Мы понимаем, по мере того как узнаем, понимаем через практику. На первых этапах этой практики мало и наше понимание весьма несовершенно и, только обогащаясь содержанием, углубляется. Лишь первая форма этого понимания — понимание феноменологическое или математическое» [Журнал «ПЗМ» № 4 за 1934 год, стр. 67].
Как видим, акад. Иоффе утверждал в своем заключительном слове, во-первых, то, что феноменология, т. е. идеализм, снова занимает ведущее место в физике и, во-вторых, что феноменологическая методика, как первый этап в изучении новой области, совершенно закономерна.
Антиленинский характер этих положений акад. А. Ф. Иоффе заключается прежде всего в том, что Ленин никогда не утверждал и не мог утверждать, что махизм (= феноменализм, по терминологии Маха и Иоффе) когда-либо занимал в физике ведущее место.
Антиленинским, вкорне враждебным материализму является и то положение акад. Иоффе, что феноменализм есть необходимый этап в развитии науки на определенной стадии развития, в данном случае на современной стадии развития физики.
Наконец, антиленинским является утверждение акад. Иоффе и потому, что «описание» не есть какая-то отдельная стадия познания. Попытка ограничить познание «описанием» есть отказ от познания сущности физических процессов, есть стремление ограничиться областью их внешнего проявления. На современной стадии развития науки и философии проповедь философии описания означала бы ограничение современного научного метода познания и являлась бы возвратом к самым примитивным, поверхностным, неправильным философским воззрениям. Таким возвратом и является феноменализм или махизм.
Ленин подчеркивал, что махизм есть реакционная философия, вредная для науки, предающая естествознание идеализму и поповщине. В то же время Ленин всю свою аргументацию направил на доказательство того, что естествознание в целом враждебно всяческому идеализму, в том числе и махизму, что махизм — преходящее увлечение небольшой группы естествоиспытателей, что основная масса естествоиспытателей остается и не может не оставаться на почве стихийного материализма.
Подводя итог всему анализу махистской философии, который дан в «Материализме и эмпириокритицизме», Ленин писал: «С четырех точек зрения должен подходить марксист к оценке эмпириокритицизма.
Во-первых и прежде всего, необходимо сравнить теоретические основы этой философии и диалектического материализма. Такое сравнение, которому были посвящены три первые главы, показывает по всей линии гносеологических вопросов сплошную реакционность эмпириокритицизма, прикрывающего новыми вывертами, словечками и ухищрениями старые ошибки идеализма и агностицизма...
Во-вторых, необходимо определить место эмпириокритицизма, как одной очень маленькой школки философов-специалистов, среди остальных философских школ современности. Начав с Канта, и Мах и Авенариус пошли от него не к материализму, а в обратную сторону, к Юму и к Беркли...
В-третьих, надо принять во внимание несомненную связь махизма с одной школой в одной отрасли новейшего естествознания. На стороне материализма неизменно стоит подавляющее большинства естествоиспытателей как вообще, так и в данной специальной отрасли, именно: в физике. Меньшинство новых физиков, под влиянием ломки старых теорий великими открытиями последних лет, под влиянием кризиса новой физики, особенно наглядно показавшего относительность наших знаний, скатились, в силу незнания диалектики, через релятивизм к идеализму. Модный физический идеализм наших дней такое же реакционное и такое же кратковременное увлечение, как модный физиологический идеализм недавнего прошлого.
В-четвертых, за гносеологической схоластикой эмпириокритицизма нельзя не видеть борьбы партий в философии, борьбы, которая в последнем счете выражает тенденции и идеологию враждебных классов современного общества» [Ленин. Соч. Т. ХЩ, стр. 291 — 292].
* * *
Мы показали выше, каковы были воззрения акад. А. Ф. Иоффе, которые он развил и защищал на сессии Комакадемии 1934 года. Эти воззрения вкорне враждебны воззрениям Ленина, развитым в «Материализме и эмпириокритицизме». Акад. Иоффе не сумел или не пожелал подняться от примитивных материалистических воззрений до воззрений диалектического материализма и скатился на позиции апологетики враждебного диалектическому материализму махизма (= феноменализма).
Только беспардонным саморекламированием, полным отсутствием самокритики и желанием обмануть читателя можно объяснить утверждения акад. А. Ф. Иоффе, делаемые им в статье, печатаемой в настоящем номере журнала «ПЗМ», о том, что он «в своем докладе дал очерк развития атомной физики за прошедшие 25 лет и показал, с какой полнотой оправдались все утверждения и предвидения этой замечательной книги», «...показал, что систематическое появление периодов, когда физика становится не наглядной, — одно из следствий и доказательств существования реального мира», «...противопоставил ленинское отношение к новым теориям физики, как к конкретным элементам диалектического понимания природы, выступлениям многих наших философов» и т. д., и т. п.
Вместо того чтобы исправить свои ошибочные воззрения 1934 г., акад. А. Ф. Иоффе углубляет их ошибочность переходом на групповые позиции Френкеля — Тамма.
В самом деле, какова суть утверждений акад. Иоффе в его статье, печатаемой в настоящем номере журнала «ПЗМ», если отвлечься от всей той путаницы и маскировки, которыми он прикрывает сущность своих воззрений?
Он отрицает наличие физического идеализма, объявляет Френкеля — Тамма материалистами, утверждает, что такие положения, как например «материя исчезла», не имеют места при изложении физических теорий.
Но в отличие от выступлений на сессии Комакадемии 1934 г., когда он говорил более или менее прямо и открыто, акад. Иоффе теперь всячески путает, извивается, чтобы увильнуть от прямого ответа.
Он пишет, например: «Ленин показал, что физика стоит и не может не стоять на базе материализма, что идеализмом заражены не самые проверенные опытом теории, а их извращенное толкование махистами всех видов; материя исчезла не в физических теориях (где в то время была уже теория относительности, «чисто электромагнитная масса», зависимость массы от скорости и др. «еретические», по мнению наших механистов, понятия): она исчезла в мозгах махистов, выполнявших политический заказ капиталистической реакции».
Как видим, акад. Иоффе говорит здесь о «проверенных опытом теориях». Что это значит? Значит ли то, что в еще не проверенных теориях, только что выдвинутых теми или иными теоретиками, имеются утверждения, подобные утверждению, что «материя исчезла»? Или такое выражение служит у акад. Иоффе оговоркой на всякий случай?
Все это говорит лишь о том, что путаница у акад. Иоффе сочетается еще с отсутствием прямоты, с трусостью, с боязнью выступить прямо и дать развернутую аргументацию в защиту той позиции, на которой он стоит.
Акад. Иоффе не отвечает прямо, есть ли идеализм в выступлениях современных физиков. Он даже пишет, что он «сознательно не брался за задачу» борьбы с философскими выводами и философскими ошибками советских физиков, «считая, что анализ требует серьезной и длительной работы и более обширного философского образования».
В то же время он не только считает себя компетентным, чтобы давать философские поучения и читать нотации пишущему эти строки, но компетентным для того, чтобы по всей линии защищать тот самый идеализм, который он сознательно не хочет разоблачать.
Автором настоящей статьи, в числе ряда примеров идеалистических извращений и высказываний современных физиков, были приведены в статье, опубликованной в № 7 журнала «ПЗМ» за текущий год, цитаты и ссылки на физиков, выступающих в той или иной форме с позиций идеализма против детерминизма, против причинности.
Так, говорилось о том, что «в статьях немецкого физика Иордана, а также в статье датского физика Н. Бора пропагандировался индетерминизм» (стр. 47). Затем, приводились цитаты из работ Я. И. Френкеля, где предлагалось отбросить «идею детерминизма корпускулярных явлений», где говорилось, что «детерминистическое описание движения частицы... должно быть здесь оставлено» (стр. 48) и т. д.
Что ответил по этому вопросу акад. А. Ф. Иоффе? Он пишет: «Но в статье тов. Максимова философских вопросов я вообще не встретил. Вместо этого он приводит формулировки законов физики, данные разными неприятными ему физиками, и объявляет их идеализмом».
В качестве иллюстрации формулировки законов физики, на которые я нападаю, акад. А. Ф. Иоффе приводит вторую из моих цитат из Френкеля.
Итак, призыв Френкеля к отказу от детерминизма возводится акад. А. Ф. Иоффе в ранг законов природы! Правда, акад. А. Ф. Иоффе на всякий случай оговаривается, что этот «закон» «выражен, быть может, не чрезмерно удачно», но защищает Френкеля полностью.
Посмотрим, что это за «закон природы», формулированный Я. И. Френкелем?
Прежде всего несколько слов о детерминизме, о причинности. Что мы выражаем словами: «причинность», «детерминизм»? Этими словами мы прежде всего выражаем то, что мы устанавливаем связь, взаимные переходы между явлениями.
Отказ от причинности означает признание существования явлений, которые не стоят ни в какой связи с другими и которые являлись бы чудом, если бы существовали. Но весь опыт человечества в течение многих тысячелетий говорит, что таких явлений нет.
Какие же явления и новые открытия привели к антидетерминистическому утверждению Френкеля, объявляемому акад. А. Ф. Иоффе «законом»?
Со времен Ньютона уже существовали две тенденции в объяснении световых явлений — корпускулярная и волновая.
Борьба этих тенденций привела в XX в. к представлению о свете как о процессе, происходящем и по законам корпускул (фотонов, квант света) и по законам непрерывной среды (волн).
Издавна существовала аналогия между законами механики и законами световых явлений. Поэтому издавна существовало основание для применения к движениям обычных тел законов волновых процессов.
Развитие новейшей физики, переход к изучению процессов, происходящих в атоме, привели к тому, что и материальные частицы попытались трактовать одновременно как частицы и как волны.
Величайшим открытием в этом отношении явилось экспериментальное доказательство в 1927 г. Дэвисоном и Джермером, а затем Г. П. Томсоном волновой природы электрона. Они впервые отчетливо наблюдали так называемую дифракцию, или рассеивание электронов, происходившее согласно волновым законам [Первые экспериментальные указания на волновую природу электронов, еще тогда не понятую, были получены за десяток лет до исследований Дэвисона и Джермера, произведенных в 1927 году].
Эти экспериментальные исследования шли параллельно с развитием теории квантовой механики и получили свое объяснение на основе ее, именно на основе волновой квантовой механики. Математическая теория волновой механики определенным образом связывает волновые свойства частицы с ее корпускулярными свойствами. Применяемый при этом метод покоится на учении о вероятности, на статистике. Из волновых функций, характеризующих волновой процесс частицы методами новейшей теории вероятностей определяется вероятность нахождения частицы в том или ином месте пространства.
Таким образом, в волновой механике фигурируют не непосредственно определимые координаты частиц, что связано с так называемым принципом неопределенности Гейзенберга, а величины, рассчитываемые методом теории вероятности.
Спрашивается: дает ли это обстоятельство какое-либо серьезное основание к тому, чтобы говорить о крушении детерминизма? Нет, такого основания не имеется, если не говорить о том, что воззрения на детерминизм, на причинность, господствовавшие среди естествоиспытателей во времена Лапласа и уже давно превзойденные в философии, непригодны для понимания и математической, трактовки явлений, изучаемых новейшей физикой. Мы можем отказываться и отказываемся от устарелых форм трактовки причинности, но мы ни на минуту не можем сомневаться в том, что все в природе находится в связи и что каждое явление обусловлено другим или другими явлениями, что не может быть явлений, возникновение которых ничем не обусловлено и ни с чем не связано.
Как же поступает Я. И. Френкель? Остановимся подробнее на § 8, части 1-й его «Волновой механики», откуда нами взята цитата, объявленная акад. А. Ф. Иоффе «законом природы».
Я. И. Френкель начинает с вопроса о соответствии двух «аспектов» — волнового и корпускулярного — и пишет: «...мы ...рассматривали их как два параллельных ряда, связанных друг с другом чисто символическим соответствием, подобным тому, которое существует между физиологическими процессами в нашем мозгу и сопровождающими их психологическими процессами» [Я. И. Френкель «Волновая механика». Ч. 1-я, стр. 47. ГТТИ. М. 1934].
Как видим, по этому началу § 8 главы II «Волновой механики» Я. И. Френкеля, количество «законов», которыми он «обогащает» науку, гораздо больше, чем об этом сообщает нам акад. А. Ф. Иоффе. Тут и идеалистический психофизический параллелизм при трактовке соотношения психического и физического, тут и «символическое соответствие».
Далее. Изложив соображения, по которым положение частицы определяется согласно законам теории вероятностей, Я. И. Френкель пишет: «Детерминистическое описание движения, а следовательно и всех эффектов, связанных с движением, должно быть оставлено и заменено статистическим (вероятностным) описанием, основанным на определении соответствующей системы волн. В этом заключается основная идея новой волновой механики. Последняя может быть поэтому определена как теория вероятности движений материальных частиц» [Там же. стр. 49].
Как видим, теория вероятностей служит камнем преткновения для Я. И. Френкеля и поводом для его отказа от детерминизма.
Этот отказ от детерминизма ведет Френкеля еще дальше в болото идеализма.
Рассматривая положение частицы с точки зрения теории вероятностей и игнорируя то, что метод теории вероятностей далеко не исчерпывает всей глубины вопроса и не противоречит детерминизму, Френкель договаривается до свободы воли.
Так как частица, согласно теории вероятностей, может оказаться в данном месте или не оказаться, отразиться или пройти через определенную плоскость, то возникает вопрос о том, чем же обусловлено индивидуальное поведение частицы. И так как волновая механика в трактовке Я. И. Френкеля и других не в состоянии решить вопроса об индивидуальном поведении частицы, то налицо имеется повод впасть в антинаучное разглагольствование о свободе воли и пр.
Я. И. Френкель, испытывающий «влечение — род недуга» к махизму и идеализму вообще, тотчас же этим поводом и пользуется, чтобы глубже погрязнуть в болоте всяких антинаучных рассуждений. Он пишет: «Это описание (на основе теории вероятностей. — А. М.) в принципе тождественно с тем, которое было дано Ньютоном в случае света; единственное отличие заключается в том, что вместо вероятности Ньютон говорил о «приступах» отражения и прохождения, приписывая таким образом световым частицам свойство, сходное со «свободой воли» [Я. И. Френкель «Волновая механикам Ч. 1-я, стр. 50. ГТТИ. М. 1934].
Оставляя в стороне вопрос о том, повинен ли Ньютон в приписываемых ему Я. И. Френкелем «приступах» идеализма, мы видим, что собственная позиция Френкеля выражена с полной ясностью: он подводит читателя (главным образом студента) к принятию положения о том, что поведение частиц является совершенно произвольным, недетерминированным, происходящим на основе свободной воли (в кавычках или без кавычек — все равно).
Далее. Я. И. Френкель обсуждает вопрос о том, что получится, если на первый план выдвигать не волновую, а корпускулярную трактовку частиц материи. «Если мы хотим, — пишет по этому поводу Я. И. Френкель, — как это делают Борн и многие другие, выдвинуть на передний план корпускулярную идею, т. е. интерпретировать физические явления в терминах движения дискретных частиц, то мы можем рассматривать соответствующие волны лишь как «волны вероятности», не обладающие непосредственной физической реальностью и имеющие вспомогательное значение» [Там же, стр. 53].
Надо сказать, что сам Я. И. Френкель предпочитал на первый план выдвинуть волновую концепцию и рассматривать материальные волны как реальные.
Общий вывод, которым он кончает эти свои рассуждения, таков. «Как бы там ни было,— пишет Я. И. Френкель, — не подлежит сомнению, что принцип детерминизма, или причинности должен быть отброшен в отношении материальных частиц, но должен быть сохранен по отношению к соответствующим волнам. В противном случае точное определение волновой функции было бы невозможно. Идея вероятности вводится таким образом лишь при корпускулярной интерпретации волновых процессов и имеет, примерно, такое же значение, как идея «свободы воли» при психологической интерпретации физиологических процессов в нашем мозгу, (последние считаются первичными и вполне детерминированными). Независимо от того, рассматриваем ли мы волны материи как волны вероятности или приписываем им физическую реальность, мы должны трактовать физические явления, поскольку они рассматриваются с корпускулярной точки зрения, как не детерминированные» [Там же, стр. 53-54].
Мы остановились подробно на содержании § 8, главы II, части 1-й «Волновой механики» Я. И. Френкеля. По поводу цитаты из этого параграфа акад. А. Ф. Иоффе изволит иронизировать. «А что же, товарищ Максимов знает, — пишет акад. А. Ф. Иоффе, — как ее (т. е. частицу. — А. М.) локализовать? Знает, как двигался электрон или атом, отражаясь от ряда последовательных атомных слоев кристалла и интерферируя сам с собой? Может описать это явление в рамках однозначной причинности, сохраняя прежнее понятие о частицах? Если знает, — это большое открытие, с которым я рад был бы его поздравить. Но я думаю, что он не только этого не знает, но и не знает, что и приведенной выдержке выражен (быть может, не чрезмерно удачно) многосторонне обоснованный опытом синтез частицы и волны».
Многоуважаемый акад. А. Ф. Иоффе! Автор настоящей статьи, опираясь только на теорию Я. И. Френкеля и др., тоже не может определить местонахождение частицы. Но в отличие от вас и защищаемого вами Я. И. Френкеля автор настоящей статьи никогда не терял надежды, что вопрос о положении индивидуальной частицы будет в той или иной форме положительно решен современной наукой, и никогда не думал отказываться от причинности, утверждать психофизический параллелизм, проповедовать «свободную волю» и «приступы» частиц и т. п.
Вам, акад. А. Ф. Иоффе, угодно всю идеалистическую болтовню Я. И. Френкеля возвести в ранг законов природы и иронизировать по адресу тех, кто этого не делает. Однако было бы лучше, если бы вы, акад. Иоффе, несколько задумались над тем, насколько допустимо для человека, претендующего на руководящую роль в советской физике, объявлять законом природы махистские измышления.
Вместо того чтобы сокрушаться по поводу такого печального положения, акад. А. Ф. Иоффе не только иронизирует, не только объявляет идеалистические разглагольствования «законами физики», но объявляет самого Френкеля материалистом, а квантовую механику в трактовке Френкеля, Тамма и др. подобно меньшевиствующим идеалистам конкретизацией диалектического материализма.
Каково, однако, подлинное отношение Френкеле добрых полтора десятка лет преподносящего своим читателям «новейшие» продукты идеалистической философии, к современному материализму — диалектическому, материализму, мы покажем ссылкой на слова самого Я. И. Френкеля.
На VIII всесоюзной конференции по физикохимии, происходившей в ноябре 1931 г., Я. И. Френкель выступил с рядом открыто идеалистических утверждений. Эти утверждения были сделаны столь агрессивно и в то же время шли столь вразрез с воззрениями коммунистов — участников конференции, — что решено было созвать заседание фракции ВКП(б) по этому поводу. Для того чтобы еще. раз проверить, каковы подлинные, воззрения Я. И. Френкеля по философии и его отношение к диалектическому материализму, он был приглашен на заседание фракции и выступил с разъяснениями, не оставившими ни тени сомнения о том, каково отношение Я. И. Френкеля к диалектическому материализму.
Вот что он говорил: «Если, вы думаете, что желательно рассеять то недоразумение, которое я посеял, я с большой готовностью выступлю перед конференцией, но не для того, чтобы взять свои возражения обратно, — я от них не отказываюсь...
Нахожу, что теория диалектического материализма не является тем венцом человеческой мысли, которая может удовлетворить мыслящее человечество. Независимо от того, насколько она необходима для обоснования социализма, диалектический метод не имеет права претендовать на руководящую роль в науке. Отношение между философией и наукой такое же, как между бытием и сознанием...
Я совсем не младенец в философии. То, что я читал у Ленина и Энгельса, не может заменить моих гносеологических взглядов. Это — мое мнение, и я от него не откажусь...
Социализм требует обоснования. Это дает исторический материализм, но он не связан с диалектическим материализмом. Отсюда отрицание диамата, ничего общего не имеющего с политическими взглядами» и т. д. и т. п. [Цит. по стенограмме протокола заседания фракции ВКП(б) VIII всесоюзной конференции по физикохимии от 14 ноября 1934 года].
Как видим, воззрения Я. И. Френкеля являются явно враждебными диалектическому материализму, враждебными партии по вопросам теории, по вопросам воспитания кадров научных работников. Мы полагаем, что неправильность и вредность позиции акад. А. Ф. Иоффе, взявшего на себя защиту Я. И. Френкеля, ясна всякому и не требует дальнейших пояснений.
* * *
Остановимся еще на вопросе о законе сохранения и превращения энергии. Акад. А. Ф. Иоффе употребляет целый арсенал крепких слов, которыми он старается доказать, что не поддерживал борьбы против закона сохранения и превращения энергии.
Как же обстоит дело в действительности?
Закон сохранения и превращения энергии прежде всего утверждает, что энергия не может возникнуть или исчезнуть без превращения из одной формы энергии в другую. Этот закон утверждает, что в физических процессах мы имеем дело только с превращениями энергии. Возникновение же энергии из ничего или исчезновение ее без превращения в какую-либо другую форму энергии есть чистейшая мистика и поповское утверждение.
Таков философский смысл этого закона. [Подробнее о философском смысле закона сохранения и превращения энергии см. в вступительной статье к изданию работ Р. Майера. ГТТИ. 1933.] Мы выше приводили цитату из «Материализма и эмпириокритицизма» Ленина, где последний говорит, что, согласно Энгельсу, этот закон является установлением основных положений материализма. Энгельс называл также закон сохранения и превращения энергии, «абсолютным законом природы» [К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Т. XIV. стр. 496].
Помимо основного философского материалистического содержания закон сохранения и превращения энергии имеет и физическое содержание. При этом та форма, в которой выражается этот закон, претерпела и претерпевает и будет претерпевать изменения. От законов Ньютона, содержащих в себе принцип сохранения движения, через закон сохранения количества движения, закон живых сил, второй закон термодинамики и т. д. до наших дней, закон сохранения и превращения энергии претерпел длинный путь развития, причем претерпел большие изменения и математическая форма выражения этого закона. Но это развитие лишь во все большей степени раскрывало и подтверждало неразрывную связь этого закона с основными положениями материализма, незыблемость основ этого закона.
Какова же позиция в отношении этого закона, занимаемая акад. А. Ф. Иоффе?
В тесной связи с индетерминистическим поветрием среди некоторых физиков-теоретиков у них возникал и возникает вывод о том, что нахождение частицы в данном месте и ее движение не могут быть прослежены от одной точки к другой, что положение и движение этой частицы определяются по законам вероятностей и поэтому возможно проявление «приступов» и «свободы воли» и в отношении энергетических превращений, касающихся отдельных частиц.
Понятно, что такого рода физики, вопреки всему опыту человечества и истории науки, допускали и допускают нарушения закона сохранения и превращения энергии в применении к отдельной частице. При этом они не изменно проваливались и проваливаются по той простой причине, что их точка зрения есть более или менее замаскированная мистика, которую наука не терпит и которую разоблачает и изгоняет самым, беспощадным образом.
Как же поступает акад. А. Ф. Иоффе?
Вернемся к сессии Комакадемии 1934 г., посвященной 25-летию «Материализма и эмпириокритицизма» Ленина. На этой сессии акад. А. Ф. Иоффе говорил: «...трудности электрона в ядре как раз и показали предел применимости квантовой механики, показали, что здесь мы вступаем в новую область явлений, для которой непригодна вся система представлений, которая только что создана новой волновой механикой. Здесь возникли вопрос о справедливости закона сохранения энергии. На эту постановку вопроса у нас накинулись как на некое преступление против диалектического материализма. Конечно, это относится далеко не ко всем философам, но к очень многим из них. Я уверен, что такое обвинение есть совершенное непонимание основ диалектического материализма. Наоборот, вполне возможно, что, переходя в новую исследовательскую область при таком резком количественном изменении масштаба, мы натолкнемся на новые качественные свойства. В этом не было бы ничего удивительного, и отрицать это заранее ни в коем случае нельзя. Всякий закон природы, в частности и закон сохранения энергии, — не априорный закон, не есть какая-то категория нашего сознания, а результат обобщения опыта, обширной практики. Никакой опытный закон не может претендовать на то, чтобы быть обязательно справедливым для такой области явлений, которая впервые становится доступной опыту. Святых законов у нас не может быть, и закон сохранения энергии тоже не есть святой закон, и канонизировать его нет никаких оснований» [Журнал «ПЗМ» № 4 за 1931 год, стр. 59—60].
Далее, рассмотрев экспериментальное исследование, касающееся энергетических процессов в ядре атома, акад. А. Ф. Иоффе говорил: «Таким образом закон сохранения энергии к настоящему моменту пока сохранен» [Там же, стр. 61].
Из приведенного ясно, что акад. А. Ф. Иоффе допускал возможность опровержения закона сохранения и превращения энергии в целом.
В статье акад. А. Ф. Иоффе, печатаемой в настоящем номере журнала, мы читаем снова утверждение, что нет святых законов физики.
Таким образом, каждый раз, когда начинались нападки на закон сохранения энергии, акад. А. Ф. Иоффе вместо решительного осуждения этих попыток и вместо подчеркивания того, что основное содержание закона сохранения и превращения энергии незыблемо, а речь может идти лишь об изменении физической или математической формы этого закона и об исследовании, с точки зрения этого закона, внутриатомных процессов, — вместо этого акад. А. Ф. Иоффе поощрял антинаучную постановку вопроса своими утверждениями о том, что закон сохранения энергии не есть святой закон. Утверждение акад. Л. Ф. Иоффе означало призыв к нападкам на закон сохранения и превращения энергии, оправдание этих нападок.
Позиция акад. А. Ф. Иоффе в отношении закона сохранения и превращения энергии опирается на два ошибочных положения. Первое положение касается «святости» или «несвятости» законов физики. Акад. А. Ф. Иоффе не понимает того, что есть законы и законы, что не все законы физики одинаково обоснованы опытом.
Возьмем закон Бойля-Мариотта. «Святой» ли это закон? Нет! Почему? Потому, что этот закон охватывает опыт весьма односторонне. Согласно этому закону, получается, что объем газа с повышением давления может стать как угодно малым. Но последнее было бы возможно, если бы частицы газа не имели определенного объема, не вступали при достаточном сближении во взаимодействие и пр. Закон Бойля-Мариотта все это игнорирует, и он справедлив лишь для условий, при которых можно пренебрегать объемом и взаимодействием этих частиц. За этими пределами он заменяется уравнением Ван-дер-Ваальса и другими, более сложными выражениями соотношения объема, давления и температуры газа.
Совсем иначе обстоит дело с законом сохранения и превращения энергии. Этот закон говорит о количественных соотношениях различных форм энергии и дает для этих соотношений определенную математическую зависимость. Но помимо этого этот закон выражает утверждение о материальности процессов превращения энергии. Он утверждает, что энергия не возникает из ничего и не исчезает, превратившись в ничто, но, наоборот, что в природе имеет место лишь взаимное превращение одной формы движения в другую. Это есть установление основы физического мировоззрения, установление основного положения материализма. Само собой разумеется, что доказательство материальности всех энергетических процессов природы было получено экспериментальным путем и этим же путем дальше расширяется и укрепляется, изгоняя мистику и метафизику из тех темных уголков научной работы, где они еще сохранились.
Последние десятилетия много дали для расширения закона сохранения и превращения энергии и распространения его на новые области. Сюда относятся прежде всего открытия Нернста, Эйнштейна и др.
Что же касается основ закона сохранения и превращения энергии, то они остаются и не могут не оставаться незыблемыми, и точка зрения основоположников марксизма-ленинизма по этому вопросу изложена нами выше.
Мы видим, что акад. А. Ф. Иоффе, выступая против «святости» закона сохранения энергии, выступает против основ этого закона, против материализма.
Другим источником ошибочных воззрений акад. А. Ф. Иоффе по вопросу о законе сохранения и превращения энергии является его точка зрения по вопросу о сущности элементарных процессов в ядре атома.
В докладе на сессии Комакадемии в 1934 г. акад. А. Ф. Иоффе говорил: «Невозможность однозначной причинности просто вытекает из того, что априорные предпосылки, которые когда-то делались без всяких оснований, оказались неверными. Начальных состояний в том виде, как это нужно для расчета, задавать нельзя.
Следует ли из этого то, что теперь есть свобода воли вместо причинности? Я недавно был на Днепрострое и не видел, чтобы он капризничал. Он действует по самым настоящим законам, как следует, и по принципу неопределенности Гейзенберга и свободы воли не проявляет. Это не шутка. На самом деле, макроскопические явления, на изучении которых построен наш опыт, протекают, конечно, закономерно. Но в основе этой закономерности лежит статистика, а в основе этой статистики, как оказалось, лежит еще более глубокая статистика — статистика статистики.
В какой степени это нарушает наше основное логическое понятие причинности? Мне кажется, что ни в какой степени. Это есть только его уточнение, его углубление, но не его отрицание. Надо помнить, что неопределенность относится только к той новой области внутриатомных явлений, которые имеют размер, сравнимый с длиной волн атомных движений, только в таких миллиардных долях сантиметра эти свойства и проявляются» [Журнал «ПЗМ» № 4 за 1934 год, стр. 58—59].
Если отвлечься от путаницы и словесной трескотни якобы в защиту причинности, то мы видим, что акад. А. Ф. Иоффе принимает закономерность макроскопических явлений и отрицает ее для микроскопических, для атомных явлений, лежащих в основе макроскопических явлений. Это не шутка!
То же самое с причинностью. Акад. А. Ф. Иоффе признает, что Днепрострой действует по законам причинности. Он «только» (хорошенькое «только»!) допускает неопределенность для миллиардных долей сантиметра, из которых все же складывается Днепрострой. Это тоже не шутка!
По существу, это та же песня, что и у Я. И. Френкеля. Отличие лишь в том, что Я. И. Френкель излагает свои взгляды более открыто, тогда как А. Ф. Иоффе подделывает свои взгляды под диалектический материализм.
Приведенная из доклада А. Ф. Иоффе цитата обнаруживает неразрывную связь между отрицанием причинности, отрицанием закона сохранения и превращения энергии и метафизически односторонней, статистической трактовкой движения элементарных частиц в атоме и его ядре.
[В качестве одного из приемов современные физики-идеалисты употребляют ограничение понимания причинности метафизической трактовкой причинности как однозначной причинности. Под этим термином однозначной причинности понимается лишь абстрактная метафизическая однозначная связь явлений. В действительности же научное понимание причинности исходит из общей бесконечно сложной взаимной связи явлений. В действительности никогда не бывает, чтобы при повторении одного и того же явления и причины и следствия были бы абсолютно тождественными. Наоборот, совершенно тождественных причин и следствий при повторении одних и тех же явлений мы никогда не наблюдаем.]
Все эти воззрения представляют одно целое и завершаются определенной идеалистической концепцией.
Оговорки, которые делает акад. А. Ф. Иоффе относительно того, что имеющиеся факты не дают основания утверждать недействительность закона сохранения и превращения энергии, лишь говорят о его непоследовательности, о наличии путаницы в его воззрениях.
Итак, и по вопросу о причинности и по вопросу о законе сохранения и превращения энергии акад. А. Ф. Иоффе стоит на позициях, враждебных диалектическому материализму, на позициях защиты физического идеализма.
И все же акад. А. Ф. Иоффе утверждает, что он никаких философских вопросов в моей статье, опубликованной в «ПЗМ» № 7, не нашел. Мы показали, какие «законы» физики он защищает. Вместе с тем мы показали, насколько беспардонно акад. А. Ф. Иоффе пытается ввести в заблуждение читателя.
* * *
Каков (в условиях СССР) источник физического идеализма, ярым адвокатом которого выступает теперь акад. А. Ф. Иоффе?
Этих источников вне самой физики, по нашему мнению, два.
Один источник — пережитки капитализма в сознании людей, в данном случае — в сознании некоторых физиков СССР, упорно отстаивающих свои антинаучные взгляды.
Другой источник, особенно выступающий у этих ученых, — это раболепие перед заграничными учеными, рабское перенимание не только положительных достижений науки капиталистических стран, но и продуктов буржуазного мышления тех или иных ученых за рубежом Союза ССР.
Относительно первого источника мы говорили в статье, опубликованной в «ПЗМ» № 7 за 1937 год.
Здесь мы покажем, в пределах, допустимых настоящей статьей, каким образом раболепие перед заграничными учеными приводит к проникновению в советскую физическую литературу всякого идеалистического хлама. Возьмем в качестве примера В. Гейзенберга и Н. Бора.
Начнем с В. Гейзенберга, немецкого физика, бывшего одно время ассистентом у Н. Бора.
В. Гейзенберг является одним из тех физиков, которые систематически касаются философских вопросов, связанных с теорией современной физики. Правда, В. Гейзенберг никогда не давал совокупности своих философских воззрений в полном и развернутом виде. Однако общий философский облик В. Гейзенберга совершенно отчетлив.
Возьмем его выступление на 89-м съезде немецких естествоиспытателей и врачей в Дюссельдорфе в 1926 г., опубликованное в дальнейшем в форме статьи под названием «Квантовая механика».
Все это выступление посвящено пропаганде неправильного, антинаучного идеалистического положения о том, что «электроны или атомы не обладают той степенью непосредственной реальности, как предметы ежедневного опыта» [Журнал «Успехи физических наук». Т. VI. Вып. 6-й, стр. 425—426. Госиздат. 1926].
Гейзенберг из того факта, что квантовая механика пользуется определенным методом математического исследования, не дающего возможности говорить о положении электрона в пространстве как функции времени, делает заключение, что электрон, каким бы он ни был в действительности, не занимает в определенное время определенного места в пространстве.
«Если вообще корпускулярное представление должно быть сохранено, то избежать затруднения можно, только отказавшись приписывать электрону или атому определенную точку в пространстве, как функцию времени. Для оправдания этого нужно предположить, что такая точка не может быть непосредственно наблюдаема. Такой отказ означает первое решающее ограничение при рассмотрении вопроса о реальности корпускул» [Там же. стр. 427].
Так говорил Гейзенберг в 1926 году.
В 1929 г. Гейзенберг по случаю 50-летнего докторского юбилея Макса Планка писал в статье «Развитие квантовой теории за годы 1918 — 1928»: «Хотя формализм квантовой механики не допускает никакой пространственно-временной причинной связи физических феноменов и, напротив того, развертывается в многомерных математических пространствах, все же некритически применяли для описания фактов понятия, перенятые из нашего наглядного пространственно-временного мира, и тем самым, естественно, запутывались в противоречиях. С другой стороны, казалось безнадежным попытаться найти язык, т. е. мир понятий, который был бы адекватен этим изображенным математически связям; ибо все наше мышление нераздельно связано с наглядным пространственно-временным представлением; мы всегда описываем результат наших экспериментов словами, которые взяты из этого наглядного пространственно-временного мира. Единственно возможное разрешение этих трудностей заключалось, следовательно, в том, чтобы, хотя и сохраняя существовавшие до сих пор наглядные представления, все же ограничить, насколько это необходимо, область их применения» [Die Naturwissenschaften, Heft 26, S. 494. 1929].
Эта программа была выполнена в работах «Копенгагенской школы».
Как видим, эти ограничения касались понятия реальности атомов и электронов и понятия причинности.
Относительно причинности в той же статье Гейзенберг писал: «Дальнейшим полным значения следствием квантовой теории являлась невозможность формулировать закон причинности столь же точно, как это было принято классической теорией. Напротив того, физические связи квантовой теории оказались по существу статистическими» [Там же].
Те же рассуждения мы находим в книге Гейзенберга «Физические принципы квантовой теории», написанной в 1930 году. Мы отметим здесь то место из предисловия Гейзенберга, где он пишет о цели его книги: «Цель книги покажется мне достигнутой, если она несколько будет способствовать распространению того «копенгагенского духа квантовой теории» (если я могу так выразиться), который дал направление всему развитию новой атомной физики» [В. Гейзенберг «Физические принципы квантовой теории», стр. 8. ГТТИ. Л. и М. 1932].
Наконец, приведем еще высказывание В. Гейзенберга из его нобелевской речи.
«В классической физике, — говорит Гейзенберг, — целью исследования являлось определение объективных, протекающих в пространстве и времени, явлений и исследование законов, определяющих течение процессов по начальным данным». «Однако, в квантовой теории мы встречаемся с совершенно иным положением вещей. Уже тот факт, "что математическая схема квантовой механики не может быть понимаема, как наглядное описание процессов, протекающих в пространстве и времени, показывает, что в квантовой механике вовсе не идет речь об объективном установлении пространственно-временных событий. Напротив, математическая схема квантовой механики дает возможность вычислить лишь величину вероятности для какого-либо экспериментального результата, основанного на экспериментальном знании предыдущего состояния атомной системы, поскольку последняя не была подвержена никаким иным возмущениям, кроме тех, которые требуются самим экспериментом» [Гейзенберг, Шредингер, Дирак «Современная квантовая механика», стр. 26—27. ГТТИ. Л. и М. 1934].
Как видим, мы здесь имеем высказывания, не оставляющие никаких сомнений в их идеалистическом характере.
Источник идеалистических заблуждений и здесь тот же самый, что и раньше. «Законы квантовой механики, — говорит Гейзенберг, — имеют принципиально статистический характер» [Там же, стр. 31].
Таким образом, на основе совершенно неправильного противопоставления статистического метода (применяемого в квантовой механике) причинности делаются незаконные идеалистические выводы, льющие воду на мельницу идеализма.
Посмотрим теперь, что говорит сам глава копенгагенской школы Н. Бор.
Возьмем статью Н. Бора «Квантовый постулат и новое развитие атомистики», опубликованную в 1928 году. Рассматривая вопрос о квантовом постулате, Бор пишет: «Согласно этому постулату, каждый атомный процесс содержит черты прерывности или, скорее, индивидуальности, выражаемые планковским квантом действия и совершенно чуждые классической теории.
Следствием постулата является отказ от причинного пространственно-временного описания или координации атомных феноменов» [Журнал «Успехи физических наук». Т. VIII. Вып. 3-й, стр. 307. Госиздат. 1928].
Далее. Н. Бор говорит о присущей квантовому постулату иррациональности [Там же. стр. 307, 337]. Эта иррациональность, т. е. отказ от причинности или от пространственно-временных представлений, коренится, по Бору, в кванте действия и не сказывается в обычных представлениях из-за малости этого кванта действия. Изучая же область явлений, соизмеримых с квантом действия, мы вступаем, по Бору, в сферу иррационального.
Таким образом, Н. Бор выступает против научного мировоззрения, опирающегося на представление о пространстве и времени и о причинности и в основу «новых» воззрений кладет «иррациональность» и отказ от пространства, времени и причинности [Н. Бор делает кое-какие уступки классическому мировоззрению, но это говорит лишь, о его непоследовательности].
Те же воззрения развивает Н. Бор и в статье «Квант действия и описание природы», опубликованной в 1929 году. В отличие от цитированной выше статьи Н. Бор в только что указанной статье почти целиком посвящает свое внимание теоретико-познавательным вопросам. При этом он договаривается до утверждения о неразрывной связи объекта с субъектом.
Сопоставляя проблемы, изучаемые квантовой механикой, с проблемой отношения психического к физическому, Бор писал: «Неизбежное влияние, оказываемое на атомные явления наблюдением их, соответствует здесь хорошо известному изменению окраски психического процесса, которое сопровождает каждое фиксирование внимания на его различных элементах. Да позволено будет указать здесь кратко еще на отношение, которое существует между закономерностью в психической области и проблемой причинности физических явлений. При рассмотрении контраста между чувством свободной воли, которая господствует в духовной жизни, и между кажущейся непрерывной взаимосвязью причин сопутствующего физиологического процесса от внимания мыслителей не ускользнуло то, что здесь речь может идти о некоем ненаглядном отношении дополнительности. Так, часто высказывалось воззрение о том, что хотя и невыполнимое, но все же мыслимое и доходящее до деталей прослеживание процесса в мозгу раскрыло бы причинную цепь, которая явилась бы однозначным отображением окрашенного определенным ощущением психического процесса. Подобный мысленный эксперимент представляется, однако, теперь в новом свете, когда мы после открытия кванта действия узнали, что идущее до деталей прослеживание причинных отношений атомных процессов невозможно и что каждая попытка достигнуть познания таких процессов сопровождается принципиально неконтролируемым вторжением в его протекание. Согласно упомянутому воззрению об отношении процессов в мозгу и психических процессов, мы должны таким образом ожидать, что попытка наблюдать первые имела бы следствием существенное изменение сопутствующего волевого чувства. Хотя здесь речь может идти пока что только о более или менее далеко идущей аналогии, однако очень трудно освободиться от убеждения, что мы в лице раскрытого квантовой теорией и недоступного нашему обыкновенному наглядному представлению существа дела получили в руки средство для того, чтобы пролить свет на общий вопрос о человеческом мышлении» [Die Naturwissenschaften, Heft 26, S. 486. 1929].
Дальнейшее развитие эти взгляды Н. Бора получили в его статье «Атомная теория и принципы описания природы», опубликованной в 1930 г., и в статье «Свет и жизнь», опубликованной в 1933 году. В первой статье мы читаем следующее: «Мы здесь (в квантовой теории. — А. М.) так далеки от причинного описания, что должны приписывать атому в стационарном состоянии, в общем, свободный выбор между различными возможностями перехода к другим стационарным состояниям» [Die Naturwissenschaften, Heft 4, S. 75. 1930].
Во второй статье Н. Бор говорит о загадке жизни, о том, что многообразие жизненных явлений выходит далеко за пределы научного исследования, что живые организмы вообще не могут быть до конца исследованы научными методами и охраняют от нас их сокровенные тайны (ihre letzten Geheimnisse gewissermassen vor uns zu verbergen).
«С этой точки зрения существование жизни должно,— читаем мы у Н. Бора,— рассматриваться как элементарный факт, для которого не может быть дано никакого непосредственного обоснования и который должен быть принят биологией как исходный пункт, подобно тому как квант действия, который с точки зрения классической механической физики представляется иррациональным элементом, вместе с существованием элементарной частицы составляет фундамент атомной физики» [Die Naturwissenschaften, Heft 13, S. 248. 1933] и т. д. и т. п.
Из приведенных высказываний Гейзенберга и Н. Бора мы видим, что «копенгагенский дух», если говорить о философских воззрениях копенгагенской школы, заключается не в чем ином, как в самом настоящем идеализме махистского толка. Гейзенберг и Н. Бор повторяют печальной памяти философские ошибки В. Оствальда, Э. Маха и др., также делавших на основе новейших открытий реакционные философские выводы, выдававшиеся этими учеными за последние откровения науки.
И Гейзенберг и Н. Бор сами неоднократно указывают в своих статьях, что цитируемые нами положения относятся к области теории познания, к области философии.
Философский характер высказываний копенгагенской школы послужил предметом специального обсуждения в ряде философских работ. Укажем здесь на книгу физика-махиста Ф. Франка «Закон причинности и его границы», на книгу Бергмана, снабженную предисловием А. Эйнштейна и носящую название «Борьба за закон причинности в новейшей физике», на брошюру М. Планка «Закон причинности и свобода воли», статью П. Ланжевена «Наука и детерминизм» [Ph. Frank «Das Kausalgesetz und seine Grenzen». 1932. H. Bercmann, Der Kampf um das Kausalgesetz in der jungsten Physik». 1929. M. Planck, «Kausalgesetz und Willensfreiheit». 1923. P. Langevin «La science et le determinisme». 1930].
То, что «копенгагенский философский дух» не есть дух всей современной физики, а, наоборот, выражение реакционного философского умонастроения небольшой группы, показывает наличие других школ и прямых философских протестов против «копенгагенского духа».
Необходимо в связи с этим отметить, что Шредингер и де Бройль, также делающие неправильные философские выводы из современных физических теорий, не принадлежат к копенгагенской школе и отнюдь не разделяют целиком позиции Гейзенберга — Н. Бора.
Что же касается ряда других крупнейших физиков, то они неоднократно выступали с более или менее отчетливыми протестами против попыток Гейзенберга и Бора низвергнуть закон причинности и представления о пространстве и времени. Так, с возражениями и протестами выступали Зоммерфельд, Лауэ, Лоренц, Ланжевен и др.
Если у первых двух их возражения носили более или менее академический характер, то последние два крупнейших физика-материалиста резко, каждый в своем роде, высказывались против пропаганды идеализма со стороны Гейзенберга, Бора и др.
Так, Лоренц на Сольвеевском физическом конгрессе в Брюсселе в 1927 г. выступил против индетерминистических высказываний Гейзенберга и других [Electrons et photons Rapport et discussion cuf cinoieme Conseil de Physique Institut international de Physique Solway. Paris. 1928]. Насколько Лоренца огорчало наличие антинаучных утверждений в среде современных физиков, свидетельствует заявление самого Лоренца, приводимое акад. А. Ф. Иоффе [См. брошюру акад. А. Ф. Иоффе «Атомное ядро», стр. 5. ГТТИ. 1934. А также доклад на сессии Комакадемии в 1934 году], о том, что он сожалеет, что не умер до того, как некоторые теоретики-физики стали заводить физические теории в тупики физического идеализма.
П. Ланжевен высказывается еще резче. Он, выступая на международном конгрессе по физической химии, назвал индетерминистические утверждения Н. Бора и др. «интеллектуальным развратом» [Paul Langevin «La notion de corpuscules et d'atomes», p. 33. «Actualites scientifiques et industrielles», serie 1934, XVI. Paris. Hermann et Cie editeurs].
Таким образом, философские выводы, делаемые Бором и Гейзенбергом, не только не разделяются многими другими физиками, но являются, несомненно, временной идеалистической модой, распространившейся в среде определенных групп физиков, отразивших в идеалистической трактовке физических теорий общий упадок идеологии капиталистического общества.
Какие выводы следуют из того, что мы изложили выше, характеризуя «копенгагенский дух»? Эти выводы следующие.
Вывод первый: физический идеализм враждебен науке; он тормозит развитие физики, направляя научное исследование по неправильному пути, как это особенно наглядно показала история с законом сохранения и превращения энергии.
Вывод второй: философские выводы, делаемые Я. И. Френкелем и его сторонниками из положений квантовой механики, являются не чем иным, как рабским повторением философских утверждений, характерных для некоторых групп и школок заграничных физиков, отражающих общий идеологический упадок капиталистического общества.
Вывод третий: утверждение акад. А. Ф. Иоффе о том, что цитаты в статье автора этих строк, помещенные в «ПЗМ» № 7, являются формулировкой законов физики, и о том, что в указанной статье не встречается философских вопросов, показывает, с одной стороны, фальшь, которая пронизывает все утверждения акад. А. Ф. Иоффе, а с другой — трусость, боязнь открыто выступить в защиту определенных философских положений. Акад. А. Ф. Иоффе преподносит читателям и своим слушателям на лекциях махизм под флагом законов физики, итогов новейших открытий и пр.
Вывод четвертый: журнал «Успехи физических наук», систематически печатавший в течение ряда лет статьи с философскими высказываниями П. Иордана, Н. Бора, В. Гейзенберга, Мизеса и др., и совершенно, не освещавший на своих страницах позиции физиков, выступавших более или менее сознательно в защиту материализма, являлся рупором определенных враждебных заграничных идеологических течений. Линия этого журнала, где в качестве одного из руководителей подвизался меньшевиствующий идеалист и враг народа Б. Гессен, должна быть осуждена и решительно выправлена. Журнал «Успехи физических наук» должен прекратить пропаганду физического идеализма и сделаться органом, борющимся против антинаучных философских тенденций в среде некоторых кругов заграничных и советских физиков.
Вот главнейшие выводы из того, что мы изложили выше.
* * *
Спрашивается: является ли философская линия Гейзенберга — Бора, линия копенгагенской школы, единственной опасностью по линии философии в области физики? Не имеются ли более реакционные течения и течения открыто фашистского пошиба среди физиков?
На страницах журнала «ПЗМ», хотя и не систематически, разоблачались взгляды Эддингтона, Джинса, Дингля, генерала Смутса и некоторых других. В то время как Н. Бор и Гейзенберг не выступают открыто на стороне поповщины, а лишь косвенно служат ей, перечисленные выше лица являются открытыми защитниками поповщины и мистики. Далее. Имеется лагерь просто поповщины и фашизма: римская курия, церковники других мастей и лагерь фашизма — министерство пропаганды Геббельса — и им подобные организации, сочетающие идеологическую пропаганду с прямым применением дубины и топора, нашедшие себе сторонников в среде подонков из «ученых» в лице расистов и физиков, подобных Ленарду, Штарку, П. Иордану и другим.
Все это враждебный лагерь. Акад. А. Ф. Иоффе ставит вопрос таким образом: нападайте на открытых попов и оставьте в покое Гейзенберга и Н. Бора, которые, по А. Ф. Иоффе, не представляют реальной опасности».
Мы показали выше, что философская позиция Гейзенберга — Бора идеалистическая и служит, вольно или невольно, поповщине. Но может быть, действительно нужно оставить в покое вольных или невольных прислужников поповщины и сосредоточить все внимание на открыто поповских выступлениях?
Это было бы совершенно неправильно. Воюя против открытой поповщины, мы особенное внимание должны уделять тем течениям, которые маскируются, которые подготавливают почву для открытой поповщины, дают оружие в руки последней.
Бор является одним из крупнейших ученых нашего времени. Большие заслуги перед наукой по линии теоретической физики имеет и Гейзенберг. Но, являясь крупными учеными, они делают из современных физических теорий реакционные философские выводы.
В лице Гейзенберга — Бора мы имеем дело по линии философии с типичной партией середины, с половинчатым течением. Но вот что писал о партиях середины Ленин в связи с высказываниями И. Дицгена: «Из всех партий, — справедливо говорил наш Иосиф Дицген,— самая гнусная есть партия середины...» [Ленин. Соч. Т. XIII, стр. 277].
«Что «научная поповщина» идеалистической философии есть простое преддверие прямой поповщины, в этом для И. Дицгена не было и тени сомнения» [Там же, стр. 278].
«По сравнению с «половинчатостью» свободомыслящих профессоров Дицген готов был предпочесть «религиозную честность» (60) — там «есть система», там есть люди цельные, не разрывающие теории и практики» [Там же].
А вот как Ленин своими словами оценивал партию махизма: «И посмотрите теперь, с точки зрения партий в философии, на Маха и Авенариуса с их школой. О, эти господа хвалятся своей беспартийностью, и если есть у них антипод, то только один и только... материалист. Через все писания всех махистов красной нитью проходит тупоумная претензия «подняться выше» материализма и идеализма, превзойти это «устарелое» противоположение, а на деле вся эта братия ежеминутно оступается в идеализм, ведя сплошную и неуклонную борьбу с материализмом. Утонченные гносеологические выверты какого-нибудь Авенариуса остаются профессорским измышлением, попыткой основать маленькую «свою» философскую секту, а на деле, в общей обстановке борьбы идей и направлений современного общества, объективная роль этих гносеологических ухищрений одна и только одна: расчищать дорогу идеализму и фидеизму, служить им верную службу» [Там ж е, стр. 279].
А вот что писал Ленин о профессорах физики, химии и т. д., пропагандирующих физический идеализм и вообще высказывающихся по философским вопросам: «Ни единому из этих профессоров, способных давать самые ценные работы в специальных областях химии, истории, физики, нельзя верить ни в едином слове, раз речь заходит о философии» [Там же, стр. 280].
Вот как определял отношение к философским партиям середины В. И. Ленин.
Спрашивается: является ли эта линия походом против новейшей физики или хотя бы против некоторых из новейших физиков, против Гейзенберга и Бора как ученых, как это пытается изобразить акад. Иоффе? Ни в малой степени!
Наука, в том числе и новейшая физика, по существу дела, покоите на основных материалистических положениях. Идеализм всегда тормозил развитие науки. В условиях же революционной ломки, которую испытывает современная физика, идеализм приводит в современных капиталистических странах, как показал Ленин, к кризису физики. Поэтому борьба против идеалистических извращений в области физики может идти лишь на пользу физике.
Что касается персонально автора настоящей статьи, то ему неоднократно приходилось выступать в печати с положительной оценкой современных физических теорий [См., например, Максимов А. «Ленин и естествознание». ГТТИ. 1933. Статья «Марксизм и естествознание» в журнале «ПЗМ» № 2 за 1933 г., стр. 50—74.
Акад. А. Ф. Иоффе пользуется в качестве одного из орудий борьбы старым приемом обвинения в невежестве.
История науки знает многочисленнейшие примеры, когда этим обвинением пытались прикрыть поход против прогрессивных идей в науке. Так, в свое время Р. Майера, творца закона сохранения и превращения энергии, его противники обвиняли в невежестве. И немецкие и английские реакционеры от науки вылили ушаты помоев на голову Р. Майера. Среди этих реакционеров было немало признанных физиков. Однако прав был Р. Майер.
Тем не менее акад. А. Ф. Иоффе и в наше время, по существу, выступает против того толкования закона сохранения и превращения энергии, которое развито было Р. Манером и материалистический смысл которого был вскрыт Энгельсом.
Точно так же в свое время обвиняли в невежестве и Геккеля. О. Д. Хвольсон поехал в Германию и выпустил против Геккеля «подлую черносотенную брошюрку» (Ленин). И все же невежественным оказался О. Д. Хвольсон, а правым Э. Геккель].
Попытка со стороны акад. А. Ф. Иоффе и в этом отношении нагородить кучу фальшивых утверждений не может ни в малой степени обмануть кого-либо.
Критика идеалистических положений Гейзенберга, Бора и других заграничных физиков точно так же ни в какой степени не является каким-то выступлением против этих физиков как ученых. Наши неоднократные выступления с разоблачением идеалистических положений некоторых заграничных физиков в советской печати имели прежде всего целью сигнализировать опасность перенесения идеализма из-за границы к нам и пропаганды его в советских изданиях [См. указанные выше работы, а также статью «Заветы Ленина и естествознание». Газета «Правда» от 5 марта 1937 года].
Но как относились и относятся к этим выступлениям некоторые из физиков СССР, в том числе и акад. А. Ф. Иоффе?
Вместо того чтобы в соответствии с достоинством советских ученых и советской науки, усваивая положительные достижения ученых капиталистических стран, отбрасывать и критиковать их идеализм, они рабски перенимали и положительное и все продукты буржуазной идеологии, перенося их на советскую почву, в советские издания. Ни один из физиков, перечисленных нами в № 7 журнала «ПЗМ», ни разу не выступил против идеалистических и антинаучных положений Гейзенберга, Бора и др. Иоффе, Френкель, Тамм, Фок и др. стояли в этом отношении в стороне по сравнению с такими буржуазными физиками, как Лауэ, Зоммерфельд, Лоренц, не говоря уже о стороннике народного фронта и друге Советского союза П. Ланжевене.
Если бы акад. Иоффе и др. выступили с критикой идеализма в высказываниях перечисленных выше заграничных ученых, то они этим самым только помогли бы Гейзенбергу, Бору и др. исправить их неправильную философскую позицию и в то же время подняли бы авторитет советской физики, идущей самостоятельным путем и указывающей физикам всего мира выход из кризиса физики. Слово советского ученого авторитетно, так как оно исходит из Страны советов, руководимой самой революционной теорией, самой революционной партией, партией Ленина — Сталина. Но такого авторитетного слова из уст акад. Иоффе и др. не было сказано; вместо этого они распространяли и распространяют ложное мнение о том, что критика физического идеализма в СССР есть, дескать, выступление против науки и ученых капиталистических стран. Этой враждебной диалектическому материализму линии, противопоставляющей диалектическому материализму науку Запада и Америки, должен быть положен предел. Нельзя допустить того, чтобы некоторые советские ученые, цепляющиеся за свои идеалистические пережитки, натравливали ученых заграницы против философской критики, исходящей из пределов СССР.
* * *
Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме» указывал на следующие причины, порождающие «кризис физики» и вызывающие появление среди физиков «физических идеалистов».
Он указывал прежде всего на ломку в результате новейшей революции в физике старых теорий и на незнание физиками диалектического материализма. Это незнание при наличии ломки старых теорий ведет к принципу релятивизма, к скатыванию на позиции идеализма.
Затем он указывал на наличие у физиков-материалистов, являющихся метафизическими материалистами, закостенелой трактовки понятий физики.
Далее, Ленин указывал на появление нового течения среди физиков, рассматривающих физические теории не как отображение вне и независимо от нас существующей природы, а как символы, знаки для практики, как комплексы ощущений и пр., т. е. подменяющих материализм агностицизмом и идеализмом.
Это течение среди физиков, разоблачал, далее, Ленин, используется философским идеализмом и служит делу философской и политической реакции.
Наконец, Ленин указывал еще на одну причину — одностороннее применение в современных физических теориях математики. Сводя современные физические теории к системе математических уравнений, некоторые из современных физиков забывают о том, что математика отображает реальный мир, процессы, происходящие в материи.
Указывая на перечисленные причины, порождающие физический идеализм, Ленин одновременно подчеркивал то, что есть некоторые общие, лежащие вне философии, причины, порождающие в капиталистических странах идеологическую реакцию, поход против материализма.
Мы выше привели ряд примеров, показывающих, что ленинский анализ положения в физике блестяще подтвердился и является путеводной звездой для разрешения вопросов о положении в физике, имеющемся на сегодняшний день.
Мы указывали выше на две специфические причины, порождающие защитников физического идеализма в среде физиков СССР: на пережитки капитализма в сознании некоторых физиков и на раболепие перед буржуазной идеологией в трудах заграничных физиков.
Но есть еще одна причина, производная от двух первых, но заслуживающая особого рассмотрения. Эта причина — совершенно неправильное отношение со стороны акад. Иоффе и др. к классической физике XIX века, к тому богатейшему наследству, которое нам оставили Фарадей, Максвелл, Гельмгольц, Р. Майер, В. Томсон, Тиндаль и многие другие в области физики, Ч. Дарвин, Ляйель, Шлейден и Шеан и др. в остальных отраслях естествознания.
Маркс и Энгельс высоко ценили достижения естествознания XIX в. прежде всего потому, что эти достижения создали фундамент материалистического мировоззрения, послужили Марксу и Энгельсу опорой в обосновании ими диалектического материализма. В то же время основоположники марксизма критиковали в лице Бюхнера, Молешотта и др. примитивный естественно-научный материализм за его эмпиризм, механицизм, метафизику.
Ленин продолжил дело Маркса и Энгельса по дальнейшей разработке марксизма в отношении к естествознанию. Он показал, что в новых условиях эпохи империализма и пролетарских революций, в условиях революции в естествознании и в физике развертывается борьба между материализмом и физическим идеализмом. Он особенно подчеркивал значение и неразрывную связь материалистических воззрений физиков-материалистов: Кирхгофа, Герца, Больцмана, Максвелла, Гельмгольца, В. Томсона, из более поздних Лоренца, Лармора, Дж. Томсона и др. — с развитием новейшей физики. Он говорил, что «материалистический основной дух физики, как и всего современного естествознания, победит все и всяческие кризисы, но только с непременной заменой материализма метафизического материализмом диалектическим» [Ленин. Соч. Т. XIII, стр. 250].
Поэтому Ленин требовал того, чтобы естествоиспытатели от метафизического материализма поднимались к диалектическому материализму: «...сегодняшний «физический» идеализм точно так же, как вчерашний «физиологический» идеализм, означает только то, что одна школа естествоиспытателей в одной отрасли естествознания скатилась к реакционной философии, не сумев прямо и сразу подняться от метафизического материализма к диалектическому материализму. Этот шаг делает и сделает современная физика, но она идет к единственно верному методу и единственно верной философии естествознания не прямо, а зигзагами, не сознательно, а стихийно, не видя ясно своей «конечной цели», а приближаясь к ней ощупью, шатаясь, иногда даже задом» [Там же, стр. 255 — 256].
Ленин критиковал метафизический материализм естествоиспытателей с позиции более высокого материализма, материализма диалектического. Но метафизический материализм критиковали и физические идеалисты и опирающиеся на них философы-идеалисты. Ленин решительно разоблачал этот прием идеалистов.
Разоблачая, например, Валентинова, Ленин писал: «...Валентинов хочет побить марксистов сопоставлением с Бюхнером, у которого-де масса сходного с Плехановым, хотя Энгельс отгораживался резко от Бюхнера. Богданов, с другой стороны. подходя к тому же вопросу, как бы защищает «материализм естественников», о котором-де «принято как-то презрительно говорить» («Эмпириомонизм», III кн. с. X). И Валентинов и Богданов путают тут безбожно. Маркс и Энгельс всегда «говорили презрительно» о плохих социалистах, но из этого следует, что в их духе — учение правильного, научного социализма, а не перелеты от социализма к буржуазным воззрениям. Маркс и Энгельс всегда осуждали плохой (и, главным образом, антидиалектический) материализм, но осуждали они его с точки зрения более высокого, более развитого, диалектического материализма, а не с точки зрения юмизма или берклеанства. О плохих материалистах Маркс, Энгельс и Дицген разговаривали, считаясь с ними и желая исправить их ошибки, а о юмистах и берклеанцах, Махе и Авенариусе, они и разговаривать не стали бы, ограничившись одним еще более презрительным замечанием по адресу всего их направления. Поэтому бесконечные ужимки наших махистов и гримасы их по поводу Гольбаха и К°, Бюхнера и К° и т. д. означают всецело и исключительно бросание песку в глаза публике, прикрытие отступления всего махизма от самых основ материализма вообще, боязнь прямо и ясно посчитаться с Энгельсом» [Там же, стр. 195—195].
Как же поступает в отношении естественно-научного материализма XIX в. и современного диалектического материализма акад. А. Ф. Иоффе?
Акад. А. Ф. Иоффе, раньше тоже стоявший на позициях естественно-научного материализма, теперь, несмотря на то что он читал произведения марксизма-ленинизма по философии, выступает с позиции, аналогичной позиции Валентинова. По акад. А. Ф. Иоффе, «Фарадей давно умер», «для своего времени был передовым физиком», материалистические «гипотезы Томсона — результат его восьмидесятилетнего возраста» и т. д. и т. п.
Акад. Иоффе нисколько не ценит материалистических традиций Фарадея, Максвелла и др., так как он выступает с теми самыми «ужимками» и «гримасами», занимается тем самым «бросанием песку в глаза публике», которым занимались «наши махисты» после 1905 года. Разница — и притом не в пользу акад. Иоффе — лишь в том, что махисты свою вредную работу осуществляли, когда еще не было власти рабочих и крестьян, не было диктатуры пролетариата, а акад. А. Ф. Иоффе свою борьбу против материализма пытается, опираясь на заграничных и отечественных физических идеалистов, осуществить в условиях, когда существует власть рабочих и крестьян и когда социалистическое общество в основном уже построено.
Прививая молодежи презрение к Фарадею и другим физикам-материалистам, акад. Иоффе пропагандирует физический идеализм. Однако Фарадей, вкорне искажаемый Иоффе, Таммом и др., совсем еще не мертв для материализма и для физики. Если взять общие философские воззрения Фарадея, то он ближе к диалектическому материализму, например по вопросу о законе сохранения и превращения энергии чем акад. Иоффе. И в отношении собственно физических работ Фарадей представляет для нас большое значение. У него есть чему поучиться. Если бы академик А. Ф. Иоффе в области физики дал для советской науки нечто подобное тому, что сделал для мировой науки скромный и честный сын кузнеца, переплетчик Фарадей, то мы бы преклонились перед акад. Иоффе.
Пренебрежение к физике XIX в. у акад. Иоффе сказывается самым отрицательным образом и в другом отношении. Он хочет изобразить дело таким образом, что фашисты-де за классическую физику, за физику XIX в. и что все, кто защищает эту самую физику, смыкается-де с фашистами и их сторонниками из числа физиков — Ленардом, Штарком и др. Акад. Иоффе пишет:
«Ленард и Штарк обосновывают свой антисемитизм, свое презрение к славянам, французам и т. д. тем аргументом, что важнейшие результаты старой классической физики добыты северными расами». Акад. Иоффе считает это утверждение «одурачиванием широких масс» в том отношении, что классическая физика в действительности не есть плод только «северных рас». И если бы у акад. Иоффе речь шла только об этом, то он был бы прав. Однако акад. А. Ф. Иоффе не протестует против ссылки фашистов на классическую физику. Более того: он считает, что защита материалистических традиций Фарадея, Томсона и других физиков XIX в. против современных физических идеалистов есть смыкание с фашистами и фашистскими физиками Ленардом и др. Об акад. Миткевиче, Тимирязеве и Кастерине акад. Иоффе пишет, как о людях, «смыкающихся по своим физическим взглядам с немецкими фашистами...».
Это утверждение является, возмутительным в двух отношениях. Во-первых, оно возмутительно потому, что акад. Иоффе хочет советскому читателю внушить мысль, что фашисты являются наследниками классической науки XIX века. Это вкорне неверно, так как все фашистский идеологи, начиная с Ницше через Шпенглера и далее, переходя к вожакам фашистской партии, всегда высказывались самым отрицательным образом относительно культурного наследия XIX в. — века либерализма и материализма, по их оценке.
Никакой другой буржуазный режим не ополчался так против всех материалистических положений XIX в. (дарвинизма, учения о происхождении вселенной и т. д.), как режим фашистской диктатуры буржуазии.
Акад. Иоффе вкорне искажает фактическое положение дела, когда он хочет такого апологета мистики и поповщины и махрового шовинизма, как Ленард, изобразить представителем материалистической линии Ньютона, Фарадея, Максвелла, Герца, Лоренца и др. В действительности, Ленард, когда-то придерживавшийся стихийного естественно-научного материализма, является отъявленным сторонником расистских учений, апологетом оголтелой поповщины, ярым врагом материализма как мировоззрения.
Если бы акад. Иоффе применял в своей статье добросовестный научный метод изложения, то он сообщил бы читателям, что еще до фашистского переворота Ленард, уже в 1929 г. быстро катившийся в русло фашизма, выпустил книгу «Великие естествоиспытатели» [Ph. Lenard, «Grosse Naturforscher», Munchen. 1929], где с полной ясностью изложил свою позицию, по всей линии враждебную философскому материализму.
В этой книге Ленард называет материализм словом «Stoffwahn» — «бред о веществе», Ньютона восхваляет не за материализм, а за его религиозные воззрения и т. д. Всю науку в целом Ленард рассматривает как нечто такое, что само по себе без религии не дает никакого знания о природе. Наконец, все эти поповско-мистические выпады против науки у Ленарда завершаются звериным национализмом «северной расы».
Таким Ленард был уже в 1929 году. После фашистского переворота он еще более «эволюционировал» в сторону мракобесия. И вот имя этого врага науки акад. Иоффе ставит в ряд с великими именами естествоиспытателей XIX века!
Возмутительным приведенное выше утверждение акад. Иоффе является, во-вторых, и потому, что он без всяких оснований ставит имя орденоносца акад. Миткевича и А. К. Тимирязева в ряд с именем Ленарда и объявляет их без всяких оснований (а их нет у него) «смыкающимися с немецкими фашистами».
Но ведь Тимирязев, Миткевич — механисты! — утверждают акад. Иоффе и его сторонники. Мы должны, однако, отвести эту попытку акад. А. Ф. Иоффе прикрывать свои воззрения попыткой критиковать механицизм.
Действительно, А. К. Тимирязев является одним из лиц, которые возглавляли механистическое течение. Его ошибочная позиция подвергнута критике со стороны партии и осуждена, постановлением ЦК ВКП(б) от 25 января 1931 г. о журнале «ПЗМ». А. К. Тимирязев до сих пор не признал своих ошибок и не отказался от них.
Но, критикуя и осуждая механический материализм как течение, партия эту критику и оценку давала с позиций более высокого материализма — материализма диалектического. Какое же отношение к этому делу имеют акад. Иоффе и его сторонники? Никакого!
Они, выступая против Тимирязева, Миткевича и говоря об «устарелости» и «отсталости» их, воззрений, выступают не против механицизма, а против материализма. При этом они выступают с позиций физического идеализма. Устарелыми, отсталыми и пр. в данном случае являются берклеанские и махистские философские утверждения, защищаемые акад. Иоффе, Френкелем и другими физиками-идеалистами. Ясное дело, что такого рода «критика» никакого отношения не имеет к критике механицизма с позиций диалектического материализма.
Действительно, ни акад. Иоффе, ни кто другой из группы физиков-идеалистов никогда ни в малой степени не разоблачали механицизма Тимирязева. Более того, они сами защищали и защищают такие воззрения, которые носят определенные черты механицизма и метафизики.
Значит ли, однако, что не нужно критиковать воззрения Тимирязева, Миткевича, Кастерина и др.? Эти воззрения критиковались, и их нужно дальше критиковать в частности, и автор настоящих строк в течение последних 10 лет неоднократно устно и в печати принимал участие в критике воззрений Тимирязева и механистов.
Помимо критики Тимирязева за защиту им определенной философской групповой позиции его нужно критиковать также за его неуменье и нежелание разобраться в теориях современной физики. А. К. Тимирязев уже более двух десятков лет борется против новейших теорий в физике, не умея освободить эти новейшие теории от тех идеалистических выводов, которые из них делаются физическими идеалистами.
Когда возникла теория квант, то А. К. Тимирязев ополчился против этой теории и еще в 1916 г. в журнале «Летопись», в статье «Старое и новое в физике», выступал против теории квант как таковой.
Позднее А. К. Тимирязев примирился с теорией квант, но ополчился против теории относительности, опять-таки не умея отличить физическое содержание этой теории от тех философских выводов, которые из нее делают физики-идеалисты и просто идеалисты и мистики.
А. К. Тимирязев, профессор теоретической физики, борясь против новейших теорий, сам ничего не сделал в смысле решения тех вопросов, которые разрешаются теорией квант и теорией относительности.
Поэтому позиция А. К. Тимирязева никогда не только не разделялась автором настоящих слов и редколлегией журнала «ПЗМ» в целом, но эта позиция подвергалась критике и самому решительному осуждению.
Можно ли ставить в один ряд с А. К. Тимирязевым акад. В. Ф. Миткевича?
У В. Ф. Миткевича имеется ряд положений, которые автором настоящей статьи уже были подвергнуты критике на страницах журнала «ПЗМ». Акад. А. Ф. Иоффе изволит эту критику признать «правильным в основном разбором взглядов Миткевича».
Но из того, что у В. Ф. Миткевича имеется ряд ошибочных положений, идущих по линии механицизма, еще не следует того, что В. Ф. Миткевич разделяет в какой бы то ни было мере ответственность за групповую деятельность А. К. Тимирязева.
Нельзя В. Ф. Миткевича относить в одну группу с А. К. Тимирязевым и потому, что, насколько нам известно, В. Ф. Миткевич никогда не выступал против теории квант и теории относительности, как выступал и выступает против них А. К. Тимирязев.
Наконец, есть еще один момент, который заставляет отличать В. Ф. Миткевича от А. К. Тимирязева. Этот момент заключается в том, что В. Ф. Миткевич из многих положений, которые он выдвинул и защищал в своих статьях, настаивает в конце концов лишь на одном положении, а именно: на признании материальности физических процессов в пространстве. Все остальные положения В. Ф. Миткевич согласен считать дискуссионными и на безусловной правильности их не настаивает.
Таким образом, В. Ф. Миткевич решительно защищает прежде всего основную посылку материализма, и в этом никакой групповой позиции не может быть усмотрено. Наоборот, такая постановка вопроса дала и дает В. Ф. Миткевичу возможность с полной очевидностью разоблачить позицию физических идеалистов из числа советских физиков.
* * *
Мы рассмотрели выше теоретическую позицию акад. А. Ф. Иоффе. Эта позиция не является и не может являться позицией современной физики в целом и не разделяется широкой массой физиков. Тем меньше оснований имеется считать философскую позицию Френкеля — Иоффе позицией, разделяемой основной массой советских физиков. Позиция Френкеля — Иоффе есть позиция небольшой, хотя и влиятельной, группы физиков.
Наличие групповой борьбы и групповых взглядов является одним из зол, тормозящих развитие науки в СССР.
На мартовской сессии Академии наук СССР в 1936 г. отмечалось, что научная общественность по физике оказалась свернутой и что в этом прежде всего виноват акад. А. Ф. Иоффе.
Отсутствие научной общественности, отсутствие критики и самокритики на страницах физических журналов приводит к тому, что остаются неразоблаченными вредные воззрения и самые отвратительные формы групповой борьбы.
В этом отношении прежде всего повинна группа физиков, стоящая на одних и тех же теоретических позициях, что и акад. А. Ф. Иоффе.
Вот несколько примеров такого зажима.
В конце 1934 г. в Москве скоропостижно скончался американский профессор А. Г. Пресс. А. Г. Пресс целиком и полностью перешел на сторону СССР и все свои усилия положил на то, чтобы своими специальными работами помочь рабочему классу СССР. Он изучал заграничные патенты для использования их в СССР, делал сам изобретения, писал книги и прочее. Ко всему этому А. Г. Пресс был ярым противником физического идеализма, пытался разоблачать вредительство в области электротехники.
Какое же отношение встретил А. Г. Пресс среди некоторых физиков, представленных Я. Шпильрейном, В. Фоком и др.?
Лекции А. Г. Пресса в ВЭИ запрещались Я. Шпильрейном, доклады о результатах изучения заграничных патентов срывались тем же Шпильрейном, книга, написанная А. Г. Прессом, была задержана Шпильрейном и В. Фоком и т.д.
В конце 1934 г. А. Г. Пресс в связи с переживавшимися им затруднениями скоропостижно скончался.
Этот возмутительный случай зажима нашел свою оценку на страницах журнала «ПЗМ», но не нашел никакого отклика в физических журналах, руководимых группой Иоффе.
В настоящее время можно с еще большим основанием утверждать, что борьба против А. Г. Пресса носила групповой характер и руководилась мотивами не только философского, но и политического характера, так как Я. Шпильрейн разоблачен в настоящее время как враг народа.
Другой факт. Книга акад. В. Ф. Миткевича «Физические основы электротехники», вышедшая третьим изданием в 1933 г., без всякого обсуждения в среде научной общественности была объявлена проф. В. А. Фоком книгой антинаучной.
В настоящее время уже около двух лет задерживается издание лекций по квантовой механике К. В. Никольского. Опять-таки к этому делу, насколько нам известно, непосредственно причастен В. А. Фок.
* * *
Философская позиция группы акад. А. Ф. Иоффе сказывается отрицательно не только в области теоретической. СССР есть страна, где единство теории и практики является основой развития науки, где налицо коренное отличие условий развития науки от развития ее в капиталистических странах.
Товарищ Сталин, продолживший развитие марксизма-ленинизма по всей линии, особенное внимание в ряде своих выступлений уделял вопросу об отношении теории к практике. Он об этом отношении говорил и на конференции аграрников-марксистов в 1929 г. и на Первом всесоюзном совещании стахановцев.
Линия на установление и укрепление единства теории и практики проводилась партией под руководством товарища Сталина неуклонно по всем областям науки, искусства, техники и т. д.
Постановление о журнале «ПЗМ», постановление о ликвидаторских тенденциях в области исторической науки, борьба с рубинщиной в политэкономии, переверзевщиной в литературе, с формализмом в искусстве. с методом проектов и «левацкими» течениями в школьном вопросе, с лженаукой — педологией — и пр. — все это проводилось партией под лозунгом установления единства теории и практики социалистического строительства. На мартовской сессии Академии наук СССР в 1936 г. было вскрыто, что акад. А. Ф. Иоффе и примыкающая к нему группа физиков страдают отрывом от техники, от практики социалистического строительства.
Является ли этот отрыв случайным или он связан со всем теоретическим обликом группы акад. Иоффе? Несомненно, что этот отрыв не случаен и коренится во всей теоретической линии группы физиков, представителем и защитником которой выступает акад. А. Ф. Иоффе.
Акад. А. Ф. Иоффе не понял и не усвоил указаний товарища Сталина по вопросу о теории и практике. Более того, он на сессии Комакадемии, посвященной 25-летию выхода в свет книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», выдвигал утверждения, которые вскрывают его подлинные воззрения по вопросу о теории и практике.
Акад. Иоффе выдвигал положение о том, что после Ленина философская работа в применении к естествознанию не получила никакого продолжения, что нет продолжателей дела Ленина по философии [Журнал «Под знаменем марксизма» № 4 за 1934 год, стр. 66].
Акад. А. Ф. Иоффе не хочет знать и не понимает того, что товарищ Сталин является продолжателем дела Ленина и в области философии, что указания товарища Сталина об единстве теории и практики также относятся к области философии, как и к любой другой области науки.
Для группы акад. А. Ф. Иоффе характерен не только отрыв теории от практики, но и вражда к людям практики. На мартовской сессии Академии наук СССР в 1936 г. приводились примеры враждебного или презрительного отношения людей, воспитанных на идеях, защищаемых акад. A. Ф. Иоффе, к физикам, работающим в практической области.
Здесь мы хотим отметить, что это недопустимое отношение к людям практики сказывается во вражде акад. А. Ф. Иоффе к акад. В. Ф. Миткевичу, в стремлении всячески очернить последнего как человека, с 1902 г. якобы порвавшего с наукой.
Акад. В. Ф. Миткевич — председатель группы технической физики Академии наук СССР. Он награжден орденом Красной звезды за работу по укреплению мощи Красной армии.
Какое же право имеет акад. А. Ф. Иоффе говорить о том, что акад. B. Ф. Миткевич с 1902 г. после своей прекрасной работы о вольтовой дуге устранился от живой науки, предпочитая копаться в «мистических» проблемах униполярной индукции и в схоластических построениях своей системы «да» и «нет»?
Разве работа по укреплению мощи Красной армии есть «устранение от живой науки» и нечто достойное порицания?
Возмутительные нападки на акад. Миткевича со стороны акад. Иоффе, не имеющего тех заслуг, которые имеет перед страной акад. В. Ф. Миткевич, должны быть осуждены самым категорическим образом.
Вместе с тем необходимо решительно защитить ученых, работающих в области практики социалистического строительства и применяющих классическую механику, классическую Электродинамику, классическое учение о теплоте и т. д. от нападок своеобразных физических футуристов, являющихся, как мы видели, физическими идеалистами.
Классическая физика пока что шире по области своих приложений чем новейшая квантовая механика. Если же говорить о квантовой механике в философской трактовке Френкеля — Тамма — Фока — Иоффе, то преподавание новейшей науки в такой трактовке, до сих пор приводило к тому, что нередко воспитывались люди, не знающие и презирающие классическую физику и не способные решить простого практического вопроса. И если вредное влияние философской линии Френкеля и др. не сказалось более широко, то только потому, что советской молодежи чужда философия Френкеля и др., что эта молодежь имела и имеет достаточно сил, чтобы противостоять разлагающему действию философской пропаганды физических идеалистов из числа советских физиков.
* * *
Выше мы рассмотрели, какова теоретическая позиция акад. А. Ф. Иоффе и защищаемого им Я. И. Френкеля. Мы показали, что под флагом защиты новейших достижений, под грудой трескучих фраз и фальшивых аргументов скрывается проповедь враждебных марксизму-ленинизму воззрений, проповедь «физического идеализма».
Мы в то же время показали, что акад. А. Ф. Иоффе, когда-то сделавший ряд шагов в направлении перестройки физики на началах, указанных партией и правительством, в дальнейшем остановился и в настоящее время повернул в обратную сторону и защищает реакционную, групповую позицию, враждебную всему духу советской науки.
Наконец, мы показали, что необходимо решительно перестроить работу физических журналов, особенно журнала «Успехи физических наук», работу исследовательских учреждений по теоретической физике и организовать научную общественность в том направлении, чтобы покончить с раболепием перед буржуазной идеологией, перед физическим идеализмом, пропагандируемым некоторыми группами физиков капиталистических стран и переносимым некоторыми физиками СССР на советскую почву.
Искоренение физического идеализма в физике и идеализма вообще есть необходимое условие, обеспечивающее дальнейшее беспрепятственное развитие советской физики и советской науки на основе учения Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина.
|
|
