Правда о Фрейде и психоанализе

Акимов О.Е.

23. Ганс – это маленький Зиги

Необходимо самым серьезным образом отнестись к следующим словам Джонса: «в ранние годы у Фрейда имелись сильнейшие мотивы для сокрытия какой-то важной фазы собственного развития — возможно, даже от самого себя. Решусь предположить, что это глубокая любовь к своей матери». Я бы слово «глубокая» заменил словом «сексуальная», с чем согласился бы, по-видимому, и Фрейд, если иметь в виду его учение об эдиповом комплексе. Нужно всегда помнить, что существовало два Фрейда — в виде Супер-Эго и в виде Оно. Фрейдовское Супер-Эго ходило во фраке, белых перчатках и шелковом цилиндре, цитировало Данте, Гёте и Шекспира. Именно этого «Дон Кихота» знает широкая публика, но она не хочет знать его ужасного Оно. Подобная шизотимия должна нас научить правильно читать сочинения Фрейда. Например, мы должны отдавать себе отчет в том, что в диалогах маленького Ганса с отцом (Максом Графом) и матерью (Ольгой Хёнинг), а также их врачом, описываются сцены из детства самого Фрейда, рассказанные его матерью, Амалией Натансон.

Мы не поймем большинства сочинений Фрейда, если не будем самым непосредственным образом проецировать его личные отношения к матери и сестре Анне на тексты сочинений. У венского психоаналитика в действительности не было никакой сексуальной теории, но были сексуальные переживания, которые он упаковал в разноцветные обертки покрывающих образов. Надо не забывать, что Фрейд был эгоистом, лишенным романтических чувств, в нем не было эмоциональной теплоты и счастливого наслаждения жизнью. Он никогда не смеялся, но никогда и не плакал (известен один-единственный случай, когда он по-стариковски всплакнул; это произошло на похоронах его любимого внука Гейнеля). Некоторые биографы принимали уникальную фрейдовскую черствость за суровый рационализм. Такое качество предполагает ум, а Фрейд не был умным человеком. Поэтому его привязанность к женщинам и лицам мужского пола надо рассматривать только в сексуальном аспекте. Любовь, считал он, — инфантильное чувство, испытываемое глупенькими девочками; мужчинам нужен прозаический секс, который бы удовлетворял естественную физиологическую потребность. Эта нужда может быть удовлетворена и с близкими родственниками.

Большинство людей верит заверениям основателя психоанализа, будто он способен помнить события, когда ему было менее трех лет. Фрейд свято верил, что мозг человека способен удерживать события, происходящие с грудными младенцами. Как я уже сказал, эта его вера противоречит естественнонаучным фактам, относящимся к морфологии и развитию мозга. Между тем большая часть выводов, вытекающих из теории психоанализа, в частности, теория детской сексуальности, опирается как раз на эти ложные предпосылки. Часто Фрейд поступал следующим образом: скупые факты своего раннего периода жизни, переданные матерью или родственниками, он заполнял событиями более позднего периода жизни. Впрочем, по тексту работы «Покрывающие воспоминания» видно, что ускользающие образы принадлежат именно Фрейду, а не его матери. Кое-что, конечно, забывалось, но многое автор сам не захотел раскрывать, в частности, сцену с племянницей.

«Мне неприятно сознавать, — писал Фрейд в "Толковании сновидений", — что некоторые положения, которые я кладу в основу своего психологического понимания психоневрозов, могут вызвать при их опубликовании недоверие и смех. Так, например, я утверждаю, что уже впечатления второго года жизни, а иногда даже и первого, оставляют прочный след в душе впоследствии заболевающих и, хотя чрезмерно преувеличиваются и искажаются памятью, все же могут дать первую и наиболее глубокую основу истерических симптомов. Пациенты, которым я это в нужный момент разъясняю, стараются пародировать мое положение, выискивая воспоминания о том времени, когда их еще не было в живых. То же самое могло произойти, по моему мнению, и с раскрытием неожиданной роли, которую у больных женщин в их ранних сексуальных побуждениях играет отец. И то, и другое, по моему глубокому убеждению, вполне справедливо».

Первой сексуальной любовью Фрейда была, по-видимому, мать, с которой он не расставался до последних ее дней (она умерла 12 сентября 1930 г, на 95-м году жизни). Амалия — красивая женщина, у которой на уме были наряды, ювелирные украшения и карты. Будучи уже старухой, она продолжала ходить по дамским салонам. Зайдя как-то в магазин головных уборов, она отказалась покупать очередную шляпку, посчитав, что эта шляпка ее старит. На 90-летие сыновья купили ей дорогое кольцо с огромным сапфиром и бриллиантами. За картами Амалия могла просиживать до поздней ночи, когда в доме все уже спали. Ее самой характерной чертой была властность. Фрейд находил в ней «сентиментальность» и считал, что эта черта передалась ему (деспотичные люди часто бывают сентиментальны).

В «Лекциях по введению в психоанализ» он писал: «мы называем мать первым объектом любви. Мы говорим именно о любви, когда выдвигаем на первый план душевную сторону сексуальных стремлений и отодвигаем назад или хотим на какой-то момент забыть лежащие в основе физические, или "чувственные", требования влечений. К тому времени, когда мать становится объектом любви, у ребенка уже началась также психическая работа вытеснения, которая лишает его знания какой-то части своих сексуальных целей. К этому выбору матери объектом любви присоединяется все то, что под названием эдипова комплекса приобрело такое большое значение в психоаналитическом объяснении неврозов и, может быть, сыграло не меньшую роль в сопротивлении психоанализу».

Фрейд плохо знал психологию детей до пяти лет; он вложил в уста Ганса утверждения, которые мог сказать только взрослый человек. Так, четырехлетний Ганс у него говорит: «Да, это так, но "хотеть" не значит делать, а "делать" — это не "хотеть"». Сказано прямо-таки по Гегелю: «Все действительное — разумно, а разумное — не всегда действительно». Подобные абстрактные суждения не свойственны детям.

Возьмем другой характерный пример. Фрейд утверждает, что в 3,5 года Ганс «обратил внимание на беременность матери, закончившуюся рождением сестренки, и он сконструировал для себя... истинное положение вещей». Уже в этом возрасте ребенок понял, «откуда пришло дитя и где оно раньше находилось». Он сердился на отца, когда тот лгал ему, что детей приносит аист. В ответ на отцовскую ложь сын тоже начинал лгать. «Как будто он хотел сказать, — пишет Фрейд, — если ты мог меня считать столь глупым, чтобы я поверил в аиста, который принес Анну, тогда я могу и от тебя требовать, чтобы ты мои выдумки принял за истину». По этому предложению мы снова чувствуем, что имеем дело не с мальчиком 3,5 лет, а с мстительным взрослым человеком. По Фрейду, вместе с появлением агрессии, направленной на отца, у малыша просыпается осмысленная ненависть к матери: ему «весьма приятно бить маму». Аналитик продолжает: «Другая фантазия, в которой мальчик дает кондуктору 50 000 гульденов, чтобы тот позволил ему ехать на дрезине, звучит почти как план откупить мать у отца, сила которого отчасти в его богатстве. Затем он признается в желании устранить отца и соглашается с обоснованием этого желания (потому что отец мешает его отношениям с матерью) с такой откровенностью, до какой он до сих пор еще не доходил». Таким образом, мы можем прийти к выводу, что по крайней мере какая-то часть этого сочинения придумана самим автором.

Наши подозрения усилятся, если мы сравним тексты «Толкования сновидений» и «Анализа фобии пятилетнего мальчика». Наиболее курьезным моментом этого сравнения, я думаю, окажется поразительное совпадение двух событий, случившихся и с Гансом, и с племянником Фрейда. В «Толковании сновидений» автор пишет: «Над своими собственными детьми, появлявшимися на свет вскоре один после другого, я упустил случай сделать такого рода наблюдения; я спешу наверстать их теперь над моим маленьким племянником, единовластие которого нарушилось через пятнадцать месяцев появлением юной соперницы; хотя я и слышу, что мальчик относится по-рыцарски к своей сестренке, целует ей руку и гладит ее, я замечаю, что он, не достигнув еще двух лет, пользуется своим даром речи для того, чтобы критиковать соперницу, совершенно, на его взгляд, излишнюю. Как только разговор заходит о ней, он тотчас же вмешивается и говорит недовольным тоном: "Она такая маленькая, такая маленькая". В последнее время, когда девочка, прекрасно развившись, перестала уже заслуживать этот пренебрежительный возглас, мальчик обосновывает свое желание отклонить внимание взрослых от сестры другим путем. При каждом удобном и неудобном случае он говорит: "А у нее зато нет зубов"».

Фрейд забыл, что в «Анализе фобии пятилетнего мальчика» точно такую же фразу у него говорит Ганс (Герберт Граф) — такой же реальный ребенок, как и племянник Фрейда. «Все его [Ганса] замечания показывают, — пишет Фрейд, — что он связывает необычное в окружающей обстановке с приходом аиста. На все он смотрит с усиленным вниманием и с гримасой недоверия. Без сомнения, в нем прочно засело первое недоверие по отношению к аисту. Ганс относится весьма ревниво к новому пришельцу [сестричке Анне], и, когда последнего хвалят, находят красивым и т.д., он тут же презрительно замечает: "А у нее зато нет зубов".

Дело в том, — поясняет автор, — что, когда Ганс впервые увидел ее, он был поражен, что она не говорит, и объяснил это тем, что у нее нет зубов. Само собой разумеется, что в первые дни на него меньше обращали внимания, и он заболел ангиной. В лихорадочном бреду он говорил: "А я не хочу никакой сестрички!" Приблизительно через полгода ревность его прошла и он стал нежным, но уверенным в своем превосходстве братом».

Спохватившись, в следующем издании «Толкования сновидений» к последней фразе автор дает примечание: «Такими словами трехлетний Ганс выразил уничтожающую критику своей сестры. Он предполагает, что она не умеет говорить потому, что у нее нет зубов». Однако эта ссылка не исправляет казус, поскольку маловероятно, чтобы Ганс и племянник произносили одну и туже фразу довольно специфического содержания.

Фрейд и многие аналитики (особенно, Гроддек) считали, что органические заболевания такие, как ангина, могут возникнуть на почве психических переживаний. В 1882 г. Фрейд сильно заболел ангиной; причину заболевания он усматривал в душевных переживаниях (несчастная любовь и ревность), которые он испытывал в связи с известными нам событиями. Разумеется, невозможно заболеть ангиной, если на тебя не обращают внимания, но дело даже не в этом. При внимательном разборе «Анализа фобии пятилетнего мальчика», мы убеждаемся, что эта работа в существенной своей части рассказывает о событиях, происходивших с самим Фрейдом, причем не только в детстве, но и в более поздний период его развития. Первое, что обращает на себя внимание, это рождение сестры.

Фрейд пишет: «Большое событие в жизни Ганса — рождение его маленькой сестры Анны — имело место, когда Гансу было как раз 3,5 года (апрель 1903 г. — октябрь 1906 г.)». Анна Фрейд родилась, когда Зигмунду было 2,5 года (май 1856 г. — декабрь 1858 г.). Эта схожая разность в возрасте позволила Фрейду спроецировать свои действия по отношению к своей сестре на действия Ганса по отношению к его сестре. Совпадающим событием меньшего масштаба является съемная ванна, в которой мать купала детей. Во время купания Ганса приходит человек («слесарь»), чтобы забрать ванну из дома. Известно, однако, что в доме Фрейдов тоже не было ванны, ее приносил слесарь на один или два дня, чтобы мать могла искупать детей; затем, получив за предоставление ванны деньги, слесарь забирал ее обратно. Образ няни, сказавшей матери Ганса: «А у него славная "птичка"», автор тоже скорее всего списал с образа собственной няни.

Я не считаю преступлением, если Фрейд в работе «Анализ фобии пятилетнего мальчика» использовал какие-то сцены из своей жизни. Пускай он забылся и использовал в двух различных сочинениях одну и ту же ситуацию. Главное — научные выводы, а то, что при изложении жизненных условий, в которые попадал Ганс, автор использовал факты из своей личной жизни, не так уж и важно. Однако для нас формальное сходство личной жизни Ганса и Зигмунда является только поводом, чтобы повнимательней присмотреться к внутренней жизни этих двух детей. Не будут ли они одинаковы по своему психическому «устройству», как они сходны по формальным деталям. Чтобы продемонстрировать более глубокое сходство, я снова обращусь к «Толкованию сновидений».

В этом произведении есть сцены из детства Зиги, которые, после небольшого скандала с работой «Покрывающие воспоминания», были существенно искажены автором по технологии сгущения событий, их инверсии и совмещения в одном лице двух или нескольких лиц, причем мальчиков и девочек, детей и взрослых. Но при этом Фрейд делает одну и ту же логическую ошибку: он интерпретирует скупые предложения сновидца собственными ассоциациями. Таким образом, он активизирует свою собственную память, извлекая на свет свои собственные впечатления, полученные им, возможно, когда-то в детстве, так что в сновидении неизвестного человека мы узнаем о содержимом фрейдовского сознания или, если кому-то нравится, его подсознания. Например, он интерпретирует сновидение некоего мужчины следующего содержания: «Это — жена поденщика, она стоит к сновидцу спиной. Наконец, она поворачивается к нему и смотрит на него ужасным взглядом, так что он в испуге убегает оттуда. Видно, как выступает красное мясо из нижних век на ее глазах».

Интерпретация Фрейда: «Так как женщина стоит в сновидении в такой позе, какая обычно бывает при мочеиспускании, то речь идет о женщине, которая мочится, и к этому следует отнести ужасный "вид", выступание красного мяса, которое может относиться только к зиянию половых органов при сидении на корточках. Картина эта, виденная в детстве, опять выступает в позднейшем воспоминании как "дикое мясо", как "рана". Сновидение объединяет два повода, при которых маленький мальчик может видеть половые органы маленькой девочки: при опрокидывании на землю и при мочеиспускании, и, как явствует из другой связи, он сохраняет воспоминание о наказании или об угрозе отца вследствие проявленного в обоих этих случаях мальчиком сексуального любопытства».

Кому не понятно, что здесь речь идет о патологическом воображении именно Фрейда, а не какого-то безвестного мужчины. Это у автора с детства и на всю жизнь засел образ женских гениталий. Он мог их видеть у девочек в Гмундене «при мочеиспускании» или «при опрокидывании на землю» Полины. Ведь ясно, что сновидец, если только он не сам Фрейд, ничего такого не воображал.

Автор пользуется словосочетание «дикое мясо». Этим термином обозначается заболевание, которым страдал Флейшль. Мы уже знаем, что он поранил большой палец правой руки, в ранку попала инфекция и образовалась гранулированная ткань, или «дикое мясо», которое приходилось многократно удалять хирургическим путем. «Рана» плохо заживала, слегка затягивалась тонкой пленкой, затем пленка рвалась и рана кровоточила снова. Кроме того, «мясо» по-немецки пишется Fleisch, а фамилия друга — Fleischl. Таким образом, методика свободных ассоциаций Людвига Бёрне в сознании Фрейда моментально связала мясо с образом Флейшля, у которого из раны на большом пальце выступало «дикое мясо». Возможно, у него когда-то и «выступало красное мясо из нижних век», ведь друг Фрейда был морфинистом.

Теперь я спрашиваю: причем здесь сновидение какого-то мужчины, если все образы толкования сновидения принадлежат Фрейду? Сновидец рассказал лишь о «красном мясе» на нижних веках глаз женщины, да и то я не уверен, что он мог донести до врача подобные картинки. Психоаналитик же присовокупил к его рассказу «половые органы маленькой девочки». Автор рассказал сновидцу, откуда он мог это видеть, но фактически он поделился своим жизненным опытом. В «Анализе фобии пятилетнего мальчика» Ганс только и говорит о гениталиях. Рассказывая о нем, Фрейд, конечно, рассказывал о себе, когда он в детстве наблюдал, как мама и его сестра Анна делают «пипи» и «кака». Приведу выдержки, в которых Ганс-Зиги ведет разговоры со своим отцом, или, что практически одно и тоже, профессором Фрейдом (далее я не буду их различать), о неприличном подглядывании.

Ганса спрашивают: «В Гмундене тебе было любопытно видеть, как мама раздевается?» — «Да, и у Анны, когда ее купали, я видел маленькую пипку». — «И у мамы?» — «Нет!» — «Тебе было противно видеть мамины панталоны?» — «Только черные, когда она их купила, и я их увидел и плюнул. А когда она их надевала и снимала, я тогда не плевал. Я тогда плевал потому, что черные панталоны черны, как кака, а желтые, — как пипи, и когда я смотрю на них, мне кажется, что нужно делать пипи. Когда мама носит панталоны, я их не вижу, потому что сверху она носит платье». — «А когда она раздевается?» — «Тогда я не плюю. Но когда панталоны новые, они выглядят как кака. А когда они старые, краска сходит с них, и они становятся грязными. Когда их покупают, они новые, а когда их не покупают, они старые». — «Значит, старые панталоны не вызывают в тебе отвращение?» — «Когда они старые, они ведь немного чернее, чем кака, не правда ли? Немножечко чернее». — «Ты часто бывал с мамой в клозете?» — «Очень часто». — «Тебе там было противно?» — «Да... Нет!» — «Ты охотно присутствуешь при том, когда мама делает пипи или кака?» — «Очень охотно». — «Почему охотно?» — «Я этого не знаю». — «Может быть, ты думаешь, что увидишь мамину пипку?» — «Да, я именно так думаю».

Подобный диалог занимает добрую сотню страниц. Чувствуйте, что автор при написании его испытывал отнюдь не научный интерес, и уж совсем был далек от воспитательных задач. Он явно получал некое сексуальное наслаждение, прокручивая в памяти эротические сцены своего далекого детства.

В «Анализе фобии пятилетнего мальчика» Фрейд демонстрирует, как формируется мировоззрение маленького Ганса, которого интересуют объекты почему-то только сексуальной направленности. Он пишет: «Я прохожу с Гансом мимо лошади, которая писает. Он замечает: "У лошади пипка внизу, как и у меня". Он смотрит, как купается его 3-месячная сестра [Анна], и с сожалением говорит: "У нее совсем маленькая пипка". Он раздевает куклу, которую ему подарили, внимательно осматривает ее и говорит: "А у этой совсем-совсем маленькая пипка". Мы уже знаем, что благодаря этой формуле ему удается поддержать правильность своего открытия», — подытоживает Фрейд.

В другом месте он пишет: «В 3 года 9 месяцев он [Ганс-Зиги] видит на вокзале, как из локомотива выпускается вода. "Локомотив делает пипи. А где же его пипка?" Через минутку он глубокомысленно прибавляет: "У собаки, у лошади есть пипка, а у стола и стула — нет". Таким образом, он установил существенный признак для различия одушевленного и неодушевленного. Любознательность и сексуальное любопытство, по-видимому, тесно связаны между собой. Любопытство Ганса направлено преимущественно на родителей.

Ганс (3 года 9 месяцев): "Папа, и у тебя есть пипка?"
Отец: "Да, конечно".
Ганс: "Но я ее никогда не видел, когда ты раздевался".
В другой раз он напряженно смотрит на мать, когда та раздевается на ночь.
Она спрашивает: "Чего ты так смотришь?"
Ганс: "Я смотрю только, есть ли у тебя пипка?"
Мать: "Конечно. Разве ты этого не знал?"
Ганс: "Нет, я думал, что поскольку ты большая, то и пипка у тебя как у лошади"».
«Сегодня утром, — пишет Фрейд, — мать, как и каждый день, купает Ганса и после купанья вытирает его и припудривает. Когда мать очень осторожно припудривает пенис, чтобы его не коснуться, Ганс говорит: "Почему ты здесь не трогаешь пальцем?"
Мать: "Потому что это некрасиво".
Ганс: "Что это значит некрасиво? Почему?"
Мать: "Потому что это неприлично".
Ганс (смеясь): "Но это так приятно"».

За всеми вопросами и ответами мы узнаем одно и то же лицо — несчастного Фрейда, которого одолевает патологический интерес к половым органам. Если даже предположить, что это любопытство проявил реальный мальчик, то нормальный доктор не стал бы вести с ним беседы в подобном ключе. Он обязан был объяснить мальчику, что в его возрасте лучше интересоваться игрушками, книжками с картинками, предметами окружающего мира, но никак не пипками мамы и папы. Он постарался бы отвлечь малыша от несвоевременного любопытства; вместо этого взрослый дядя, по сути дела, занялся растлением ребенка.

К счастью, никакого диалога в действительности не было, так как написанный Фрейдом текст выглядит вымученным, как-то неестественно. Видно, что автор все придумал; бесед с детьми на подобные темы он никогда не вел. Разумеется, автор обманывал читателя, будто запись этого диалога предоставил ему отец Ганса.

В своем сочинении автор заставляет маленького Ганса проделывать ту же самую психоаналитическую работу, которую много лет проделывал сам. Четырьмя годами ранее Фрейд написал большую книгу под названием «Остроумие и его отношение к бессознательному», где разобрал десятки анекдотов и лингвистических примеров из собственной «обыденной жизни», демонстрирующих «остроумные» (так он считает) сочетания отдельных букв, слов и высказываний, сексуальной направленности. Делал он это во вполне сознательном состоянии. Теперь в «Анализе фобии пятилетнего мальчика» он заставляет Ганса заняться тем же самым, но уже в бессознательном состоянии. Вот один из таких примеров.

«Ганс, — пишет Фрейд, — сегодня все время играет в багажные ящики, нагружает их и разгружает, хочет иметь игрушечный воз с такими ящиками. Во дворе таможни его больше всего интересовали погрузка и разгрузка возов. Он и пугался больше всего в тот момент, когда нагруженный воз должен был отъехать. "Лошади упадут (fallen) ". Двери таможни он называл "дырами" (Loch) (первая, вторая, третья... дыра). Теперь он говорит Podlloch (anus) ».

Anus — задний проход, слово fallen (падение) всегда ассоциировалось у Фрейда со словом fallos, а образ лошади он проецировал на женщин. Если женщина падала, для Фрейда это был верный знак того, что она является падшей женщиной, так как она падала на фаллос. То же самое, когда пациентки рассказывали ему о сновидениях с падающими лошадьми; трактовка их была однозначной. Этими глупостями он покрывал десятки страниц своих сочинений. И вот теперь в голове пятилетнего мальчика мелькают образы лошадиных фаллосов, которые проходят сквозь дырки дверных проемов таможни, как в анальные отверстия. Для доктора Фрейда это означает полное выздоровление малыша от навязчивого невроза — страха перед белой лошадью.