Sceptic-Ratio. О.Е. Акимов: Критика теории А.О. Большакова о Двойнике

Проблемы египтологии

О.Е. Акимов

Критика теории А.О. Большакова о Двойнике

Заведующий отделом Древнего Востока Государственного Эрмитажа Андрей Олегович Большаков в 2001 году опубликовал научный труд «Человек и его Двойник. Изобразительность и мировоззрение в Египте Старого царства». Автор сообщает, что книга была написана им еще в 1989 году, но в то время опубликовать ее в нашей стране не удалось. В 1997 году она вышла за рубежом на английском языке, что позволило автору по ее содержанию защитить докторскую диссертацию. В марте 2009 года на сайте «Древний Египет» вышла статья А.О. Большакова «Представление о Двойнике в Египте Старого Царства». Теория Ка является делом всей жизни Андрея Олеговича. Нет никаких сомнений в том, что предложенная Большаковым концепция Ка является краеугольным камнем современной египтологии. Однако при всех ее достоинствах она содержит несколько упущений и спорных моментов.

Директор Эрмитажа М.Б. Пиотровский и
А.О. Большаков (в серебристом костюме) на
открытии выставки "Прекрасная пришла"
23 июня 2009 года

– I –
Монография [1] и краткое ее изложение [3] с некоторыми добавлениями написана с позиции человека, который задался вопросом: «Как могло возникнуть именно такое представление?» (о Двойнике человека) [1, с. 35]. Автор с порога предупреждает нас, что с терминами «искусство» древних египтян или «загробная жизнь» нужно обращаться аккуратно, ибо в них нет той семантики, которая обыкновенно вкладывается в них. И трижды нужно подумать, когда древний египтянин говорит о Двойнике человека, его Ка.
Формирование теории Ка Большаков начинает с ретроспективного обзора того, как Двойника толковали его предшественники. Автор нового учения не удовлетворен ни одним понятием, которым оперировали до него, поскольку, во-первых, они «явно отсутствовали у самих египтян» и, во-вторых, сам Ка оставался при этом «фактически неопределённым».
К этим неудачным понятиям относятся «и "менее плотная субстанция" Г. Масперо, и "жизненная сила" А. Эрмана, и "дух-защитник" Г. Штайндорфа», и "внешняя душа" Г. ван дер Леува, и "дух" А. X. Гардинера. «Невероятный разнобой свидетельствует о том, что авторы этих теорий если и замечают правильно отдельные стороны проблемы, то дальше этого не идут» [3, п. 1]. Большаков уверенно констатирует: «проблема Ка не понята современной наукой» [3, п. 2].
Он выводит и обосновывает свое видение данной категории, отталкиваясь от очевидного факта. Посмотрите, говорит автор, о Двойнике мы узнали из рисунков и надписей древнеегипетских усыпальниц. Причем «на стенах гробниц изображается только то, что умерший видел при жизни, чем он владел, — его хозяйство (то, что можно было бы сфотографировать, имей египтяне представление о фотографии), но никогда что-либо фантастическое» [3, п. 3].
Далее египтолог начинает рассуждать о том, зачем мы храним фотографии. «Фотография напоминает массу деталей, которые хранятся в глубинах памяти, но без внешнего толчка наверх не всплывают; она может навести и на мысль о совершенно забытом, казалось бы, событии, о котором минуту назад человек и не думал. Более того, толчок, напоминание вызывает массу ассоциаций, которые развиваются совершенно бессознательно и бесконтрольно и порождают другие образы, непосредственного отношения к изображенному уже не имеющие» [3, п. 3].
Древний египтянин, убежден Большаков, «имел достаточный жизненный опыт, чтобы отличить мёртвое от живого; во всяком случае, в своём мире он ориентировался не хуже, чем мы в своём». Он понимал, что «изображения мертвы», но вместе с тем, «изображения являлись средством обеспечения "загробной жизни", тем самым "механизмом", который египтяне целенаправленно создавали, чтобы жить вечно» [3, п. 3].
«У нас нет никаких оснований полагать, — замечает автор новой теории Ка, — что психика древнего человека на том этапе её развития, который представлен древним египтянином, была устроена как-то иначе. Несомненно, что его не мог не поражать такой феномен памяти, не осознававшийся, разумеется, как феномен именно памяти. Чувствуя, что изображённое вспоминается яснее, "оживает" в памяти, мы прекрасно понимаем, что "оживление" это происходит именно и только в сознании, что такое ощущение субъективно; древний человек в силу отличия его исторического опыта этого не сознавал и оценивал это явление иначе. Говоря иными словами, в выражении "изображенное оживает в памяти" мы подчеркиваем в памяти, египтянин же подчеркивал бы оживает» [3, п. 3].
Итак, по Большакову, Ка — это чисто психический феномен, который проявляется везде и во всём, в том числе, и в религиозной жизни общества. Разумеется, он беспощадно эксплуатировался священнослужителями в культовых обрядах. Однако в Двойнике нет никакой мистики; источником Ка не является религиозное сознание. Понятие о Ка вытекает из исторически сложившейся в Древнем Египте системы понятий.
Дело еще и в том, считает Большаков, что древний египтянин понятия не имел о назначении мозга: «не зная о процессах, совершающихся в его мозгу, древний человек и не принимал их во внимание, т. е. воспоминание о чём-либо расценивал как непосредственное видение его» [3]. Он думал, что все психические процессы, в частности, связанные с памятью, происходят где угодно, например, у него непосредственно в глазу, но не в мозгу. Отсюда столь повышенный интерес к органу зрения и световому источнику, Солнцу, как непременному условию познания мира. Этому посвящена четвертая глава книги [1], которая называется «Египетское представление о зрении и свете».
Большаков пишет: «Не случайно главенствующее место в египетском пантеоне во все эпохи занимали солнечные божества — первенство обеспечивал их характер светоносного начала, во всемирных масштабах дарующего зрение, а, следовательно, и жизнь. Так, согласно гелиопольской космогонии, началом мира было появление из первобытного хаоса солнечного бога Атума. Эта роль солнечных божеств хорошо отразилась во многих гимнах, и особенно ярко — в амарнском гимне богу Атону, начертанном в гробнице Эйя (в ту пору еще придворного). Ночная темнота описывается здесь как смерть…» [1, с. 93; здесь и далее используется традиционное прочтение имен].
Богам Египта Большаков посвятил специальную статью [4] где проанализировал зарождение и назначение главнейших богов этой древней религии. Он пишет: «Важнейшую роль в египетской религии всегда играли солнечные боги. Это объясняется особым значением представлений египтян о зрении. То, что мы видим, – существует, поэтому зрение порождает мир; свет является необходимым условием зрения, поэтому дающее его солнце по самой своей природе есть творец мира и постоянный источник жизни» [4]. О любопытном содержании этой статьи мы еще поговорим, а сейчас снова вернемся к основному научному сочинению Большакова, к книге [1].
Четвертой главе о зрении и свете предшествовала третья глава, «Психология восприятия и категория Ка», которая сейчас представляет больший интерес для нас. Действительно, важно установить, как вообще организован познавательный процесс для древнего египтянина. Большаков считает, что когда он вспоминает вельможу или царя, он думает, что перед его взором возникает Двойник того самого вельможи или царя. И хотя мы с вами отлично знаем, что образ вельможи или царя хранится внутри нашего сознания, а не приходит к нам извне, об этом не догадывался древний египтянин. Данный оптический обман, собственно, и породил категорию Ка.
Тайна Ка заключена в психологии, точнее даже, в физиологии восприятия зрительных образов. Когда древний человек вспоминал об усопшем, когда тот был еще жив — как он ел, сидел, ходил, отдыхал, охотился на птиц, — у него возникало представление о Двойнике, пришедшего откуда-то из потустороннего мира. Для египтянина «потусторонний мир» или (поскольку тело находилось в гробнице) «загробный мир» есть на самом деле субъективное пространство нашей памяти.
Большаков разъясняет: «Ка является образом, который порождает человеческая память. По-видимому, объективизация субъективных впечатлений была одной из основных черт древнего сознания... Египтянин объективизировал воспоминание, выносил его из головы вспоминающего субъекта в окружающий мир и превращал его из части психического мира в часть мира окружающего, благо между двумя этими мирами сколько-нибудь четкой границы древний человек не проводил» [1, с. 61; здесь и далее курсив только наш].

– II –
В этом месте можно уже задать скептический вопрос. А почему, собственно, не проводил? Откуда такая уверенность? В этой связи уместно упомянуть о гносеологических теориях, принятых в Древней Греции. Единственно, что при этом надо помнить: греки распространяли свои гносеологические представления на любые предметы окружающего мира, египтяне же почему-то касались лишь человека, причем умершего. Одно это должно нас настораживать. И еще. Как правило, за учениями древнегреческих философов стоят конкретные имена; за древнеегипетскими религиозно-мифологическими представлениями стоит коллективное сознание почти первобытных людей. Тем не менее, греческий опыт нам будет полезен. Начнем с Демокрита.
Он пользовался категорией эйдола, что можно перевести как образ, оттиск, отслоение для объяснения некоторых эпистемологических функций. Так, зрительные ощущения он объяснял появлением в нашем глазу тончайших слепков с обозреваемых предметов. Чтобы подчеркнуть их подвижность и легкость, использовалась уменьшительная форма от эйдола — эйдос. Она воспринималась как просто вид предмета, без физического носителя образа наподобие пленочной оболочки предмета. Отсюда рукой подать до бестелесных платоновских идей.
Уже у Гомера эйдолы и эйдосы играли роль теней в подземном царстве Аида. Платон хорошо усвоил эту метафору и создал последовательную теорию эйдосов и идей, в которой процесс познания мира переводился, по сути дела, в психическую плоскость припоминания человеком неведомых ему видов или образов, которые, однако, по Платону, хранились где-то в трансцендентном пространстве, неопределенно локализованном в космосе.
Если у Демокрита эйдос есть физическое образование, которое в процессе познания «ощупывается» лучами света, исходящими из глаза, то у Платона материальность практически полностью исчезла. В основе его Вселенной лежала геометрия фигур и арифметика чисел. «Тимей», его главный диалог по естествознанию, написан с оглядкой на пифагорейцев. Точки, линии, треугольники, круги, тетраэдры, додекаэдры, божественные пропорции — вот мир идей, которыми, согласно платоникам и пифагорейцам, оперирует Бог или Мировой Ум, в котором каким-то образом умещались все эти математические объекты.
Между двумя полюсами, обозначенными именами Демокрита и Платона, в Древней Греции существовала целая палитра теорий, связанная с отражениями предметов реального мира. Достаточно напомнить имя Аристотеля, который в категории форма материи до некоторой степени примирил идеалистов и материалистов Античного мира. Но его учение мы рассматривать не будем, нам важно обозначить две крайние позиции.
Коль скоро категория Ка так или иначе связана с ощущением и представлением предметов, нет оснований думать, будто в Древнем Египте все без исключения люди под Ка понимали нечто единообразное. Те, кто по укладу своей психики стояли ближе к Демокриту, очевидно, понимали под Ка более телесное образование; люди религиозного склада ума, оперирующие, как и Платон, идеализированными категориями, Ка отождествляли с бестелесной сущностью. Возможно, среди египтян нашелся и свой Аристотель, но в любом случае, искать в древнеегипетских представлениях общий знаменатель для Ка — дело довольно рискованное; его, скорей всего, просто нет.
Является ли человек религиозным или нет, зависит от строения его мозга и, как следствие, функционирования дарованной ему природой психики (от воспитания здесь зависит немного). Даже если жрецы или священники играют в обществе важную роль, всё равно в нем существует огромная масса людей абсолютно нерелигиозных. Человек редко колеблется: он либо верит, либо не верит в бога. Есть, правда, маскирующиеся, которых, однако, нужно зачислить в одну из названных здесь двух групп.
Исходя из индивидуальных особенностей человеческой психики, вряд ли можно целиком согласиться с категорическими заявлениями Большакова следующего содержания: «Существование Ка превращалось тем самым в одно из фундаментальных свойств действительности. Являясь частью окружающего мира, Ка воспринимался как любая другая его составляющая — как совершенно реальное, материальное существо» [1, с. 61-62]. И чуть ниже: «Прежде всего бессмысленно говорить об особой субстанции Ка... — древний человек просто не мог мыслить нематериальное, так что субстанционально все объекты мира были для него совершенно равноценными» [1, с. 64].
Такая марксистская категоричность в отношении Ка вытекает, по-видимому, из материалистических убеждений автора, который боится впустить на порог своей теории идеалистические элементы. Однако то, что сам Большаков, как философ, является убежденным материалистом, это еще не значит, что на земле никогда не жили идеалисты и люди, верящие в бестелесные сущности. Идеалисты и верующие всегда были, есть и будут, так что исключать полностью религиозно-идеалистический аспект Ка невозможно. Однако это замечание еще не задевает механизма возникновения Ка, предложенного Большаковым. Ниже мы займемся вплотную механикой появления на свет Двойника.

– III –
В монографии [1] дается краткая история вопроса. Бёрч в 1858 году перевел категорию Ка, впервые открытую Хинксом в 1842, словами individuality и personality. Ренуф тоже говорил о Ка как о личности (1867). Позднее (1890 – 1901) эту личностную интерпретацию детально проработал Видеман. Наконец, Масперо употребил термин Двойник (1878), который остается в силе до сих пор, хотя его смысл, вытекающий из анализа контекстов, сильно варьировал.
Напомним, память о любом внешнем объекте на 90 процентов состоит из визуального образа; остальные 10 процентов приходятся на акустические, обонятельные, тактильные и вкусовые представления о нем. Однако их вполне достаточно, чтобы говорить, скажем, о звуковом Ка, который фиксируется, прежде всего, в написании имени прототипа, перечислении титулов («должности, чины и звания любого уровня» [1, с. 11]), если дело касается вельможи.
В связи с этим Большаков пишет: «Ка является не просто зрительным образом: зрительный характер имеет только способ напоминания, затем же, в процессе вспоминания и включения ассоциативных связей, образ включает в себя и иную, не зрительную информацию, становится комплексным, всеобъемлющим, a Ка тем самым — копией всей индивидуальности человека, и внешности, и личностных характеристик» [1, с. 62]. Таким образом, Ка отдаляется от плоского фотографического образа в сторону какого-то смутного конгломерата, который характеризуется словами «комплексный» и «всеобъемлющий».
Ранее нам говорили, что Двойник появился в результате перепутанности зрительного восприятия и представления. В частности, представление приравнивалось к ощущению и, тем самым, выносилось во внешний мир. Здесь описана совершенно другая ситуация. Оказывается, зрительный образ (неважно какой — от восприятия или представления) запускает сложнейший механизм памяти. Из недр этого хранилища, до сих пор непонятно как функционирующего, извлекается любая другая информация уже не оптического характера, которая присоединяется к зрительному образу и, таким образом, создается некая комплексная Ка-личность.
Ниже автор повторяет, детализирует и расширяет свою первоначально выбранную позицию: «Зрительным является лишь напоминание, но возникающий благодаря ему образ носит уже комплексный характер. Мы не в состоянии вспомнить только внешность человека — в нашем сознании он сразу же появляется как целое, как индивид, со всеми внешними (телесными) и внутренними (духовными и физическими) характеристиками, присущими ему одному. Понятие Двойник должно обязательно включать наиболее четко сформулированную Видеманом концепцию Ка как "личности" и тем самым примирять его позицию с исходной позицией Масперо. Двойник есть не воплощение какой-то составной части человека, а полная копия его как индивида» [1, с. 64-65]
Итак, мы стали свидетелями существенной трансформации взглядов Большакова на Ка. Здесь Двойника отождествили не только с визуальным представлением, но и со всей информацией о человеке, хранящейся в памяти. Психологи и неврологи давно и пока безуспешно бьются над проблемой памяти: как происходит запоминание? Что запоминается помимо образов, поставляемых в мозг пятью чувствами восприятия окружающего мира?
Выяснено, что они не главные. К первичным ощущениям в процессе запоминания прибавляются субъективные суждения и эмоции того, кто запоминает. Именно эти сильные эмоциональные переживания хранятся надежнее всего. В таком случае, что считать Двойником — наши личностные реакции на человека? Но ведь на стенах гробниц отражены ничем непримечательные картины реальной жизни вельмож и царей.
Материалист Демокрит, введя категории эйдола и эйдоса, стремился объяснить механизм восприятия человеком визуальных, акустических и обонятельных образов. Материалист Большаков, вычерчивая рисунок 6 с 15-ю элементами [1, с. 52] и рассказывая о действии «механизма возникновения категории Ка», апеллировал исключительно к изображению и зрительным рецепторам (этот рисунок и его анализ приведены также в работе [3]).
Теперь, когда автор теории Двойника вспомнил об индивиде Видемана — Масперо, читатель растерялся, он не в состоянии сравнивать жалкую фотографию Ка с «полной копией» индивида. Двойник дематериализовался и целиком ушел в психическое пространство, которое невозможно описать геометрическими формами и цветными красками, как это было на рис 6.
Чувствуется, что Большаков чрезвычайно ценит в своей теории Ка идею фотокарточки как толчка для воспоминания, но она в корне ошибочна. Ведь мы понимаем, что прямое восприятие объекта заметно отличается от нашего представления о нём. Невозможно поставить на одну доску чувственный образ и образ-воспоминание, так как воспоминание близко к идеальной сущности, ощущение же — к материальной.
Большаков полагает, если древний египтянин не знал «о процессах, совершающихся в его мозгу», то он начинает путать представление о человеке с его непосредственным восприятием. Египтолог пишет: «Но если человек, вспоминая кого-либо, что-либо, видит его (не внутренним зрением — памятью, как это понимаем мы, а внешним, реальным зрением, как это понимал египтянин), это значит, что этот кто-либо, это что-либо находится в данный момент перед его глазами. Но если этот кто-либо совершенно достоверно находится где-то далеко или вообще давно умер, то кого же в таком случае видят? Очевидно, существо являющееся его точной копией, его Двойника, во всем подобного своему прообразу. Мы считаем, что эта копия, этот Двойник и есть Ка» [3].

– IV –
Давайте честно признаемся, мы до сих пор мало знаем о процессах, совершающихся в нашем мозгу, тем не менее, неплохо различаем: этот образ возник где-то внутри нас, а тот явился нам извне. Какие аргументы привел Большаков в оправдание своей позиции? Он вычертил некую схему, рассказал читателям, как там все работает, и затем написал: «Для того чтобы можно было нарисовать такую картину, потребовалось, чтобы психология, физиология, философия прошли весь долгий путь своего развития, древний же человек обо всем этом представления не имел, более того, его чувства свидетельствовали как будто прямо о противоположном» [3].
Во-первых, не только древний человек не имел обо всем этом представления, но и подавляющая часть современного человечества не видела нарисованной Большаковым схемы, тем не менее, все прекрасно отличают представления от ощущений. Во-вторых, психологи, физиологи, философы зададут египтологу сотни вопросов, почему он решил, что представления и ощущения обрабатываются именно таким образом, а не иным. Где квалифицированный анализ конкурирующих схем? Возможно, египтолог прочитал горы современной литературы по физиологии восприятия и возникновению представлений, однако у критически мыслящего читателя нет уверенности в правильности выбранной схемы. При отсутствии литературного обзора поданная автором схема выглядит доморощенным изобретениям неспециалиста.
Чтобы заставить желудок нормально переваривать пищу, не обязательно знать его работу. Люди могут и не знать детали психических процессов по восприятию и представлению объектов, однако они вполне в состоянии провести между ними границу. То, что воспоминание в большей степени одухотворено, чем ощущение, наверняка осознавали и древние. Представления более податливы к изменениям; воображаемый образ мы можем исказить до неузнаваемости. Воспоминаниям, а также произвольным грезам, фантазиям и сновидениям, как более подверженным искажениям, древние и малообразованные люди склонны сообщать религиозный и мистический смысл.
Рисунок 6 [1, с. 52] и его анализ затрагивает фундаментальные разделы психики, общие для взрослого, ребенка и животного. Кошка не боится нарисованной собаки; аналогично, древний человек понимал, что «изображения мертвы». Разумеется, нужно ставить жирный «знак равенства … между собственным восприятием и восприятием древнего египтянина» [3]. Мозги у нас устроены одинаково, только знания о мире разные.
Если бы ощущения и представления смешивались в голове египтянина, то это бы касалось всех объектов, а не только покойников. И почему на стенах гробниц изображались только реальные сцены, которые усопший видел при жизни, и никогда фантастические? Не потому ли, что художник рисовал только то, что видел своими глазами, а не то, что приходило ему на ум в виде искаженных фантазией представлений. А это как раз и означает, что он видел в них принципиальное различие.
Но вот Большаков как будто бы сдал свои прежние позиции, поскольку ранее представленная им модель, основанная на визуальном образе, перестала работать, когда речь зашла о личностном толковании Двойника. Теперь ее подменяет пресловутый контекст, которым пользовались египтологи конца 19-го столетия, в частности, Видеман и Масперо (в работе [3] названы фамилии их последователей). Беря Ка в качестве личностного Двойника, Большаков существенным образом лишает его материальности и все переводит в трансцендентную область, находящуюся где-то уже за пределами глазного яблока.
Это расширение автор сделал одним прыжком, стартуя от зрительного образа. Но у него имеется и промежуточная фаза расширения, которая следует за личностной интерпретацией Ка. В этом сильно зауженном толковании автор говорит о связи Ка-образа только с текстовым Именем. «...Почти все слова, — пишет Большаков, — представляют собой пару "фонетическая часть + изобразительный детерминатив"... Поскольку Имя практически идентично Ка, оно играет такую же важную роль в обеспечении будущей жизни, образуя в оформлении гробницы единое целое с изображениями» [1, с. 67-68].
Имя идентично Ка… Как это понимать в свете вышесказанного? В статье [3], написанной через 8 лет после книги [1], разъяснения даются такие.
«…Имя имеет много общего с Ка. Пойдем и здесь по пути аналогий между нашим и древним восприятием. Картина получается совершенно аналогичной той, которую мы рассмотрели, выясняя происхождение категории Ка. Когда мы слышим имя знакомого человека, в нашей памяти возникает его образ (точно так же, как при взгляде на портрет). Собственно говоря, в этом и заключается функция имени, будь то в наше время или в древнем Египте: оно служит напоминанием о человеке, способом выделить его индивидуальность среди всех остальных людей. Аналогия между Ка и Именем оказывается полной — и то и другое является образом человека, возникающим при воспоминании и вынесённым из сознания вспоминающего субъекта в окружающий мир, т. е. объективизированным; различны только способы напоминания — для Ка оно имеет зрительную форму, для Имени — слуховую. В остальном Имя — такой же Двойник, что и Ка» [3, п. 4].
Итак, как только древний египтянин слышал или прочитывал имя, личность покойного вельможи с этим именем вырастала перед ним, как если бы тот был живой. Раньше говорилось, что египтянин представление принимал за реальный образ. Теперь и Имя наряду с Ка стало оживлять мертвецов.
Излишне говорить, что вся та критика, которая была высказана по поводу ощущения и восприятия зрительного образа распространяется и на слуховые. Кажется, Большаков всерьез думает, что все древние египтяне страдали зрительными и слуховыми галлюцинациями. Ведь именно психически ненормальные люди реально видят и слышат покойников.
Когда Автор заговорил о комплексном и всеобъемлющем понятии Ка, тут же на ум приходит учение Эрнста Маха о комплексах ощущений. Эта метафизика уже намного сложнее метафизики Демокрита и Платона. Сотни философствующих читателей потребуют от автора новой теории Ка серьезного обоснования на всех уровнях — физиологическом, психологическом и философском. Сколько копий было сломано вокруг когнитивных теорий эмпириокритиков и позитивистов всех мастей и вот опять без всякого предварительного обсуждения нам предлагают комплекс элементов, не понятно какой природы.

– V –
При чтении первых глав книги [1], у вас создается впечатление полного понимания природы Двойника. С трактовкой Большакова можно соглашаться или не соглашаться, но его теория Ка вам понятна. Когда же вы приступаете к чтению статьи [3], эта ваша ясность куда-то улетучивается.
В книге [1] есть подраздел, рассказывающий об Имени, которое играет роль Ка, поскольку зрительные образы эквивалентны звуковым. О параллельности Имени и Ка в статье [3] говорится более определенно, чем в книге [1], почему она и была только что процитирована. Но в статье [3] есть добавление, которое входит в прямое противоречие с книгой [1] и, в результате спекулятивных рассуждений автора, полностью размывает границы первоначального варианта теории Ка.
В книге [1] Большаков, критикуя своих предшественников, особенно отмежевывается от теории Ка, предложенной Масперо, так как тот считал, «что Ка меняется вместе с человеком, проделывая путь от ребенка до старика»; «что всякий объект земного мира имеет своего Ка. Такая трактовка в платоновском духе опять-таки логична, с нашей точки зрения, но фактами не доказана. Наконец, широко распространившееся представление Масперо о статуе как об искусственном вечном теле для Ка является упрощением на самом деле гораздо более сложной картины» [1, с. 64].
В статье [3] мы читаем: «мы можем с большой долей уверенности говорить, что и в Старом царстве считалось, что Ка рождается с человеком, до изготовления изображений». «Складывается впечатление, что у каждого человека, у каждого живого существа, у каждого неживого предмета есть свой Ка; в таком случае рядом с миром, в котором живут люди, существует мир Ка, являющийся его точной и полной копией, мир-Двойник — картина захватывающая, приближающаяся по существу к философской системе Платона.
Именно так представлял себе мир Ка Г. Масперо. Подводя итоги своих исследований представлений египтян о человеке, он писал: "Когда рождался ребенок, с ним рождался двойник, который сопровождал его на всех этапах жизни; молодой, пока человек был молодым, он достигал зрелости и старел, когда тот достигал зрелости и старел. И не только люди, но и боги и животные, камни и деревья, естественные или искусственные объекты, все и всё имело своих двойников — двойники быков и овец были копиями настоящих быков и овец, двойники полотен и кроватей, стульев и ножей имели облик настоящих полотен и кроватей, стульев и ножей"» [3].
В конце концов, Большаков соглашается с некоторыми оговорками, что память о человеке воссоздает не только Двойника этого человека, но через него «позволяет мыслить "загробный мир" как мир-Двойник». «Мира мёртвых в том смысле, как мы привыкли его понимать, в религии Старого царства не было. Вместо этого существовал ряд мирков-Двойников, ряд несколько подкорректированных копий вельможеских хозяйств» [3].
Однако, продолжает Большаков, «"загробный мир" совершенствовали на протяжении всей истории Египта, причем он постоянно расширялся — от копии вельможеского хозяйства в Старом царстве до копии государства с богом». «Это расширение "загробного мира" вело и к развитию этического элемента, которому не было места в староегипетском "загробном"», «вплоть до представления о загробном суде в "загробной Вселенной"». Более того, «в представлениях египтян существовал и очень фантастичный (в противоположность предельно реалистичному миру-Двойнику) мир, который из-за его фантастичности нельзя было изобразить» [3].
В начале статьи [3] Большаков определенно высказался против позиции Масперо, но ближе к концу статьи [3] мы читаем: «несмотря на то, что Ка в представлении египтян вполне реален, объективен, они не могли не чувствовать, что он всё-таки очень зыбок, неуловим — я его вижу сейчас, но не видел минуту назад и снова не буду видеть через некоторое время, а человек рядом со мной так и не увидит его вообще. Зыбкость эта — прямое следствие субъективного на самом деле характера Ка — делает его слишком ненадежным, чтобы на него можно было полагаться в столь важном деле, как обеспечение "загробной жизни"» [3].
Логика здесь такая: Двойник реален и объективен, но вместе с тем зыбок и субъективен.

– VI –
Давайте попробуем рассуждать последовательно. Прежде зададимся простым вопросом: что происходит с умершим вельможей или царем? Ясно, его мумифицируют, помещают в саркофаг, который находится в гробничной комнате, стены и потолок которой красочно разрисованы и покрыты надписями. Возле хозяина гробницы часто наносится надпись, утверждает Большаков, например, такого содержания: «Это он, создавший своих богов в изображении, которое нельзя стереть».
Автор исключительно в материалистическом стиле разъясняет: «На роль богов в староегипетской гробнице могут претендовать только настенные изображения... Но поскольку в это время божеств на памятниках частных лиц не показывают, богом оказывается любое изображение — вероятно, уже в силу своей природы. Резонно полагать, что божественность изображения и есть та самая жизнь, которая в нем заключена» [1, с. 36].
Трудно ожидать от материалистически думающего рационалиста иного объяснения. Отчасти Большаков прав: в этих словах заключена определенная разгадка генезиса элементарной религиозности. Например, сцена охоты на птиц и рыб пробуждает в голове египтянина Ка-воспоминание о вельможе или, по-другому сказать, пробуждает к жизни Ка-вельможу. Читая имя и титулы вельможи, глядя на его статую, рельеф или фреску, египтянин внутренним взором видел вельможу живым.
Возможно, он надеялся, что глаза вельможи, нарисованные на стене или на крышке саркофага также оживят воспоминания усопшего о том, что он совершал, когда был еще жив. В этом случае картины послужили бы ему напоминанием, т.е. импульсом к оживлению запечатленных на стене образов, превращая их в живые Ка-образы. Так думал Большаков, когда вычерчивал рис. 6.
Но при таком материалистическом понимании бога или божественности как обыкновенной жизненности, пропадает смысл использования одухотворенного слова «бог». Написав слово бог, египетский писец, конечно же, подумал о Боге с большой буквы. Он вспомнил о чём-то таком, что для него лично, а не для усредненного древнего египтянина, является священным и чему нет места в окружающем его мире. Ведь недаром категория Ка распространяется только на умерших людей. Значит, Ка относится к сущности, которой в действительности нет, — именно отсюда начинается религиозность в ее мистическом значении.
Материалистически настроенные египтяне вряд ли написали бы фразу «Меня любит мой Двойник», другой перевод: «Любимый Двойником» [1, с. 8]. Элемент веры в реальное существование Двойника здесь присутствует. Следовательно, человек, выразившийся таким образом, склонен к религиозности. И Большаков привел массу примеров, свидетельствующую о вере египтян в существование реально живущего Ка: «Это для Ка...»; «(Это) для Ка любимого /хозяина/»; «Лучшее кедровое масло для /имя/, для его Ка каждый день»; «Пляска добрая для твоего Ка каждый день»; «Игра добрая на флейте для твоего Ка»; «Доставка жертв для твоего Ка»; «Ведь мой Ка хорош! Что я /такого/ сделал?!» [1, с. 58-60].
Тот, кто лишен всякой религиозности, молча отдавал дань традиции и воспринимал написанное здесь как установленную языковую форму. Однако широкое распространение подобных текстов и соответствующих изображений способствовало тому, что меньшая или большая часть населения Древнего Египта верила в реальное существование Ка умерших вельможей и царей. В данном случае уместно следующее сравнение.
В атеистическом Советском Союзе очень немногие верили в существование Бога. В нынешней России их больше, поскольку религиозные идеи широко пропагандируются. В таких условиях по закону больших чисел непременно отыщется достаточное количество людей, искренне верующих в Бога. В Древнем Египте расписные гробницы служили превосходным агитационным пособием для детей и подростков. Скорее раньше, чем позже, они усваивали содержание вышеприведенных текстов и, таким образом, появлялись масса религиозных людей.

– VII –
Теперь подумаем вот над чем. В ранее приведенной фразе «Меня любит мой Двойник» произошло странное удвоение: Двойник и тот, кто якобы произносит эту фразу, — являются двумя отраженными образами одного и того же человека. Нам, современным людям, такое восприятие мира кажется сверхъестественным. Хотя в данном психическом акте нет волшебства и божества; есть только элементарная ассоциация, смоделированная неестественным для нас способом. В силу тотальности этой психической процедуры, древний египтянин воспринимается нами как мистик, ежеминутно апеллирующий к загробному миру. Однако нам известен любопытный пример из времени не столь отдаленного.
В эпоху Возрождения многие художники подписывали свои картины, используя несколько необычный для нас оборот речи: «Меня нарисовал флорентийский мастер такой-то». Скульптура могла иметь, например, следующую надпись: «Я вылеплен таким-то». Несмотря на то, что здесь картина или скульптура выступает в качестве одушевленного предмета, художник в этот анимизм, конечно, не верил.
Возможно, то же самое происходило с древнеегипетскими надписями на стенах гробниц. При этом первым словом обычно было маа — смотрение, созерцание. Далее шло краткое описание изображенной сцены, которая находилась в поле зрения Ка-вельможи. В конце осуществлялась идентификация, т.е. приводилось имя реального вельможи и перечислялись его титулы.
Нередко мы употребляем речевой оборот: «Смотрите, ...», «Послушайте, ...» или «Полюбуйтесь-ка на это...». Египтянин чисто формально привязывал данные слова к конкретному субъекту, который должен был сосредоточить свое внимание на том, что сделал художник. Однако сам этот художник мог и не верить, что нарисованной им на стене картиной будет любоваться усопший.
Так, для фрески, которую мы сейчас называем «Охота в зарослях Нила на птиц и рыб», имела надпись, которую в адаптированном виде прочитывается так: «Созерцание болота, ловли рыб, птиц, превосходно» Далее за этой фразой называлось имя и перечислялись титулы того, кто именно должен был созерцать данную картину. Таким образом, языковой оборот, который произносится сегодня как «Я покажу вам прекрасную сцену охоты на птиц в районе болот», древний писец оформлял предложением, исходящим от умершего.
В принципе, в такой грамматической форме нет ничего странного. Нас ведь не удивляли безличные подписи к фотографиям типа: «Ленин за чтением газеты "Правда"» или «Выступление Сталин на съезде ударников коммунистического труда». Ровно по такому же трафарету писались разъяснения к картинам на стенах египетских гробниц, только привязывались они к конкретной личности усопшего, если угодно, к Ка-образу усопшего. Большаков приводит уйму примеров в [1] и [3]; воспользуемся текстами из первого источника, как всегда, адаптированными для неспециалистов по египтологии.
«Созерцание полевых работ в селениях Верхнего и Нижнего Нила /таким-то/», «Созерцание доброго удовольствия для сердца, совершаемое по всей стране... /таким-то/», «Созерцание доставки вина из дворца... /таким-то/», «Созерцание драки быков... /таким-то/», «Созерцание жертв..., доставляемых его селениями для ежедневного жертвоприношения... /таким-то/», «Созерцание пахоты, трепки льна, жатвы... /таким-то/» [1, с. 50].
Созерцание — это познание. Для этого наиважнейшего психологического действия в египетской письменности существовал иероглиф маа — созерцаю, познаю. Корень этого глагола лежит в имени египетской богине Маат, ответственной за познание истины, установление порядка вещей в мире. «Изображалась Маат в виде женщины со страусиным пером на голове; это перо могло использоваться как её символ» [4].
В Греции эпохи Пифагора появилось слово математика, образованное от слова матеус — познаю, изучаю. Примерно в это же время возникают слова теория и теорема, которые образованы от греческого глагола теореин — созерцать. Словом Тео обозначался Бог, высшая истина, познанная органом зрения. Узреть истину — значит, познать ее суть, т.е. отчетливо представить ее в субъективном пространстве нашей психики.

– VIII –
Большаков идет дальше по этому пути и прослеживает ряд египетских слов, в которых присутствует корень ка, имеющий прямую связь с визуальным образом реального предмета, явления или процесса.
На письме двойнику соответствует иероглиф «две поднятые руки», означающий «похож, как две капли воды». Первыми членами этого ряда становятся, естественно, слова двойник, другой и имя. Следующие слова связаны с размножением: совокупляться, вульва и бык. За ними идут такие жизненные слова как пахать и работа, а также фундамент для постройки и постамент для скульптуры.
Параллельно с этими важными понятиям употребляются категории познания: думать и намереваться, а также категории, способствующие познанию: свет, светильник, огонь. К ним тесно примыкают слова, связанные уже со священнодействием: кадить, кадильница, колдовство, колдун, бог.
Все перечисленные слова относятся к Старому царству. Но категории, которые при своем написании имеют иероглиф «две поднятые руки», дают производные категории в Среднем и Новом царстве. Вместе с тем появляются слова-синонимы, которые пишутся совершенно по-другому, но при этом имеют в своем составе иероглиф Ка. Разумеется, возникают совершенно новые понятия. Так, в Текстах пирамид есть одно-единственное слово, включающее сразу два смежных символа Ка. По словам Большакова, оно обозначает «доброе состояние плоти».
Таким образом, на свет появляются серия слов: любовник, прелюбодей, девка, оплодотворять, делать или становиться беременной, беременная женщина, стельная корова. От быка-производителя «две руки» передаются тягловому быку, выполняющему строительные и сельскохозяйственные работы. Сами эти работы, выполненные уже без всякого привлечения быка, имеют в своем составе элемент Ка.
Далее, не только сельхозработа, но и плоды от этой работы включили в состав соответствующих слов «две руки». Это — зерно, инжир, урожай винограда, пища, любой съедобный продукт. «Две руки» появились также в основе хозяйствования: виноградник, фруктовый сад, сельскохозяйственное поле. Знак Ка есть у производителя сельхозпродуктов — садовника.
После графического и фонетического анализа этих слов Большаков замечает: «Какими бы разными ни казались на первый взгляд слова этих пяти групп, смысловая связь между ними налицо. Их объединяет идея множественности, умножения — растительного, животного и т. д. Понятие "Двойник" оказывается лишь частным случаем этой множественности — выражением двойственности» [1, с. 76].
Автор особо заостряет внимание: «принадлежность слова "бог" к тому же корню, что и "Двойник", не вызывает сомнения» [1, с. 78]. Но в конце параграфа он неожиданно ретируется: «Настоящий параграф — самый дискуссионный раздел работы, который, несомненно, вызовет резкую критику» [1, с. 79].
Странно, что Большаков сомневается в этом месте; реально это наиболее удачное место из всех его теоретических построений и вот почему.

– IX –
На примере слов, которые включали в себя фонему и образ Ка, Большаков подтвердил известное явление, которое называется контаминацией слов, объединенных общим образом или фонемой. Об этом лингвистическом феномене в разделе «Реминисценция образа и реверберация звука» [5] рассказывается подробно. Здесь же мы напомним лишь основное его определение.
Контаминация — это взаимодействие близких по значению или звучанию языковых форм, приводящее к возникновению новых слов или к развитию у одной из исходных форм нового значения. Все приведенные Большаковым слова, содержащие фонему и образ Ка, по сути появились в результате этой самой контаминации. В работе [5] приводятся большие группы слов, которые получились в процессе реверберации звуков и реминисценции образов.
Вот простейшая из таких групп: Дон, Донец, Дунай, Десна, Двина, Двиняч, Днепр, Днестр. Названия этих рек имею в своем составе фонему дан — река, вода, течь, поток, которая, в зависимости от местности, меняла гласный звук: дан, дон, дун, ден. На первый взгляд слова луг, лук, лукавый, Лука, лужа, лузь, лукоморье, лагуна, лощина, ложка, ложе ничем не связаны. Но при ближайшем рассмотрении они имеют одинаковую фонетическую и визуальную основу, которая заключается в искривлении или изогнутости чего-либо. В найденной Большаков группе слов, содержащих элемент Ка, лежит образ умножения или размножения.
Особенностью контаминации является звуковой и образный резонанс одновременно всех слов группы, когда нельзя указать какое одно слово послужило причиной возникновения другого слова. Другой спецификой этого лингвистического и одновременно социально-психологического процесса является его бессознательность. В массовом сознании нет места логике, там действуют неосознанные ассоциации визуального или акустического порядка.
Это справедливо не только для языковых форм, но и для религиозно-мифологических сюжетов и даже для научных теорий, которые усваиваются широкими слоями населения искаженно и выглядят противоречиво. Так, в 20-м столетии мощная и стремительная контаминация возникла в области физики, когда весь мир заговорил о теории относительности Эйнштейна, которая дала жизнь целому снопу релятивистских теорий. Аналогичная реверберация и реминисценция понятий возникла после психоаналитической теории Фрейда. Об этих эпистемологических явлениях можно говорить долго, но нас сейчас интересует теория, созданная Большаковым.
В начале четвертой главы он написал: «Отличительная черта древнего сознания — множественность и равноправие различных объяснений одного и того же явления; каждое из них касается лишь какого-то одного его аспекта, а потому увеличение их количества создает более полную картину и, следовательно, вполне естественно и желательно. Этот принцип, на котором основывается любое древнее мировоззрение, в высшей степени характерен для Египта и в значительной степени определяет специфику его культуры. Найдя какое-либо новое объяснение, египтянин никогда не отказывался от старого, даже если оно диаметрально противоположно, и рассматривал их на равных. Полученное единство, совершенно для нас неприемлемое, было для него вполне органичным» [1, с. 81].
Всё верно, только «множественность и равноправие различных объяснений» не является «отличительной чертой древнего сознания» и только на землях Египта. Это явление характерно для любой культуры, в том числе и современной. Контаминация есть отражение общих законов языка, мышления и жизни в самом широком смысле этого слова. Любая интеллектуальная форма, однажды возникнув, никогда уже не исчезнет бесследно. Она множится и трансформируется на основе форм-зародышей и под воздействием новых условий.
Это справедливо как для лингвистических, религиозных, научно-познавательных процессов, так, например, и узко биологических. В самом деле, органическая жизнь, однажды возникнув, уже не исчезает, так что наряду с высокоорганизованными видами существуют простейшие одноклеточные, появившиеся во время зарождения жизни. То же самое происходит с культурной формой: быть может, ее предназначение в рамках данной исторической эпохи уже полностью исчерпалось, но какие-то простейшие родовые признаки она, тем не менее, передает более поздним развитым видам.

– X –
Процессом контаминация заканчивается третья глава книги; четвертая глава начинается с параграфа «Способы кормления Двойника». Данная тема упоминалась уже в третьей главе [1, с. 36, 37, 58], но в четвертой она получила некое теоретическое обоснование. Большаков обращает внимание на то, что «реальные продукты и Двойник имеют разную природу, принадлежат к разным мирам, и Ка точно так же не может насытиться настоящей едой, как Буратино — засунуть нос в нарисованный котел» [1, с. 82].
Фактически, «никто и не думал, будто Двойник кормится самой жертвенной пищей», «продукты, лежащие на жертвеннике, нужны не сами по себе, а потому, что они служат напоминанием о еде, таким же, как и ее настенные изображения, и вызывают ее образ, т. е. порождают ее Ка. Им-то и питается Двойник умершего, ибо они единосущностны и принадлежат к одному миру» [1, с. 83].
Верно, что кормление умершего является неким ритуалом, основанным на психологической потребности. Но чтобы раскрыть ее тайну, не обязательно обращаться к проблематичной категории Ка, нужно просто внимательно присмотреться к поступкам современных людей.
В наши дни на поминках умершего ставят столовый прибор, наполняют его бокал вином, а тарелку — чем-то съестным. До сих пор бабушки носят на могилы своих родных и близких гостинцы в виде вареных яичек, пирожков или конфет. Иногда в гроб кладут вещи умершего, на генерала надевают его парадную форму, чтобы он выглядел как на параде. Мать, хороня свою дочь, кладет в гроб ее любимую куклу со словами: «Пусть Оленька поиграет с ней на том свете».
Что это? Как истолковать подобные действие с точки зрения психологии? Ясно — как категорическое неприятие смерти, в частности, огромное желание матери видеть свою дочь живой. Религиозной веры в этом нет, огромную роль здесь играет психическое отторжение смерти и мощное остаточное действие жизненной энергии. Всякая апелляция к Двойнику в данном случае исключена, поскольку в современном обществе отсутствует понятие Ка. Следовательно, и кормление усопшего нужно рассматривать вне проблемы Ка, которая считается специфически древнеегипетской.
Очевидно, здесь мы имеем дела с психическим законом, который в соответствующих условиях проявляется во все времена. Никто и никогда всерьез не думает, что покойники пользуются пищей и вещами, оставленными в могильном склепе. Об этом траурном обычае прекрасно знают современные люди, , . Он также был известен египетским жрецам и грабителям, почему они и пользовались им в своих корыстных интересах. Священнослужители подобно жокеям садятся верхом на эти ментальные проявления и загоняют их в область религиозных верований.

– XI –
Контаминация — психический процесс, опирающийся на подсознательную деятельность мозга. Символическое кормление также относится больше к иррациональным реакциям. Рассуждения Большаков о еде и Двойнике как о сущностях, которые «принадлежат к одному миру» [1, с. 83], во многом представляются надуманными. То же самое можно сказать о категории Ах.
Автор сообщает: «Ах традиционно принято рассматривать как категорию того же порядка, что и Ка, Имя, Ба и некоторые другие, описывающие сущность человека. При этом не обращается должного внимания на играющее определяющую роль отличие: если Ка, Имя и Ба есть изначальные проявления человека, то в Ах он превращается, причем только после смерти и ритуальным путем…
Лишь недавно был предложен принципиально новый подход к проблеме Ах… Основывается он на качественно ином осознании связи Ах со светом: Ах — это действительно "Светлый", однако речь идет не о свете, излучаемом неким призраком, а о внутреннем свете, внутренней освещенности этого существа, т. е. о его зрячести. Такое словоупотребление вполне естественно — если внешним по отношению к человеку условием зрения является свет, то и его внутренняя возможность видеть также должна объясняться наличием света, только особого, внутреннего.
Поскольку в Ах превращаются после смерти, а свет и зрение означают жизнь, Ах представляет собой обозначение мертвеца, характеризующее его как обладающего какой-то потусторонней жизнью. Сущность ее хорошо раскрывается известным по множеству настенных изображений ритуалом САх — "превращение в Ах". Ядро ритуала заключается в зачтении жрецом жертвенной формулы и сопровождающего ее списка жертв. Слыша названия продуктов, Двойник обретает их Имена, но, поскольку в силу специфики "внутреннего зрения" основа категорий Ка и Имени идентична, одновременно он и видит эти продукты. Таким образом, ритуал САх дает мертвому зрение через слух и гарантирует ему сытость в его инобытии» [1, с. 97].
Рассуждения последнего абзаца о единосущности или идентичности категории Ах с категориями Имени и Ка, что достигается посредством ритуала САх, выглядят искусственными. Слова и стоящие за ними понятия возникают стихийно в процессе контаминации, еще раз переоткрытой Большаковым (конец третьей главы [1]). Это происходит без всякого сущностного анализа, только на базе физической реверберации звуков и физиологической реминисценции образов. Спонтанно возникшие когнитивно-лингвистические формы твердеют в ритуалах жрецов и приобретают религиозный оттенок.
Главное, о чём здесь нужно помнить, это о том, что весь базис религиозных представлений Древнего Египта испытал множество изменений и превращений. Каждый город и даже небольшое селение первоначально имели свой пантеон божков, возникший на местном мифологическом фольклоре. «Первоначально власть каждого из них, — уточняет Большаков, — простиралась на очень небольшую территорию, которой ограничивалось и его почитание. В дальнейшем культы многих богов распространились по всей стране, однако представление о том, что всякий бог связан с определённым местом, сохранялось всегда» [4].
«Столичные» боги, насаждаемые всевластными и вездесущими жрецами в течение многих веков, в основном, побеждали местные культы. Тем не менее, крупные религиозные центры, находящиеся вдали от столицы, оставляли неизгладимый след на религиозной жизни всех египтян. «В разные времена на главные роли выдвигались разные боги — прежде всего, боги столиц, но это не могло изменить важнейшего принципа: на своей территории местный бог оставался главным» [4], — указывает Большаков.
«Кроме того, синкретизм, позволявший достаточно легко отождествлять различных богов, делал бессмысленным любой разговор о преимуществе одного из них над другим» [4]. Так, главным богом Фив был Амон. Однако возвышение Амона «происходило не только за счёт усиления его самого, но и путём отождествления с ним двух других великих богов — гелиопольского Ра и мемфисского Птаха» [4].
«Очень часто, — подмечает автор, — несколько богов соединялись в одно божество, сохранявшее основные черты каждого из них. Возможность синкретизма предопределялась самим существованием политеизма, при котором множество богов, происходящих из разных мест, имело сходные функции» [4]. Далее Большаков приводит ряд примеров и добавляет: «Существовали и более сложные виды слияния богов. Например, один из них мог описываться как проявление или часть тела другого. Более того, иногда даже какой-либо предмет (как правило, культовый) мог отождествляться с каким-либо из богов или частью его тела.
Обычно такая связь основывалась на созвучиях названий и имён. Некоторые отождествления были устойчивыми и сохранялись на протяжении тысячелетий, другие же возникали по конкретному поводу и не употреблялись за пределами определенного текста или памятника. Со временем в результате неограниченных возможностей сближения, сопоставления и соединения богов египетская религия становилась всё более запутанной и громоздкой» [4].
Здесь и далее Большаков описывает процессы, которые называются контаминацией. Автор теории Ка сам наткнулся на это лингвистическое явление, когда изучал структуру базовых слов древнеегипетского лексикона. Однако в «Мире древнеегипетских богов» (название его статьи [4]) он не разглядел параллель, которая напрашивается сама собой.
Египтолог верно подметил, что изображением божества может стать не только соединение человеческого тела с головой какого-нибудь животного или птицы, но и с неодушевленным предметом. То есть, в силу коллективного бессознательного, в синтезированном божестве ассоциируются самые разнородные элементы. Между тем, автор постоянно печется об однородности, соединяемых элементов. Он думает, что элементы различной природы не смогут объединиться в мозгу одного последовательно мыслящего человека.

– XII –
Подобная контаминация с непременными элементами синкретизма действует внутри узкой группы основополагающих категорий — Ба, Ка и Ах. Скорее всего, они возникли в различных местах Древнего Египта. С ходом многовековой истории эти категории сближались и перемешивались, т.е. с ними происходило примерно то, что и египетскими богами.
А именно, «говорилось, что божество может проявляться в "миллионах образах", и в этой множественности и состояло его могущество. Поэтому-то Амона можно было изображать и как барана, и как гуся, Тота — и как ибиса, и как павиана, а Исиду — и как женщину, и как корову. Бесконечность форм проявления являлась одной из причин распространённости в египетской религии синкретизма» [4].
Сейчас принято считать, что Ба — это сознание без тела, т.е. душа умершего человека, идеальное по Платону. Однако этой категории необходимо было сообщить нечто, что заменяло бы тело человека. На эту роль могло претендовать Ка, Двойник человека, т.е. материальная оболочка по Демокриту. Первоначально Ка олицетворяло жизненные силы. Поскольку сил было несколько, то и Ка было тоже несколько.
«Как правило, — пишет Большаков, — надписи упоминают Ка в единственном числе, однако встречаются и случаи, когда речь идет о многих Ка одного человека. Мысль о неограниченности количества Ка ведет к увеличению числа изображений — в случае гибели одних сохранятся другие и, следовательно, связанные с ними Ка» [1, с. 62]. Причем жизненными силами Ка наделялись прежде всего боги и лишь позднее их стали приписывать царям и вельможам.
Как это часто бывает с многовековыми традициями, возникла путаница между понятиями Ба и Ка, границы между ними стерлись, стали нечеткими и подвижными. В процессе контаминации божества-понятия сливались и множились. Так, например, Ка начали считать только проводником для Ба, появилась также Хемсут — женский аналог Ка. Знак жизненной силы звучал как Анк или Анх. Эта фонема могла слиться с фонемой Ах, которая в свою очередь сблизилась с инверсным образом Ка, подобно тому, как «хорошая» Ба в массовом сознании отразилась в «плохую» Аб. Такой бессознательный процесс, протекающий в коллективном духе древних египтян, представляется более вероятным, чем осмысленный поиск «общего знаменателя» для категорий Ба, Ка и Ах.
Этот вывод целиком распространяется и на три наиболее древних и распространенных знака Древнего Египта. Имеется в виду символ жизни (Ankh — анк, анх), символ неизменности (Djed — джед) и символ власти (Was — уас, вас). Так как эти символы отражают максимальную дозу соответствующих благих качеств, то к указанным добродетелям прибавляют слово «вечная»: вечная жизнь (бессмертие), вечная стабильность (отсутствие катаклизмов) и вечная власть (бесконечное могущество). Все три символа возникли еще в Преддинастический период (5-7 тысяч лет назад), так что восстановить их происхождение и первоначальное значение сегодня практически невозможно.
Тем не менее, высказываются предположения о возникновении образа джед от ствола пальмы, цветка лотоса или папируса (древо познания). В нем находят что-то от снопа колосьев (знак плодородия), столба с насечками (календарь), наконец, его ассоциировали с фаллосом. Поскольку джед изображается в форме четырех позвонков, высказывалось предположение, будто они олицетворяют четыре стихии (землю, воду, воздух и огонь). Говорили, что джед непременный атрибут Осириса, бога движущих сил природы.
Сегодня этот символ называют джед-колонна или джед-опора. О символе жизни говорят как о ключе жизни или зеркале-анк и т.д. Скипетр власти или жезл мощи ассоциируется с обыкновенной пастушьей палкой (наиболее адекватное происхождение). В ее верхней части вырезана голова собаки (кто-то говорит, что это, не собака, а лиса или шакал). Нижняя часть палки оканчивается рогаткой; она используется как оружие защиты от нападения и как орудие в пастушьем деле.
Фантазировать на эти темы можно долго, но вряд ли всё это имеет какое-то отношение к научным знаниям. Истина состоит в том, что мы имеем дело всё с той же контаминацией, которая проявилась на трех ранее рассмотренных категориях Ба, Ка и Ах. Смысл каждого символа — Анк, Джед и Уас — частично перекрывается значениями двух других смыслов. Откуда что взялось — понять невозможно и вряд ли нужно, поскольку всё появляется на свет благодаря счастливому стечению огромного числа случайных обстоятельств.

– XIII –
Тяга к рациональному объяснению всего и вся понятна, только в большинстве случаев это бесполезная трата времени и интеллектуальных усилий. Найденное в рациональной сфере «логичное» объяснение является таковым только для того, кто его предложил. Например, читаем у Большакова: «расцвет практики мумификации приходится отнюдь не на начало египетской истории. Тем не менее процесс этот связан, видимо, с тем же, о чём уже было сказано выше: возможность усовершенствования "загробной жизни" была всеобщей, а чем же еще может быть забота о теле, как не совершенствованием этой жизни, пусть даже противоречивым с самого начала» [3].
Данное «объяснение» заупокойного культа мумифицирования выглядит рациональным, но посмотрите, ценой каких противоречий оно достигнуто. Сомнительно, чтобы сам автор до конца верил в то, что здесь написал. Мы не знаем, почему одни народы мумифицируют трупы по очень сложной технологии, другие просто сжигают их на костре, третьи закапывают их в землю, причем кто-то располагает трупы в могиле головой к югу, кто-то головой к северу.
Культурологи и антропологи ищут ответ в древнейших легендах, в которых рассказывается о традициях захоронения. Но понаблюдайте за поведением животных, птиц, рыб, насекомых, которые не сочиняют никаких мифов, тем не менее, ведут себя очень по-разному. Кто их этому научил? Никто, в них говорят одни инстинкты. Вот и в человеке в первую очередь говорят инстинкты, разум подключается позже.
Символы Анк, Джед и Уас имеют отношение больше к изобразительному искусству, если этим термином обозначить труд по оформлению гробниц. Они часто встречаются в живописи, графике, резьбе — либо в индивидуальном порядке, либо появляются все вместе. Количество знаков и их пространственная конфигурация меняются от одного изображения к другому без видимой закономерности. Их собственниками могут стать как боги, так и смертные. В последнем случае это могут быть фараоны, жрецы и более или менее высокопоставленные сановники. Следует добавить только, что все три знака превосходства всегда передаются (иногда в плетеной корзине) от высшего существа к низшему.
Художник, рисующий светские сюжеты, и думать будет всегда о светском; художник религиозного склада ума и рисовать будет картины религиозного характера. В любом случае двойного смысла одновременно — религиозного и светского — никак получиться не может. Однако религиозные люди склонны считать, что и под светскими вещами скрывается мистическое содержание. Светские вещи и события для них выступают символами другого мира, скрытого от глаз непосвященного.
Большаков проделал очень полезную работу, когда взялся анализировать слова с базисом Ка. Он обнаружил явление контаминации, из которого, однако, не сделал правильного вывода. Категория Ка сплетена не только с близкими ей категориями Ба и Ах, но и с символами Анк, Джед и Уас, а также богами Ра, Амон, Осирис, Маат, Исида, Птах, Анибус, Апис, Тот, которые были детально рассмотрены в работе [4].
Тут же возникает вопрос: что искал и что, собственно, нашел Большаков, создавая свою теорию Ка? Может быть, те многочисленные его предшественники не были столь уж неправы. Несомненно, каждый из них подметил действительно существующее качество Ка, которое в совокупности с другими качествами как раз и дает более или менее полное содержание данной категории.
Также очевидно, что сам Большаков вряд ли может претендовать на всестороннее раскрытие понятия Двойника, коль скоро он в самом начале формирования концепции безжалостно отбросил всё то пестрое разнообразие, которое было обнаружено его предшественниками. Правда, потом с черного хода он потихоньку внес в свою теорию Двойника личность умершего человека. Но в целом эти усилия были напрасны. Строго определенного понятия Ка всё равно не существует. В процессе контаминации оно растворилось во множестве других категорий, которые в разные времена и на разных территориях Древнего Египта понимались по-разному.
[1] Большаков А.О. Человек и его Двойник. Изобразительность и мировоззрение в Египте Старого царства. Научное издание. Издательство «АЛЕТЕЙЯ» Санкт-Петербург, 2001. http://www.egyptology.ru/scarcebooks.htm
[2] Andrey O. Bolshakov, Man and His Double in Egyptian Ideology of the Old Kingdom, Wiesbaden, 1997.
[3] Большаков А.О. Представление о Двойнике в Египте Старого Царства. Дата публикации на сайте : 17 Марта 2009 года. http://ru-egypt.com/library/bolshakov_predstavlenie_o_dvojnike
[4] Большаков А.О. Мир древнеегипетских богов. Дата публикации: 24 Февраля 2009 года. http://ru-egypt.com/library/7
[5] Акимов О.Е. Реминисценция образа и реверберация звука. http://sceptic-ratio.narod.ru/re/lang-2.htm