Правда о Фрейде и психоанализе

Акимов О.Е.

22. Анализ «Анализа»

Автор «Анализа фобии пятилетнего мальчика» ставил множество целей. Разработка психотерапевтической модели — это лишь одна из нескольких задач, которую решал Фрейд. Мы рассмотрим ее с критической точки зрения и сравним с бихевиористской моделью чуть позже, а сейчас попытаемся погрузиться в тот конкретный материал книги, который автор во многом черпал из своей собственной жизни. Лошадь Ганса-Зиги была заместительницей матери, отца и его собственной «пипки», которую нельзя трогать руками. Но фактически за лошадью маячил образ Берты. Чтобы избавиться от тревожного чувства, вызванного инфантильной сексуальностью, которая вылилась в страх перед лошадью, решено было назвать фобию — «глупостью».

Ганса спрашивают: «В Гмундене ты играл с детьми в лошадки?» — «Да! (Задумывается.) Мне кажется, что я там приобрел мою глупость (фобию)». — «Кто был лошадкой?» — «Я, а Берта была кучером». — «Не упал ли ты, когда был лошадкой?» — «Нет! Когда Берта погоняла меня — но! — я быстро бегал, почти вскачь». … — «Вы часто играли в лошадки?» — «Очень часто. Фриц… был однажды лошадкой, а Франц кучером, и Фриц так скоро бежал, что вдруг споткнулся о камень, и у него пошла кровь» — «Может быть, он упал?» — «Нет, он опустил ногу в воду, а потом обернул ее платком».

Фрейд хочет сказать, что Фриц перебинтовал не ушибленную ногу, из которой течет кровь, а здоровую ногу, которую он только намочил в воде. Это — вытеснение неприятного события, в котором автор неповинен. Далее диалог продолжается с элементами повтора; Фрейд-отец спрашивает Фрейда-сына: «Ты часто бывал лошадью?» — «О, да». — «И ты там приобрел глупость?» … «Может быть, Берта говорила о том, что лошадь…» [Ганс не дает договорить и выпаливает] — «Делает пипи? Нет!»

На следующий день Фрейд пытается выяснить причины фобии Ганса, в результате чего мы сейчас имеем возможность читать текст, рассказывающий о реальных событиях из жизни маленького Зиги. При этом фобия лошади отошла на второй план, никакого страха мальчик не испытывал, а даже напротив, Фрейд с большим воодушевлением описывает свои детские взаимоотношения с Бертой. Игру в лошадки, возможно, Фрейд искусственно сконструировал, а вот последующие события, начиная от картонного меча и далее, вероятно, действительно происходили в жизни маленького Зиги, если не с Бертой, то уж точно с какой-то маленькой девочкой. Я приведу текст целиком, так как уверен, что перед нами события подлинной биографии «венского сказочника».

Ганса спрашивают: «С Бертой ты охотно играл?» Он отвечает: «Да, очень охотно, а с Ольгой — нет; знаешь, что сделала Ольга? Как-то раз Грета подарила мне картонный мяч, а Ольга его разорвала на куски. Берта бы мне никогда его не разорвала. С Бертой я очень охотно играл». — «Ты видел, как выглядит пипка Берты?» — «Нет, я видел пипку лошади, потому что я бывал в стойле». — «И тут тебе стало интересно знать, как выглядит пипка у Берты и у мамы?» — «Да… Берта тоже всегда часто смотрела (без обиды и с большим удовольствием). В маленьком саду, там, где посажена редиска, я делал пипи, а она стояла у ворот и смотрела». — «А когда она делала пипи, ты смотрел?» — «Она ходила в клозет». — «А тебе было интересно?» — «Ведь я был внутри, в клозете, когда она там была». (Это соответствует действительности: хозяева нам это раз рассказали, и я припоминаю, что мы запретили Гансу делать это.) — «Ты ей говорил, что хочешь войти?» — «Я входил сам и потому, что Берта мне это разрешила. Это ведь не стыдно». — «И тебе было бы приятно увидеть пипку?» — «Да, но я ее не видел»… — «Почему тебе хотелось, чтобы Берта помогла тебе делать пипи?» — «Я не знаю. Потому что она смотрела». — «Ты думал о том, чтобы она положила руку на пипку?» — «Да»… — «А когда ты в Гмундене ложился в постель, ты трогал рукой пипку?» — «Нет, еще нет. В Гмундене я так хорошо спал, что об этом еще не думал. Только на прежней квартире и теперь я это делал». — «А Берта никогда не трогала руками твою пипку?» — «Она этого никогда не делала, потому что я ей об этом никогда не говорил». — «А когда тебе этого хотелось?» — «Кажется, однажды в Гмундене». — «Только один раз?» — «Чаще». — «Всегда ли, когда ты делал пипи, она подглядывала, — может, ей было любопытно видеть, как ты делаешь пипи?» — «Может быть, ей было любопытно видеть, как выглядит моя пипка?» — «Но и тебе это было любопытно, только по отношению к Берте?» — «К Берте и к Ольге». — «К кому еще?» — «Больше ни к кому». — «Ведь это неправда. Ведь и по отношению к маме?» — «Ну, к маме, конечно». — «Но теперь тебе больше уже не любопытно. Ведь ты знаешь, как выглядит пипка у Анны?» — «Но она ведь будет расти, не правда ли?» — «Да, конечно... Но когда она вырастет, она все-таки не будет походить на твою пипку». — «Это я знаю. Она будет такой, как теперь, только больше».

Не думаю, что Фрейд, что-то здесь присочинил; он рассказал все так, как это было на самом деле; в диалоге с самим собой он нарисовал подлинные события своего детства. Берту он описывает 5-летней девочкой, себя — 4,5-летним мальчиком; реальное соотношение в возрасте было иным. Можно предположить, что действие происходило летом 1866 г., когда Зигмунду было 10 лет, а Берте — 7 лет, они вместе попали в лагерь отдыха для детей. Указанный год подсказан самим Фрейдом. Рассказывая об игре Ганса с Бертой и Ольгой в фантики, он меняет соотношение возрастов девочек. Когда Гансу было 4,5 года, он на лето приехал в Гмунден; в доме хозяина, где он поселился, жили дети хозяина: «Франц (12 лет), Фриц (8 лет), Ольга (7 лет) и Берта (5 лет) и, кроме того, дети соседей: Анна (10 лет) и еще две девочки 9 и 7 лет, имен которых я не знаю». После того, как автор привел эти сведения, буквально через страницу он сообщает: «Ганс играл с детьми домохозяина, своими подружками Бертой (7 лет) и Ольгой (5 лет)». Эту перемену в возрасте девочек я объясняю следующим образом: автор забыл свое первое намерение и случайно проговорился, что Берта действительно была на два года старше Ольги-Марты.

Далее автор поясняет суть игры в фантики, которая заканчивается тем, что проигравшая девочка (Берта или Ольга) должна выполнить желание Ганса. Но ночью — и вот здесь Фрейд фантазирует — Гансу приснился сон, в котором он просил девочек помочь ему сделать пипи, «что, по-видимому, Гансу было приятно», — добавляет автор. Следующий за этим эпизод Фрейд также, по-видимому, искусственно сконструировал для своей психоаналитической теории, но он интересен в плане пристрастия Фрейда к эксгибиционизму, что, по-видимому, соответствовало действительности.

Прошло какое-то время; аналитик фиксирует произошедшие в психике Ганса метаморфозы: «Вчера, когда я его отвел в сторонку пописать, он впервые попросил меня отвести к задней стороне дома, чтобы никто не мог видеть, и заметил: "В прошлом году, когда я делал пипи, Берта и Ольга смотрели на меня". Это, по моему мнению, — пишет Фрейд, — должно означать, что в прошлом году это любопытство девочек было для него приятно, а теперь — нет. Эксгибиционистское удовольствие (от обнажения половых органов) теперь подвергается вытеснению. Вытеснение желания, чтобы Берта или Ольга смотрели, как он делает пипи (или заставляли его делать пипи), объясняется появление этого желания во сне, которому он придал красивую форму игры в фантики. С этого времени я несколько раз наблюдал, что он хочет делать пипи незаметно для всех». Эпизод, связанный с вытеснением, как это часто бывало, у автора получился вымученным.

В комментариях к «Анализу фобии пятилетнего мальчика» автор дает самому себе оценку: «Ганс — невротик, отягощенный наследственностью дегенерат и ненормальный ребенок по сравнению с другими детьми. Мне уже заранее досадно думать, как сторонники существования "нормального человека" будут третировать нашего бедного маленького Ганса после того, как узнают, что у него действительно можно отметить наследственное отягощение».

Это абсолютно объективная оценка, данная 53-летним Фредом 5-летнему Зиги. По прошествию стольких лет он не мог не заметить свое патологическое любопытство в вопросах секса. Однако — и это тоже характерная черта фрейдовской натуры — он всегда пытался скомпенсировать неприятные мысли, поэтому за негативной характеристикой у него следует положительная самооценка, которая с лихвой перекрывает негативную оценку.

Он пишет: «Но я позволю себе лишь с большой робостью привести кое-что и в его защиту. Прежде всего, Ганс совсем не то, что после строгого наблюдения можно было бы назвать дегенеративным, наследственно обреченным на нервозность ребенком. Наоборот, это скорее физически хорошо развитый, веселый, любезный, с живым умом мальчишка, который может вызвать радость не только у отца. Конечно, не подлежит сомнению его раннее половое развитие, но для правильного суждения у нас нет достаточного сравнительного материала. Так, например, из одного массового исследования, произведенного в Америке, я мог видеть, что подобные же ранний выбор объекта и любовные ощущения у мальчиков вовсе не так редки; а так как то же известно и из истории детства "великих" людей, то я склонен был думать, что раннее сексуальное развитие является редко отсутствующим коррелятом интеллектуального развития, и поэтому оно встречается чаще у одаренных детей, чем это можно было ожидать».

Во Фрейде сочетались противоположные качества: любовь и ненависть, желание рассказать о себе и скрыть свою ужасную биографию, прямодушие ученого и фантазирование писателя. В только что процитированном отрывке он предстает перед нами честным исследователем, который хотел бы разобраться в самом себе, но как писатель-выдумщик он правдивую информацию о себе приписал Гансу. Однако голографическое изображение Фрейда одновременно и подтверждает, что Ганс — это Зиги, и само обогащается приводимой здесь информацией. Патологическая сексуальность Фрейда действительно колоссально повлияла на его поведение и образ мыслей. Эту свою особенность он распространил на всех людей, чего, конечно, не надо было делать. В детстве и юношестве он мог видеть сверстников заметно отличающихся от него.

Обладая поразительной способностью «вытеснять в бессознательное неприятные эмоции», ему удалось из всего этого негатива извлечь себе выгоду в виде психоаналитического учения. Он сочинил чудесную историю болезни Анны О., в которой некая неизвестная ему пациентка избавилась от истерических фобий и соматических нарушений путем обыкновенного разговора с врачом. Первоначально эта история служила «покрывающей фантазией» для маскировки его преступления. Он сконструировал ее по принципу дополнения к реально существующим событиям своей биографии, что привело к инверсии многих рассказанных им эпизодов. В частности, он говорил, что лечение разговором предложила Анна-Берта, хотя на самом деле реальная Берта от души посмеялась над этим его психотерапевтическим приемом. В «Анализе фобии пятилетнего мальчика» мы видим, как травмирующий факт его жизни (уход Берты к Флейшлю) превратил его в параноика, который боится теперь образа Берты-лошади. В результате не маленькому Гансу, а взрослому Фрейду при сильной депрессии, являлась в спальню большая белая лошадь, чтобы откусить ему «пипку», за все «хорошее», что он сделал Берте.

С точки зрения серьезной науки, работы Фрейда представляют собой определенную ценность, поскольку являются медицинским документом, который на протяжении многих лет писал историю своего психического заболевания. При описании своего невроза автор был честен и нигде не погрешил против объективной истины, насколько это позволяла ему его болезнь. Не его вина, что психиатры не сумели отличить паранойю от науки. Он не хотел выставлять себя на обозрение — это понять можно, — но разве по неврозу Ганса не виден характер заболевания Фрейда? Как известно, шизофренические обострения обычно происходят на почве любви. Фрейду в качестве провоцирующего фактора послужила Берта и белая лошадь, на которой она любила ездить верхом. В сновидении об инъекции Ирме, а в действительности, в дневниковой записи о лечении Берты, автор занимался самовнушением. Эту банальную методику катарсиса он взял на вооружение в качестве основного психотерапевтического приема, к которому прилепил множество литературных украшений в основном в виде квазинаучных терминов.

По поводу того, как объект любви превращается в объект страха, Фрейд пишет: «Лошадь для нашего мальчика всегда была образцом для удовольствия от движения… но так как удовольствие от движения заключает в себе импульс коитуса, то это удовольствие невроз ограничивает, а лошадь возводится в символ ужаса». Большинство маленьких детей боится крупных животных наподобие лошади или коровы. У реального мальчика Ганса страх перед лошадью возник и заметно закрепился, очевидно, под воздействием однажды увиденной им картины падения лошади (этот эпизод есть в книге). Абсурдно говорить, что к этому страху причастны какие-то сексуальные переживания. Но Фрейд упорно держался того мнения, что фобия на лошадь возникла на основе инфантильного эротизма. Раз так, мы в праве заподозрить, что автор привнес в содержание книги свои фобии, полученные им на протяжении собственной жизни.

И вообще, не следует переоценивать, как это делает Фрейд, психические факторы или педагогические упущения: здесь многое зависит от наследственности и низших подсистем нервной системы. Не думаю, чтобы некая психическая энергия (либидо), природа которой абсолютно не понятна, могла контролировать (сдерживать или отпускать) мощную энергию «враждебно-ревнивых чувств к отцу и садистские влечения к матери, соответствующие предчувствию коитуса». Здесь все-таки больше физики, чем психики, т.е. чего-то такого, что можно наблюдать на уровне одноклеточных организмов, когда они оплодотворяются и размножаются. Фрейд же взлетел в заоблачные сферы психологии, совершенно не учитывая элементарных механизмов физиологии и генетической наследственности. Поэтому, с точки зрения чистой науки, предложенный им психотерапевтический способ не имеет никакой ценности. Впрочем, пока что у нас на повестке дня не стоит проблема эффективности терапии; наша цель — раскрыть внутренний мир человека, который хотел всячески скрыть его от посторонних глаз, выдать его за внутренний мир другого человека.

Теперь бросим свой аналитический взгляд на фигуру Фрица. Разумеется, он — не Флейшль в детстве (последний не проходит по возрасту), а именно Фриц, которого, вероятнее всего, не было в летнем доме-отдыхе, но которого Фрейд ввел, чтобы не разрушать привычную для него схему двух друзей и двух подружек: Берта, Марта, Фрейд и Флейшль (Фриц). Когда они все вместе играют в лошадки, автор наказывает Фрица, как в свое время Флейшля. По Фрейду, езда верхом на лошади означает половой акт; в случае детей Берта выступает в роли кучера, а не наездницы, т.е. в этой игре сексуальные мотивы приглушены. В игре в лошадки Фрейд соединяет Фрица с Францем. Это имя носил начальник психиатрического отделения больницы, Франц Шольц, которого Фрейд ненавидел, поэтому он делает Франца кучером, погоняющим Фрица (Франц — самый старший из детей; ему — 12 лет, Фрицу — только 8). Автор, наверное, подумал: «Этот вредный старикан погонял меня; пусть он теперь поиздевается над моим соперником».

Но ход мыслей Фрейда мог быть иным: под именем Франц по технологии многократного дублирования своей собственной персоны он мог закодировать себя самого. Если это так, то становится понятно, что кучер виновен в происшествии с падением Фрица-лошади. При падении лошадь ранит ногу, из которого идет кровь. Однако в комментарии Фрейд смотрит на падение Фрица-лошади сочувственно. На Ганса-Зиги произвело впечатление падение настоящей лошади, Фриц же был провоцирующим малым событием, вызвавшим в памяти мальчика большой резонанс. Таким образом, с психоаналитической точки зрения, которой Фрейд уделил здесь большое значение, Фриц не включен в ситуацию, напоминающую ситуации с Флейшлем, хотя внешнее сходство имеется: они оба были соперниками Фрейда и, несомненно, представляли собой однотипные вершины любовных треугольников.

В «Толковании сновидений» Фрейд мстит Отто (Флейшлю) путем перекладывания ответственности за инъекцию с себя на него. При этом он не особенно вдается в детали механизма перекладывания ответственности. Ситуацию с Гансом Фрейд существенно усложнил за счет отца и фобии лошади; не он причиняет Фрицу вред, поэтому у него возникает совершенно иной психоаналитический комплекс. Фрейд пишет, что «намеки на страх наблюдались у Ганса задолго до того, как он присутствовал на улице при падении лошади. Во всяком случае невроз непосредственно опирается на это случайное переживание и сохраняет следы его, возводя лошадь в объект страха. Само по себе это впечатление не имеет "травматической силы". И только прежнее значение лошади, как предмета особой любви и интереса, и ассоциация с более подходящим для травматической роли переживанием в Гмундене, когда во время игры в лошадки упал Фриц, а затем уже легкий путь ассоциации от Фрица к отцу придали этому случайно наблюдавшемуся несчастному случаю столь большую действенную силу».

Таким образом, с точки зрения психоаналитической теории Фриц оказывается в иной ситуации, чем Флейшль, что объясняется фактической победой Фрейда над Фрицем Вале в борьбе за любовь Марты. Падение Фрица-лошади напомнило автору его застарелую травму, связанную с падением Берты, которая была для него тем «предметом особой любви и интереса». Для Фрейда событие, обладающее колоссальной «травматической силой», — это уход Берты к Флейшлю, ее предательство, что равносильно ее самому низкому «падению». Берта, в образе белой лошади, превратилась в фобию — в постоянно действующий страх, который вызывался малейшей ассоциаций, в частности, падением Фрица-лошади.

В комментарии к «Анализу» автор рассуждает следующим образом: «Совершенно неожиданно и уже, наверно, без участия отца Ганс начинает занимать "комплекс кака", и он обнаруживает отвращение к предметам, которые напоминают ему продукты кишечника. Отец [т.е. Фрейд], который здесь идет за Гансом [маленьким Зиги] довольно неохотно, проводит, между прочим, свой анализ в желательном для него направлении и напоминает Гансу одно переживание в Гмундене, впечатление от которого скрывается за падающей лошадью. Его любимый приятель и, быть может, конкурент его подруги [Берты] Фриц [Флейшль] во время игры в лошадки споткнулся о камень, упал, а из раненой ноги у него пошла кровь. Переживание, связанное с упавшей лошадью в омнибусе, вызвало воспоминание об этом несчастном случае.

Любопытно, что Ганс [Зиги], который в это время был занят другими вещами, сначала отрицает падение Фрица [Флейшля]… и признает его только в более поздней стадии анализа [Фрейд хочет этим сказать, что у Зиги произошло вытеснение неприятного для него эпизода]. Но для нас очень интересно отметить, каким образом превращение либидо в страх проецируется на главный объект фобии — лошадь [Берту]. Лошади [видимо, женщины вообще] были для Ганса [Зиги] самыми интересными большими животными, игра в лошадки — самой любимой игрой с его подружками. Предположение, что сначала отец изображал для него лошадь [в процессе невроза образ лошади сначала проступал для Ганса в виде отца; на лошадиной морде были видны усы и очки], подтверждается отцом, и, таким образом, при несчастном случае в Гмундене Фриц [Флейшль] мог быть замещен отцом [т.е. самим Фрейдом]. После наступления волны вытеснения [т.е. после падения Берты и превращения ее в лошадь] он должен был уже испытывать страх перед лошадьми, с которыми до этого у него было связано столько удовольствий».

Берта, вызывая в душе Фрейда чувства любви и ненависти, была спроецирована на лошадь, образ которой у него вызывал сначала положительную эмоцию, потом отрицательную. В книге маленькая девочка Берта становится то лошадкой, то кучером, но в воображении Фрейда существует большая белая лошадь в виде устрашающего образа для маленького Ганса-Зиги. Таким образом, фобия лошади стала существовать отдельно от вызвавшего ее объекта. Откуда взялась эта лошадь-фобия? Я думаю, что автор действительно испытывал страх из-за того преступления, которое он совершил по отношению к Берте. Свое деяние он сильно переживал, но потом все же смог вытеснить его в подсознание, что обернулось, однако, страхом перед лошадьми. Во всяком случае лошади напоминали Фрейду о Берте, которая отвернулась от него, и это вызывало у него самое тягостное чувство. Его стремление уйти от этих тяжелых воспоминаний тождественно его стремлению избегать ситуаций, связанных с лошадьми. Таков психологический механизм, возникший в голове Фрейда благодаря анализу событий, произошедших в его личной жизни.