Правда о Фрейде и психоанализе

Акимов О.Е.

16. Попытки понять сон об Ирме

Хорошо информированный фрейдовед Пол Феррис, начал свою книгу «Зигмунд Фрейд» с попытки расшифровать сон об Ирме, но потерпел неудачу. В первой главе «Сказки Венского леса» он написал, что «23 июля один друг и молодой коллега Фрейда, Оскар Рие, навестил их [Зигмунда и Марту, находящихся на отдыхе в санатории "Бельвю"] и заметил, что одна из пациенток Фрейда, Ирма, не получает правильного лечения». После этого Фрейду приснился сон об Ирме, в котором «он стоял в большом зале, таком как в "Бельвю", и принимал гостей, среди которых была пациентка, которой он дал вымышленное имя Ирма. Ее состояние беспокоило его. Он посмотрел на ее горло и увидел странные язвы. Там были другие врачи, с которыми он обсуждал этот случай. Они решили, что инфекция у Ирмы вызвана недавней инъекцией, которую, вероятно, сделал доктор Рие грязным шприцом».

Феррис решил, что под именем Ирмы скрывается Эмма Экштейн, которую неудачно прооперировал Флисс. Отсюда у Фрейда появился комплекс вины. «На людях, — пишет Феррис, — Фрейд не хотел и слышать ни одного слова осуждения в адрес Флисса, этого коллеги-новатора, в дружбе которого он так нуждался. Но сон — совсем иное дело… Этот сон продемонстрировал ему, что может рассказать бессознательное. Возможно, он увидел его как бы "специально". У пациентов часто бывают именно такие сны, которые нужны аналитику. В течение нескольких лет после 1895 г. мозг Фрейда услужливо предоставлял ему все новые сны, необходимые для понимания самого важного пациента — себя самого». «Спустя четыре года, в конце века, стремясь завоевать внимание читателей немедицинских профессий, Фрейд опубликовал этот сон в книге "Толкование сновидений"».

Перед нами образец неправильного, поверхностного толкования сновидения, осуществленного современным специалистом по проблемам жизни и творчества Фрейда. Феррис пошел по наезженной колее: считать Ирму Эммой стало недоброй традицией со времени выхода книги домашнего врача семьи Фрейдов, Макса Шура, под названием «Фрейд — жизнь и смерть» (1972). Автору удалось добраться до неопубликованных в то время писем Фрейда, адресованных Флиссу. Из них он впервые узнал подробности о неудачно проведенной Флиссом операции по расширению дыхательного тракта в области ее носа. Берлинский друг придерживался теории «космического детерминизма», единства циклических процессов, протекающих в человеке и окружающей его природе. В частности, он считал, что все отверстия человеческого организма связаны в единую систему, так что заболевания в одном из них автоматически приводит к заболеваниям всех прочих отверстий. У Эммы наблюдалось кровотечение из носа во время менструации, нередки были и запоры. Флисс, осмотрев пациентку, которая к тому же страдала нервно-психическим расстройством, решил, что всему виной является нос. Он жил в Берлине и для проведения операции приехал на короткое время в Вену. Вскоре выяснилось, что из-за спешки он оставил в пазухе тампон, который начал разлагаться и вызвал тяжелый воспалительный процесс. Хирургическое вмешательство чуть было не закончилось летальным исходом.

В письме к другу от 3 августа 1895 г. Фрейд рассказал о последствиях операции и долго успокаивал Флисса, чтобы тот не винил себя за случившееся. Автор письма так старался снять с друга ответственность за неудачно проведенную операцию, что Шур решил, будто это и послужило поводом для сновидения об Ирме, приснившегося Фрейду на отдыхе в «Бельвю» накануне дня рождения Марты. Придерживаясь надуманной психоаналитической схемы, Шур объяснял переживания отца-основателя следующим образом: «в еще не подавленной части своего Я Фрейд осознавал, что теории Флисса были фантазиями. Более того, Фрейд знал, что в конечном счете ему придется признать несовместимость собственной концепции психического детерминизма с флиссовской теорией космического детерминизма человеческих поступков». Такое объяснение совершенно не годится для Фрейда. Шур (равно как Феррис) неверно определил причину фрейдовского «комплекса вины», о котором постоянно идет речь в сновидении. Фрейду было наплевать и на Флисса, и на «Красную Эмму». Последняя послужила ему «покрывающей фантазией» для маскировки образа Берты Паппенхейм. В дальнейшем при разборе сна об Ирме события, связанные с Эммой и прочими «покрывающими» личностями, я буду опускать, чтобы не сбивать с толку читателя (случай с Эммой подробно рассказан в «Психологии познания. Удод»).

При толковании сна об Ирме нужно, прежде всего, разобраться с врачами. Дело в том, что Фрейд в отношении врачей допустил элементарную, я бы сказал, мальчишескую ошибку. Мальчишки, играя в шпионов, шифруют свои секретные тексты обыкновенной подстановкой одних букв вместо других. Внешне тайнопись выглядит надежной, но любой дешифратор в два счета дешифрует мальчишеский код. Для этого ему нужно только подсчитать частоту использования букв. Например, буква «о» в русских текстах встречается чаще всего — 11,45 %, за ней идет буква «е» с 9,15 %; замыкают ряд буквы «ф» — 0,22% и «ъ» — 0,04%. Проведя идентификацию знаков по частоте их использования в тексте, дешифратор безошибочно прочтет мальчишескую тайнопись.

Фрейд шифровал свои «сны» (тексты его «сновидений» слишком хорошо продуманы, чтобы считать их снами) именно указанным образом: одни имена заменял другими, оставляя отношения между людьми, которые носят эти имена, без изменения. Наиболее хитроумным его приемом было использование «покрывающих фантазий», но они, как правило, резко контрастируют с логикой основного действия. Нередко автор предупреждал, что дальше у него следует «покрывало». Чтобы понять тексты фрейдовских сновидений и их анализ, нужно произвести фильтрацию. Другим важным методом дешифровки является, конечно, сравнение: об одном и том же событии, особенно если оно глубоко волновало автора, рассказывалось в нескольких местах книги. По контексту, способу шифровки и конструкции предложений иногда удается понять намного больше, чем рассчитывал донести автор. И, конечно, самое главное, надо хорошо знать психологию Фрейда, чтобы заранее предвидеть, что можно от него ждать, а чего нельзя.

Шур, Феррис и другие исследователи не смогли правильно указать время действия сновидения и не установили личности врачей; без этого невозможно расшифровать сон. Они ориентировались на симптомы болезней, хотя Фрейд однозначно предупредил, что симптомы взяты от нескольких его пациентов. Так, в подразделе 6А Фрейд возвращается к сновидению об Ирме и разъясняет метаморфозы образа главной героини: «Поскольку я нахожу при исследовании Ирмы [Берты] дифтеритные налеты, которые напоминают мне заботу о моей старшей дочери, она служит для изображения последней; за моей же дочерью скрывается связанная с нею одинаковым именем [Матильда] личность одной пациентки, погибшей вследствие интоксикации [морфина]… Благодаря сопротивлению при открывании рта та же самая Ирма [Берта] становится снова другой и, наконец, моей собственной женой [Мартой]. Болезненные изменения, замечаемые мною в горле, относятся помимо этого к целому ряду других лиц [в частности, к Эмме]». Эти метаморфозы образа помешали Шуру, Феррису и другим узнать в Ирме Берту.

Окончательный текст сновидения об Ирме составлен в 1894 г., вскоре после того, как Фрейд закончил писать историю болезни Анны О. для книги «Исследование истерии», вышедшей в мае 1895 г., хотя, наверняка, он пользовался какими-то предварительными записями. Наиболее вероятными черновиками являются его дневники, которые он не уничтожил вопреки его заверениям. В письме к Марте от 28 апреля 1885 г. есть такие слова: «я написал много вздора», «я не смогу стать зрелым человеком и не смогу умереть, не позаботившись о тех, кто последует за мной в старые бумаги». Однако Фрейд слишком ценил все, что выходило из-под его пера. Кое-что он мог, конечно, уничтожить, но наиболее ценный материал, связанный с Бертой, он просто кодировал. По стилю всего текста сновидения и конструкции отдельных предложений ощущается, что рассказанные автором события происходили дня три, может быть, неделю назад, не более. Поэтому сон об Ирме очень похож именно на обыкновенную дневниковую запись, когда человек пытается разобраться в своих чувствах вскоре после произошедших событий.

Фрейд жил в воображаемом мире. Вспомните, как в письме от 27 июня 1882 г. он воображал, что Флейшль обольщает Марту, за образом которой проступает Берта; в гамбургском письме он придумывал диалоги с гравером, под которым мог выступать неизвестный нам родственник Марты (возможно, Эли), и т.д. Сон об Ирме литературное произведение примерно такого же плана, в котором автор постоянно забавляется образами близких ему людей, последовательно инвертируя, сгущая, искажая и смешивая их между собой. Результирующая трансформация такова: Ирма (Берта) переходит в Марту, Флейшль — в Экснера, а Брейер — во Флисса, но по ходу событий добавляется множество других персонажей. При кодировке реальных событий Фрейд мог сообщить, например, что Флейшль и Экснер — подчиненные ему ассистенты, но из всего последующего текста хорошо видна истинная субординация между участниками событий, описанных в сновидении об Ирме.

Фрейд обычно не работал, будучи на отдыхе, но в санатории «Бельвю» он находился с мая месяца, так что к концу июля жена и дети ему, видимо, успели хорошо поднадоесть. Во всяком случае, у него было время обдумать план действий на ближайшее будущее. Он задумал некоторую совокупность своих ранее сделанных записей оформить в виде книги, в которой «сон» о Берте был бы центральным. На эту мысль, как не странно, его натолкнуло название санатория, где он отдыхал, и вот почему.

Рассказывая о первой встрече Фрейда с Юнгом, Феррис привел часть текста из дневника Юнга, где есть описание интересного момента, но прежде чем рассказать о нем, поясню. На их встрече в доме Фрейда присутствовали: Людвиг Бинсвангер (его отец лечил Берту), жена Юнга, Эмма, Марта и Минна Бернайс. Во время обеда Бинсвангер пролил вино на скатерть; далее цитирую дневниковую запись Юнга: «Бедный Бинсвангер покраснел и заерзал, а Эмма, стараясь его успокоить, начала говорить о сумасшедшем доме — или клинике "Бельвю", как принято говорить в приличной компании, — на озере Констанц, которой Бинсвангеры управляли как семейным делом и которая, несомненно, скоро перейдет к молодому Б[инсвангеру]. Я был поражен, — пишет Юнг, — когда услышал от нее [Минны]: "А это не туда ли Брейер отправлял странную девушку Паппенхейм?" Некая Берта Паппенхейм была прототипом Анны О. в книге об истерии. Б[инсвангер] был тогда слишком молод, и ему было практически нечего сказать, но я нашел интересным, что госпожа [Минна] Бернайс так хорошо осведомлена о старых случаях. Она [Минна] и Фрейд обращались друг с другом с шутливой интимностью ("Ой, не глупи, как это тебе не нравится цыпленок!" — сказала она как-то), за которой скрывалась взаимная приязнь. Я редко ошибаюсь в таких делах».

Подобно тому, как Минна вспомнила о Берте, услышав название санатория «Бельвю», находящегося в пригороде Констанца и Крёйцлингена — два города на границе Швейцарии и Германии, точно так же и Фрейд вспомнил о Берте, как только очутился в одноименном санатории, «Бельвю», расположенном в пригороде Вены. Феррис очень детально описал «дом для гостей» или пансионат, находящийся в живописной местности и принадлежащий семье Шлагов, под названием «Belle Vue» («Прекрасный вид» — типичное название для подобных заведений). Он собственными глазами рассматривал бронзовую табличку на доме, которая определила и название улицы, где стоял этот дом. Сходство названий — отличный повод для написания работы о Берте. Наверняка, суеверный Фрейд, сознание которого было постоянно занято поисками закономерностей в духе мистических традиций каббалистско-хасидского течения в иудаизме, рассматривал это совпадение как знак свыше. Когда хотят найти прототип Ирмы, название «Бельвю» должно послужить лишним аргументом в пользу Берты, а не Эммы или кого-то еще.

В приведенной дневниковой записи Юнга может смущать слово «странная», сказанное Минной в отношении Берты. Но я думаю, что он делал запись дома по памяти, спустя какое-то время. Вряд ли Минна использовала эпитет «странная» по отношению к близкой подруге ее сестры, которую она тоже хорошо знала с детства. Это для Юнга было «странно», что она помнит о Берте; возможно, лично для него Берта представлялась «странной», но ничего странного в действительности во всем происходящем не было.

«Мы жили в то лето на улице Бельвю в особняке на небольшом возвышении, — пишет Фрейд в сновидении об Ирме. — Особняк этот был когда-то предназначен для ресторана и имеет поэтому очень высокие комнаты, похожие на залы. Все это мне снилось именно в этом особняке за несколько дней до дня рождения моей жены. Днем жена говорила мне, что в день рождения ждет много гостей, среди них и Ирму [Берту]. Мое сновидение пользуется этими словами: день рождения жены, много народу, среди них Ирма [Берта], мы принимаем гостей в большом зале особняка на Бельвю». Марта, которая, кстати сказать, терпеть не могла гостей, к Эмме или другим пациенткам своего мужа никакого отношения не имела. Между тем Фрейд далее и на протяжении всего сновидения показывает, что Марта и Ирма — близкие подруги. Таким образом, имя Берты Паппенхейм приходит на ум сразу же, как только вы начинаете читать сновидение об Ирме. Далее нужно быть предельно последовательным и внимательно отнестись ко всем фактам, связанным с так называемой «пациенткой Брейера», Анной О. Болезнь Берты приходится на начало 1880-х годов, следовательно, рядом с Брейером могли быть только Экснер и Флейшль. Три «врача», которых прекрасно знал Фрейд, в момент кризиса находились возле Ирмы-Берты.

Вероятнее всего, дочь и отец Паппенхеймы заболели одной болезнью — туберкулезным менингитом, однако у дочери помимо этого были невралгия и серьезное нервно-психическое расстройство. Я думаю также, что больные размещались в различных зданиях. Возможно, Берта находилась какое-то время в санатории «Бельвю», расположенном на склоне горы Каленберг, покрытой превосходным «Венским лесом», где так любил гулять Фрейд со своими друзьями и подружками. Но, возможно, он виделся с Бертой в «Бельвю», расположенном вблизи Крёйцлингена в ночь 23/24 июля 1882 г. На это указывает его «гамбургское» письмо. О тех беспокойных событиях, которые были для него самыми главными в жизни, он вспомнил 23/24 июля 1895 г., когда был в «Бельвю», расположенном вблизи Вены.

В июньском письме к Флиссу, написанном в 1900 г., Фрейд указал день 24 июля 1895 г., как день «открытия тайны сновидения». Скорее всего, в предыдущую ночь он, будучи на отдыхе в «Бельвю», спал, как палено, без сновидений, но принял для себя твердое решение работать над «сновидениями». В июле 1895 г. Марта была беременна последним своим ребенком, Анной. В июле 1887 г. она была беременна первенцем, Матильдой, которая фигурирует в сне об Ирме, и я не исключаю, что Фрейд вместе с Мартой и Бертой были в «Бельвю», расположенном либо вблизи Вены, либо вблизи Крёйцлингена, именно тогда. Но если даже никакой встречи с Бертой после ее пятилетнего периода лечения у Фрейда не было, то все нижеследующие рассуждения остаются в силе.

Два санатория «Бельвю», расположенных вблизи Крёйцлингена и Вены, это единственные места, где лечилась Берта? Нет, историкам известно, что ее возили в клинику в Гросс-Инценсдорф, которая находилась недалеко от Вены, но она сбежала оттуда, так как в нее влюбился молодой врач и стал к ней приставать. О последнем эпизоде рассказал Ирвинг Стоун, написавший документальный роман «Страсти ума или Жизнь Фрейда»; ни у Джонса, ни у Ферриса, ни у других авторов я не читал об этом эпизоде с приставанием к Берте и ее побегом из больницы. Следовательно, кто-то сообщил писателю эту любопытную информацию, другим экспертам повезло меньше. Хочу привести из книги Стоуна соответствующий отрывок. Марта говорит: « — Зиги, ты ни за что не догадаешься, где я была. Я навестила свою давнюю подругу Берту Паппенхейм. Мы встретились в булочной, и она пригласила меня к себе на кофе.

Зигмунд глубоко вздохнул. Йозеф Брейер держал его в курсе, как излечивалась методом убеждения эта девушка. С того момента, как Йозеф отказался заниматься ею после возгласа: "Выходит ребенок доктора Брейера!", у нее было два приступа. Она находилась в санатории в Гросс-Инценсдорф, но сбежала оттуда, когда тамошний молодой врач влюбился в нее. Брейер опасался за ее жизнь. Но все это было пять лет назад.

После того как Марта помогла ему снять промокшее пальто, поменять носки и надеть шлепанцы, она продолжила:
— Днем Берта чувствует себя хорошо, она бывает в обществе, посещает старых друзей, слушает концерты. Она много читает и изучает, как сказала мне, по немецкой периодике новое движение в защиту женских прав. Берта с матерью возвращается во Франкфурт, где она намерена работать в этой организации. Она утверждает, что никогда не выйдет замуж, что хочет сделать карьеру и служить. Она чувствует, что только это и спасет ее.
— От чего, Марти?
— От мрака. Сегодня она выглядела прекрасно, никаких признаков болезни, но по ночам она ощущает помутнение в голове. Во Франкфурте она намерена работать день и ночь и возвращаться домой, сваливаясь с ног от усталости. Она обещала рассказать мне о женской эмансипации.
— Мне ты нравишься такой, какая есть. Не очень-то прислушивайся.
— Не стану... в настоящий момент. — Она села на стул около него и прислонилась спиной к его груди…».

Несмотря на литературно-художественную форму этого произведения в нем немного фраз, сказанных просто так. Автор проделал большую исследовательскую работу, его роман отличается высокой степенью достоверности даже в мелочах. Например, поведение жены Фрейда описано точно: Марта действительно услужливо суетилась возле мужа, помогая ему надеть свежие носки и переобуться в домашние тапочки. У Стоуна была в голове иная схема событий, чем у меня, которая, тем не менее, отличалась от официально принятой версии. Принято было считать, что Берта полностью вылечилась в ходе «очистительных» бесед с Брейером; такую точку зрения насаждал Фрейд. Здесь же мы видим, что Берта еще не до конца вылечилась даже спустя пять лет, «по ночам она ощущает помутнение в голове» и свои болезненные проявления она хочет как-то нейтрализовать кипучей общественной деятельностью.

Казалось бы, встреча Берты с женой Фрейда в булочной и последующая беседа за чашкой кофе невозможна, так как Берта рассказала бы Марте и о Зигмунде. Но мы знаем, что отец-основатель психоанализа фальсифицировал события своей бурной молодости и в традиционных биографиях совершенно неверно представлено взаимоотношение между двумя подругами. Меня поразило это описание встречи Марты с Бертой, с аналогичной встречей, которую описал сам Фрейд в «Толковании сновидений». Автор пишет: «Эту госпожу П. [Берту Паппенхейм] встретила на днях моя жена [Марта], она ей сообщила, что чувствует себя хорошо, и осведомилась о моем здоровье [вот это — вряд ли]. Несколько лет тому назад она [Берта] у меня [Фрейда] лечилась». В том, что этот фрагмент надо толковать указанным образом, у меня нет никаких сомнений, но как Стоун догадался, что подобная встреча состоялась, — ума не приложу. Больше того, Стоун сообщил сенсационную информацию о сексуальных домогательствах врача.

Мне кажется, это весьма вероятным, поскольку этим врачом мог быть Фрейд. Берта не меньше трех раз помещалась в клинику Инценсдорф, расположенную в пригороде Вены. Кроме этой клиники в пригороде находилось еще пять, но их можно не учитывать, так как директором клиникой Инценсдорф был Лейдесдорф — близкий друг Брейера и Флейшля (деталь, сообщенная Феррисом). Известно также, что Лейдесдорф, которого, по словам Джонса, «ненавидел» Мейнерт, помог Фрейду получить субсидию в размере 600 гульденов для поездки в Париж. В июне 1885 г. замещая Генриха Обернштейнера, ушедшего в отпуск, Фрейд две недели проработал в Инценсдорфе. Джонс по этому поводу написал: «Фрейд получил жилье, стол и 100 гульденов (8 фунтов)». В клинике «ему ежедневно приходилось носить выходной костюм», так как, пояснил биограф, среди ее 60 пациентов находились важные персоны, в частности, слабоумный сын Марии Луизы (жена Наполеона Бонапарта).

Логично предположить, что Берта находилась в клинике в момент появления в ней бывшего ее мучителя. Думаю, что Фрейд надевал свой «выходной костюм» не ради слабоумного сына Марии Луизы, а ради Берты. Некто, кто потом рассказывал Стоуну, принял Фрейда за «тамошнего молодого врача», который влюбился в несчастную «пациентку Брейера».

Прежде чем приступать к расшифровке сновидения об Ирме необходимо сделать некоторые разъяснения. Напомню, что в «Исследовании истерии», появившемся в мае 1895 г., история болезни Анны О. подписана Брейером, хотя и написана Фрейдом. В сновидении об Ирме Фрейд говорит о написании истории болезни Анны О. и отсылке ее Брейеру. В «Исследовании истерии» случай Берты-Анны стоит на первом месте в ряду пяти других случаев. Отчасти это сделано потому, что Фрейд анализировал Берту первой, но отчасти и потому, что она была для него главным пациентом на всю жизнь. В «Толковании сновидений» сон о Берте-Ирме также стоит на первом месте и является образцовым, о чем автор объявил прямо в заглавии. Этому сновидению он посвятил всю вторую главу (первая глава посвящена обзору литературы). Затем он возвращался к нему не менее десяти раз по ходу текста книги.

Этого суперважного сна почему-то не касается Джонс; он даже не назвал имя «Ирма». Подозреваю, что биограф Фрейда знал, кто скрывается за ним, но был связан какими-то клятвенными обязательствами перед своим учителем и его дочерью Анной. После 1887 г. в систему ближайшего окружения Фрейда внедряется Флисс. Однако он жил в Берлине и не оказывал на события фрейдовского сновидения об Ирме существенного влияния, хотя несколько раз упоминается в нем.

«Сон» об Ирме, не является сновидением как таковым, поскольку содержит множество деталей и напластований, образуя сложную конструкцию, которую Фрейд, если бы даже и увидел во сне, то не удержал бы в памяти и доли секунды. В сновидениях обычно преобладают образы, мы же имеем дело со сложной комбинацией обдуманных действий пяти человек (по ходу текста сновидения число участников увеличивается). Фрейд представил нам рассказ, который оправдывает и дополняет написанную им историю болезни Анны О. О «моем лечении», т.е. о лечении разговором, Фрейд будет говорить настолько часто, что всякому станет понятно, что весь этот фокус с «прочисткой дымовых труб» в истории болезни Анны О. понадобился ему для психологической компенсации его унижения, которое он испытал, когда над ним все хорошо посмеялись.

О Берте и Марте в сне говорится множество раз; их невозможно с кем-либо спутать, так как они не встречаются порознь. Таким образом, Берта Паппенхейм приобрела своеобразную метку — она появляется только в компании со своей подругой, которую автор открыто называл своей женой.

«Сновидение» и его последующий «анализ» Фрейд конструировал следующим образом. Сначала он записал «анализ», затем выхватил из него отдельные предложения (они записаны курсивом) и назвал их «сновидением». Эту технику написания «сновидений» и «анализов» он использовал и в других случаях. Но была у него и диаметрально противоположный прием, когда «сновидение» представляет более или менее связанный текст, а его «анализ» — набор примечаний к нему. В общем, мы имеем дело с обычной литературно-художественной техникой; о каких-то строгих протоколах наблюдений научного плана здесь речь, конечно, не идет.

Взаимоотношения между участниками сновидения, а главное их индивидуальные характеры однозначно указывают на людей, имена которых приведены в квадратных скобках. Действия сновидения разворачиваются раньше июня 1882 г., когда Фрейд обвенчался с Мартой, которая до этого находилась в Гамбурге. В сновидении он колеблется; эти колебания он испытывал 1880 и 1881 г. Действие могло происходить либо непосредственно в доме Паппенхеймов, либо в санатории «Бельвю» вблизи Вены. Чистовая запись сновидения была сделана, скорее всего, в 1894 г., поэтому она предполагает наличие черновой записи.

Во всех снах «Толкования сновидений» всегда узнаваем Брейер, под каким бы именем автор его не вводил. Отношение Фрейда к нему, как, впрочем, и к остальным персонажам, столь постоянно и специфично, что ошибиться здесь, практически, невозможно. Хотя, наверное, читателю разбираемой нами книги все-таки надо проникнуть в мир ее героев, хорошо представлять психологию людей, окружавших автора, тогда и появится легкость понимания на первый взгляд путаного текста. Я, признаться, когда читал книгу в первый раз, ничего не понял, поэтому не удивительно, что многие люди тоже не смогли понять сон об Ирме. В частности, в книге Роже Дадуна «Фрейд» пересказывается книга Джонса (я предпочитаю ее цитировать и считаю такой прием более правильным) и делается тщетная попытка интерпретации сновидения об Ирме. Автор думает, что все персонажи сновидения находятся в отношениях, которые определяются структурой молекулы триметиламина — «сексуального вещества», фигурирующего в сновидении. Это слишком ошибочное толкование, которое не заслуживает нашего обсуждения.