Sceptic-Ratio. Почему Марич оказалась в тени Эйнштейна

Феномен Эйнштейна

Олег Акимов

Почему Марич оказалась в тени Эйнштейна

В период с 26 февраля по 3 марта 2010 года я побывал в доме на улице Кисачка 20, построенном в 1907 году отцом Милевы Марич, Милошем-старшим; походил в окрестностях селения Кач по полям, когда-то принадлежавшим ему; склонил голову на Алмашском кладбище, где захоронен он сам, его жена Мария и дочь Зорка; помолчал у памятников Милевы Марич, установленных в селе Кач и в городе Новый Сад; полюбовался качинской церковью, в которой крестили Милоша-старшего, и ново-садской церковью, в которой крестили детей Милевы. Все эти святые места заставили меня еще раз задуматься над социально-психологическими механизмами культа Альберта Эйнштейна и полного забвения имени Милевы Марич. В связи с этим феноменом недавнего прошлого хочу выдвинуть два тезиса.
Тезис первый:
Милева Марич — человек XXI столетия.
Как известно, Альберта Эйнштейна объявили человеком XX века, т.е. того самого сумасшедшего века двух мировых войн, вспыхнувших на почве политических, экономических и национальных сломов. Обе войны прошли в горячей фазе в первой половине прошлого столетия. Во второй его половине началась третья мировая война между коммунизмом и империализмом в холодной фазе, которая окончилась распадам коммунистического лагеря и видоизменением всего остального содружества наций. Сегодня в сфере политики и экономики наметилась миролюбивая тенденция, которая не должна привести к новому обострению международных отношений. Есть все основания надеяться, что XXI век пройдет без глобальных потрясений с миллионными жертвами.
Аналогично войнам в политико-экономической сфере в XX веке протекали холодные и горячие баталии в сфере мировой науки. Наиболее разрушительными они оказались в области физики, от которой сегодня остались одни руины. На рационально-конструктивную физику Архимеда и Декарта напала формально-спекулятивная физика Эйнштейна и Бора. В начале прошлого веке агрессор одержал победу, образовав обширную институциональную империю, которая конституционально отменила рационально-конструктивную методологию на всей оккупированной ею территории.
Но уже в конце прошлого столетия началось быстрое разрушение институциональной монополии релятивистской и квантовой физики. В начале нынешнего века герои этих двух иррационально-схоластических учений плюс романтическая космология Стивена Хокинга и Роджера Пенроуза практически не интересуют молодежь, тем более зрелых ученых. Изрядно потрепанные и выцветшие имена Эйнштейна и Бора можно встретить сегодня лишь в ностальгических репортажах одиозных ветеранов журналистской пропаганды жульнической науки вековой давности.
Имея в виду первый тезис, нужно понимать, что американский журнал «Time», конечно, не объявит Милеву Марич человеком нынешнего столетия как наиболее популярного ученого. Но по образу мысли среди ученых ее стиль мышления в XXI столетии будет преобладающим. Хочется верить, что физика вновь вернется в лоно многотысячелетней классики, прерванной как раз на личности Марич как на продолжательнице учения Максвелла и Больцмана — физиков традиционной школы.
Она была остановлена своим мужем — ярчайшим представителем формально-феноменологического подхода, абсолютно чуждого физической реальности, который только имитирует науку. Эйнштейн олицетворяет мошенническую науку, обманывающую общественность. Всё, что связано с его именем, — извращено и оскорблено. В этой связи уместно провозгласить
Тезис второй:
Милева Марич — мать квантовой механики.
Этот тезис противоположен утверждению, будто она была матерью теории относительности. Да, она решала для своего мужа, отца теории относительности, практически все задачи, связанные с математикой. Но ей не принадлежит спекулятивная верстка статьи «К электродинамике движущихся тел». Основная, кинематическая часть данной статьи написана им; в ней дается субъективно-инструментальная трактовка времени, которая, в конечном счете, подорвала объективную науку о природе. За все последующие мошеннические трюки в релятивистской области несет ответственность только один Эйнштейн. Между тем, люди далекие от глубинных проблем науки думают, что две статьи 1905 года о теории относительности и о квантах света в равной степени определили лицо современной физики формально-феноменологического характера. Нет, это далеко не так, внутренне они различаются как небо и земля.
Спекуляции в квантовой сфере связаны с именем другого человека — Нильса Бора, который возглавил список копенгагенской школы, в которую позднее вошли еще два формалиста — Макс Борн и Вернер Гейзенберг. Их вероятностную интерпретацию волновой функции не нужно связывать со статистическим представлением световых явлений. Премированную Нобелевской премией статью «Об одной эвристической точке зрения, касающейся возникновения и превращения света» полностью писала Милева Марич. Ее мышление отличается связанностью, цельностью, завершенностью. Этой работе предшествовали еще три ее фундаментальных статьи — 1902, 1903 и 1904 года, — охваченных единым рационально-конструктивным подходом, который не идет ни в какое сравнение с формально-спекулятивным подходом, который можно видеть в самой первой статье 1901 года, написанной Альбертом Эйнштейном.
Его статья назвалась «Следствия из явления капиллярности»; она продемонстрировала собой не только полную некомпетентность автора в физико-математической сфере, но и его мошеннические склонности. Непрофессиональное формалистское мышление Эйнштейна противоположно по стилю глубоко профессиональному, модельному мышлению Марич: оно — кусочно-фрагментарное, внутренне противоречивое, какое-то незавершенное и всегда рассчитанное произвести чисто внешний эффект.
Сейчас мы не станем вникать в его запутанный мысленный эксперимент и в его жалкую числовую подгонку, поскольку анализ этой и последующих статей, ошибочно приписываемых Эйнштейну, дается в разделе Милева Марич — мать квантовой механики. Одно можно определенно сказать: его декларативно-фальшивый образ мысли не поддается исправлению. И, наоборот, конструктивный стиль мышления Милевы дан ей от природы. Статистический дух статей, написанных ею в первые годы совместного проживания с Альбертом, носит исключительно классический характер, присущий работам таких мастеров, как Больцман и Максвелл.
Именно высокая математическая образованность Марич, ее способность модельно представлять сложные термодинамические и молекулярно-кинетические процессы в статистической форме заставила редакторов журнала «Annalen der Physik» Планка и Вина обратить внимание на статьи, посылаемые в редакцию молодой четой. Почему была опубликована первая статья весьма сомнительного достоинства, остается загадкой. Впрочем, на протяжении всей жизни Эйнштейна часто происходили непонятные, но счастливые для него события, которые трудно объяснить с точки зрения обыкновенной логики.
Направления мысли конструктивно-модельного и формально-феноменологического типа существовали с незапамятных времен; всех творчески мыслящих людей можно поделить на две категории по этим двум признакам. Типичными формалистами были Аристотель и средневековые схоласты, хотя и до них существовали элеаты (Парменид, Зенон, Ксенофан, Мелисс), думающие в этом же ключе. «Органон» и «Метафизика» — вот характерные труды формалистского толка, в которых имя, дефиниция и дедукция составляют всё содержание текста. В них нет никаких моделей и конструктивных алгоритмов, материальная природа едва видна за частоколом абстрактных рассуждений. Эта же игра в умозрительные комбинации слов наблюдается в релятивистской и квантовой физике, в которых отсутствует пространственно-механический образ — главный элемент нормальной эпистемологии.
Типичными конструктивистами были Демокрит, Евдокс, Архит, Архимед. Когда Аристотель отводил каждому элементу свое место: тяжелой земле — низ, невесомому огню — верх, он действовал формально-феноменологическим способом. Когда же Демокрит пояснял, что огонь стремится вверх, потому что он легче воздуха и всего остального, он тем самым действовал рационально-конструктивным способом. Архимед, используя его качественную пространственно-механическую модель, вывел количественный закон, гласящий: плавающее тело легче на вес вытесненной им воды. Формальная наука часто выглядит привлекательно с позиции философии, но бесполезна с практической точки зрения. Теория относительности ничего не дала человечеству, хотя философам и журналистам, любителям сенсаций, она очень нравилась.
Двум эпистемологиям отвечает два психологических типа по Эрнсту Кречмеру — циклотимик и шизотимик, т.е. люди с последовательной организацией мышления (циклоиды) и параллельной (шизоиды). В патологическом состоянии они вырождаются в душевные заболевания — маниакально-депрессивный психоз и шизофрению, соответственно. Для шизотимика, думающего формально-феноменологическим образом, главным житейским признаком является обман. Поскольку человек действует примерно одинаково как дома, так и на работе, как по отношению к любимой жене, так и по отношению к любимым научным исследованиям, то появляется дополнительная возможность составить стереоскопический портрет шизотимика. Если дело касается, например, написания научных статей, то шизотимик склонен к путанице, подтасовке фактов и плагиату. Изложенное им содержание текста трудно воспринимается рационально-конструктивным умом, но за счет внешне красивой фразеологии привлекает шизотимиков.
Типичным шизотимиком был Зигмунд Фрейд. В частности, он сверстал из своих наблюдений за Анной О. и еще четырьмя истеричками книгу «Исследование истерии», назначив своего «соавтора», Йозефа Брейера, ответственным за содержания теоретической части. Анализ текста книги (см.: Как возник психоанализ) вскрывает не только принципиальные разногласия двух авторов, но и грязные приемы, используемые отцом-основателем психоанализа. Фрейд — психологист, оперирующий формально-феноменологическими категориями иррационального свойства; Брейер — физиолог, оперирующий рационально-конструктивными категориями, недоступными пониманию врача-имитатора Фрейда. Брейер — врач-профессионал, рациональный, честный и работящий человек. Он любит жену и заботится о детях. Такая же искренность проявляется им в отношении к науке: всё направлено на поиск истины и никакого тщеславия. Фрейд обожал Берту Паппенхейм (она же Анна О. в книге «Исследование истерии» или Ирма в книге «Толкование сновидений»), но женился на ее подруге Марте Бернайс, которую вскоре разлюбил и установил с ней чисто формальные отношения.
«Толкование сновидений» — это множество случаев из жизни врача-авантюриста, т.е. зашифрованная биография Фрейда, которым двигала слава и материальное обогащение. Для этого человека характерно полное игнорирование фактической стороны дела. Он жил в придуманном им мире, в котором его собственная биография сделалась частью его лживого учения. Ровно так же живут его последователи, например, Валерий Моисеевич Лейбин. Он хвастается тремястами работами, которые он верстал по образу и подобию верстки Фрейдом книг «Исследование истерии» и «Толкование сновидений». Вот почему я говорю: Начни с Фрейда, чтобы лучше понять Эйнштейна. Они действительно в сходных ситуациях вели себя сходным образом.
Милева Марич — сама честность, пытливый исследовательский ум, она предана истине и мужу, трогательно заботится о детях. Она никогда не пойдет на подгонку теории под нужный результат эксперимента, на подтасовку фактов; написанный ею текст — результат глубокой всесторонней проработки предмета изучения. Альберт Эйнштейн — полная ей противоположность: он обманывает жену и детей, способен на предательство и постоянно лицемерит. Точно так же он ведет себя в сфере науки: написанный им текст — сплошное издевательство над здравым смыслом и дешевая игра, рассчитанная на внешний эффект в среде профанов. Подобные ему шизотимики восхищаются его банальными афоризмами, парадоксальными суждениями, не замечая откровенные ошибки и противоречия, касающиеся самых принципиальных вещей. Его считали большим гуманистом, хотя в повседневной жизни он презирал близких и далеких ему людей, особенно женщин, над которыми зло подшучивал.
Вокруг личности Эйнштейна и его литературных трудов образовалась раковая опухоль, извратившая историю науки XX века и сгубившая одну из важнейших ее отраслей — физику. Нечто подобное произошло и с Фрейдом: порожденный им гнойный флюс уничтожил науку о человеке, наделенном высшим сознанием и низшей нервной системой. Благодаря психоаналитикам душевнобольных стали лечить мистическими методами (вроде толкования сновидений), над которыми смеялись разумные люди уже в античные времена. Обожествление шизотимических личностей, одаривших человечество всеохватными и универсальными вероучениями, объясняющими с единой точки зрения все процессы, идущие в человеке и космосе, — факт хорошо известный (см.: Эйнштейн и Ленин — два божества ХХ столетия). Тем не менее, любопытно пронаблюдать, как в данном конкретном случае происходило вымарывание имени Марич и безмерное восхваление имени Эйнштейна. Ниже дается ответ на вопрос, почему умная и благородная жена, которая была настоящим ученым, оказалась в тени совершенно никчемного, неумного и подлого верхогляда мужа.
*
* *
С 13 апреля 1928 года у женатого на кузине Альберта Эйнштейна появилась хорошенькая, но лишенная всякого образования секретарша, Элен Дюкас. 10 Сентября 1933 года Альберт в окружении четырех самых близких ему женщин переезжает сначала в Англию, а оттуда в Соединенные Штаты. Кто его спутницы? Конечно, жена Эльза Лёвенталь, две ее дочери от первого брака, Марго и Ильза (на последней он первоначально хотел жениться; см. главу 4), и официальная любовница в должности секретаря-помощника, Элен Дюкас.
Именно Дюкас, а не сыну Гансу Альберту, который был замечен в крайне опасных связях со своей матерью, Милевой Марич, отец-основатель современной физики передает неограниченные права на владение после его смерти всей интеллектуальной и материальной собственностью. Такой выбор был вполне оправдан. Дюкас, как никто другой из доверенных лиц, надежно прятала личные, семейные и, если можно так выразиться, научные тайны, о которых никто и никогда не должен был узнать. До конца своих дней она надежно хранила все вверенные ей секреты и усердно поддерживала миф о «гениальном физике», «глубоком мыслителе» и просто «замечательном человеке», который осчастливил народы земли своим рождением.
Вскоре после смерти божества, в 1958 году, Дюкас вместе с другим душеприказчиком, экономистом и управляющим домом Эйнштейна в Принстоне, Отто Натаном, блокировали публикацию книги жены Ганса Альберта, Фриды Кнехт, поскольку в ней использовались письма, написанные Альбертом, Милевой и их сыновьями. Этот конфликт показал всему миру, что даже близким родственникам не дано право говорить правду о небожителе, обнародованию подлежит только строго отцензурированная информация. Многих историков науки такая ситуация, мягко говоря, мала устраивала. И вот, спустя десять с лишним лет, после урегулирования некоторых юридических вопросов, к 90-летию знаменитого физика издательство Принстонского университета задумало опубликовать Собрание писем и документов Альберта Эйнштейна (Collected Papers of Albert Einstein — CPAE) в 28 томах, которые могли бы полностью выйти в свет к 100-летнему юбилею.
Часть документов изначально хранилась в Еврейском университете в Иерусалиме, который Эйнштейн помогал основать и которому оставил свой архив, и Издательством Принстонского университета было подписано еще в 1971-м году. Но работа над проектом была отсрочена на много лет, так как Отто Натан затеял с издателями тяжбу. Он фактически возражал против того, чтобы у издания был единственный редактор, которым был назначен университетский профессор физики Джон Стэчел (John Stachel). Душеприказчик считал, что интересы Эйнштейна может защитить только коллективный орган, какой-нибудь специальный комитет, в противном случае, утверждал Натан, образ гения претерпит в глазах публики нежелательные искажения.
На урегулирование этой юридической проблемы ушло еще десять лет. В 1981-м году полномочные арбитры, светила американской юриспруденции, подтвердили правомочность Стэчела как редактора, но работа была снова отложена на неопределенный срок в связи со смертью в 1982 году Элен Дюкас. В соответствии с завещанием, оставленным Эйнштейном, все его бумаги после смерти Элен Дюкас нужно было передать на хранение в Еврейский университет. Поэтому главному редактору CPAE, Джону Стэчелу, необходимо было запастись копиями всех бумаг, предварительно подвергнув их тщательной экспертизе. Параллельно он организовал розыски неизвестных документов, которые, возможно, остались на руках у родных и друзей Эйнштейна. Эта большая исследовательская работа тоже растянулась на многие годы, правда завершилась неожиданным успехом. В результате ее к уже существующим 43 тысячам единицам, хранящимся в Иерусалиме и Бостоне, прибавилось еще 25 тысяч документов.
Начало издания CPAE сдерживал, собственно, первый том, в котором редактор Джон Стэчел планировал поместить раннюю переписку между Милевой и Альбертом. После смерти Дюкас стали ходить слухи о существовании каких-то писем, которыми владели родственники Альберта Эйнштейна. Сначала думали, что ценными бумагами владеет Эвелин Эйнштейн, незаконнорожденная дочь Эйнштейна, удочеренная Гансом Альбертом, проживающая по сею пору в Калифорнии, но у нее ничего ценного не оказалось. А вот ее мачеха, вторая жена Ганса Альберта, Элизабет Робоз, действительно припрятала в коробке из-под депозита около четырехсот писем семейства. Одна восьмая часть этого богатства, так называемые «любовные письма», была включена в первый том CPAE, который в 1987 году с большим скрипом, наконец, вышел.
Новое дыхание старой идее придал Роберт Шульман (Robert Schulmann), профессор Бостонского университета (Boston University), возглавивший Эйнштейновский проект (Einstein Papers Project — EPP), отсчет которому стал вестись с 1986 года. Сегодня центр по изданию научных рукописей, личных писем и корреспонденции Эйнштейна переместился в Калифорнийский технологический институт (The California Institute of Technology). Первоначально по замыслу Шульмана в рамках EPP предполагалось выпустить 25 томов до 2000 года в издательстве Принстонского университета (Princeton University Press), что позволило бы опубликовать примерно 15 тысяч из 55 тысяч документов, хранящихся в архиве Еврейского университета в Иерусалиме (Hebrew University of Jerusalem).
Первоначальным планам Шульмана о публикации 25 томов документов не суждено было сбыться. Вообще, в последнее время наметилась тенденция к сдерживанию публикации наиболее интересных документов. Хотя параллельно открывались другие информационные каналы. Так, например, в 1998 году Еврейский университет передал в Цюрихский Политехникум (ETH), где учился (1896-1900) и некоторое время работал (1912-1914) Альберт Эйнштейн, примерно 42 тысячи микрофильмированных копий документов. Но право дублирования и издания всех архивных документов Еврейский университет сохранил за собой.
Итак, на сегодняшний день вышло только десять томов «Собрания документов Альберта Эйнштейна». Последний том CPAE вышел в 2006 году. В нём помещена часть переписки Эйнштейна с его многочисленными любовницами. Эта корреспонденция была передана Еврейскому университету приемной дочерью Эйнштейна, Марго Эйнштейн-Лёвенталь в 1986 году и сохранялась в тайне 20 лет. Обычно говорят, что это сделано по завещанию 87-летней Марго, хотя всем здравомыслящим людям понятно, что данный срок отмерили хранители секретов Эйнштейновского рода из Еврейского университета.
Первый том, «Ранние года», охватил письма и корреспонденцию, написанную в период 1879 – 1902 годы. Наиболее ценной частью тома является сравнительно недавно (1986) обнаруженные «любовные писем» (более 50 шт.), которыми обменивались Милева Марич и Альберт Эйнштейн в первые годы своего знакомства. Из них впервые стало известно, что у них еще до брака родилась дочь Лизерль. Кроме того, из писем стала понятна существенная роль Милевы при создании теории относительности и других теоретических построений, сделанных, как раньше считалось, единолично Эйнштейном.
Элен Дюкас, наверное, перевернулась в гробу, когда на свет появилась компрометирующая информация о тщательно оберегаемом ею божестве. Сначала в США, а затем в Германии разгорелась жаркая полемика, смысл которой сводился к вопросу: «А был ли Эйнштейн единоличным автором теории относительности?» Отвечали на этот вопрос по-разному. Американский физик Эван Харрис Уолкер (1935–2006) на годичном конгрессе American Association for the Advancement of Science, проходившем в феврале 1990 года утверждал [5], [12] и [7], что главные идеи шли от Милевы Марич и не Альберт Эйнштейн, а его первая жена была создателем теории относительности. Немецкая лингвистка Зента Трёмель-Плётц менее категорична и ограничила действия Милевы помощью Эйнштейну. Вероятней всего, считает она, что жена знаменитого физика отвечала только за математическое осмысление и оформление первых статей, основные же идеи принадлежат мужу [4].
Такой вывод она сделала, опираясь в основном на доводы, изложенные в книге Дезанки Трбухович-Гжурич (Desanka Trbuhovic-Gjuric), которая привела высказывания Эйнштейна: «Моя жена делает мою математику» и «Мне нужна моя жена. Она решает для меня все математические проблемы» [3, с. 43]. Сербский биограф привела и слова доктора Любомира-Бата Думич (Dr Ljubomir-Bata Dumiс): «Мы подняли глаза к Милеве, как к божеству, такое было ее знание математики, ее гений… Она решала в уме как простые математические задачи, так и сложные, требовавшие для специалистов нескольких недель, а для нее — два дня... Мы знали, что она сделала его [Альберта], что она была создателем его славы. Она решала все его математические проблемы, особенно, связанные с теорией относительностью. Ее блестящие математические познания поразили нас» [3, с. 93], (цитируется по [11]). «В математике она была так же хороша, как и Марсель [Гроссман]» [10, с. 36] (цитируется по [7]).
Представители новой точки зрения на создание теории относительности обвинили представителей старой позиции в мифологизации и обожествлении личности Эйнштейна. Те в свою очередь предъявили претензии первым в недостаточности аргументов для изменения традиционного взгляда на вещи. Но если Эйнштейн укрыл наиважнейший факт рождения Милевой дочери, то где гарантия, что он не укрыл участие жены в создании теории относительности. «Не верьте единожды солгавшим», гласит народная мудрость, а Эйнштейн обманывал не раз и не два, о чем мы уже кое-что знаем. Его рисуют скромнягой, чурающимся толпы любопытствующих. Так оно, наверное, и было, когда десятки поклонниц поджидали его, где б он не появился. Но в начале своего звездного пути, он, как и Фрейд, искал признания и был несказанно рад первому успеху.
О существовании Лизерль мир узнал летом 1987 года. Бернштейн [9], принимавший участие в выпуске CPAE не без укора вопрошает: «Как это могло случиться, что Эйнштейн, этот примерный образец добросовестности и честности двух поколений, имел не признанного ребенка, от которого, кажется, не осталось никаких следов, кроме этих писем?» [цитируется по 7]. О Лизерль ничего не знала также наиболее успешный исследователь жизни первой жены Эйнштейна Трбухович-Гжурич. Между тем она довольно точно описала роль первой жены в научной деятельности «гениального физика» без знания содержания «любовных писем». Это говорит о том, что ее исследованиям можно доверять. Открывшаяся дополнительная информация только укрепила ее выводы, абсолютно не поколебав их.
Спорщики 1990-х годов вспомнили о Трбухович-Гжурич и стали приводить из ее книги соответствующую аргументацию. Американцы и англичане отнеслись к этим доводам с недоверием, особенно, Аллен Эстерсон [11], который подключился к дискуссии сравнительно недавно. Сербские националисты обвинили их в англосаксонском шовинизме, мол, всё их пренебрежение к Марич и к сербской исследовательнице ее жизни, Трбухович-Гжурич, проистекает из чувства неуважения славян.
Особенно большой шум поднялся, когда к спору подключились феминистские организации ("Emma" и пр.). Они объявили ярых поклонников Эйнштейна в женоненавистничестве. «Вы не признаете участие Милевы в деле создания теории относительности только потому, — говорили они, — что она женщина. Мужчины уверены, что большие дела делаются только ими. Но посмотрите, какую бы сферу культуры не взять — политику, искусство, науку — мы всякий раз за творцом-мужчиной обнаружим умного советчика-женщину или женщину-ценителя, вдохновляющую и подсказывающую, что и как необходимо делать. Пусть она будет жена-домохозяйка или любовница-куртизанка. Однако мы не можем из-за этого низкого социального статуса, которым, между прочим, ее наградил мужчина, лишив равных с ней прав, отказывать женщине в объективном влиянии на ход истории».
Строгие эксперты возражали: слова вроде "наша работа", фигурирующие в письмах Эйнштейна к жене, еще не достаточны для выводов об их совместной работе над теорией относительности и, тем более, о приоритете Милевы над Альбертом. Напомним, 3 октября 1900 года Эйнштейн написал любимой: «Как я счастлив, что нашел в тебе равноценное существо, которое является таким же сильным и независимым, как и я сам» [12, doc. 79]. Историки, не симпатизирующие сербке, уверяют, что данная фраза еще ничего не доказывает. Парень был по уши влюблен и, естественно, в своих высказываниях в адрес возлюбленной сильно перебарщивал. «У теории относительности, — пишут хранители секретов Эйнштейна (Джон Стэчел, Юрган Ренн, Роберт Шульман, Абрахам Пайс и Дэнис Брайен), — был и остается лишь один отец-основатель, никакой матери-основательницы у нее нет и никогда не будет — уж мы постараемся!»
Помните, 27 Марта 1901 года Эйнштейн написал Милеве: «Как буду я горд и счастлив за нас, когда мы оба вместе доведем нашу работу об относительном движении победно до конца» [12, doc. 94]. Ортодоксы-историки закрыли глаза на словосочетание «наша работа об относительном движении» («unsere Arbeit uber die Relativbewegung»), написанные Эйнштейном за четыре года до выхода статьи по теории относительности. Одна эта фраза камня на камне не оставляет от мифа об удивительно урожайном годе, «annus mirabilis», о котором рассказывалось в первой главе, и единоличной работе над теорией относительности.
Существует свидетельство старшего сына Эйнштейна, Ганса Альберта, записанное Питером Микельмором в 1962 году [10], в котором говорится: «Милева помогала Эйнштейну решать некоторые математические задачи, но никто не мог быть ему помощником непосредственно в творческой работе, в генерировании множества свежих идей. На превращение общей концепции в цепь стройных математических выкладок ушло около пяти недель изматывающей работы. Когда она закончилась, Эйнштейн был в таком физическом изнеможении, что на две недели слег. Милева проверила статью, потом перепроверила еще несколько раз и отослала. "Это великолепная работа", — сказала она мужу» [1, с. 151].
Уже из этого отрывка видно, что роль жены была исключительной: проверять и исправлять ошибки за «гением», затем отправка начисто переписанной статьи в редакцию — такое может проделать только компетентный и заинтересованный человек. И потом, что означает ее оценка: «Это великолепная работа»? Наверняка, нужно обладать достаточно высоким уровнем знаний, чтобы делать подобные выводы.
Разумеется, не следует сказанное сыном воспринимать буквально. Гансу Альберту в июне 1905 исполнился год и всё, что он изложил здесь, ему рассказывал кто-то. Нарочито подчеркнутое заверение сына о том, что мать была на вторых ролях, а отец выступал генератором идей, говорит нам только об одном: вопрос участия матери в написании статей в семейном и около семейном круге воспринимался крайне болезненно. Тон, в котором выдержан ответ сына, сильно смахивает на тон его матери, Милевы, которая всегда стремилась выгородить своего мужа, Альберта, в самом выгодном для него свете.
Сын и мать в данном случае не могут выступать объективными свидетелями событий. Еще меньшей объективности можно ожидать со стороны родни мужа Милевы и отца Ганса Альберта. В первую очередь сам Альберт Эйнштейн, затем его мамаша, Полина Кох, наконец, его кузина и вторая жена, Эльза Лёвенталь, усиленно задвигали в тень всё, что было когда-то связано с именем Милевы Марич. Эйнштейн впоследствии даже проклинал тот день и час, когда он женился на «уродливой сербке», которая, как он потом говорил, помешала его научной карьере.
Теперь каждому здравомыслящему человеку понятно, что теория относительности не сочинялась за один присест, как рассказывали баснописцы, где-то между маем — июнем 1905 года. В ее создании явно принимала участие Милева, причем как раз тогда, когда она готовилась защитить докторскую диссертацию, позволяющую ей преподавать в школе. После появления дополнительной информации о Милеве, делать вид, что ничего не случилось, было бы нечестно. Вся историография ХХ столетия обанкротилась: события, связанные с творчеством Эйнштейна, необходимо переосмыслить и изложить иначе.
Ортодоксы без конца повторяют, что Милева не имела собственных научных работ, следовательно, нет повода изображать ее большим ученым. Для них свидетельство Абрама Иоффе тоже мало что значит. Напомним, советский физик работал у Рентгена, который был членом редколлегии «Annalen der Physik» («Летописи физики»), где были опубликованы первые статьи Эйнштейна. В 1955 году в некрологе на смерть Эйнштейна Иоффе написал, что он видел под всеми статьями 1905 года подпись «Эйнштейн — Марич». Эта двойная фамилия появилась потому, написал он, что у швейцарцев есть обычай прибавлять к фамилии мужа фамилию жены. Первой, кто усомнился в таком объяснении была Трбухович-Гжурич. Разве Эйнштейн не понимал, что указание двух фамилий приведет к недоразумению? Значит, фамилия Марич появилась неспроста.
«В любом случае, — подвел итог Джон Стэчел, — Милева была больше, чем резонатор слов своего мужа.... Мы имели миф об Эйнштейне как святой фигуре, теперь мы получаем Эйнштейна как демоническую фигуру. Мы имели миф о жене как пустом месте, теперь нам предлагают миф о жене-мученице». Редакторы CPAE заметили: «Мы не нашли никакого документального свидетельства, которое демонстрировало бы ее [Милевы] активное участие в его [Альберта] научной работе, но мы не подтверждаем и ту точку зрения, что она не принимала в этом никакого участия. Мы просто не знаем».
Эти выводы сопровождали «любовные письма», опубликованные в первом томе CPAE, после чего вспыхнула жаркая дискуссия. В частности, американский эпистемолог Холтон, истолковывает их в пользу Альберта, хотя ровно с таким же успехом содержание этих писем можно трактовать в пользу Милевы. Это ей удалось сделать из Альберта инструмент для доведения до широкой научной общественности собственных идей. Эйнштейн был неким рупором, посредством которого она говорила с миром. Фразу Джона Стэчела: «Милева была больше, чем резонатор слов своего мужа» надо переиначить: «Альберт был больше, чем резонатор слов своей жены». Она была более информирована в научной сфере, предприимчивее и, конечно же, способнее Альберта.
Только благодаря Милеве Марич Альберт Эйнштейн стал-таки профессором, о чём, конечно, никогда до этого не мечтал. Насколько хорошим профессором — это уже другой вопрос. Карл Зелиг ошибся в характеристике личности первой жены Эйнштейна и той роли, которую она для него сыграла. Биограф написал: «Без помощи Эйнштейна она не получила бы выпускное свидетельство. С тяжелым, замкнутым характером жить и учиться Милеве порой было не легко. Знакомым она казалась несколько угрюмой, молчаливой, недоверчивой. Но те, кто ее знал поближе, уважали Милеву за чисто славянское гостеприимство, за скромность, с которой она слушала часто разгоравшиеся споры. Своей внешности она совсем не уделяла внимания, это качество ей было совершенно чуждо. Милева страдала туберкулезом суставов, хромала, была неврастенична и очень ревнива; все это порой обращало в мучение и ее жизнь и жизнь ее близких. Умерла она в 1943 году» [3, с. 45].
Милева умерла в 1948 году, а не в 1943. Эта и другие неточности свидетельствует о том, что Зелиг пользовался недостоверной информацией, возможно, полученной из ближайшего окружения Эйнштейна, но когда все отношения с первой женой были уже прерваны. Нужно весьма скептически относиться к характеристике первой жены Эйнштейна, которую дал Карл Зелиг, не только в плане ее математических способностей, о чём он не мог судить самостоятельно и говорил с чужих слов, но и в других, в частности, психологическом. Из процитированного отрывка мы видим, что у него не было отчетливого представления о Милевы Марич, как психически цельной личности, и это притом, что подруга и жена Эйнштейна являла собой образец самодостаточной и предельно замкнутой личности.
Для Зелига Милева была «абсолютно черным телом»: сколько он не светил в ее сторону, назад к нему никакого сигнала от нее не поступало. Альберта же и освещать не надо, он сам светился всеми цветами радуги. Таким образом, у Зелига — и не только у него одного — создалось обманчивое впечатление, будто жена Альберта — это пустое место. Отсюда и проистекает ее внешняя угрюмость, молчаливость и недоверчивость. Спрашивается, за что же тогда ее полюбил Альберт? За «чисто славянское гостеприимство»? Конечно, нет!
Просто Альберт знал потайную дверцу внутрь того самого «абсолютно черного тела», куда он мог не только войти, но и, существенно обогатившись, свободно выбраться наружу. Во внешнем мире ничего не знали о существовании двух тесно «сообщающихся сосудов» Марич-Эйнштейн, все видели только один блестящий новогодний шарик под названием Эйнштейн. Однако внимательному человеку, разбирающемуся немножко в психологии людей, совершенно понятно, что Эйнштейн — это праздничная мишура. Его лень, несобранность и ограниченность не позволили бы произвести на свет того десятка крепко сколоченных научных работ, который появился в начале ХХ века. Здесь нужен был ум и воля совершенно иного качества, чем у него. Хозяйкой этого качества была, разумеется, Милева. Она обладала интеллектуальной «тёмной массой» в нужном количестве и тем стальным стержнем, на котором в течение полутора десятка лет болтался легковесный Альберт, издавая на ветру всевозможные звуки.
Как же плохо понимает психологию людей Зелиг, мы убеждаемся на множестве других фрагментов его книги. Например, он указал не те или, по крайней мере, не все причины ссоры родителей Эйнштейна с Милевой. Зелиг пишет: «Родители Эйнштейна не были обрадованы такой невестке. Мать Эйнштейна пришла в ужас от ее бесхозяйственности, а его отец лишь на смертном одре дал согласие на брак молодых людей, характеры которых были столь различны. Справедливости ради надо, однако, сказать, что Милева мужественно переносила бедность вместе с Эйнштейном и сумела создать ему довольно спокойную обстановку для работы, хотя их домашний уклад был беспорядочным и сильно проникнут духом богемы» [3, с. 45].
Полину Кох раздражала не столько «бедность» и «бесхозяйственность» Милевы, сколько ее увлеченность наукой. «Богемный» и «беспорядочный» уклад в их доме создавал Альберт, который приводил с собой друзей, таких же шалопутных бездельников, как и он сам. Милева же была дисциплинированным человеком. Здесь важно понять, что она умела делать и делала фактически. Главным делом ее жизни была наука. К сожалению, Зелиг, по профессии газетный репортер, ничегошеньки не понимал ни в физике, ни в математике. Отсюда проистекает тот абсурд, который тиражируется сотнями других авторов, пишущих о жизни Милевы и Альберта. Они не понимают самых элементарных вещей, хорошо известных любому преподавателю вуза. Даже в небольшой группе студентов непременно найдется такой паразит, который более или менее успешно «учиться» за счет одного или нескольких сокурсников. Альберт — типичный паразит, который как клещ впился в мозг Милевы. Он сосал из нее идеи в течение многих лет после окончания Политехникума. Зелиг же не заметил этого качества у Эйнштейна; ему также не была известна роль Милевы в деле написания научных статей.
Между тем биография Зелига выгодно отличается своей относительной правдивостью от многих «Евангелий», написанных в середине ХХ столетия. Например, в книге сотрудника Принстонского института, друга и помощника Эйнштейна, Бенеша Хофмана, и секретарши Эйнштейна, Элен Дюкас, — людей, несомненно, хорошо информированных — Милева Марич упоминается всего один раз, и вот в каком контексте: «В 1902 г. после многих обескураживающих неудач получил работу в Швейцарском патентном бюро в г. Берне. После этого женился на своей бывшей однокурснице Милеве Марич. Она родила ему двух сыновей, но в 1919 году супруги мирно разошлись» [18]. Всё, им больше нечего сказать! Когда читаешь подобное «житие святого», невольно закрадывается мысль о всемирном заговоре — не знаю уж кого — с целью оболванивания доверчивого населения. Но, поразмыслив немного, всякий здравомыслящий человек увидит здесь работу самого обыкновенного механизма, который всегда и везде начинал действовать, когда дело касается религиозного или политического культа. Оказывается, культ человека науки ничем не отличается от культа в сфере политики и религии.
Советский биограф Б.Г. Кузнецов в толстенной книге в 680 страниц, многократно переизданной в Советском Союзе тиражом, намного превышающим миллион экземпляров, о первой жене Эйнштейна написал страницу. Выпишу из нее самое существенное: «Расходы росли, Эйнштейн не замечал нужды... Милева, напротив, не знала, как свести концы с концами. Но не это нарушало ее покой. Главное заключалось в различии склонностей. Она всегда была рада приходу Соловина или Габихта, но прогулки, обеды вне дома, домашние концерты, большие компании — все это было не по ней. Научные интересы Эйнштейна также становились все более далекими для Милевы [?]. Ее раздражительность усугублялась болезнями — суставным туберкулезом, сильной неврастенией и возраставшей с течением времени патологической ревнивой подозрительностью[?]. Постепенно ровный характер и рассеянная доброта Эйнштейна [?] начали раздражать Милеву. Росло отчуждение. Впрочем, оно приняло явные и резкие формы позже, когда Эйнштейн уже давно покинул Берн» [13, с. 50].
В этом коротком описании много просто придуманного, не основывающегося на каких-либо доказательствах. Так строится большинство биографий, авторы которых по большей части фантазируют или переписывают друг у друга. Они не ставят для себя никаких задач. Так, нашей задачей является доказательство того, что «научные интересы Эйнштейна», выражаясь языком Кузнецова, преимущественно определялись научными интересами Милевы, которые возникли у нее, когда она училась в Гейдельбергском университете. Это вытекает из анализа их переписки. Из письменных документов также следует, что ни о каком «ровном характере и рассеянной доброте» Эйнштейна говорить не приходится. Кузнецов плохо представляет себе психологическую атмосферу, окружавшую молодую чету, а она такова. Альберт подолгу отсутствовал дома, и Милева большую часть времени проводила одна за научными исследованиями. Когда он, наконец, появлялся, в дом вместе с ним вваливала шумная ватага друзей. Молодые люди время от времени менялись, но было и устойчивое ядро в виде так называемой Академии «Олимпия», куда входила неразлучная парочка — Габихт и Соловин.
Кстати сказать, ожесточенные споры вокруг родоначальника современной физики и его первой жены практически не коснулись нашей страны, что и понятно. В конце 80-х — в начале 90-х годов прошлого века Советский Союз разваливался на части. Народ был на грани гражданской войны. Когда политические страсти немного улеглись, проблема Эйнштейна и Марич поднимать уже не стали, так как на Западе бум в основном прошел.
Таким образом, основная масса россиян по сей день ничего не знает о новом взгляде на историю физики ХХ века. Преподаватели школ и профессора вузов по-прежнему пользуются литературой вроде замшелой книги Б.Г. Кузнецова «Эйнштейн: жизнь, смерть, бессмертие» [13] полувековой давности. Учащаяся молодежь, зрелое поколение и пенсионеры, сидящие на форумах в русском Интернете редко поднимают вопрос генезиса релятивистского учения. Преимущественно они говорят о космологических проблемах, возникших на базе теории относительности, и квантовой механике. Им кажется, что даже радикальный пересмотр событий эпохи закладки спекулятивной теории, не может повлиять на теорию Большего взрыва, теорию струн и другие новации, что, конечно, неверно. Если в фундаменте обнаружились трещины, есть риск разрушения всего здания в целом. Нужно быть крайне щепетильным ко всем элементам, лежащим в основании учения, на которое опирается вся наша физическая наука, а также система образования будущих поколений.
О первой жене Эйнштейна немало говорилось в конце предыдущей главы и ей полностью посвящена третья. Тем не менее, остается нерешенным важный вопрос: почему Милева Марич оказалась в тени Альберта Эйнштейна? Чтобы лучше понять причины звездной карьеры Альберта Эйнштейна, нам нужно как следует проникнуть в психологическую атмосферу его совместной жизни с Милевой Марич, необходимо осветить множество неизвестных российскому читателю моментов, без которых невозможно ничего понять в генезисе современной науки. Данная глава не может полностью ответить на сформулированный выше вопрос, но она должна заронить сомнения в справедливости господствовавшей до сегодняшнего дня точки зрения.
«...Самым неожиданным оказался тот обнаруженный современными исследователями факт, — пишут Пол Картер и Роджер Хайфилд в начале биографии отца-основателя релятивистского учения, — что Эйнштейн сильно опирался на помощь Милевы Марич в начале работы над теорией относительности. Свои ранние штудии он называл не иначе, как "наша работа", он воспринимал себя и Милеву как соратников в деле, которое стало научной революцией. Эйнштейн именовал Милеву "своей правой рукой", обсуждал с ней научные темы как с равной, как с умом не менее сильным и независимым, чем его собственный, как с человеком, без которого он не смог бы работать» [1, с. 12].
Эту истину всё еще оспаривают видные эйнштейноведы, верящие в миф о непогрешимом и великом физике. Одним из них является хорошо известный у нас в стране американский исследователь, физик и историк науки из Гарвардского университета Джеральд Холтон. В книжном обозрении газеты «Нью-Йорк Таймс» 8 октября 1995 года было опубликовано написанное им совместно с Робертом Шульманом письмо, в котором в частности говорилось:
«В своей рецензии на книгу Андреа Габор "Жена Эйнштейна" Джилл Кер Конвей пишет, что "госпожа Габор справедливо осуждает Альберта Эйнштейна за сокрытие крупного вклада Милевы Марич, его первой жены, в формулировании теории относительности". Это мнение идет даже дальше прочих полетов журналисткой фантазии Габор, которая, в свою очередь, проистекает главным образом из националистического фанфаронства и непомерного восхваления Милевы Марич и ее биографии, первоначально изданной в Сербии в 1969 году.
Все серьезные специалисты по Эйнштейну, включая Абрахама Пайса, Джона Стэчела и других, показали, что научное сотрудничество между этой супружеской парой было недолгим и односторонним. Документы свидетельствуют лишь о том, что Марич помогла Эйнштейну в ранние годы, когда интенсивная страсть друг к другу делала терпимой их жизнь на обочине общества, когда он свободно делился своими абсолютно новыми и плодотворными идеями с ней и несколькими друзьями, развивая эти идеи в полной изоляции от сообщества физиков.
Ясно, что она также помогла ему, просматривая данные и проверяя [математические] выкладки. Эйнштейн никогда не подтверждал факт ее помощи публично; но и Марич в свих письмах к нему или другим людям не выдвигала никаких притязаний. Подлинное сотрудничество, которое они планировали, когда оба намеривались делать карьеру в качестве преподавателей физики, никогда не развернулось. Не обнаружено ни клочка документальных доказательств ее оригинальности как ученого» [2, с. 680].
Это, по существу, официальная точка зрения так называемых твердолобых эйнштейнианцев на проблему авторства Милевы и Альберта в годы их совместной жизни и работы. Данная позиция была высказана Холтоном в других местах [15]. Ее так или иначе воспроизводят все, кто пытается представить великого шарлатана ХХ века великим ученым. Самым возмутительным в процитированном письме является характеристика книги сербского ученого, фамилия которого, видимо, из чувства брезгливости здесь даже не называется. Считать исследование Дезанки Трбухович-Гжурич, которая в 1969 году выпустила жизнеописание своей соотечественницы, проповедью сербского национализма есть прямое оскорбление, вытекающее из пренебрежения этическими нормами, принятыми внутри нормального научного сообщества.
Сербский биограф застала в живых многих свидетелей Милевы, которые рассказали о ее жизни. Маргарет Маурер напоминает [7], что Трбухович-Гжурич была профессиональным физиком и прекрасно понимала затрагиваемую в книге проблематику. Профессор Белградского университета, как и Марич, говорила по-сербски и по-немецки, имела тесные связи с Цюрихом, провела обширные поиски документов, опросила подруг, коллег, родственников и современников.
Так, например, она имела долгие беседы с Елизаветой Гурвиц (Elisabeth Hurwirtz), женой профессора Гурвица, который читал Милеве и Альберту лекции по математике. Два этих студента часто бывали в гостеприимном доме Гурвица. Квалифицированная сербская исследовательница просматривала также многие письма и документы, которые в ее время, вскоре после смерти Эйнштейна, еще не попали в закрытые архивы. Так что претензии Маргарет Маурер, высказанные в [7] относительно пренебрежения к работе Трбухович-Гжурич со стороны распорядителей и хранителей письменного наследия отца-основателя теории относительности, более чем справедливы.
В Цюрихе на Moussonstrasse Альберт и Милева жили в одном доме с Адлерами. Хозяином дома был Виктор Адлер — создатель и руководитель Социал-демократической партии Австрии. А его сын, Фриц Адлер, часто курили и спорили на научные, философские и политические темы с Альбертом. В октябре 1916 года Фриц выстрелил в премьер-министра Австрии, Коунта фон Стергха (Count von Sturgkh) для того чтобы, как он говорил, «подвергнуть страну демократическому испытанию». За это чудовищное преступление Фриц отсидел всего-навсего полтора года в тюрьме. Таким образом, страна показала свое гуманное лицо. За шесть дет до этого инцидента фон Стергх, как министр просвещения, предоставил Эйнштейну право преподавать в Пражском университете в статусе профессора, поэтому Альберт осудил Фрица за его политическую акцию.
История эта прелюбопытная, но нашей темы, в общем, она касается мало. Я заговорил о ней лишь для того, чтобы сказать, что одну из комнат дома на Moussonstrasse предприимчивая Милева сдавала студентам, прибывшим из ее родной Сербии. Так вот, дочь одного из этих студентов, Светозар Варичак (Svetozar Varicak), позже рассказывала Трбухович-Гжерич, как Милева часто работая до поздней ночи, делала для Альберта какие-то математические вычисления [7]. Таким образом, благодаря сербскому биографу нам приоткрылась еще одно маленькое окошко в личную жизнь Милевы и Альберта. Мы живо представляем, как муж точит лясы с отпрыском видного партийного деятеля Австрии, в это время жена трудится над научными статьями мужа. Эта жизненная зарисовка — один маленький осколок из большой мозаики человеческих отношений.
Небольшое примечание. В. Варичак в 1911 году опубликовал заметку, в которой указал, что сокращение длины в понимании Лоренца — реально, а в рамках СТО — субъективно. Эйнштейн в ответной заметке парировал спекулятивно-противоречивым образом: «Сокращение не является реальным, поскольку оно не существует для наблюдателя, движущегося вместе с телом; однако оно реально, так как оно может быть принципиально доказано физическими средствами для наблюдателя, не движущегося вместе с телом» [17, т. 1, с. 187]. Возможно, В. Варичак и С. Варичак — родственники и указанная дискуссия происходила в доме на Moussonstrasse.
Главный вывод, сделанный Трбухович-Гжурич, такой: Милева, возможно, и не была автором главнейших идей Эйнштейна, тем не менее, она «проверяла все его идеи, обсуждала их с ним и сообщала представлениям о расширении теории Макса Планка и о специальной теории относительности математическую форму» [3], (цитируется по [7]). Действительно, Милева, в отличие от Эйнштейна, могла мыслить математическими формулами. Она обладала даром формализованного вывода, который просматривается в «Электромагнитной части» статьи 1905 года, но который отсутствует в «Кинематической части». Если можно так выразиться, эти две части написаны различным математическим почерком, который невозможно подделать.
Эйнштейн в двух своих автобиографических очерках, 1949 и 1955 года, определенно высказался о своем незнании математики. Это, несомненно, соответствует истине. Очевидно, неприятное для него признание сделано потому, что окружающие его физики и математики никогда не видели, чтобы он работал над математическими выкладками. Неудобный для физика-теоретика вопрос постоянно витал в воздухе, так что указанное откровение было для него вынужденным. В архивах не сохранилось черновиков не только статьи «К электродинамике движущихся тел», которые бы показывали лично его попытки математического вывода, но и полтора десятка других статей, опубликованных в период с 1901 по 1907 год. Математические выкладки появляются как бы из ниоткуда, как если бы они были переписаны из рабочих тетрадей, принадлежащих другим людям.
Такие специалисты по математике действительно постоянно находились в окружении физика. С 1912 года у Эйнштейна появляется Марсель Гроссман, а кто помогал ему с выводом громоздких формул, которые мы видим в статьях, опубликованных в 1902, 1903 и 1904 году? Именно этот вопрос задает Трбухович-Гжурич в своем исследовании и она правильно на него отвечает: Милева Марич — больше некому. Сегодня мы имеем множество тому подтверждений. Естественно, она испытывает определенную гордость за Великую Сербку. Такой исход вытекает из проявившихся у Милевы еще в детстве прекрасных математических способностей, из необыкновенных успехов ее последующей учебы, из высказываний на этот счет ее современников, из замечания сделанного А.Ф. Иоффе и, наконец, из факта передачи ей Нобелевской премии, когда отношения между супругами были окончательно испорчены.
На эти причины сначала никто особенно не реагировал, так как книга Трбухович-Гжурич вышла на сербском языке. Но в 1983 году она была переведена на немецкий язык, так что с ней могли ознакомиться гораздо большее число заинтересованных читателей. К этому времени сначала в среде архивариусов, а потом и в широкой прессе разгорелись шумные споры вокруг так называемых «любовных писем» периода 1897— 1902 гг. (10 писем от Милевы к Альберту и 41 письмо, посланные в обратном направлении). До этого мало кому известное имя первой жены Эйнштейна начинает мелькать в заголовках крупнейших газет мировой прессы. Читатели удивлены и одновременно озадачены укрывательством от общественности важной, с точки зрения истории науки, персоны. Как могло получиться, что наиболее близкий Эйнштейну человек в максимально ответственный для него период, с 1896 по 1916 год, когда были написаны все главные научные статьи, оказался вне поля зрения историков и общества в целом?
Кому и зачем нужно было скрывать правду? Понятно, что без самого Эйнштейна здесь не обошлось. Но почему он вычеркнул из своей жизни некогда любимую женщину, которой на рубеже веков писал сердечные письма, считая ее во всех отношениях равной себе. Раньше полагали, что его первая жена была обыкновенной домохозяйкой. Чего ради копаться в ее биографии? Но из текстов любовных писем, а теперь уже и из хорошо известных фактов ее биографии, следует, что Милева была выдающейся личностью, интеллектуальные и моральные качества которой намного превосходили качества самого Эйнштейна. Она не была легкомысленной мещанкой или субъектом, предназначенным исключительно для удовлетворения вожделенных чувств мужа. Наоборот, спутница «гениального физика» во всем демонстрировала полную противоположность тем пустоголовым дамочкам, которые окружили ученого, когда он сделался знаменитым.
Следовательно, в его научной деятельности, она могла выполнять какие-то полезные интеллектуальные функции. И далее, если он всё-таки скрыл ее имя, значит, жена проделала важную работу, о которой муж не хотел говорить. Какая это была работа? Известно, что людей, оказывающих заметную помощь, Эйнштейн особо не афишировал, чтобы впоследствии не пришлось с ними делиться славой. О Милеве же долгие годы самые дотошные эйнштейноведы ничего не ведали. В течение 1905 года одна за другой вышли четыре разноплановых статьи, потрясших ученый мир. Кто их написал, если не самый трудолюбивый из авторов шесть дней в неделю с раннего утра до позднего вечера пропадал на бюрократической службе, а в воскресные дни беззаботно развлекался с друзьями? Что может быть более интересным, чем разгадка тайны кумира многих миллионов людей?
Несомненно, Милева Марич лучше владела математикой, чем Альберт Эйнштейн. В «Собрании документов Альберта Эйнштейна» (CPAE) приводится фотография разворота одной из записных книжек Эйнштейна, в котором рукой Милевы исправлены математические ошибки, допущенные Альбертом. Ох, как нелегко, наверное, было получить редактору CPAE от хранителей тайн Эйнштейна разрешение на публикацию этой фотографии. И сколько еще подобных свидетельств осталось за кадром фотоаппарата?
Все разговоры об оценках перечеркиваются одним-единственным фундаментальным фактом: при написании статей начала века участвовало по крайней мере два автора с двумя различными математическими подготовками. Ошибки, допущенные менее квалифицированным автором, не мог сделать более квалифицированный. Но поскольку решения чаще всего принимал менее квалифицированный автор, ошибки попадали во многие статьи.
Так, например, сравнительный анализ текста статьи 1905 года по теории относительности показывает, что стиль и содержание «Кинематической части» заметно отличаются от стиля и содержания «Электромагнитной части». Первая часть написана намного хуже, чем вторая. Очевидно, что к написанной Милевой «Электромагнитной части» Эйнштейн позднее приписал «Кинематическую часть», в которой допустил массу ошибок.
В частности, из теории относительности вовсе не вытекает, что движущиеся с субсветовой скоростью ракета будет сокращаться в размерах, а время для движущихся космонавтов замедлится. И формула E = mc² была получена Дж. Дж. Томсоном задолго до Эйнштейна; она также была известна французу Анри Пуанкаре и итальянцу Олинто Де Претто, с которым был знаком Мишель Бессо, лучший друг Альберта. Родоначальник релятивисткой догмы в 1905 году лишь попытался вывести заранее известное ему уравнение, но при выводе допустил грубейшую ошибку (о ней мы поговорим позже).
Смешно читать тех биографов, которые, сравнивая оценки Милевы и Альберта, говорят о лидерстве в науке (не в образовании!) последнего. Пусть кто-то провалил экзамен по тому или иному предмету. Разве это означает, что он не может стать ученым? Сообщается, например, что по теории функций Милева набрала всего 4 балла из 6 возможных, а Альберт — 5,5. Ну и что из этого? Может быть, перед экзаменом она читала всю ночь напролет статью Планка или Пуанкаре, поэтому устала и не подготовилась к экзамену. Эти биографы совершенно не принимают во внимание психологические аспекты ситуации, в которой находились наши герои. Между тем об этой ситуации можно судить хотя бы по следующему факту. Из письма ее подруги, Элен Савич, мы знаем, что Милева отказалась работать на неполной ставке ассистентки, предпочтя работу в библиотеке. Почему? Да потому, что в библиотеке она могла свободно читать научные журналы и книги, работая же помощником преподавателя, она обрекала себя на рутину вроде вытирания пыли с демонстрационных приборов.
Я предполагаю, что статья 1905 года «К электродинамике движущихся тел» выросла из докторской диссертации Милевы, которую она писала еще в 1901 году. На этот счет имеются определенные свидетельства (об этом ниже). Подруга (тогда еще не жена) Эйнштейна собиралась защищаться, но этому помешала череда событий: в 1902 г. родилась дочь Лизерль, в 1903 г. она умерла, в 1904 г. родился сын Ганс Альберт. Сторонники замалчивания участия первой жены в создании теории относительности не хотят замечать этих и других важных факторов и начинают говорить о ее неважных оценках по аналитической геометрии, дескать, с такими оценками революцию в физике не совершишь.
Они почему-то хорошо запомнили, что Милева дважды сдавала на диплом, но забыли, что Альберт дважды поступал в Политехникум, а потом дважды проваливал докторскую диссертацию по броуновскому движению. При этом ему ничто не мешало, в то время как Милева при второй попытке была беременна. Она также страдала от любви и нежелания Альберта жениться на ней, от унизительных скандалов, которые закатывала его мамаша. Страдания Милевы были столь велики, что их общие друзья заметили, как Милева с каждым днем увядала. Они поняли, между нею и Альбертом что-то стряслось, однако Милева на вопросы любопытствующих неизменно отвечала: «Это сугубо личное» [16, с. 42].
Мать Эйнштейна, Полина Кох, не отличалась мягкостью и терпимостью. Она была лидером в семье, задавала тон в доме, насаждала дисциплину и имела безграничное психологическое влияние на сына, которого она постоянно шпыняла и подразнивала. Последняя черта характера матери передалась и сыну. От нее он также унаследовал глаза, смотрящие на мир с внутренней издевкой. Беспечность характера, мягкотелость и рассеянность перешли к нему от отца, Германа Эйнштейна, — пассивного и мечтательного человека, который из-за своего равнодушия к практической стороне жизни запустил свой бизнес по выпуску электрических двигателей и динамо-машин и слыл неудачником. Впрочем, более или менее подробное описание личности Альберта Эйнштейна мы уже дали в предыдущей главе.
Маурер подчеркивает частые спекуляции на словах «помогать оформлять идеи» и «выдвигать новые». В этой связи она приводит слова Людвига Флека из книги «Возникновение и развитие научного факта» (Франкфурт/М, 1980), которая написана по следам книги Томаса Куна «Структура научных революций» (Беркли, 1962). Флек пишет: «Плох тот наблюдатель, который не замечал, как в интересной беседе двух людей вскоре наступает такой момент, когда каждый из них высказывает мысль, которую он не смог бы высказать, находясь в другом обществе» [7]. Идеи расплываются и отрываются от собеседников, особенно когда разговор ведется часто и подолгу. В отношении друзей и близких, вообще, невозможно сказать ничего определенного по поводу авторства одиночных идей, тем более, сложных конструкций, состоящих из многоуровневых наслоений (таков характер релятивистского учения). Если учесть любовь Эйнштейна к предварительному обсуждению содержания своих работ, то замечания Флека становятся чрезвычайно актуальными.
Кто мог раньше знать, что происходило столетие назад между двумя любящими творчески одаренными молодыми людьми? Теперь, кажется, всем доступна их любовная переписка (правда, далеко не вся), понятны мотивы умаления личности первой жены, известны ее высокие интеллектуальные способности. И что же? По инерции продолжается внушение старых стереотипов и всячески доказывается, что в создании теории относительности Милева не принимала ни малейшего участия; человечество обязано одному только Эйнштейну. Фанатичные почитатели не хотят даже вспомнить о безусловных его помощниках — Мишеле Бессо и Марселе Гроссмане. Поэтому, когда сербские и русские националисты для объяснения культа Эйнштейна притягивают расовые мотивы, они сильно заблуждаются. Здесь в первую очередь действуют общие социально-психологические механизмы обожествления личности: высшее существо не нуждается ни в каких помощниках.
Поэтому, когда Холтон, имея в виду Трбухович-Гжурич, говорит о ее национальном предпочтении, он тем самым выказывает собственную националистическую установку. Она свидетельствует не только о националистических мотивах которыми руководствовался Холтон, но и все хранители и толкователи рукописного наследия Эйнштейна — Шульман, Пайс, Стэчел и т.п. Все они оберегают, если так можно выразиться, расовую чистоту рождения современной физики. Им трудно вообразить, что сербы и другие «нечистые» участвовали в деле формирования научного мировоззрения. Аргумент Холтона, что «Эйнштейн никогда не подтверждал факт ее помощи публично» говорит не в его пользу. Значит, он, как и нынешние эйнштейнианцы, покрывающие его расовый и половой шовинизм, допустил предательство своей первой супруги. Чему, тут, собственно, удивляться? Все давно знают невысокие моральные качества «человека ХХ столетия».
Приведем из книги Холтона «Эйнштейн, история и другие страсти» [5] отрывок в защиту единоличного авторства Альберта Эйнштейна. Милева, пишет он, «не оставила никаких свидетельств своей оригинальности как потенциально крупного ученого — но это, разумеется, справедливо и для большинства мужчин, занимающихся наукой. В течение их ранних лет она и Альберт очень ощутимо жаждали общества друг друга. Эйнштейн также ценил ее в интеллектуальном плане, и не только потому, что он, самоучка на протяжении всей своей жизни, нуждался в ком-то, кто понимал бы его и с кем можно было бы поговорить по поводу своих новых идей... Мы также знаем [из писем, которыми они обменивались] о растущей угнетенности Милевы или о потере ею чувства самоуважения, вызывалось ли это потерей Лизерль или быстро возрастающей славой мужа?.. Или же это было их разочарование друг в друге, когда первоначальная мечта об уютной семейной парочке, погруженной в изучение науки, свелось к нулю?..
На протяжении тех лет, когда Альберт и Милева были страстно привязаны друг к другу, и особенно в периоды, когда она, похоже, нуждалась в психологической поддержке, он иногда, использовал в своих письмах к ней такие фразы, как "наша работа" или "наше исследование". Начиная с 1990 года, некоторые авторы пытаются раздуть значение этих фраз вплоть до указания на большую вероятность того, что фактически именно Милева отвечает за физическую либо математическую сторону в статье Эйнштейна 1905 года о теории относительности, но не приводят никаких доказательств этому. В течение какого-то времени данное утверждение широко тиражировалось прессой всего мира...
Тщательный анализ, проведенный признанными специалистами по истории физики, включая Джона Стэчела, Юргана Ренна, Роберта Шульмана и Абрахама Пайса, показал, что научное сотрудничество между Милевой и Альбертом было действительно минимальным и односторонним. Эпизодическое использование Эйнштейном слова "наши", как предполагается, в основном служило эмоциональным потребностям момента...
По иронии судьбы, преувеличение роли Милевы далеко за рамки той, на которую она сама когда-либо претендовала, только умаляет ее реальное место в истории. Она была одним из пионеров движения, имеющего целью включить женщин в науку, даже если сама и не пожинала связанных с этим преимуществ. Принеся, как это позже оказалось, большую личную жертву, она, как представляется, была существенно необходима Альберту в течение тягостных лет его самого творческого раннего периода. На протяжении тех лет, когда он проходил весьма неожиданную и быструю метаморфозу от нетерпеливого студента к перворазрядному ученому, она была не только якорем его эмоциональной жизни, но и сочувственно откликающимся резонатором для его весьма нетрадиционных идей» [перевод взят из работы 2, с. 680 – 681].
Правда, что после Милевы не осталось ни одной научной статьи, ни одного письма к Эйнштейну или кому-либо еще с подробным обсуждением каких-либо серьезных научных проблем. Более того, нет ни одного письменного документа, по которому можно было бы судить о направлении ее научных интересов и степени компетентности. Верно также, что в письмах, которыми мы располагаем, инициатива в изложении научной тематики принадлежит Эйнштейну. Он слишком часто делится впечатлениями о прочитанном, она же — намного реже, не считая нужным отвечать на его вызовы.
Этому можно дать следующее объяснение. Во-первых, творческая манера Милевы была совершенно иной, чем у Альберта. Она была слишком требовательной к себе и тем идеям, которые можно было высказывать вслух. Есть такие исследователи, которые не станут как-то между делом, второпях обсуждать важные для них научные проблемы, в частности, в переписке с Альбертом или Элен Савич. Милева — ученый-одиночка, ей не нужна компания для поиска решения научных задач. Она держала проблему у себя в голове до тех пор, пока решение не созревало окончательно. И, вообще, по природе своей она скромный молчун, не любитель ввязываться в пустую болтовню. В этом заключается ответ на замечание Карла Зелига, который утверждал, что в компании молодых людей, собиравшейся у них дома, она по большей части помалкивала [16].
Другое дело бесшабашный и безответственный, фантазер и вечный шутник Альберт. Ему непременно нужна «Академия» для выработки решения; без шумного обсуждения проблемы ему не обойтись; самостоятельно он никогда не работал. Из третьей главы мы уже знаем, что Милева с октября 1897 по апрель 1898 года училась в Гейдельбергском университете, поэтому у нее в Политехникуме образовалась огромная задолженность, которая, в конечном счете, дважды приводила к провалу на экзаменах 1900 и 1901 года. Она пыталась сосредоточиться на предметах и не отвлекалась на другие проблемы. Но то, что Альберт всё-таки излагал ей свои соображения о прочитанных им научных работах, доказывает, что Милеве это было интересно, она наверняка понимал, о чём идет речь.
Во-вторых, все интеллектуальные достижения Милевы могли быть специально спрятаны от посторонних глаз или просто уничтожены. Когда Эйнштейну надо было скрыть факт рождение дочери Лизерль, он сделал это настолько хорошо, что о ее существовании мир узнал лишь спустя 80 лет. Аналогично поступал Фрейд. Нежелательную о себе информацию он уничтожал или шифровал настолько надежно, что даже наиболее осведомленные его биографы до сих пор ничего не знают, например, о его первой пациентке, Берте Паппенхейм.
Очевидно, Эйнштейн и его ближайшее окружение не были заинтересованы в том, чтобы его первая жена фигурировала в роли соавтора его научных работ. По тому, с каким трудом открывались факты по участию Милевы в научных делах Эйнштейна, мы понимаем, что их специальное сокрытие определенно имело место. То, что сегодня всплыло на поверхность, не должно было появиться. Мы обладаем сенсационно-скандальной информацией, в результате ее случайной утечки. Люди, долгое время прятавшие эту информацию, очень хотели, чтобы о ней никто не узнал. Отсюда вытекает та скудость и фрагментарность сведений о Милеве, которой хранители культа Эйнштейна без конца тычут в нос своим оппонентам.
Первая жена Эйнштейна была сама скромность. Она никогда бы не сказала: «Это сделала я, Альберт здесь ни при чем». Наоборот, жена делала всё, чтобы в отношении мужа никто не заподозрил ничего дурного. Как только она не расхваливала этого увальня и воображалу в письмах к своей подруге! Пусть Элен думает, что ее муж умница, большой ученый и удачливый исследователь, хотя таковым он, конечно, никогда не был. Разве она могла допустить, чтобы в каком-либо научном журнале появилась ее статья, да еще при отсутствии таковых у мужа. Ни в коем случае! Думать иначе — значит, ничего не понимать в психологии поведения Милевы.
Когда Эйнштейн находился вне поля пристального внимания, Милева серьезно думала о карьере ученого. Но когда он замаячил на горизонте в качестве возможного супруга, всё резко поменялось. Теперь не она, а он должен стать большим ученым. Свою сокровенную мечту она тут же примерила к нему, безалаберному молодому человеку. Пусть ее друг ленив и бездарен, пускай его мечты слишком приземленные, масштабно и строго научно, он мыслить не может. «Ничего, — успокаивала себя Милева, — я помогу встать ему на ноги, я сделаю из него профессора университета, он прославится на весь мир».
Беря уроки в Загребе в гимназии для мальчиков, учась затем в Гендельбергском университете, она отлично усвоила существующую на тот момент правду жизни: окружающий ее мир создан для мужчин. Она поняла также, что успешная карьера Альберта — это и ее карьера. Они будут работать вместе над решением научных проблем, как это делали Мария и Пьер Кюри, которые на пару в 1903 году получили Нобелевскую премию за исследования в области радиоактивности, открытую Беккерелем в год зачисления Милевы и Альберта на первый курс Политехникума. По характеру Эйнштейна была далека от натуры Пьера Кюри. Он не считал нужным выставлять напоказ теоретические достижения жены, скромность же Милевы не позволяла ей заявить о своих правах на авторство, она всегда оставалась в тени славы мужа.
В связи этим уместно вспомнить и о другой французской чете, химиков Лавуазье, работающих вместе до тех пор, пока мужу в 1794 году по решению Революционного Трибунала не отрубили на гильотине голову. Имя великого Антуана Лорана Лавуазье помнят со школы все, а как звали его жену, знают сейчас только историки науки. Между тем Мария Анна Пьеретта Польз Лавуазье внесла в химию ничуть не меньший вклад, чем ее муж. Милева была бы счастлива работать вместе с мужем всю жизнь в полной безвестности, что, видимо, поначалу и было. Но вот, в какой-то момент страсть к жене угасла, Альберт испытал острую потребность в плотской любви других женщин, их брак распался. Факты говорят сами за себя: после развода с Милевой он не сделал в науке ровным счетом ни-че-го. В течение четырех десятилетий в его голове почему-то не появилось ни одной продуктивной идеи.
Проблема реконструкции отношений Альберта Эйнштейна и Милевы Марич очень сложна не только из-за совершенно неудовлетворительного состояния источников информации, но и по причине укоренившегося предубеждения: Эйнштейн — гений, его жена — нет. Такое положение вещей существует в силу известной тавтологии, которую напомнила в данной связи Маргарет Маурер: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда» [7]. Какое участие Милева Марич принимала в создании теории относительности, мы будим судить после тщательного анализа всего комплекса материалов, так или иначе связанных с периодом их общения и совместного проживания. Ссылаться в этом вопросе на какой-либо авторитет, например, Холтона, не следует, так как сегодняшний мир физики и ее история слишком мифологизирован.
Было бы лучше, если бы Холтон привел два-три конкретных довода в пользу своей точки зрения. К сожалению, ни он, ни его сторонники никаких убедительных доказательств в отношении единоличного авторства Эйнштейна не приводят. Между тем, учитывая индивидуальные черты характеров (скромность Милевы, бахвальство Альберта и т.д.) именно эйнштейнианцы обязаны предоставить черновики опубликованных в «Annalen der Physik» за подписью одного Эйнштейна работ. Во всяком случае, объективная позиция в отношении этих двух молодых людей должна строиться не на оценках из их экзаменационных ведомостей и нескольких слов из любовной переписки, а на детальном рассмотрении текстов научных статей. Нельзя также игнорировать и психологические факторы, которым в предыдущих главах отводилось немало места.
Таким образом, вопреки мнению Холтона, «нетерпеливый студент» на самом деле не испытал никаких «весьма неожиданных и быстрых метаморфоз», которые бы превратили ленивого, нахального и достаточно ограниченного в интеллектуальном отношении парня в «перворазрядного ученого». Чудес на свете не бывает: безалаберный студент не мог превратиться в течение короткого периода в благородного искателя истины. Никакого «творческого» подъема «раннего периода» этот юноша не испытал и испытать не мог, так как у него на уме были только девочки да честолюбивое желание стать более или менее сносным служащим технической конторы.

1. Картер П. и Хайфилд Р. Эйнштейн. Частная жизнь. — М.: «Захаров», 1998 (Paul Carter and Roger Highfield «The Private Lives of Albert Einstein», 1993).
2. Брайен Д. Альберт Эйнштейн / Пер. с англ. Е.Г. Гендель. — Мн.: «Попурри», 2000 (EINSTEIN: A LIFE by Denis Brian. — N. Y.: John Wiley & Sons, Inc., 1996).
3. Trbuhovic-Gjuric, D. Im Schatten Albert Einsteins: Das tragische Leben der Mileva Einstein-Maric. Bern: Paul Haupt, 1983.
4. Troemel-Ploetz, S. Mileva Einstein-Mariс: The Woman Who Did Einstein’s Mathematics. (Women’s Studies International Forum, 1990. Vol. 13, No. 5, pp. 415-432).
5. Walker, Evan Harris: Ms Einstein (Manuskript eines Vortrags vor der AAAS, der American Association for the Advancement of Science, Februar 1990).
6. Goodman E., Staff G. Out From The Shadows Of 'Great' Men (The Boston Globe, March 15, 1990).
7. Maurer, Margarete. Weil nicht sein kann, was nicht sein darf... "Die Eltern" Oder "Der Vater" Der Relativita(:)tstheorie? (Aus: PCnews, Nr. 48, Jg. 11, Heft 3, Wien, Juni 1996, S. 20-27).
8. Shankland, R.S.: Conversations with Albert Einstein, in: American Journal of Physics, Vol. 31, 1963, S. 47-57.
9. Bernstein, Jeremy: Einstein When Young, in: New Yorker, 6 July 1987, S. 77-80, zitiert nach Pyenson 1989, S. 133.
10. Michelmore, Peter: Albert Einstein. Genie des Jahrhunderts, Hannover (Fackeltra(:)ger-Verlag) 1968 (amerikanisches Original: Einstein - Profile of the Man 1962).
11. Esterson, A. Who did Einstein’s Mathematics? A Response to Troemel-Ploetz (http://www.esterson.org/).
12. The Collected Papers of Albert Einstein (CPAE). Volume 1. The Early Years, 1879-1902, Princeton University Press 1987.
13. Кузнецов Б.Г. Эйнштейн. Жизнь. Смерть. Бессмертие. Издание пятой, переработанное и дополненное. / Под редакцией М.Г. Идлиса. — М.: Наука, 1980.
14. Пайс А. Научная деятельность и жизнь Альберта Эйнштейна / Пер. с англ. В.И. и О.И. Марцарских / Под ред. А.А. Логунова. — М.: «Наука», 1989 (Abraham PAIS «'Subtle is the Load...' The Science and the Live of Albert Einstein». — Oxford — N. Y. — Toronto — Melbourne: OXFORD UNIVERSITY PRESS, 1982).
15. Holton, Gerald. "Of Love, Physics and Other Passions: the Letters of Albert and Mileva" (Parts 1 & 2). Physics Today August 1994 Part 1 & September 1994.
16. Зелиг К. Альберт Эйнштейн. — М., 1966. (Carl Seelig: Albert Einstein. Eine dokumentarische Biographie, Zurich-Stuttgart-Wien (Europa Verlag) 1954).
17. Эйнштейн А. Собрание научных трудов (СНТ) в 4-х томах. — М.: «Наука», 1965 – 1967.
18. Хофман Б., Дюкас Э. Альберт Эйнштейн. Творец и бунтарь. — М.: Прогресс, 1983. (Banesh Hoffmann/Helen Dukas: Einstein. Schopfer und Rebell . Die Biographie, Frankfurt/M. 1978, amerikanisches Original New York, Viking Press, 1972).