Образец обмана общественности

Коллективное бессознательное Шпильрейн, Юнга и Фрейда

Акимов О.Е.

5. Оправдание подлости

– XXI –

Теперь посмотрим, как в итоге оценил рассматриваемую нами ситуацию Цви Лотан, автор статьи «В защиту Сабины Шпильрейн» [10]. Вопреки этому названию он грудью становится на защиту Карла Юнга, оправдывая его подлость и непрерывную ложь низкими двойными стандартами, господствовавшими в тогдашнем обществе. «Я не отрицаю эротические чувства Сабины, — пишет он, — я лишь хочу показать, что мужчины всегда остаются мужчинами. И если Сабина воспринимала свое невинное сексуальное увлечение как часть большой любви, то для Юнга оно оставалось всего лишь амурной шалостью, которая казалась мужчинам, приверженцам типичной для тогдашней Европы системы двойных стандартов, чуть ли не самим Богом дарованной привилегией». В другом месте он пишет: «Едва ли резонно рассматривать эти отношения сквозь призму патологии, ибо речь идет о проблемах, связанных с представлениями об институте брака и системой двойных стандартов» [10].

Но, во-первых, в то время в медицинской среде существовали высочайшие стандарты врачебной этики, которые демонстрировал, например, Р.Ф. фон Краффт-Эбинг. Эта фамилия не раз фигурировала в биографии Фрейда, написанная Джонсом. Биограф подробно описывает, какое возмущение со стороны традиционных медиков вызвало неэтичное поведение психоаналитиков. Никто из тогдашних серьезных медиков не сомневался в непреложном правиле: если психотерапевт обнаруживает у себя похотливые наклонности, его прямой долг как можно скорее оставить профессию, в противном случае он совершает должностное преступление. Между прочим, книгу Краффта-Эбинга «Половая психопатия» (1866) анализировал Владимир Соловьев в своей работе «Смысл любви», но о ней позже.

Во-вторых, какие оправдания здесь могут звучать, если швейцарский аналитик прежде всего был врачом? Его профессиональный долг не может находиться в зависимости от уровня безнравственности окружающих. В этих фразах нет ни грана ханжества, поскольку речь идет о нравственной чистоте и предельно объективной правовой экспертизе, по сути дела, классической для всего психоанализа ситуации. Лотан же скатывается на обывательские позиции вроде того, что «все мы люди и все не без греха», «войдите в положение зрелого мужа, которого не удовлетворяет жена, как бы вы сами повели себя?» Помните, в начале статьи [10] Лотан написал: «Юнгу удалось вылечить пациентку благодаря сочувствию, настойчивости и решительности». Ложь! На самом деле, это лечение протекало через постель — приятно, легко и беззаботно. Неприятности начались только тогда, когда бессовестный врач положил глаз на другую пациентку, а прежняя начала жаловаться на него своей матери, отцу и «дедушке» Фрейду, закатывать грандиозные скандалы, бросаясь на своего возлюбленного с кухонным ножом (был и такой инцидент).

Нам известно, что Юнг за свои проделки пытался оправдаться перед матерью Сабины. В ответ на письмо Фрейда от 8 июня 1909 года Сабина написала: «Как я чувствую, Вы тоже лукавите, господин профессор: "audiatur et altera pars". Ведь если бы Вы ориентировались на это высказывание, то Вы бы безо всякого промедления предоставили мне аудиенцию. Хотя понятно и желание избежать неприятной встречи. Не так ли? И великий «Фрейд» не всегда может заметить имеющиеся у него слабости» [13]. К сказанному она приложила переписанный ее рукой текст письма Юнга № 2, который тот отослал ее матери. При этом Сабина добавила: «письмо № 3 я, вообще, не в состоянии переписать; я могу его Вам лишь показать; оно намного больше оскорбляет меня, чем письмо № 2».

Ниже цитируется фрагмент текста из письма № 2: «Итак, я из врача стал для неё другом, перестав отодвигать на задний план мои собственные чувства. Отказаться от своей роли врача мне было тем более легко, что я и не был обязан вести себя как врач, так как я никогда и не стремился получить гонорар, работая с Вашей дочерью. Именно гонорар и устанавливает твёрдые границы между врачом и пациентом. Теперь Вы сможете понять, что дружба между мужчиной и девушкой не может продолжаться неограниченно долго, чтобы при этом когда-нибудь не возникли особые обстоятельства».

Нечто подобное, как мы уже видели, было зафиксировано в дневнике Сабины (см. п. XV). Еще раз воспроизведу написанный ею текст: «Мать сказала, что после того как мы одарили друг другу любовью, невозможно чтобы я и мой друг продолжали оставаться друзьями. Чистая дружба не может долго выдержать мужчину. Если я хорошо к нему отношусь — тогда я захочу любви, а если я постоянно проявляю холодность — тогда это отобьёт у него охоту продолжать отношения». Но продолжим цитировать письмо Юнга матери Сабины.

«Так как что может удержать обоих от того, чтобы не начать пожинать плоды любви? А врач и его пациентка, наоборот, несмотря на то, что могут неограниченно долгое время говорить о разного рода интимностях и пациентка может надеяться получить от врача любые требующиеся ей проявления любви и заботы, не смогут перешагнуть границы, накладываемые этикой врача, так как врач обязан чётко соблюдать свои обязанности и так как его усилия оплачиваются. Именно последнее и накладывает на врача требуемые ограничения.

[Теперь внимание!] Поэтому я [Юнг] предлагаю Вам [матери Сабины], если Вы желаете ограничить мои функции ролью врача, назначить мне гонорар в качестве соответствующей компенсации за предоставляемую мною медицинскую помощь. Тогда Вы сможете быть абсолютно уверенными в том, что я при любых обстоятельствах буду выполнять мои обязанности врача. В роли же друга Вашей дочери мне придётся предоставить всё на волю случая, во власть неизвестной судьбе [прямой шантаж с целью вымогательства денег]. Так как двум друзьям вряд ли кто может помешать заняться тем, чем они хотят [Ну и нахал!].

Дорогая и уважаемая госпожа, хотелось бы надеяться, что Вам удастся правильно понять меня, понять, что во всём этом деле нет никакого хамства с моей стороны, а только чистый опыт и признание в совершённой мной ошибке. Мой гонорар составляет 10 франков за консультацию. Я советую Вам согласиться на такое прозаическое разрешение проблем, так как оно является самым осторожным и не создаёт для будущего никаких проблем...

Я уже говорил Вашей дочери, что всё сексуальное будет исключено и что, всё что произошедшее, было только выражением моей дружеской признательности. Когда это [?] произошло, я находился в очень расслабленном и податливом состоянии, я желал лишь одного, предоставить Вашей дочери доказательства моего полного доверия к ней, моей дружбы, чтобы посредством этого помочь ей достичь внутреннего освобождения. Теперь я понимаю, какая это была грубая ошибка, я действительно очень сильно раскаиваюсь» [13] (часть этого текста приведена также в работе [9]).

По-видимому, здесь речь идет о каком-то грубом насилии со стороны Юнга, которое, однако, не было связано с половым актом. Но в любом случае, кто не чувствует в этих суждениях зачерствелого цинизма, тому лучше не заниматься душевными делами. Отсутствие взимания платы за лечение еще не дает разрешения для установления сексуальных отношений между духовным наставником и душевнобольной. И ещё, пускай амбулаторное «лечение любовью» было недолгим и отношения между Сабиной и Юнгом перешли в отношения между университетским преподавателем и студенткой. Формально ситуация изменилась ненамного, поскольку и в этом новом статусе должны действовать те же этические нормы, что и между врачом и пациенткой.

В заключительной части статьи [10] Лотан написал: «В целом отношения Юнга и Шпильрейн, представлявшие собой нечто среднее между "терапией" в неформальной обстановке, практикой и романом, следует оценивать не по семенам, а по плодам, то есть учитывать не перенос Сабины и контрперенос Юнга, а благо, дарованное обоим…

Отношения, которые сложились между Юнгом и Шпильрейн после того, как Сабину выписали из клиники, никак не назовешь терапией, поскольку Шпильрейн не оплачивала услуги Юнга и считала себя бывшей пациенткой, чему вторил сам Юнг. Похоже, эта "терапия" служила прикрытием для супружеской измены, которое было необходимо только женатому Юнгу, поскольку слухи об адюльтере угрожали его профессиональной репутации. Пытаясь оправдаться перед собой и перед Фрейдом, Юнг именовал эту тайную аферу терапией, намеренно путая реальность с переносом.

Однако к тому времени Сабина уже избавилась от переноса. Она и впрямь была той самой "другой женщиной", которая надеялась, что ради нее Юнг оставит свою жену и подарит ей сына. Окончательно убедившись в безнадежности этих прожектов, она под давлением своей матери и самого Юнга нашла в себе силы для того, чтобы взглянуть правде в лицо, и поставила точку в этой любовной истории, не поднимая шума.

Они расстались, и каждый пошел своим путем; он сошелся с Тони Вольф, Сабина вышла замуж, скорее всего не по любви, как и ее мать, и вскоре произвела на свет девочку, которую нарекла Ренатой, что означает "возрожденная". Они продолжали заниматься психоаналитической и исследовательской деятельностью. Шпильрейн удалось избежать серьезного душевного кризиса, который постиг Юнга после мимолетного погружения в состояние, близкое к психозу, описанное им самим» [10].

Мы видим, что Лотан не понимает, какую глубокую, незаживающую и постоянно кровоточащую рану оставил Юнг в душе Сабины. Она писала: «Для меня наступили ужасные времена после того, как я рассталась с моим другом и стала сражаться с тёмными силами, пытавшимися отнять у меня веру в идеалы. Фактически я не переставала плакать днём и ночью» [9]. Приведя эти слова, аналитик юнговского толка Урсула Вирц написала: «После чтения писем у меня сложилось впечатление, что Сабине Шпильрейн удалось не только чистое выживание. Она возвратила свои проекции, направленные на своего аналитика, и смогла от них избавиться, вырастая из прежних фиксаций и приходя в контакт со своей собственной творческой энергией. Мало кому из женщин, переживших подобное, удалось такое» [9].

И Сабине это не удалось! Разве непонятно, что Юнг остался в ее душе навсегда. Своего мужа, врача Павла Шефтеля, за которого вышла замуж в 1912 году только для того, чтобы забыть Юнга, она никогда не любила. Многие годы как неприкаянная она скиталась по Европе, живя несчастной бродяжкой в Берлине, Мюнхене, Лозанне, Женеве, Москве. Ее муж пошел на фронт, а когда вернулся, женился на другой. Сабина приехала в свой родной Ростов-на-Дону в 1924 году после скандального закрытия Детского дома-лаборатории (рассказ об этом впереди), зрелой матроной, которая просто обязана была воспитывать своих двух дочерей, Ренату и Еву. Из-за детей она вновь соединилась с мужем, у которого ничего не вышло со второй женой. Но, кто знает, о чем она думала всё это время, не снились ли ей по-прежнему сны о Юнге, дорогом ее возлюбленном?

Большая любовь не могла пройти бесследно и для Юнга. В этот период он едва не сошел с ума. Не разобравшись в глубине чувств героев, Вирц, Лотан и прочие аналитики, естественно, не увидели колоссального влияния, которое оказала Сабина на учение Юнга, рукой которого она еще долго водила пером по бумаге, сочиняя совместно с ним его теорию коллективного бессознательного. Ошибка авторов статей мне понятна, их заботой было оправдание швейцарского аналитика, поскольку признание его вины бросило бы тень и на них. Мы же могли наблюдать связь Юнга и Шпильрейн, внимательно читая текст книги «Отношения между Я и бессознательным», приведенный в п. XIII. Основной труд Юнга «Либидо, его метаморфозы и символы» тоже написан, собственно, ею, или, по крайней мере, общим для них бессознательным. Об этом мы позже еще поговорим, а сейчас сосредоточимся на выводах, которые сделал Лотан в работах, написанных им совсем недавно, в 2003 и 2006 году.

– XXII –

В послесловии к книге Шпильрейн С. «Дневник и письма. Женщина между Юнгом и Фрейдом» (2003) Цви Лотан еще больше запутывает читателя. Он пишет: «Независимо от того, каким образом рассматривать эту драму, изнутри, с перспективы участвующих в ней лиц, или извне, с позиции исторических комментаторов или читающей публики, приходится a priori делать выбор между двумя установками:

а) рассматривать эпизод, происшедший между Шпильрейн и Юнгом, в качестве Юнговских внебрачных отношений, что некоторые считают допустимым, а большинство осудит по правовым, моральным или религиозным причинам или

б) рассматривать происшедшее в качестве неправильного поведения, нарушения границ, как случай сексуального злоупотребления, нарушение этики психоанализа, неразрывно связанной с проведением психоаналитической терапии» [11].

У меня сразу же появилось возражение: почему Лотан заставляет своего читателя сделать «выбор между двумя установками»? Разве кому-то не понятно, что имело место и (а) «внебрачные отношения», и (б) «нарушение этики психоанализа», то есть имело место одновременное нарушение этических норм со стороны Юнга, указанных в пунктах (а) и (б).

Далее текст Лотана вообще теряет всякую логику. Дело в том, что оба пункта, (а) и (б), предполагают существование сексуальных отношений между Юнгом и Шпильрейн, в противном случае, мы бы не имели нравственной проблемы. Если бы их отношения оставались в рамках допустимых этических норм, то никакой бы «сексуальной коллизии», как выразился Лотан, у Юнга и Шпильрейн не существовало. Теперь прочтите, что написал Лотан: «Выбор любой из установок [(а) и (б)] зависит от ответа на два вопроса:

1) Какого рода были эти отношения?

2) Возникли ли они ещё во время терапии?»

На первый вопрос мы должны ответить: «Отношения между Юнгом и Шпильрейн имели явно сексуальный оттенок». Отвечая на второй вопрос, который неявно предполагает наш ответ на первый вопрос, мы должны сказать: «Имеются определенные свидетельства тому, что сексуальные отношения между Юнгом и Шпильрейн возникли ещё во время терапии, то есть в период 1905 – 1907 гг.; в период 1907 – 1909 гг. эти отношение достигли кульминации и пошли на спад».

Но посмотрите, как отвечает на вопросы (1) и (2) Лотан и какой выбор он делает из (а) и (б). Он пишет: «На первый вопрос ответили сами Шпильрейн и Юнг: оба всегда отрицали существование сексуальных коллизий [ничего подобного не было, хотя оба пытались по понятным причинам не афишировать свои сексуальные отношения], к тому же ещё больше можно убедиться в этом, читая документы, представленные мной [далее Лотан будет манипулировать цитатами]. А на второй вопрос Шпильрейн ответила отрицательно [этот тезис опровергается словами Сабины, приведенными в конце п. XV], Юнг отвечал по-разному и противоречиво.

Кроме того, — пишет Лотан, — подробное исследование архива убеждает в том, что между Шпильрейн и Юнгом не было чётко структурированных психотерапевтических рамок. Во всяком случае, эту терапию вряд ли можно было назвать психоаналитической терапией на кушетке, с высокой частотой сеансов и соответствующей оплатой. Этого не было ни в начале, в 1905 – 1907 гг., после того как Шпильрейн оставили психиатрическую клинику Бургхёльцли, ни в более поздний период (1907 – 1909 гг.), а потом о терапии уже и речи не могло быть. Сексуальное воздержание (абстиненция) терапевта и его анализанда является необходимой предпосылкой лечения как прежде, так и сейчас, хотя невозможно судить по сегодняшним психоаналитическим меркам о ситуации, сложившейся между Юнгом и Шпильрейн.

Я предполагаю, — подводит итог Лотан, — что Юнг самостоятельно решил рассматривать сложившиеся взаимоотношения как проблему в терапии [б], а отнюдь не как внебрачный конфликт [а]. Именно в таком виде Юнг и представил свою проблему Фрейду. Рассматривая политически, это была тщательно продуманная стратегия, в которой Юнг руководствовался как личностными, так и профессиональными соображениями» [11].

Мне кажется, что в данном случае мы имеем дело с преднамеренным обманом читателя. Из самой постановки проблемы отчетливо вытекает, что Лотан знает, в чём обвиняют Юнга, но пытается неправедными средствами его оправдать. Мы видели, что в статье 1997 года «В защиту Сабины Шпильрейн» он как бы размазал содержание пунктов (а) и (б), сформулированных в 2003 году. В ранней статье автор не выставлял альтернативу — либо (а), либо (б). В ней он писал «В целом отношения Юнга и Шпильрейн, представлявшие собой нечто среднее между "терапией" в неформальной обстановке, практикой [б] и романом [а]… "терапия" [б] служила прикрытием для супружеской измены [а]». В поздней статье он делает упор на (б), фактически, дезавуируя пункт (а). В 2003 году автор стал более настойчиво утверждать, что никаких сексуальных отношений между Шпильрейн и Юнгом не было (1), следовательно, супружеская измена (а) — миф, удобный для противников психоанализа.

В ответ на измененную Лотаном позицию, мы могли бы сказать следующее: «Уважаемый Автор, прочтите свою собственную статью 1997 года, где Вы еще не давали отрицательного ответа на вопрос (1) и не замалчивали пункта (а). Будьте до конца честными и укажите нам, какие ошибки в суждениях и комментариях к документам Вы допустили ранее, что заставило Вас изменить свою первоначальную позицию. Ваша ранее вышедшая статья уже написана достаточно тенденциозно, однако Ваши манипуляции с цитатами в статье 2003 года намного превосходят те, что мы находили в статье 1997 года. Короче говоря, подскажите нам, как согласовать Ваши выводы 1997 года с Вашими же выводами 2003 года?» Вряд ли можно ожидать, что Цви Лотан когда-нибудь сможет ответить на эти вопросы. Нам ничего не остается, как самим взяться за расследование причин изменения позиции Лотана.

– XXIII –

Типичный пример тенденциозного рассмотрения документов демонстрирует следующий пассаж. Лотан пишет: «Сабина Шпильрейн в письме Фрейду так описала сложившееся положение дел… [идет небольшой фрагмент известного нам письма; далее автор комментирует]. Ретроспективно трудно решить, кто кого обманывал, хотя саму Шпильрейн вряд ли можно упрекнуть. И, тем не менее, можно сделать вывод: нечёткий договор о гонораре является таким же опасным нарушением границ, как и любое другое упущение или злоупотребление психоаналитической этикой» [11]. Это, по-моему, какое-то словоблудие, прикрывающее юнговскую беспардонность. Кому тут не ясно, «кто кого обманывал»? Врач виновен во всем, даже в том, что пациентка создала ненормальную с точки зрения морали и права ситуацию. О чём здесь можно рассуждать? Странно, что Лотан не понимает этих элементарных правовых норм.

Ещё пример подтасовки. Лотан целиком цитирует следующее письмо Юнга: «Для фройляйн студентки медицины Сабине Шпильрейн на адрес господина Н. Шпильрейн Ростов н/Дон, Россия, 19. 08. 1908. Русский почтовый штемпель: Ростов-Дон 27. 08. 1908.

Любимая! Только что я получил Ваше дружеское письмо и у меня возникло впечатление, что Вы чувствуете себя в Ростове не совсем хорошо. Понимаю Вас. Я благодарен Вам за Ваши добрые любимые слова. Теперь я вновь совершенно спокоен. Каникулы хорошо успокоили мои нервы. Каждый день я делаю большую прогулку по горам, чаще всего в полном одиночестве. Мне это приносит большую радость. Комплексы начинают занимать присущее им законное место, так что вновь приходит ясность. Вы можете извлечь из дружбы много пользы и моё сердечное пожелание, чтобы Вам удалась Ваша жизнь с минимумом несуразностей и вызываемых ими болей. Никогда не теряйте надежду, что труд, в который Вы вложили душу, приведёт к хорошему концу. Сегодня я могу писать Вам лишь вкратце, так как возвратился домой очень усталым после большой прогулки. Пишите мне постоянно в Бургхёльцли. С сердечной любовью, Ваш Ю.» [11].

Далее Лотан написал: «О существовании этих писем Каротенуто знал, так как он цитировал из них фрагменты, правда, он не догадывался, что их полная публикация может вызвать сомнения в данной им сексуальной интерпретации отношений между Юнгом и Шпильрейн». И снова Лотан не понимает, что наличие подобных писем вовсе не исключает сексуальных отношений. Юнг отправил письмо на адрес отца; письмо могло попасть в его или руки матери; этим, возможно, объясняется некоторая сдержанность в выражении его любви. Но посмотрите, каким образом Лотан пытается доказать отсутствие сексуальных отношений. Он надергал несколько предложений из писем Юнга, в которых была, например, такая фраза: «Ваше письмо, словно солнечный луч, блеснувший между облаками…» [11]. Тем самым Лотан хотел сказать: «Посмотрите, какая светлая и чистая любовь была между Юнгом и Сабиной. О каком сексе, господа, вы здесь говорите?»

Этот мотив особенно отчетливо прозвучал в статье Лотана 2006 года, которая называется «Совращение психоанализом или без оного. Что ищут девушки-еврейки у германских героев и vice versa?». В ней автор категорически заявляет: «Никакого секса между Шпильрейн и Юнгом не существовало». Так называется центральный раздел статьи 2006 года, которая обрамлена небольшими разделами — тенденциозно изложенной «Биографии» и «Заключительным словом».

Говоря об «истинных» отношениях между Юнгом и Шпильрейн, Лотан предположил, что «Он был её первой, страстной, исключительной и безграничной любовью: любовью между Джульеттой и Ромео, которым оказался женатый мужчина. А для Юнга она была, возможно, только новой любовной связью. Шпильрейн отвечала ему мощными романтическими чувствами, в которых он столь сильно нуждался в качестве стимула для своей научной работы» [12]. В другом месте мы читаем: «Взаимоотношения врача [Юнга] с пациенткой [Сабиной] привели к страстным, но по своей сути, платоническим любовным отношениям, которые Шпильрейн из-за присущей им нежности называла "поэзией", то есть, они обходились без коитуса. В соответствии с этой гипотезой "платонический" здесь означает проявление чувств в сопровождении объятий, прикосновений и поцелуев, то есть "чистая" любовь» [12].

После этих слов кто-то может сказать: «Автор статьи просто введен в заблуждение какими-то отдельными фразами из их переписки». Нет, говорю я, мы имеем дело с сознательным обманом, когда автор умышленно утаивает от читателя компрометирующие факты и выставляет на передний план «романтические чувства» влюбленных, ведущих на самом деле вполне нормальную сексуальную жизнь. В этой связи можно вспомнить русских поэтов-символистов, непрерывно пишущих о романтических чувствах любви, которые вместе с тем устраивали умопомрачительные оргии. Чтобы понять совместимость плотской и платонической любви нужно лишь поближе познакомиться с биографиями видных представителей «Серебряного века». Тогда мы узнаем, какой «поэтической» любовью жили Вячеслав Иванов, супруги Мережковский – Гиппиус с их общим друг Философом, а также супруги Блок – Менделеева с Белым и т.д. Я допускаю, что мы имеем дело с неким самообманом Лотана, то есть с его заблуждением, но лишь при условии, что это заблуждение вызвано явным желанием автора во что бы то ни стало выставить участников скандала в незапятнанном виде. Однако и в этом случае его самообман будет мало чем отличаться от его обмана.

Каким образом Лотан добивается положительного эффекта в своей последней статье 2006 года? Примерно так же, как и в предыдущей 2003 года. Например, он пишет: «В 24 года Шпильрейн, как она рассказывала, была "безвинной" девушкой: "Мои родители, прежде всего мать, гордились "чистотой" и "наивностью" своей дочери; да и мои коллежанки не стремились "осквернить" меня сексуальным просвещением. В гимназии ради хорошего воспитания из преподавания естественнонаучных предметов был удалён материал, касающийся оплодотворения животных. Под конец я и сама предалась своей "безвинности", испытывая страх перед возможностью сексуального осквернения. Вот так и получилось, что о сексуальных вещах кое-что я узнала только после поступления в университет из лекций по зоологии"» [12].

Лотан слишком полагается на сию минутное настроение Сабины и полностью игнорирует ее сексуально ориентированную психику. Мне сложно сказать, кого и с какой целью Сабина обманывает здесь. Однако из всего письменного массива, относящегося к ней, мы знаем, что задолго до «поступления в университет» она прекрасно была осведомлена о «сексуальных вещах». То, что она с детства занималась мастурбацией и хотела иметь от Юнга ребенка, однозначно доказывает, что она жила богатыми сексуальными фантазиями. Лотан же, процитировав ее неискренние строчки, начал уверять нас в абсолютной невинности Сабины, говоря, что она чиста, как слеза младенца. Ну, разве это не спланированная акция по одурачиванию читателя?

– XXIV –

Хочу процитировать важный отрывок из послесловия к книге 2003 года, который дает более или менее отчетливое представление путаной позиции Лотана. Он пишет: «Наибольший и до сих пор непризнанный вклад в психоанализ Юнга и Шпильрейн — неустранимая роль любви и симпатии для успеха психотерапии… Если мы будем учитывать различие между ориентированной на реальность терапевтической любовью и любовью в переносе, нам гораздо быстрее удастся разобраться в трёх различных оценках взаимоотношений Шпильрейн и Юнга, так как эти взаимоотношения можно рассматривать:

1) под углом веры в существование сексуального соблазна женщиной: сам Юнг (а после него мужчины, комментировавшие случай, и среди них Фрейд, а потом Каротенуто) описывал Шпильрейн как психотического каннибала, уничтожавшего психику, как архетипическую соблазнительницу, поймавшую в свои путы неопытного Юнга и спровоцировавшую у него психотический контрперенос;

2) под углом веры в существование сексуальных злоупотреблений: такие авторы как Кремериус рассматривали Юнга в его контрпереносе агрессором, сексуально злоупотребившим Шпильрейн, оказавшейся в роли беспомощной жертвы;

3) под углом веры в существование сексуального скандала, на что опирается Richebacher (2000).

Комментарий к 1): Шпильрейн не соблазняла Юнга, хотя тому и не удалось это заметить. Вначале у Шпильрейн обнаруживается отцовский (и материнский) перенос, а после этого пубертатные грёзы, а со временем появляется глубокая любовь к Юнгу и желание выйти за него замуж.

Комментарий к 2): Юнг не злоупотребил Шпильрейн, он оделил её в Бургхёльцли (1904 – 1905) любовью и эмоциональной поддержкой, а с 1908 года в свою очередь просил её о том же. Возможно, Юнг действительно ввёл Сабину в заблуждение, говоря, что ради неё бросит свою жену, в этом сейчас трудно разобраться, но, несомненно то, что Юнг считал, что Шпильрейн будет полезной для него и его творчества — Юнг придавал огромное значение и тому, и другому. В любом случае, невозможно больше защищать мнение, что Шпильрейн оказалась жертвой злоупотреблений со стороны Юнга.

Комментарий к 3): Где же здесь скандал? Скандал происходит в публичном месте, скажем путём разоблачения в прессе или обращения в суд. Здесь же перед нами нет никакого скандала, ни внутри, ни снаружи, так как ни во время терапии, ни после её завершения невозможно доказать наличия сексуальных контактов. Скандал обнаруживается лишь в фантазиях Юнга. Не существует никакого "вытесненного скандала", относящегося к самому началу развития психоанализа, якобы реально существовавшего по мнению Richebacher (2000). Я специально прочитал информацию о публичном скандале в статьях газеты Neuen Zurcher Zeitung за 1911/1912 годы, чтобы составить собственное мнение. Можно сказать, что с самого начала психоанализ Фрейда был окружён скандалами, зачинщиками которых были, например, Краффт-Эбинг в Вене и Ашаффенбург в Германии.

Три несоответствующих истине подхода, которые мы представили читателю, свидетельствуют лишь о том, что сексуальный товар всегда продаётся хорошо» [11].

Человеку, который таким образом представляет известные нам события, трудно что-либо объяснить. Он всегда будет отстаивать правоту психоаналитиков, хотя всем тем, кто не одурманен фрейдистской идеологией давным-давно понятно, что продавцами «сексуального товара» всегда были и до сих пор остаются как раз психоаналитики. Главный вывод Лотана строится на доводе: «…перед нами нет никакого скандала, ни внутри, ни снаружи, так как ни во время терапии, ни после её завершения невозможно доказать наличия сексуальных контактов». Ну что на это скажешь? Лотан слеп; он вчитываетсяся в тексты найденных в подвале дворца Вильсона документов и никак не может найти подтверждение тому, что на юридическом языке называется res in re — проникновение мужского полового органа в женский. «Секса не было, — возмущенно кричит он, — ведь никто из участников событий не написал явным образом res in re».

Между тем элементарное знание психологии Юнга и его манеры вводить в заблуждение окружающих, не оставляет никакой надежды на то, что он поступил с Сабиной как-то иначе, чем до нее с Эммой Раушенбах — пациенткой, ставшей его женой, — и после нее с Тони Вольф — тоже пациенткой и студенткой, которая, как и Сабина Шпильрейн, была темпераментной еврейкой, во многом напоминавшую предшественницу. Если брать во внимание не только 9-летний период с 1904 по 1913 год, в течение которого Юнг общался с Сабиной, но и весь 40-летний период его сожительства с Тони, то мы быстро поймем естественный ход событий. Не мог обаятельный и здоровенный мужчина, 185-сантиметрового роста, атлетического сложения, который обожал готовить на костре себе пищу, который время от времени занимался тяжелым физическим трудом каменщика, жил в построенном им доме без электричества и водопровода, частенько покидая семейный очаг, чтобы провести несколько дней в далеко стоящей башне, который каждодневно колол дрова, получая сказочное наслаждение от ведения простой сельской жизни, испытывая настоящий экстаз от свежескошенной травы, — ну, не мог этот Дионис обойтись без любовницы.

Юнг слишком любил жизнь, чтобы отказывать себе в сексуальном удовольствии. Он был хитер, циничен и в этом ничуть не уступал Фрейду. Не верьте доводам тех, кто лепит из него и Фрейда импотентов, денно и нощно думающих об абстрактных теориях. В центре внимания обоих находились одни амурные дела, вокруг которых они пытались возвести наукообразный частокол из привидевшихся им грёз. Швейцарский целитель, почитающий средневекового врача и шарлатана-алхимика Парацельса за внеземное божество, никогда не был совестливым врачевателем заблудших душ несчастных девушек, как изображает его Лотан, этаким романтическим пай-мальчиком, дарящим своим пациенткам лишь цветы-незабудки. Юнг бы настоящим жеребцом, который, однако, помимо овса и кобылиц, имел интеллектуальную потребность в рисовании и созерцании языческих религиозно-мистических картин.

– XXV –

Теперь кратко разберем статью [13] фрейбургского психоаналитика Йоханнеса Кремериуса (Cremerius) под названием «Сабина Шпильрейн — одна из первых жертв психоаналитической профполитики (О предыстории психоаналитического движения)». Данная работа, как и работы Лотана, обходит стороной важную для нас тему, связанную с установлением влияния конкретных Я на формирование учения Юнга о коллективном бессознательном. Тем не менее ее содержание несет полезную для нас личностную информацию о главных героях психодрамы периода пребывания Юнга и Шпильрейн в лоне теоретико-сексуальных иллюзий Фрейда.

Статье Кремериуса предпослан эпиграф: «У власти не бывает белых ручек», который выражает основной вектор критики. Автор старается показать, что Сабина Шпильрейн стала жертвой политической игры, связанной с передачей власти от австрийского отца-основателя международного движения психоаналитиков своему предполагаемому швейцарскому приемнику. Я не разделяю пафоса этой идеи, не думаю, что этот мотив может что-либо объяснить в трагедии самой Сабины. Разумеется, ее история помогла высветить несимпатичную физиономию той власти, которая стояла у истоков психоаналитического движения. Однако неэтичность общей ситуация была вызвана не озабоченностью престарелого Фрейда передачей своих полномочий молодому Юнгу, а безнравственностью характеров указанных лиц. Если бы они изначально были достойными людьми, то и вопрос передачи власти никого бы больно не задел.

Я уверен, что любовная пара Сабина – Юнг идеальным образом вписывается в эпоху сексуальной революции периода 1880 – 1920 гг. Где б они ни жили, с ними произошло ровно то же, что с ними и произошло. Думаю, они прекрасно бы чувствовали себя в России, в компании Вячеслава Иванова, Мережковского, Гиппиус, Белого, Блока и прочих поэтов-символистов, для которых эротизм и мистика были на первом месте. В сущности, они были такими же сумасшедшими романтиками, как и только что названные поэты. Об этом у нас еще будет время поговорить.

Кремериус же считает, что в событиях, связанных с именем Сабины, «мы находим первые следы того насильственного развития, который стал характерным для институционализированного психоанализа. На состоявшемся в Нюрнберге конгрессе (1910) мы уже не найдём и намёка на эти следы, сохраняются только приметные, каждому бросающиеся в глаза черты власти. Название, которое подобрал с согласия Фрейда Ференци, "Психоаналитическое движение", сигнализирует начало новой эры. В качестве инструмента власти Психоаналитическое движение должно вскоре претерпеть судьбу любого движения — политической или религиозной природы, — сражающегося за получение и сохранение власти, которая будет консервировать идеи, защищая их от изменений и забвения за стенами одного из учреждаемых аппаратов.

Ради сохранения власти Фрейд, а после него психоаналитические функционеры, обладали властью, позволявшей им приспосабливаться, идти на компромиссы и проявлять готовность к злостным альянсам типа спорного сообщничества или даже соучастия в недобрых делах. Естественно, что при этом руки никак не могут оставаться чистыми, приходится отказываться от прежних твёрдых принципов, жертвовать существенными программными пунктами. Следы этого, как я хочу сейчас показать, — пишет Кремериус, — берут своё начало в истории Шпильрейн – Юнг – Фрейд. Здесь Фрейд впервые начинает заниматься реализацией насильственных планов в борьбе за власть (смотри его письмо к Ференци во втором томе джонсовской биографии Фрейда), вымазывая свои руки в интересах власти. Чтобы не потерять Юнга как кронпринца и будущего вождя Международного Психоаналитического общества, Фрейд входит с ним в тайный сговор, жертвуя многим и прежде всего честью Сабины Шпильрейн» [13].

Написано сердито, умно, но в корне ошибочно. Надо полагать, что за потерю девической чести Фрейд всё-таки не несет ответственности. Кремериус же пытается применить общий социальный закон функционирования политических, религиозных, экономических и прочих ассоциаций, организаций и партий к очень личной драме двух влюбленных людей. Ясно, что несчастье произошло по более частной причине. Уже говорилось, что Юнгу, очевидно, наскучила прежняя любовница, и он решил завести себе другую. Из-за денег он не хотел разводиться со своей женой и ради истерички-любовницы уходить из богатого дома он, конечно, не собирался. Именно в этом кроятся истоки трагедии Сабины, которая заведомо безуспешно строила планы в отношении Юнга — сначала своего врача, а потом преподавателя. Другими словами, виной ее трагедии является ее же собственная наивность, которую может понять любой зрелый мужчина.

Что касается Фрейда, то его нежелание помочь Сабине объясняется лишь черствостью его натуры. В работах [1], [2], [3] об этой особенности фрейдовского характера было сказано предостаточно. В них показано, что родоначальник психоанализа никогда не руководствовался чувством сострадания. Его пациентами становились лишь те больные, которые могли либо щедро оплатить лечение, либо полезные, возможно, небогатые, но послушные и преданные ему люди, которых он использовал с целью продвижения своего учения в жизнь.

По отношению к Юнгу Фрейд вел себя примерно так же, как в свое время он вел себя с Брейером, Флейшлем, Флиссом, Адлером, Ранком и прочими его друзьями-врагами. Сначала он прямо-таки влюблялся в своего нового друга, связывал с ним самые радужные надежды. Однако его собственный скверный нрав рано или поздно приводил к разрыву отношений, и этот друг превращался в ненавистного врага. Можно не сомневаться, если бы Фрейд встретился с Юнгом и Сабиной, когда еще был сам молодым, то вся история повторилась бы в точности или еще в худшем варианте.

В общем, Фрейда окружали пресмыкающиеся бездарности [15], которых он откровенно презирал. Все мало-мальски талантливые, самостоятельно и творчески мыслящие люди покидали созданное им Общество. Когда на горизонте появлялся новый способный человек — а Юнг, несомненно, был таковым, — Фрейд, естественно, хотел отдать ему часть функций по руководству разросшейся организации. Однако все разговоры о передаче власти от Фрейда к Юнгу является чистейшей фикцией. Надо совершенно не знать характера отца-основателя, чтобы допускать мысль, будто он когда-нибудь серьезно подумывал о лишении себя властных полномочий. Фрейд упивался властью и убрал бы с дороги всякого, кто б эту власть мог серьезно поколебать. Швейцарец Юнг нужен был ему наравне с англичанином Джонсом лишь для того, чтобы его детище не обзывали обидными словами «еврейская психотерапия».

В одном из писем, направленном Юнгу, Фрейд писал: «Учитывая твердость и независимость Вашего характера, Ваше германское происхождение, которое позволит Вам добиться расположения публики куда скорее, чем мне, Вы, наверняка, сможете лучше всех, кого я знаю, справиться с этой миссией» [9]. Это обыкновенный комплиментарный реверанс, из которого вовсе не вытекает желание престарелого лидера психоаналитического движения передать власть кому бы то ни было.

Кремериус чувствует, как подло поступил Фрейд, понимает, что этим он скомпрометировал всё психоаналитическое движение, но не знает, как оправдать его подлость. Мы видим, что автор статьи [13] безгранично верит в добропорядочность и силу ума своего кумира, уверен, что стоило родоначальнику волшебного учения проанализировать всех участников, втянутых в конфликт, и неприятностей можно было бы избежать. Эта утопическое соображение представляется мне какой-то дикой слепотой, которую никак не ожидаешь обнаружить у зрелого аналитика. Послушайте, какой абсурдный выход нашел Кремериус для своего кумира:

«Когда я спрашиваю себя, а может быть в данном случае не было никаких других средств разрешить проблему, как то, что произошло, то я нахожу, что в психоанализе было предостаточно эффективных средств. Не было ли бы самым простым то, что Фрейд взял бы да и проанализировал своё тайное сообщничество и помог и двум другим сделать тоже самое? Таким способом всем бы была оказана помощь и то, чего они опасались, скандала, было бы эффективно предотвращёно. "Дела" психоанализа тогда бы никак не пострадали» [13].

Святая простота! Насколько нужно обманываться в способностях Фрейда, чтобы написать такое! Эту наивность Кремериус демонстрирует и дальше. Например, он удивлен нежеланием отца-основателя психоанализа, быть более осведомленным в проблемах с Сабиной, «вопреки столь характерной для Фрейда потребности в точности в любых клинических вопросах» [13]. Мне же кажется вполне закономерной бездушная реакция лидера на первые письма, присланные ему одним из его обожателей. Хорош же был Фрейд, когда б сломя голову, бросил все дела и занялся какой-то сумасшедшей из России. Так идолы не ведут себя перед своими фанатичными поклонниками.

Лишь незадолго до кульминационной развязки Фрейд в ответ на письмо Юнга от 7 марта 1909 года через два дня написал ему: «И до меня просочились слухи о той пациентке, с невротической благодарностью которой Вы познакомились в форме пренебрежения и презрения. При своём посещении Мутманн говорил о даме, которая представилась ему как Ваша любовница... Но мы были едины с ним во мнении, что дело обстоит иначе, что оно вообще необъяснимо без учёта невротического состояния наушницы» [13]. Вот типичный ответ в духе Фрейда: здесь есть и его принципиальное пренебрежение к женщине, потому что она женщины, а они с Юнгом мужчины, здесь проявилась и любовь его самого ко всякого рода сплетням, сваливая этот грех на женщин. Заметим, что обвинять Шпильрейн в наушничестве было крайне несправедливо. Напротив, она держалась намного благороднее тех двух джентльменов, которых неученая часть человечества считает гениями психологии.

Еще через два дня, 11 марта 1909 года, Юнг отвечает Фрейду беззастенчивой ложью: «Распространяемый Мутманном слух мне совершенно непонятен. У меня действительно никогда не было любовницы, я, наверное, вообще являюсь самым невинным из всех супругов. Потому у меня и возникает в таких случаях огромная моральная реакция! Я даже и догадываться не могу, о ком бы мог говорить Мутманн. Не думаю, что речь идёт именно о той пациентке, о которой я писал в прошлый раз. На меня просто наводят ужас подобного рода слухи» [13].

Имей после этого дело с этими аналитиками. От пациентов они требуют предельной искренности, готовы вытряхнуть душу из них, сами же даже между собой никогда не бывают откровенными. Автор, оправдывающий всю эту гнусность, сам демонстрирует свой невысокий моральный уровень.