Правда о Фрейде и психоанализе

Акимов О.Е.

21. Превращение Берты в лошадь

Меня привлек обширный цикл психоаналитических исследований Фрейда, связанный с образом лошади. Создается впечатление, что эту работу он проделал в связи с тем, что Берта Паппенхейм любила ездить верхом на лошади. Изучая «лошадиную» тематику, мы узнаем много интересного о Берте. Начнем с принадлежащего «одной молодой даме» сновидения, связанного с «комплексом детских воспоминаний» этой дамы. «Она идет за покупками, — пересказывает автор "Толкования сновидений" ее сон, — и страшно спешит. На Грабене она вдруг падает на колени, как подкошенная. Вокруг нее собирается толпа; но никто ей не помогает. Она делает попытку встать, но напрасно» (концовка сна отброшена).

Фрейд растолковывает: «Первая половина сновидения, по всей вероятности, объясняется видом упавшей лошади, равно как и элемент сновидения "подкошенный" указывает на скачки. В юности она ездила верхом, в детстве она, вероятно, воображала себя тоже лошадью. С падением имеет связь ее первое воспоминание о 17-летнем сыне швейцара, который, упав на улице в эпилептических судорогах, был привезен домой в карете. Об этом она, конечно, только слышала, но представление об эпилептических судорогах, о падении овладело ее фантазией и оказало впоследствии влияние на форму ее собственных истерических припадков. Когда женщине снится падение, то это почти всегда имеет сексуальный смысл, она становится "падшей"; для нашего сновидения это толкование не вызывает никаких сомнений, так как она падает на Грабене, известном в Вене как сборище проституток… Сюда же относятся и дальнейшие воспоминания детства: о кухарке, которую уволили за то, что она крала; эта кухарка тоже упала на колени и просила прощения».

Нам не важно, придумал ли это сновидение сам Фрейд, или сон действительно приснился некой даме, главное, что из него мы узнаем, как автор трактует символ лошади. Можно подозревать, что при написании этого текста он держал в голове образ Берты, которая «вероятно, воображала себя тоже лошадью», но это, в принципе, недоказуемая вещь. Познакомившись с образом мысли Фрейда, я склонен думать именно так: Берта, которая, видимо, однажды упала с лошади, и он был свидетелем, не выходила из его головы, когда он писал процитированные строки. В его сознании доминировало небольшое число центров притяжения, Берта являлась центром Вселенной его внутреннего мира, вокруг которого вращались все прочие воспоминания. Впечатление от падения лошади, о котором мы ничего не знаем, потянуло за собой воспоминание о падающей на колени женщине, которая в действительности является не какая-то кухарка, а та конкретная «няня», кравшая из дома Фрейдов деньги (об этом рассказывалось выше). Но, повторяю, здесь нет особых фактов из жизни Берты, есть лишь субъективное представление автора «Толкования сновидений», но вот следующее «лошадиное» сновидение содержит важнейшие сведения о наших героях.

В нем Фрейд и Флейшль едут на лошадях. Под Фрейдом лошадь серой масти — это Марта, под Флейшлем лошадь белой масти — это Берта (Флейшля Фрейд называл «коллегой П.»). Образ лошади, как мы знаем, Фрейд нередко ассоциировал с женщиной, особенно часто в «Анализе фобии пятилетнего мальчика», к которому я еще вернусь. Рассказ о сновидении начинается словами: «Я еду верхом на серой лошади [Фрейд "оседлал" Марту], вначале робко и нерешительно, как будто сижу неудобно. Я встречаю коллегу П. [Флейшля]. Он сидит на лошади молодцом в шерстяной одежде и напоминает мне о чем-то (вероятно, о том, что я сижу очень неловко [амурные дела у Берты с Флейшлем ладятся, а у Фрейда с Мартой — нет]). Я стараюсь устроиться на моей умной лошади поудобнее, усаживаюсь получше и вдруг замечаю, что чувствую себя как дома. Вместо седла у меня нечто вроде матраца; он заполняет собою весь промежуток между шеей лошади и крупом» (концовку этого сна я тоже отбросил).

Несколько слов об интерпретации. Фрейд придавал колоссальное значение языку. Если речь идет о нем лично, о его неврозе и совершенных им преступлениях, он становится чрезвычайно осторожным и скрытным. Чем ближе подбираешься к центральным событиям его жизни, тем более он запутывал следы. Но если большая часть его голографического изображения уже прочитана, то самые темные места, как это не покажется странным, интерпретируются легко, поскольку вы заранее знаете, что он собирался скрыть. Первый десяток важнейших событий мне удобно перечислить по ключевым фигурам: Моника (няня), Амалия, Анна, Иосиф (с рыжей бородой), Полина, Джон, Берта, Флейшль, Брейер и Флисс. Эти личности являются своеобразными центрами притяжения, действующими на протяжении всего повествования. Некоторые персонажи не были для Фрейда секретными, например его жена Марта и Флисс, и проговариваются открыто. Все прочие персонажи — пациенты и коллеги из позднего периода или даже близкие Фрейду люди, как например три Матильды (его дочь, жена Брейера и девочка, умершая от инъекции морфина) — всегда выступают «покрывалами» для перечисленных выше героев. Столкнувшись с загадочным текстом, нужно примерить к нему названных десять имен и выбрать самую подходящую кандидатуру. К ребусу Фрейд подбрасывал ключ, но так как он писал по методу Людвига Бёрне, т.е. фрагментарно, урывками, многократно перетасовывая куски, то ключ к разгадке мог находиться довольно далеко от самого ребуса.

При интерпретации сюжета сновидения, содержание которого состоит в неспешной прогулке верхом на лошадях Фрейда и Флейшля, на фоне витиеватых рассуждений автора по поводу фурункула величиной с яблоко, вскочившего у него на мошонке, мы вдруг натыкаемся на предложение: «Я вообще не езжу верхом, верховая езда никогда не снится мне; я всего один раз сидел на лошади и то на неоседланной; верховая езда мне не понравилась».

На первый взгляд автор сказал то, что сказал и не более того, если бы не противоречие, которое вызвало это предложение. Фрейд сказал слова «верховая езда никогда не снится мне» применительно к сновидению, в котором он как раз едет верхом на лошади». Следовательно, автор хочет сказать читателю нечто другое, а именно: «Не будьте так наивны, я здесь со своим другом вовсе не катаюсь на лошадях; лошадь — символ». И все-таки приведенное предложение сконструировано подозрительно просто, автор явно над ним поработал, чтобы что-то в нем спрятать. Идею о символическом значении лошади он проговорил открытым текстом: «лошадь служит символическим выражением моей пациентки», в данном случае, Берты. Значит, приведенная выше фраза является не только ключом к сновидению, но и сама является ребусом. Кто та неоседланная лошадь? Хорошо бы найти ключ и к этому ребусу.

Прочитывая дальше текст анализа сновидения, мы вновь натыкаемся на предложение, которое отсылает нас совсем к другому времени. «При дальнейшем анализе, — пишет Фрейд, — я замечаю, что сновидению удалось от желания избавиться от болезни, осуществленного в верховой езде, перейти к эпизоду моего детства: ссоре, произошедшей между мной и одним моим племянником, который на год старше меня и живет в настоящее время в Англии».

Теперь все встает на свои места; ключ найден, это — Джон. Фраза из исходного предложения «я всего один раз сидел на лошади и то на неоседланной» указывает на Полину, поскольку речь идет о верховой езде, которую Фрейд ассоциирует с половым актом, а седло — с постелью. Таким образом, из мимолетной мысли, которая пронеслась в голове Фрейда, когда он приступил к интерпретации сюжета сна, мы узнали важную информацию. По крайней мере, до 1895 г. Фрейд не имел половых связей на стороне, если не считать эпизода на одуванчиковом лугу, от которого он получил мало удовольствия («верховая езда мне не понравилась»). Эта трактовка согласуется с темой всего сновидения.

Подобных мимолетных ассоциаций в книге «Толкование сновидений» немало; они многократно дублируются, вновь и вновь подтверждая правильность интерпретации всей биографии Фрейда. Автор думал о кодировании небольшого фрагмента своей книги, но не предполагал, что голографическое сканирование всего текста высветит четкое изображение главных действующих лиц и, прежде всего Полину, Берту и Флейшля, которых он намеревался наиболее надежно закодировать.

Однако последуем за мыслями автора дальше и проследим, каким образом он интерпретирует сюжет приведенного выше сна о двух «наездниках», Фрейде и Флейшле. Ситуация описанная в этом сновидении, возможно, приходится на второе полугодие 1883 г., когда Берта частично выздоровела и жила с Флейшлем, а Фрейд обвенчался с Мартой и жил в комнате городской больнице, где она нередко навещала его. В конце указанного года Марта по настоянию матери перебралась в Гамбург и приехала в Вену уже в 1886 г. Возможно, в разбираемом нами сновидении речь идет о коротком периоде до отбытия Берты во Франкфурт и смерти Флейшля. Это время, однако, судя по реплике Брейера, кажется мне, менее подходящим. Содержание «сна», естественно, тщательно продумывалось в бодрствующем состоянии. Предварительная запись его была, очевидно, сделана в дневнике вскоре после разговора с Флейшлем (это чувствуется по свежести восприятия), а затем, при подготовке книги «Толкование сновидений» запись была обработана.

«Коллега П. [Флейшль], — пишет Фрейд, — немного задирает передо мною нос ["задирать нос" все равно, что "сидеть молодцом"], особенно с тех пор как он занял место у одной пациентки [у Берты], с которой я проделывал всевозможные кунштюки [Фрейд намекает, что у него с Бертой были какие-то любовные игры, но, я думаю, он заблуждался в отношении кокетки Берты]. В сновидении я сижу вначале на лошади в странной позе, точно клоун в цирке, т.е. делаю кунштюки; пациентка эта, однако, подобно лошади в анекдоте о неопытном всаднике, делала со мной что хотела [Берта несравнимо больше Марты крутила хвостом и понукала Фрейдом]. Таким образом, лошадь служит символическим выражением моей пациентки [Берта — белая лошадь; этот образ окажется центральным для Фрейда в "Анализе фобии пятилетнего мальчика"] (она в сновидении очень умна [термином "умная" Фрейд делает обычную для него рокировку — меняет Марту и Берту местами]). Я чувствую себя как дома [фраза из сновидения, связанная с матрацем]. Это соответствует моему положению в доме, в котором меня заменил коллега П. [Флейшль]. "Я думал, вы сидите прочно в седле", — сказал мне недавно по этому поводу известный венский врач, один из моих немногих доброжелателей [этот доброжелатель — Брейер и он думал, что Фрейд останется в доме Паппенхеймов навсегда, женившись на Берте; но в их дом зачастил Флейшль, у которого с Бертой наладились самые близкие отношения]».

В этом же анализе Фрейд рассказывает также о событиях, случившихся с ним во время путешествия по Италии исключительно сексуальной направленности. В этой связи он замечает: «Более глубокий анализ приводит меня к мысли сексуального характера; я вспоминаю, что обозначал намек на прекрасную страну в сновидении одной пациентки (gen Italien — genitalien) [обычная для Фрейда игра словами; он вспомнил одно из своих толкований сновидений Берты, в котором он сказал ей что-то о гениталиях]; это стоит в то же время в связи с домом [Паппенхеймов], в котором я был [домашним] врачом прежде, чем коллега П. [Флейшль] занял мое место, и о местоположении моего фурункула [намек на любовь к Берте; напомню, фурункул у Фрейда вскочил на мошонке]».

Это сновидение дополняет общую картину, выявленную в толковании сновидения об инъекции Ирме. Теперь более понятна обида Фрейда на Флейшля. Представьте себе Фрейда, у которого завязались прекрасные отношения с «дамой сердца», Бертой. Между ними возникли интимные отношения с элементами сексуальности, которые он охарактеризовал термином «кунштюк» (фурункул на мошонки символ больного сексуального возбуждения). По его истолкованию: gen Italien — genitalien видно также, что Фрейд всегда оставался Фрейдом даже в пору своей самой светлой любви: сновидения Берты он трактовал обычным для себя образом. Какой нормальной девушке может понравиться сексуально озабоченный «Иосиф-снотолкователь»? Берта, естественно, предпочла Флейшля, а дальше последовала трагедия, которая нам известна.

«Лошадиная» тема была продолжена Фрейдом в «Анализе фобии пятилетнего мальчика». В этой работе, написанной через тридцать лет после злосчастных событий, произошедших в доме Паппенхеймов, и двадцать лет после отъезда Берты в Германию, Фрейд потерял бдительность и Берту ввел под ее же собственным именем, а Марту — под именем матери Ганса, Ольги, которую он анализировал и прекрасно знал. О ней ничего практически неизвестно, но, видимо, она чем-то напоминала Фрейду Марту. Может быть, существовала еще какая-нибудь Ольга, хотя это мало вероятно: думаю, в Вене немного женщин с типично русским именем.

Образы двух подружек, Берты и Ольги-Марты, выведены Фрейдом в полном соответствии с тем, что он когда-то наблюдал в детстве. Его отношение к ним тоже прежнее: Берта — «дама его сердца», озорная и любопытная, а Ольга-Марта — ее приложение. Как и в «Толковании сновидений», Марта ничем особенным себя не проявила. Она не участвует в диалогах Фрейда-врача с Фрейдом-мальчиком по имени Ганс; ее назначение — оттенять живой образ Берты. Фрейд не рассказал ни одного сновидения Марты или какого-нибудь интересного с психоаналитической точки зрения случая, связанного с ней. Видимо, эта благоразумная и скрытная женщина считала занятия мужа полнейшей чепухой и терпела наукообразный бизнес только потому, что он приносил деньги. Вовремя сваренный обед Марту интересовал больше, чем мировая слава ее мужа.

В «Анализе фобии» Фрейд ассоциировал себя сразу в трех ипостасях: профессор-психоаналитик, пятилетний Ганс и отец Ганса — все это различные срезы одного и того же человека — Фрейда. Он отметил у Ганса, т.е. у себя, «гомосексуальные склонности»: «Его любимец — Фриц, которого он часто обнимает и уверяет в своей любви. Однажды на вопрос, какая из девочек ему больше всего нравится, он ответил: "Фриц". В то же время он по отношению к девочкам очень агрессивен, держится мужчиной, завоевателем, обнимает и целует их, что Берте, например, очень нравится. Вечером, когда Берта выходит из комнаты, Ганс обнимает ее и самым нежным тоном говорит: "Берта, какая же ты милая!"»

Фриц, как и Берта, персонаж с собственным именем: Фриц Вале был соперником Фрейда в борьбе за любовь Марты и одновременно он являлся одним из лучших его друзей. Таким образом, в данной работе Фрейд пользуется излюбленным своим приемом: соединение сходных элементов, взятых, однако, из различных временных слоев. Мы знаем, что Фрейд был вершиной двух любовных треугольников: первый треугольник образован совместно с Бертой и Флейшлем, второй — с Мартой и Вале. Нет никаких сомнений, что имена Берта и Фриц были взяты Фрейдом не случайно. Думаю, что он всю жизнь вздрагивал, когда слышал их имена.

Пионер психоанализа был до мозга костей символист и никогда не давал своим героям произвольные имена; другой вопрос, что эти имена не всегда легко идентифицировать с реальными людьми, но в данном случае нам повезло: Берта — это реальная девочка, которой он в детстве любовался. Для демонстрации несвойственных ей инфантильных реакций он прибегал к другим девочкам, например, к Анне, которая была ему сестрой, а отнюдь не вымышленным персонажем. Девочке Берте он отвел именно ту роль, которую маленькая Берта Паппенхейм играла в его детской жизни. Что-то он, наверняка, придумал, выдал желаемое за действительное, но что-то показал абсолютно объективно, как это происходило на самом деле.

Про Фрейда говорят, что он выдумщик; это правильно, хотя бы потому, как он изобразил Ганса. Критики автора только и заняты собиранием фактов, которые подтверждали бы несоответствие подлинных событий и тех, что описаны в его книге. Но на самом деле Фрейд не так уж и много фантазировал: все, что он сочинял, было калькой с его личной жизни. Ганс — это он, маленький Зиги, Ольга — это Марта, Фриц — это Фриц, которого одно время любила Марта, а Берта — это Берта, неразлучная подружка Марты.

Ганс-Зиги познакомился и наблюдал за этими подружками в курортном местечке Гмундене, расположенном на берегу озера Траун. Там располагался небольшой дом отдыха для детей; их мамаши где-то были поблизости. Ежегодный отдых могла организовать и оплачивать еврейская община города Вены. Здесь нет ничего необычного; известно, что эта же община помогала студенту Фрейду деньгами, когда он учился в университете. Таким образом, все дети еврейского квартала Леопольдштадта прекрасно друг друга знали; после ежегодных летних каникул они могли ходить друг к другу в гости, даже если их дома находились на далеком расстоянии друг от друга. В общем, все происходило так, как происходит в реальной жизни с другими детьми: если нам не известны факты, то их несложно смоделировать и эта модель будет не многим отличаться от действительности.

В «Покрывающих воспоминаниях» Фрейд использовал «покрывающий прием», с помощью которого в образе мальчика и «человека с университетским образованием» он пытался скрыть себя самого, каким он был в детстве и в зрелые годы, когда стал врачом-психотерапевтом. Точно таким же приемом он воспользовался еще раз спустя десять лет. В работе «Анализ фобии пятилетнего мальчика», фигурирует очаровательный малыш по имени Ганс, отец которого вел наблюдения за развитием сына и советовался с опытным врачом, каким он считал Фрейда. В воспитании малыша участвовала мать Ганса, которая по ходу действия рожает дочку Анну, сестру Ганса.

Эксперты по жизни Фрейда утверждают: да, действительно существовал Ганс (настоящее имя — Герберт), которого анализировал собственный отец, Макс Граф, а он, в свою очередь, советовался с Фрейдом. Мать Ганса, Ольгая Хёнинг, еще до рождения сына, в 1900 г. ходила на психоаналитические беседы к Фрейду. Муж Ольги, увлекшись психоанализом, бывал даже на первых заседаниях Венского психоаналитического общества. Во введении к «Анализу» Фрейд говорит, что работа написана по заметкам отца Ганса, однако по стилю и содержанию текста можно догадаться, что Фрейд под Гансом, его сестрой и матерью подразумевал, соответственно, себя, свою сестру Анну и свою мать Амалию. После разрыва Фрейда с Адлером Граф ушел в кружок Адлера. В своих мемуарах, опубликованных после смерти Фрейда, Граф вспомнил, что его патрон на трехлетие Ганса подарил лошадку-качалку, что, однако, не зафиксировано в работе Фрейда. И вообще, в мемуарах Графа нет подтверждения подлинности протоколов бесед с Гансом.