Феномен Эйнштейна
Олег Акимов
Издевательства над останками Эйнштейна
В 2005 – 2007 гг. на некоторых сайтах мировой сети, например [1], появились сообщения следующего содержания. Некто доктор Бойд (Boyd) приобрел срез мозга Альберта Эйнштейна и заявился с ним к Эвелин Эйнштейн (Evelyn Einstein), чтобы с помощью ДНК-экспертизы выяснить, приходится ли она дочкой великого физика. Срез мозга ему дали в Принстонском госпитале, где когда-то работал патологоанатом Томас Штольц Харви (Thomas Stoltz Harvey), извлекший мозг из тела умершего физика. Эвелин приняла его у себя дома в Беркли (Berkley), но экспертиза так и не была проведена из-за спорных моментов юридического характера. Первая трудность связана с проблемой разрешения на изъятие мозга.
Харви утверждает, что он имел разрешение на извлечение мозга и действовал законно. Родственники Эйнштейна отрицают это. Мнения заинтересованных сторон разделились. Одни утверждают, что патологоанатом совершил противоправное действие, граничащее с воровством органов у скончавшихся людей. Другие с ними не согласны; например, Кэролин Абрахам (Carolyn Abraham) считает, что между семейством Эйнштейна и доктором Харви было заключено секретное соглашение, позволившее ему так долго хранить у себя «краденое».
Эвелин Эйнштейн, официально признанная как приемная дочь старшего сына Альберта Эйнштейна, находит предположение Абрахама сомнительным, хотя никаких доводов на этот счет она не приводит. Когда Томас Харди посетил ее в 1984 году, она не выдвинула против него никакого обвинения. С собой он привез части мозга Эйнштейна, хранившиеся у него тридцать лет в формальдегиде. Можно ли после этого производить ДНК-экспертизу, сказать сложно.
Дэнис Брайен в своем приложении «Мозг Эйнштейна» к жизнеописанию «Альберт Эйнштейн» приводит рассказ Элен Дюкас о том, как был извлечен мозг. «Расскажу вам, как это случилось, — читаем мы в стенограмме. — Было сделано вскрытие, и сын [Ганс Альберт] как ближайший родственник дал разрешение. После чего господин Харви, уже ничего не спрашивая, извлек мозг. В результате мы ничего не могли с этим поделать. Затем он пришел и спросил [может ли он использовать мозг для исследования] и сын сказал: "При одном условии. Что бы по этому поводу ни публиковалось, оно может печататься только в научных изданиях". Вот так, а потом все это попало к журналистам. Хочу сказать, что профессор Эйнштейн никогда бы такого не позволил"» [2, c. 685]
В последней главе недавно вышедшей книги «Эйнштейн: Его Жизнь и Вселенная» («Einstein: His Life and Universe») [3], написанной бывшим председателем CNN и нынешним президентом Aspen института Вальтером Исааксоном (Walter Isaacson), в результате тщательного исследования сохранившихся документов доказывается, что устная договоренность всё-таки имелась. Вскоре после смерти Альберта Эйнштейна доктор Харви позвонил его старшему сыну, Гансу Альберту, и получил от него разрешение на использование мозга в научных целях. При этом было особо оговорено, что изучение мозга должно производиться профессиональными нейроморфологами. Все результаты исследований могут быть опубликованы только в научных изданиях.
Правда, позже Ганс Альберт стал отрицать этот факт и сказал, что Харви действовал по своей инициативе. Изменение позиции сына произошло потому, что его обвиняли в неисполнении последней воли отца. Альберт Эйнштейн не разрешал использовать мозг в научных целях. Он просил кремировать тело и развеять прах, чтобы не давать повода для поклонения его мощам кому бы то ни было и в какой бы то ни было форме. Но произошло ровно обратное, появились люди, которые начали охотиться за его останками. Харви долгое время не проводил никаких исследований и хранил мозг Эйнштейна так, как хранят святые мощи. Ситуация приобрела откровенно скандальный характер, когда тему мозга стали муссировать на страницах бульварной прессы.
В 1955 году ситуация выглядела следующим образом. Рано утром, не имея на руках письменного договора, но учитывая форс-мажорные обстоятельства, Харви поспешил в морг Принстонского госпиталя, куда доставили тело Альберта Эйнштейна, умершего ночью 18 апреля в 1 час 15 минут. Дождавшись, когда нейроанатом Гарри Зиммерман (Harry Zimmerman), прибывший из Нью-Йорка, покинет помещение, где лежал труп, Харви «быстро рассек череп Эйнштейна подобно кокосовому ореху» [1]. Он извлек 2,7 фунтов серого вещества и разрезал его на 240 секций. Всё это он поместил в контейнер с формальдегидом. «Безмозглое» тело кремировали днем того же дня. На церемонии присутствовал Отто Натан, который проследил, чтобы последняя воля усопшего была исполнена в точности. Прах он собственноручно развеял в месте, которое впоследствии никому не называлось.
По-видимому, научные исследование не проводились так долго потому, что Ганс Альберт отрицал факт своего разрешения на извлечение мозга. Но после его смерти в 1973 году Харви осмелел и передал отдельные срезы в различные исследовательские центры Америки, Европы, Китая и Японии. В частности, в 1980-е годы Харви передал кусочки мозга профессору Мариане Даймонд (Marion Diamond) из Калифорнийского университета в Беркли. Она обнаружила, что в мозгу Эйнштейна оказалось более высокое, чем у обычных людей, отношение глиальных клеток к нейронам.
Спекуляций вокруг исследований Даймонд по этому поводу в околонаучных журналах было немало. Публикация 1985 года по итогам ее исследований вызвала критику специалистов в научных журналах. В частности, доктор Люси Рорк заметила: «Думаю, она не поняла, что подготовленные в данном случае срезы были намного толще, чем те, которые делаются обычно, когда собираются посмотреть и диагностировать опухоль или что-нибудь в этом роде. Незнакомство с толстыми срезами мозга и привело ее, как я думаю, к этому ошибочному выводу...
Что впечатляет в его мозге, так это отсутствие обычных дегенеративных изменений, которые наблюдаются у пожилых людей и конкретно выражаются в обычных массивных отложениях в нейронах особого пигмента "износа" — вещества, называемого нами липофусцин. А в данном случае это действительно красивый, нетронутый мозг. Он напоминает мозг молодого человека. Конечно, все хотят знать, имелись ли у него какие- то признаки бляшек или омертвлений, свидетельствующих о болезни Альцгеймера. Абсолютно никаких признаков этого нет... Любые из тех изменений, которые мы часто видим в мозге пожилых людей, здесь отсутствуют» [2, c. 687].
Часть мозга Харви передал также доктору Сандре Вительсон (Sandra Witelson), работавшей в исследовательском центре города Онтарио (Канада). Вительсон попросила у Харви теменную часть мозга, ответственную, как она считает, за «концептуальное мышление и математические навыки» [1]. Она предполагала, что именно эта часть мозга ответственна за создание теории относительности. «Когда доктору Рорк рассказали о мнении Эшли Монтегю, считающего, что бессмысленно надеяться на возможность установить уровень интеллекта путем физического обследования мозга, она ответила: "Полностью согласна. Разумеется, можно выяснить, здоров ли он. Но обнаружить высокий интеллект или гениальность — бесполезная затея» [2, c. 687].
Патологоанатом Эшли Монтегю, сменивший Томаса Харви в Принстонском госпитале, поведал любопытную историю о своем предшественнике. «Харви, делавший вскрытие, был женат на библиотекарше из Принстона, которую я знал, — говорит Монтегю. — Он хранил мозг Эйнштейна в банке, которая стояла в подвальном помещении его дома. Затем он развелся с женой и уехал, а мозг по-прежнему оставался там. Вот тогда-то я и услышал об этом. Меня потрясло, когда я узнал, что имеется такой орган, спрятанный в банке где-то в подвале миссис Харви. Она сказала: "Я хочу, чтобы кто-нибудь избавил меня от этой дьявольской штуки!"
Это было глупо с самого начала. Как и все глупости, эта тоже случилось из-за невежества... Эйнштейн тут ни при чем, но в этом не было бы необходимости, если бы у кого-то хватило ума сообщить им, что никакая интегральная характеристика мозга вроде его размера не имеет ровным счетом никакого отношения к интеллекту. Объем человеческого мозга составляет приблизительно 1350 кубических сантиметров, а вес — около 1600 граммов. Зарегистрированный объем самого крупного мозга — составлял 2500 кубиков — почти вдвое превышая размер нормального мозга, — и это был мозг человека, страдавшего гидроцефалией, или водянкой мозга, то есть идиота. На базе такой методологии даже самое хитроумное исследование не позволит сделать какие- либо открытия, относящиеся к нормальному мозгу"» [2, c. 685 – 686].
«Это было глупо с самого начала» и до самого конца, — хочется добавить к высказыванию Монтегю. Можно также оспорить его фразу «Эйнштейн тут ни при чем». Отец-основатель самой вздорной теории по своей природе был немножко авантюристом, так что не удивительно, что его окружали такие же, как он сам, странные люди, способные на отчаянные, но бессмысленные поступки. В этом лишний раз убеждаешься, когда знакомишься с книгой Дэниса Брайена [2].
Этот автор сообщает, что «в 1979 году, журналист Стивен Леви (Steven Levy) из ежемесячника "Нью-Джерси мансли" полюбопытствовал, какова судьба мозга Эйнштейна и что показало его исследование, если оно вообще что-нибудь обнаружило. Он выследил Томаса Харви в городе Уичито, штат Канзас, где тот руководил медицинской тематикой в лаборатории биологических испытаний.
"Где сейчас мозг?" — спросил Леви. К его изумлению, в ответ Харви поднял картонную коробку, содержащую две стеклянные банки. Внутри одной из них, плавая в прозрачном растворе формальдегида, находились мозжечок Эйнштейна, часть коры его мозга и несколько аортальных сосудов. Более крупная банка содержала несколько маленьких кусков коры его мозга, заключенных в прозрачные блоки.
За истекшие годы Харви отправил срезы мозга Эйнштейна тем исследователям по всей Америке, а также в Китае, Германии и Японии, которые хотели подвергнуть их изучению. Хотя он мог заработать кучу денег на продаже того, что осталось от мозга Эйнштейна, он противился предложениям от музеев и миллионеров, равно как и обращениям раввинов, желавших захоронить эти останки так, чтобы душа Эйнштейна могла мирно упокоиться» [2, c. 686].
Вряд ли Харви мог заработать, торгуя кусочками мозга Эйнштейна. Даже если бы на этот счет существовала какая-то правовая база (в этом есть большие сомнения), он должен был отказаться от этой идеи по морально-этическим соображениям. Помня, на каких условиях он получил мыслительный орган Эйнштейна, Харви должен был испытывать угрызение совести от богатства, нажитого таким образом. Странно, что Брайену могла прийти в голову такая коммерческая мысль. Впрочем, чему здесь удивляться? Разве не странно хранить мозг у себя дома, а не в каком-нибудь государственном учреждении? Старик Харви лишился своей медицинской лицензии в 1988 году, но еще в течение десяти лет продолжал хранить мозг у себя дома.
Брайен сообщил, что не только мозг, но и глазные яблоки были украдены перед кремацией тела Эйнштейна. Офтальмолог Генри Абрамс по сговору с администратором Принстонского госпиталя, Джеком Кауфманом, воспользовавшись замешательством, которое царило в день кремации, в течение 20 минут опустошил глазницы скончавшегося гения. Глаза он хранил в склянке со специальным раствором, которую держал в сейфе банка Нью-Джерси.
Периодически Абрамс наведывался в банк, открывал сейф и смотрел в плавающие глаза Эйнштейна. «Когда вы смотрите в его глаза, — делился он с журналистами своими впечатлениями, — то видите все красоты мира. Его глаза были божественными... В течение сорока лет я держал глаза в безопасном месте и никогда не беспокоился по этому поводу. Думаю, кто-то из друзей или родственников проговорился на счет глаз Эйнштейна, когда был заграницей. Сами знаете, как могут такие вещи распространяться. Семья всегда знала об этом» [2, с. 688].
Вот это уже не только нарушение завещания Эйнштейна, но и форменное издевательство. В Древнем Египте изготавливали мумии фараонов. В средние века сберегали кости отцов церкви или даже части тела, например, палец святого Франциска. В недавнем прошлом мумифицировали коммунистических вождей: Ленина, Сталина, Мао-Цзэдуна, Хошимина и Димитрова. Рассказывают, будто в Англии хранится локон Ньютона. Всё это куда не шло, но глаза — это совсем другое дело! Моментально на ум приходит до боли знакомый образ лица, но уже с пустыми глазницами.
Лишение головы Эйнштейна мозга и глаз имеет для людей религиозных глубокое символическое значение. Получается, что у родоначальника релятивистского учения изъяли именно те органы, которые использовались в его земной жизни как бы не по назначению. «Оставим мозг и глаза на земле, чтобы на том свете он не смог неправильно ими воспользоваться», — так должен рассуждать религиозный человек.
Раскрытие тайны существования глаз произошло в 1993 году, а в 1998 получило продолжение история с мозгом Эйнштейна. Томас Харви, «утомленный ответственностью за сохранность мозга» [1], передал его в Медицинский центр Принстонского университета. Но незадолго до этого он вместе с журналистом Майклом Патернити (Michael Paterniti) провели шумную акцию. Они навестил внучку (или дочку?) Альберта Эйнштейна, Эвелин Эйнштейн, чтобы вручить ей «бесценный груз» — мозг ее деда (или отца?), точнее, жалкие остатки от органа. Она отказалась принять столь необычный подарок, хотя ее самым большим желанием всегда было установление степени родства с Альбертом Эйнштейном (см. главу 4).
Путешествие из Нью-Джерси, где проживал патологоанатом Томас Харви, в Калифорнию, где проживает дочка-внучка Эвелин Эйнштейн, журналист-водитель Майкл Патернити описал в книге «Катание мистира Альберта» («Driving Mr. Albert»). Как видим, автор книги отождествил мозг Эйнштейна с личностью Эйнштейна. На страницах своей книги он рассказывает не столько о путешествии длинной в две тысячи миль, как он водил 85-летнего Харви по ресторанам и музеям, сколько о том, что пережил и как страдал Харви из-за мозга Эйнштейна. Патернити снял также небольшой фильм о путешествии с Харви и тех несчастиях, которые выпали на его долю.
Сейчас вместе с Эшли Монтегю можно сказать, что затея Майкла Патернити «была глупа с самого начала». Разве непротивоестественно устраивать в такой уродливой форме встречу отца и дочери? Не забудем, что Эвелин Эйнштейн уверена, что Альберт Эйнштейн — ее отец, а мозг Эйнштейна всеми участниками церемонии отождествлялся с его личностью. И вновь всплывает на поверхность вопрос, обозначенный Монтегю: виновен ли во всех этих безобразиях Эйнштейн?
Безусловно. Всё, что случилось плохого после смерти Эйнштейна, так или иначе тянется из его грешной жизни. Можно подумать, что изъятие мозга и глаз из трупа культовой фигуры ХХ века произошло в силу каких-то непредвиденных обстоятельств, из-за непреднамеренного попустительства Ганса Альберта. Но это не так. События только кажутся случайными, когда мы не знаем причины их вызывающие. Но стоит копнуть глубже, как тут же на свет явятся вполне рациональные объяснения.
Примерно за год до выхода книги «Эйнштейн: Его Жизнь и Вселенная» [3] Вальтер Исааксон опубликовал, по-видимому, из рекламных соображений в журнале «Time» статью «Интимная жизнь А. Эйнштейна» [4]. В ней он привел письма 11-летнего мальчика, Ганса Альберта, адресованные отцу и ответы на них. О черствости Альберта Эйнштейна говорилось уже не раз (см. главы 2 и 7). Сейчас мы приведем еще несколько фрагментов переписки отца и сына, взятые из работы Исааксона [4], которые подтвердят нелесные качества самого большого «гуманиста ХХ века».
В начале статьи [4] автор цитирует строки из преамбулы Дианы Кормос Бачвальд (Diana Kormos Buchwald), главного редактора десятого тома «Собрания документов Альберта Эйнштейна» (CPAE), где первоначально были опубликованы письма. Она пишет: «Частная переписка Эйнштейна опровергает упрощенное представление о нём, как об одиноком и отстраненном человеке, погруженного только в себя и свою работу». Хочется тут же спросить, а кто привил нам это «упрощенное представление»? Разве ближайшее окружение Эйнштейна не замечало его неэтичных поступков? Зачем нужно было из грешника лепить святого?
Слава Богу, у Вальтера Исааксона достало ума не отрицать на сегодняшний день очевидной роли Милевы Марич, как «сербского физика, который помог с математикой в его статье 1905 года» [4]. Автор напоминает, что в 1915 году брачный союз развалился и Милева «страдала от острых болей в желудке, усиленных нехватками продовольствия во время Первой мировой войны, он же [Альберт] ухаживал за кузиной, Эльзой Лёвенталь, на которой впоследствии женился» [4].
В двух апрельских письмах маленький Ганс Альберт (известный как Adu) просит отца навестить его и его брата (известного как Tete) в Цюрихе во время каникул. «Дорогой Папа, — пишет 11-летний мальчик, — представь себе, Tete [ему 5 лет] может уже умножать и делить, а я делаю gometetry [вместо geometry — геометрия], как сказал Tete. Мама задает мне задачи; у нас есть небольшая тетрадь. Я мог бы делать то же самое с Вами. Но почему в последнее время Вы ничего не пишите? Я только и думаю: "Вы приедете сюда на Пасху, мы снова будем с Папой". Ваш, Adu!» [4].
«Дорогой Папа, — пишет Adu в следующем своем письме, — сегодня мы высказали друг другу наши мечты. Tete неожиданно сказал: "Я мечтаю, чтобы Папа был здесь!" Тогда я подумал: "Действительно, насколько было бы нам всем хорошо, если бы Вы были с нами". Я могу сейчас играть на фортепьяно уже намного лучше; недавно я играл Гайдна и сонату Моцарта, а также некоторые sonatinas. Короче, я мог бы так же играть и с Вами. Сейчас приближаются экзамены, но вместе с ними и Пасха. На последней Пасхе мы были одни. Эту Пасху мы тоже будем проводить одни? Если бы Вы могли написать нам, что Вы приедете, то для нас это было бы самым прекрасным пасхальным кроликом. Вы знаете, что мы могли бы жить здесь [в Цюрихе] очень даже хорошо, но если однажды Мама заболеет, я не знаю, что делать. Тогда у нас не было бы никого, кроме служанки. Вот почему было бы лучше, если бы Вы были с нами. Ваш, Adu» [4].
На эти мольбы сына Эйнштейн, наконец, откликнулся: «Летом я предприму путешествие только с вами одними... Это будет повторяться каждый год, и Tete тоже сможет путешествовать, когда он подрастет для этого... Если Вы будете каждый раз писать мне, что Вы уже изучили, я смогу подбросить Вам маленькую задачу» [4]. Позднее Милева и Альберт обменялись недружелюбными письмами, в которых спорили о деньгах и дате приезда.
В конце июня пришла открытка от Ганса Альберта в ответ на вопрос отца о дате встречи. В открытке говорилось: «Дорогой Папа, о таких вещах Вы должны спрашивать Маму, потому что я — не единственный, кто решает здесь. Но если Вы настолько недружелюбны к ней, я тоже не хочу встречаться с Вами. Мы имеем планы относительно хорошего провождения времени, которые мне очень не хотелось бы бросать. Мы выезжаем в начале июля и остаемся на целые каникулы. Ваш, A. Эйнштейн» [4].
Исааксон обращает внимание на подпись маленького Adu, который здесь передразнивает своего отца. Так Альберт Эйнштейн подписывал свои официальные бумаги. В связи с этим он решил, что текст открытки Adu был продиктован матерью. Альберт был уверен, что Милева заставляла сына писать жалостливые письма, чтобы поставить отца в неловкое положение. И так как Adu из-за ссоры с матерью отказался встречаться с отцом, последний решил летний отпуск 1915 года провести не со своей семьей, а со своей любовницей, Эльзой Лёвенталь.
Своему другу, Генриху Занггеру (Heinrich Zangger), профессору медицины, проживающему в Цюрихе, Эйнштейн жаловался: «Мой дорогой друг, Занггер, Мой прекрасный мальчик стал мне чужим уже в течение нескольких лет благодаря жене, которая обладает не только мстительным нравом, но и настолько хитра, что все посторонние, в особенности мужчины, всегда обманываются ею. Если бы Вы только знали, что я с нею пережил, Вы бы поняли, что удерживает меня от встречи с нею. Открытка, которую я получил от маленького [Ганса] Альберта, была вдохновлена, если не прямо продиктована ею... Когда я пишу ему, то не получаю никакого ответа. При таких обстоятельствах, кажется, будто я вообще не смогу увидеть детей, если в июле приеду в Цюрих. Раньше я был настроен на поездку, но в последний момент, пока я был здесь, в Гёттингене, ведя переговоры по поводу общей теории относительности, я решил расслабляться здесь в Селлине (Sellin), где моя кузина [Эльза] с ее детьми арендовала жилье. А. Эйнштейн» [4].
После чтения первой лекции по общей теории относительности в Гёттингене 4 ноября 1915 года, Альберт решил написать письмо своему маленькому Adu. В нем отец в очередной раз давал обещания: «Я попытаюсь каждый год проводить с Вами по одному месяцу, чтобы Вы были с отцом и видели вблизи, как он любит Вас. Вы могли бы научиться у меня многим хорошим вещам, которые еще никто Вам не предлагал. Полученные мною результаты от большой напряженной работы полезны не только незнакомым людям, но и моим мальчикам. За несколько прошедших дней я завершил одну из самых прекрасных статей моей жизни. Когда Вы станете постарше, я расскажу Вам об этом» [4].
Следующее письмо Эйнштейн написал Гансу Альберту 15 ноября, в котором обещал провести вместе с сыном Рождественские и Новогодние праздники. «Было бы хорошо, — писал он, — если бы мы могли где-нибудь уединиться... Что Вы думаете?» Эйнштейн написал также примирительное письмо жене и сообщил Занггеру, что «в конце года рад прибыть в Швейцарию, чтобы увидеть моего дорогого мальчика». Занггер выступал в роли посредника между отцом и сыном. Ганс Альберт написал ему, что очень хочет провести все рождественские каникулы в походах с отцом.
Однако отцу он указал на значительно меньший промежуток времени: «Дорогой Папа, Я смогу прибыть только после Нового года, то есть числа 31 – 2. Я не хочу остаться на более долгий срок, потому что Рождество лучше праздновать дома. Кроме того, я получил лыжи и хотел бы опробовать их с моими друзьями. Лыжи стоят приблизительно 70 франков, и Мама купила их мне при условии, что Вы также внесете свой вклад. Я рассматриваю их как рождественский подарком. Ваш, Adu» [4].
В ответ на это холодное послание сына отец ответил отказом: «Недобрый тон Вашего письма очень встревожит меня... Я вижу, что мое посещение принесло бы Вам немного радости, поэтому я думаю, что было бы неправильно ради этого сидеть в поезде в течение 2 часов и 20 минут». Альберт остался не довольным также выбором Милевой подарка. Эйнштейн написал, что вышлет сыну подарок в наличных деньгах, «но я действительно считаю, что роскошный подарок стоимостью 70 франков, не соответствует нашему скромному положению». Последнюю фразу он подчеркнул.
В письме к их общему другу Эйнштейн всю вину за отмену поездки свалил на Милеву. Не называя ее имени, он писал: «Дорогой друг Зангджер, Сейчас я получил письмо от моего Альберта, очень расстроившее меня. После этого я решил, что лучше, если мне вообще отказаться от путешествия, чтобы не испытывать новых жестоких разочарований. Душа мальчика систематически отравляется с целью, чтобы он разуверился во мне. При этих условиях, любая моя попытка косвенно повредит мальчику. Так что, старина, Леди Смирения (Lady Resignation) поет мне вашу знакомую старую песню о том, чтобы я продолжал спокойно прясть в моем углу!» [4].
Итак, Эйнштейн справлял Рождество и Новый год вдали от своей семьи. В один из этих праздничных дней он достал из портфеля несколько рисунков, присланных ему Гансом Альбертом. После их изучения он написал сыну открытку, в которой похвалил Adu за художественное мастерство. В этом послании отец вновь пообещал сыну, что приедет на Пасху. «Возможно, Вы сможете подыграть мне (на фортепьяно), сопровождая мою скрипку, а потом мы сыграем на Пасху, когда будем вместе» [4].
На очередную Пасху отец снова не поспел, но приехал чуть позже. На время он помирился с женой и сыновьями, провел вместе с ними несколько чудесных дней, о чём сообщил даже своей любовнице, Эльзе. Альберт всё-таки сходил в поход, о котором целый год мечтал его маленький Adu. Потом была ссора, мучительное ожидание и, наконец, новая встреча, которая принесла всем облегчение. Однако такие встречи происходили всё реже и реже, пока Мама не осталась одна со своими сыновьями. В 1933 году Папа уехал в Америку с Тётей.
О чём думал сын, стоя возле мертвого тела отца? Может быть, в это время Ганс Альберт думал о бесконечных обещаниях Эйнштейна сходить с ним в поход? Возможно, он вспомнил, как страдала мать, когда отец спутался с тётей? Если так, то допустимо предположить, что такие грустные мысли могли повлиять на его решение об извлечении мозга. Видимо, он не испытывал трепетных чувств по отношению к отцу, отсюда вверх взяли силы, далекие от благообразной скорби по усопшему близкому человеку.
Ганс Альберт и Альберт — это два непересекающихся мира: первый жил посюсторонними законами, второй — потусторонними. Сын не мог влиять на судьбу отца даже после его смерти. Фанатичные поклонники всё равно бы изловчились растерзать своего идола на амулеты. Если кража мозга и глаз с точки зрения нормального человека является издевательством над личностью кумира, то для него теория относительности будет восприниматься издевательством над наукой. Людям, живущим в реальном мире, столь абсурдная концепция должна показаться более чем просто странной.
1. www.encyclopedia-obscura.com/moviesebrain.html; www.randomhouse.com/ и др.
2. Брайен Д. Альберт Эйнштейн / Пер. с англ. Е.Г. Гендель. — Мн.: «Попурри», 2000 (EINSTEIN: A LIFE by Denis Brian. — N. Y.: John Wiley & Sons, Inc., 1996).
3. Isaacson W. Einstein: His Life and Universe. New York: Simon & Schuster, 2007.
4. Isaacson W. The Intimate Life of A. Einstein / Time / Sunday, Jul. 09, 2006 (www.time.com/).
Аллен Эстерсон против Милевы Марич
Трёмел-Плётц (Troemel-Ploetz) написала работу «Милева Эйнштейн-Марич: Женщина, которая сделала математику Эйнштейна» [1] назвала первую жену Эйнштейна «гением математики». Трудно согласиться с такой высокой оценкой, особенно когда знаешь, какие грубые математические ошибки имеются в работах за подписью Эйнштейна. Однако еще больше заблуждается Аллен Эстерсон (Allen Esterson), который в своей статье «Кто сделал Эйнштейну математику? Ответ Трёмел-Плётц» [2] представляет Милеву невеждой в вопросах математики. При этом одним из основных его аргументов, который он выставил в начале статьи, является низкие экзаменационные оценки Милевы по сравнению с оценками Альберта. Разумеется, этот довод совершенно несостоятелен по причинам указанным в третьей главе.
Эстерсон не математик и все свои остальные аргументы строит на цитатах, надерганных из отзывов о математических способностях Эйнштейна. Его схема доказательства проста: привести положительные отзывы и обойти молчанием отрицательные. Например, Эстерсон, ссылаясь на Кларка [5], привел отзыв Марии Кюри, которая в своей рекомендации хвалила физико-математические работы Эйнштейна при назначении его в 1912 году на профессорскую должность в Цюрихский Политехникум (незадолго до этого они познакомились на Сольвеевской конгрессе 1911 года). При этом Эстерсон апеллирует к высокому авторитету ученого Марии Кюри, большого специалиста по радиации, совершенно не зная ее математических способностей и достижений.
Трёмел-Плётц во многом опиралась на книгу сербской исследовательницы жизни Милевы Марич, Трбухович-Гжурич (Trbuhovic-Gjuric) [3]. Последняя указала, что нижеследующая цитата взята из письма Эйнштейна Гроссману. Эстерсон обвинил сербского биографа в неточности. В действительности, пишет Эстерсон, приведенные слова принадлежат Луису Коллорсу (Louis Kollros), сокурснику Эйнштейна и Гроссмана, который в такой форме передал просьбу Эйнштейна Гроссману. Пусть данная неточность имела место, но если это самое большое «преступление» Трбухович-Гжурич, то я рад за нее. Вот эти слова: «Я столкнулся с математическими трудностями, которые я не могу преодолеть. Я прошу твоей помощи, иначе я, наверное, сойду с ума» [3, с. 96]. Эстерсон уверяет, что обращение Эйнштейна за помощью к Гроссману не означает, что Эйнштейн был слаб в математике, они доказывают только то, что математические проблемы, возникшие при создании ОТО, были слишком сложны.
Такой же инверсной интерпретацией он воспользовался в случае, когда Трёмел-Плётц привела слова Эйнштейна из автобиографии, где он высказывается о своих низких математических дарованиях. Эстерсон набросился на «невежественную» Трёмел-Плётц, которой не хватило ума сообразить, что по тогдашним стандартам, предъявляемым к физикам, способности и знания Эйнштейна в области математики были «чрезвычайно хорошими» [extremely good]. Далее он написал: «Ошибочно истолкованные слова Эйнштейна, которые она цитировала как указание на то, что он якобы низко оценивал свои математические способности, Трёмел-Плётц продолжала утверждать, что и "другие согласились с его оценкой"» [2]. В доказательство этого она привела слова Жана Перне, взятые из биографии Карла Зелига: «"Вы даже не представляете себе, как трудно изучить физику. Почему бы Вам не заняться медициной, юриспруденцией или философией?"» [4]
Эстерсон обращает внимание на то, что «Эйнштейн не симпатизировал методам обучения этого профессора; он часто пропускал занятия Перне. Видно, что независимое отношение Эйнштейна привело к уничижительным комментариям Перне». Помимо этого, Эстерсон указывает на цепочку авторов, которые приводили эти слова (Трёмел-Плётц, Трбухович-Гжурич, Зелиг, Кларк) и обвиняет всех их в использовании ненадежного источника информации.
В ответ на последний аргумент можно с таким же успехом указать на ненадежность его собственных источников, в частности, на вышеупомянутую Марию Кюри. В начале своей статьи Эстерсон ссылался на положительный отзыв о математических способностях 11-летнего Эйнштейна, данного неким студентом-медиком, Максом Тэлмеем (Max Talmey) [он процитирован нами в главе 5]. Когда же Трёмел-Плётц привела негативный отзыв Минковского о студенте-лодыре Эйнштейне, которого он учил, Эстерсон ухитрился найти аргументы против справедливой оценки этого уважаемого профессора (мнение Минковского сообщил Макс Борн).
Вся статья Эстерсон строится на безосновательном недоверии к источникам информации. Он критикует Трёмел-Плётц, часто ссылающуюся на Трбухович-Гжурич, которая, в свою очередь, опирается на какого-нибудь очевидца. Эта цепочка возникает вполне естественно в данной ситуации: к косвенным источникам пришлось прибегнуть только потому, что прямые отсутствуют. Поэтому в статье Трёмел-Плётц появились, например, следующие слова: «Боданович, математик из Министерства просвещения в Белграде, которая была хорошо знакома с Милевой Эйнштейн-Марич, сообщает, что она всегда знала, что Милева Эйнштейн-Марич много помогала своему мужу, особенно по математическим проблемам, но Милева Эйнштейн-Марич всегда избегала говорить об этом» [3, с. 164].
Эстерсон реагирует на приведенную цитату примерно так: «Да кто она такая, эта Милиса Боданович? Подумаешь, какой-то там инспектор-математик из Министерства просвещения в Белграде. Почему мы должны ей верить?» Такое брюзжание еще меньше похоже на научное обоснование. Статья Эстерсона могла бы выглядеть сколько-нибудь убедительно, если бы автор привел пускай такие же косвенные доказательства, как у Трёмел-Плётц и Трбухович-Гжурич, но свидетельствующие о математической безграмотности Милевы Марич. Но об этом никто не высказался, потому что такое мнение не соответствовало бы действительности. Эстерсон попытался представить Альберта Эйнштейна хорошим математиком, вопреки его собственным словам и мнениям других, но даже это у него получилось крайне неубедительно.
Как «иллюстрацию неакадемического характера статьи» Трёмел-Плётц Эстерсон привел фрагмент комментария Трбухович-Гжурич, написанный к немецкому переводу ее книги. В 1985 году сербский биограф вдохновенно писала о своей соотечественнице: «В ее математической формулировке всё так безупречно, так невероятно просто и изящно, ее работа — самое величайшее достижение, сделанное в этом столетии, в ней сосредоточен весь революционный прогресс физики. Даже сегодня при чтении этих пожелтевших страниц, напечатанных почти 80 лет назад, испытываешь не только чувство уважение, но и гордость за Великую Сербку, Милеву Эйнштейн-Марич, участвовавшую в написании и редактировании их. Ее интеллект живет в тех строчках. Несомненно, простота уравнений показывает личный стиль, который она всегда демонстрировала в математике и в жизни вообще. Ее манера была всегда лишена ненужных осложнений и пафоса» [2].
По поводу этих слов Эстерсон не нашелся, что сказать. Но Джеральд Холтон и другие, в основном американские эйнштейноведы, за то, что Трбухович-Гжурич назвала Милеву Марич Великой Сербкой, повесили на биографа ярлык сербской националистки [см. главу 6]. От себя добавим, что теория относительности не является «величайшим достижением» математики и она не обеспечила прогрессивное развитие физики. И хотя Милева Эйнштейн-Марич по-прежнему вызывает и уважение, и гордость за сербский народ, ее математический талант, к сожалению, не способствовал развитию науки.
1. Troemel-Ploetz, S. (1990). Women’s Studies Int. Forum, 13(5), pp. 415-432.
2. Allen Esterson. Who did Einstein’s Mathematics? A Response to Troemel-Ploetz (2006).
3. Trbuhovic-Gjuric, D. (1983). Im Schatten Albert Einsteins: Das tragische Leben der Mileva Einstein-Maric. Bern: Paul Haupt [German translation of the original book by D. rbuhovic-Gjuric, published in Yugoslavia in 1969]; Trbuhovic-Gjuric, D. (1991). Mileva Einstein: Une Vie (trans. from the German). Paris: Antoinette Fouque
4. Зелиг К. Альберт Эйнштейн. — М., 1966. (Carl Seelig: Albert Einstein. Eine dokumentarische Biographie, Zurich-Stuttgart-Wien (Europa Verlag) 1954).
5. Clark, R. Einstein: The Life and Times. New York: World Publishing Company (1971).
|
|
