ЗАСЕДАНИЕ ШЕСТОЕ

Утреннее заседание 4 августа 1948 г.

Академик П. П. Лобанов. Продолжаем работу сессии. Слово имеет заведующий отделом Сочинской опытной станции тов. Ф. М. Зорин.

Выступление Ф. М. Зорина

(заведующий отделом Сочинской опытной станции)

Сочинскую опытную станцию один из участников совещания назвал Сибирью субтропиков. Мне кажется, что это сравнение сделано очень удачно. Покойный академик Борис Александрович Келлер называл её северным форпостом субтропиков, так как она расположена на окраине северной границы возможного распространения цитрусовых культур. Поэтому все работы этой станции связаны с вопросами освоения высокоценных субтропических растений и дальнейшего и продвижения на север.

Коллектив опытной станции разрешает данный вопрос путём разработки научно обоснованных агротехнических приёмов возделывания этих ценных культур и путём выведения новых, более приспособленных к местным природным условиям растений.

Работу мы проводим на основе методов великого преобразователя природы И. В. Мичурина и выдающегося продолжателя его учения академика Т. Д. Лысенко.

Работы Сочинской опытной станции в этой области достаточно полно освещены в прессе. Кроме того, можно предполагать, что многие участники данного совещания отдыхали в Сочи, посещали станцию и имели возможность ознакомиться с нашими растениями и опытами на месте. Поэтому я не буду останавливаться на ряде важных, но достаточно известных работ станции. В своём выступлении я кратко затрону некоторые методические вопросы, которые мы разрешали за последние годы попутно с основной тематикой.

Наши работы строились на основе учения Мичурина о менторе и учения Лысенко о наследственности и её изменчивости. Мы исходили из того положения, что в наше время немыслимо строить теоретическую и практическую селекционную работы в отрыве от этого учения Лысенко.

Я должен сказать, что книга академика Т. Д. Лысенко "Агробиология" на периферии является каким-то уникумом, музейной редкостью, и я не ошибусь, если скажу, что как эту книгу, так и все другие работы Трофима Денисовича настало время издать массовым тиражом.

Мичуринский метод ментора мы стали применять в отношении репродуктивных органов растения, что привело к новому приёму сочетания половой и вегетативной гибридизации и открыло возможность получения гибридов от трёх и более родительских форм одновременно.

Мы знаем, что каждый живой организм строит своё тело из элементов окружающей среды в соответствии со своей природой, своей наследственностью. В силу этого, т. е. в силу наследственности, в одних и тех же условиях внешней среды вырастают организмы, отличающиеся разными свойствами: степенью морозостойкости и засухоустойчивости, сроками созревания плодов, их внешним видом, химическим свойством, урожайностью и т. д. Таким образом, ряд ценнейших свойств и качеств, нужных для селекционной практики, оказывается рассредоточенным во многих растениях. В задачу селекционной работы входит сочетание возможно большего количества полезных качеств в одном растении, вернее в растениях одного сорта. Это можно наиболее успешно сделать путём сочетания половой и вегетативной гибридизации.

Проводимая нами методическая работа заключается в том, что цветки одного растения мы опыляем пыльцой второго растения. После этого цветки перепрививаем к третьему растению.

Все три растения (два — как исходная форма при половой гибридизации и третье — как ментор) подбираются с таким расчётом, чтобы все они обладали разными полезными свойствами.

Из завязи привитого цветка будет развиваться плод за счёт тех элементов пищи, которые ему будут доставлять листья и корни ментора.

При удачном подборе компонентов ментор может до неузнаваемости изменять внешние признаки плода, а так как мы, мичуринцы, не разрываем внешнего с внутренним, то, следовательно, можно сказать: внешние и внутренние признаки плода. Может случиться так, что внешние признаки плода не изменятся, а изменятся лишь возникшие в плодах семена. Может случиться и так, что этих признаков не изменят ни семена, ни плоды; в таком случает цветки, образовавшиеся на растениях, выросших из семян привитого плода, надо будет повторно привить к тому же самому ментору.

Мы работаем с многолетними плодовыми растениями, цикл развития которых от семени до семени протекает на протяжении многих лет. Поэтому трудно быстро проверить, наследственными ли бывают получаемые в результате внешнего воздействия изменения или нет.

В целях выяснения данного вопроса, мы свою методическую работу стали попутно проводить на однолетних растениях. Для опытных целей мы взяли два сорта кустовой фасоли: Золотая гора с чёрными семенами и Джаент зеленостручная с жёлтыми семенами. Мы провели прививку бутонов чёрной фасоли к жёлтой, а жёлтой — к чёрной. Выросли плоды, и в результате оказалось, что бобы и той и другой прививки дали совершенно неизменённые семена. Казалось бы, что представители школы формального направления в биологической науке были правы. Внешние воздействия никакого влияния не оказали. Но мы привили ещё раз. Мы сделали повторные прививки, и в результате в одном случае жёлтые семена переделывались в чёрные, в другом — чёрные стали переделываться в жёлтые. Чтобы не быть голословным, я в качестве документального материала привёз эти семена.

Мы проводили посев изменённых семян без прививки и в течение двух поколений получили свыше 3 тыс. семян с изменённой наследственностью.

Подобный опыт мы проделали над целым рядом других однолетних и многолетних растений.

Остановлюсь на прививке цветков баклажана на многолетние помидоры. В течение трёх лет нам не удавалось сделать этих прививок. В 1946 г. один цветок прижился и образовавшаяся из него завязь начала расти и достигла примерно размера средней величины крыжовника. После этого дальнейший рост завязи прекратился на длительный срок. Наконец, через 2,5 месяца завязь начала расти снова, но как-то по-своему, вроде как бы на ней появился флюс. Через некоторое время плод стал расти с другой стороны. Каких только форм плод не принимал, пока не вырос! Таким же образом изменялся он и по окраске. Наконец, плод созрел. В нём оказалось 643 семечка. Из них 641 походили на семена баклажана и два были совершенно отличными от семян баклажана и многолетнего помидора.

Мы посеяли эти два семечка. Одно не взошло, а другое взошло. Из него выросло, надо прямо сказать, необычное растение, но так как это растение погибло, то описывать его не буду. Осталось ещё 641 семечко, которые я осмотрел под лупой, надеясь найти хотя бы какой-нибудь отличительный признак, за которых можно было бы ухватиться. Но зрение моё оказалось недостаточно совершенным, чтобы я мог даже с помощью лупы найти что-нибудь, что выделяло бы одно семечко от других. Тогда я решил посеять их, и попутно были посеяны для контроля семена многолетних помидоров. Появились всходы. Я стал за ними наблюдать, но так же, как и в семечках, не находил в них каких-либо характерных различий.

На эти посевы напала земляная блоха и начала уничтожать растения. Я уже вооружился пиретрумом, чтобы отогнать блоху, но вдруг мне бросилось в глаза одно обстоятельство. Я заметил, что некоторых сеянцев блохи совершенно не трогали, точно так же как они не трогали всходов многолетних помидоров. Я уже писал (многие, наверно, читали в газете "Социалистическое земледелие" мой очерк) о недипломированных помощниках и сейчас я приведу ещё один аналогичный пример.

Я не стал отпугивать блох пиретрумом, а предоставил им неограниченные возможности действия. Все всходы были съедены блохой, за исключением 5 растений, которых она совершенно не тронула, хотя внешне они были похожи на уничтоженные. Очевидно, в этих растениях и в растениях многолетних помидоров был какой-то близкий химический состав.

У меня был большой перерыв в связи с заболеванием, но в этом году прививки вновь сделаны. И вот в момент моего отъезда на сессию на многолетних помидорах значительных изменений достиг привитый плод баклажана. Полового процесса здесь произойти не могло, поскольку цветков на многолетнем помидоре не было. На контроле плоды имеют грушевидную форму, а привитый плод имеет остроконечную, как многолетний помидор.

Во все предыдущие годы мы проводили подобные опыты с завязью слив. Нам удалось сильно изменить окраску плодов: красную превратить в синюю и, наоборот, синюю в красную.

В прошлом году были привиты с одной и той же ветки цветки гибрида мандарина с апельсином. Одни цветки привиты на апельсин, а другие — на мандарин. Выросшие впоследствии плоды изменились, но особенно характерно изменились в них семена, хотя это были одни и те же плоды. Сейчас из этих семян выросли растения, которые также имеют характерные изменения.

Всё это говорит о том, что единственно правильным учением в биологической науке является мичуринское учение, которое позволяет селекционерам управлять процессом развития.

Из других опытов нашей работы я считаю нужным остановиться ещё на таких.

Срок вступления в пору плодоношения гибридов цитрусовых очень медленен, примерно от 7 до 15 лет, а может быть и больше. В то же самое время среди сеянцев грейпфрута наблюдались такие случаи, когда эти сеянцы начинали плодоносить в возрасте до одного года. Раньше эти явления рассматривались как курьёз, но по-другому подошли к этому вопросу мичуринцы. С этих, рано вступающих в период цветения сеянцев собирали пыльцу, которой опыляли различные растения цитрусовых. В этом году цветение однолетних сеянцев было уже не курьёзным, а массовым явлением, причём на сеянцах развивались завязи, которые достигали размеров вишни, но эти плоды потом опали. Опали по причинам, нам не известным. Над этим вопросом мы продолжаем работать. Несомненно, этот вопрос будет разрешён положительно и нам удастся получить гибриды цитрусовых с ранним сроком вхождения в пору плодоношения.

Ярким доказательством правильности мичуринского учения о влиянии условий внешней среды на изменение природы растительного организма является работа опытной станции о продвижении культуры чая в предгорные районы Кубани и районы Кавказа. В результате последовательного проведения посевов чая во всех более северных районах и повторного высева семян на из выросших здесь растений нам удалось получить кусты чая, которые перенесли морозы свыше 20° без снежного покрова. Таким образом, чай начинает выходить за пределы субтропиков.

Пользуясь мичуринскими методами, советские селекционеры создали и продолжают создавать первые отечественные сорта цитрусовых и других субтропических культур. (Аплодисменты.)

Академик П. П. Лобанов. Слово предоставляется академику Л. К. Гребень.

Выступление академика Л. К. Гребня

Вопрос о положении в биологической науке, поставленный академиком Т. Д. Лысенко, имеет в настоящее время огромное принципиальное значение. Мы хорошо помним дискуссии, проходившие в 1931, 1935 и 1938 гг., когда представители формального генетического направления (академик Кольцов, академик Серебровский и др.) претендовали на руководство животноводческой наукой в СССР. Академик Кольцов предлагал всем зоотехникам итти учиться генетикам, так как считал нас слепыми в науке и обещал перестроить всю зоотехническую науку. Тогда ходила даже поговорка: "Зрячая гена поведёт слепую Феню"; под словом "Феня" подразумевали нас, зоотехников.

Покойный академик М. Ф. Иванов тогда ответил ему, что, вступая в союз с зоотехнией, генетикам следует помнить, что зоотехния приходит не с пустыми руками, что она уже оснащена достаточно большими достижениями в практическом отношении, а поэтому генетикам надо задуматься крепко, если они берут на себя такие большие обязательства.

Я это штрих привёл для того, чтобы показать, что прошло почти 20 лет, а из выступлений отдельных формальных генетиков и сейчас мы видим, что заносчивый тон среди генетиков-менделистов, этой реакционной школы, продолжает существовать

Академик Серебровский предлагал тогда своё руководство всей зоотехнической наукой в стране. Он хотел создать "генком" в Москве, в котором были бы зарегистрированы все производители-лидеры пород. Его теория лидера, как это мы сейчас видим, да и тогда это было ясно видно, представляет полнейший абсурд.

Прошло более 10 лет с момента последней дискуссии в агробиологической науке. Сельское хозяйство нашей страны резко изменило своё лицо. Окрепло мичуринское направление в науке. На его стороне также и практики-животноводы и полеводы. Но и сейчас на нашем пути всё время продолжают возникать те или иные тормозы движению вперёд.

Для нас, учеников М. Ф. Иванова, методы его работы являются основой. Когда мы рассматриваем методы академика Иванова в свете учения мичуринской генетики, нам становится ясно, что академик Иванов стоял на позициях передовой науки. В трудах Иванова, написанных ещё в 1926-1928 гг., имеются выводы, в которых он говорит, что все его работы на 100% не подтверждают положения Менделя. Но тогда уже со стороны представителей формального направления в генетике академик Иванов встретил возражения. Так, профессор Васин попытался тогда же опорочить работы М. Ф. Иванова, заявив голословно, что опыты Ивановым проведены плохо и они поэтому не внушают доверия. Само собою разумеется, что такие заявления могут делаться и в дальнейшем, и поэтому нам придётся быть всё время "на чеку" и разоблачать на каждом шагу все эти наскоки со стороны людей, тормозящих развитие науки в сельском хозяйстве.

Мы, работники Аскании-Нова, последователи академика М. Ф. Иванова, должны заявить здесь, что мы полностью согласны с положениями мичуринской генетики, которая ясно и чётко разработана и сформулирована академиком Лысенко. Мы благодарны Трофиму Денисовичу за то, что он своей разработкой этой теории вооружил нас на дальнейшее развитие успехов в нашей практической деятельности и теоретически оснастил нас на дальнейшее развитие методов академика М. Ф. Иванова.

Особенно ценным для нас, животноводов, я считаю тезис Трофима Денисовича, в котором говорится, что создание хороших сортов растений и хороших пород животных без хорошей агротехники и хорошей зоотехнии невозможно. Этот тезис даёт возможность путём воздействия условиями среды добиваться больших успехов в животноводстве.

Но что называть хорошей зоотехнией, хорошей агротехникой? В этом вопросе всегда со стороны наших противников встречаются возражения. Да это и понятно, так как они не верят в силу условий среды.

Исходя из результатов практической деятельности, я считаю, что хорошая зоотехния — это прежде всего хорошие внешние условия, в которых развиваются организмы животных; это правильный подбор и подбор животных, т. е. селекция по Иванову.

Почему эти пункты я положил здесь в основу? Потому что я вижу на практике, что, работая по методам М. Ф. Иванова и повседневно вооружаясь учением Т. Д. Лысенко, мы получаем у выведенных академиком М. Ф. Ивановым новых советских высокопродуктивных пород животных всё более и более растущие показатели.

Между тем, по теории формальных генетиков, мы должны были бы в своих работах иметь уже затухание показателей продуктивности из-за обеднения "генофонда". Подтверждаю примером: асканийская порода овец перенесла за годы войны во время эвакуации много лишений, но уже в 1948 г. в стаде асканийских рамбулье получены такие показатели продуктивности, каких не было со дня создания этой породы. В частности, мы имеем сейчас таких баранов-рекордистов, каких по выходу чистой шерсти не найдёте, наверное, нигде в мире. И в Америке таких баранов нет, хотя реклама американского рамбулье поставлена так, как будто там имеются чудеса.

Почему в 1948 г. мы получили такие высокие настриги, почему, скажем, у одного барана получен настриг шерсти выше 21 кг, когда в течение всего предшествующего периода существования породы максимальный показатель настрига был 18 кг? Я это объясняю исключительно тем, что в настоящее время мы вооружены основами мичуринской генетики, развиваемой академиком Т. Д. Лысенко, а также тем, что мы работаем по методам академика М. Ф. Иванова.

По развитию мясности у тонкорунных овец мы также имеем исключительные результаты. Всегда считалось, что мясность у тонкорунных овец угнетена шерстностью и что при развитии шерстной продуктивности у овец будет угнетаться мясная продуктивность. Между тем в породе асканийского рамбулье мы имеем сейчас животных с рекордным живым весом. У нас есть баран весом 157 кг. Такой вес, полученный среди баранов в 1948 г., показывает, что эта порода растёт не только по шёрстной продуктивности, но и по живому весу. Вообще же такие высокие живые веса среди тонкорунных овец не существуют, а существуют у овец только мясного направления и то в единичных случаях.

Смотришь на караваевское стадо костромского скота и думаешь, какого же направления этот скот — мясного, мясо-молочного, молочно-мясного? По виду ведь он мясного направления, а молочность у него исключительно высокая. А получено это всё человеком как результат работы с животными в определённых условиях среды.

Утверждаю, что успехи по овцеводству и свиноводству у нас зависят от претворения в жизнь мичуринской генетики, воплощённой в методах академика Иванова. Мы теперь уже можем получать от животных то, что хотим. Другой пример — из области свиноводства. По украинской степной белой породе свиней до войны мы имели по стаду в среднем по 9,6 поросёнка на один опорос. Сейчас же получаем по 11 с лишним поросят в среднем на опорос. По теории менделизма-морганизма, мы должны были бы, раз велась работа линейным разведением, получать не больше, а меньше поросят, так как линия с возрастом стареет и должна затухнуть. Никакого же затухания на самом деле нет, да и быть не могло потому, что зоотехния, овладевшая всеми практическими методами работы и усвоившая передовую теорию, всегда будет итти к прогрессу породы, а не к затуханию её.

Последние годы нами в Аскании-Нова из украинской степной белой породы свиней выведена новая породная группа — украинских степных рябых свиней. Факт выведения встретил возражения у некоторых учёных, мыслящих формально. Они не хотят признать её новой, так как генетически она одинакова (по их мнению) с белой. Они говорят, что это украинская степная, но не договаривают — рябая, а сказать белая не могут.

Таких неувязок имеется много в зоотехнической теории и практике. Нам, работникам, стоящим на позициях мичуринской передовой теории, придётся эти неувязки изживать и придётся серьёзно бороться с противниками мичуринской теории.

Серьёзным пороком в зоотехнии, пороком, требующим немедленного рассмотрения, является погрешность в руководстве разведением крупных белых свиней. Прежде эту породу называли крупная белая английская. В последние годы называют крупная белая и считают, что это самая лучшая порода для нашей страны.

Я недавно познакомился с составом поголовья в ряде совхозов и должен, как зоотехник, заявить во всеуслышание, что разведение крупной белой породы свиней у нас в стране находится далеко не на высоте. Просмотрев в совхозах родословные производителей, я вижу, что разные по кличкам хряки имеют в родословных схожие имена, следовательно "крови" (наследственность) их одинаковые, а клички разные. Используют же их как производителей разных. Такую систему разведения свиней признать правильной для стад совхозов и колхозов нельзя. Надо ввести систему, предложенную академиком М. Ф. Ивановым, тем более что вторая сессия нашей Академии ещё в 1935 г. записала, что методика линейного разведения животных, предложенная академиком М. Ф. Ивановым, должна быть признана для широкого применения в производстве. Надо установить, какого конституционного типа должны быть животные, имеющие ту или иную родословную, и какова должна быть их продуктивность. Продуктивность же животных разных конституционных типов будет разная. Поэтому для каждого типа потребуется создание благоприятных для высокой продуктивности условий.

Думаю, что руководящие органы примут во внимание это положение, и в ближайшее время недочёты формализма будут изжиты.

В вопросе линейного разведения овец также есть неясности. Метод линейного разведения, разработанный и впервые предложенный у нас в СССР академиком Михаилом Фёдоровичем Ивановым, как оправдавший себя в работах с асканийским рамбулье, должен быть положен в основу линейного разведения тонкорунных овец в СССР. Конечно, в этот метод надо включить все теоретические установки мичуринской генетики. Кроме того, придётся также пересмотреть целый ряд действующих в практике животноводства формально-генетических положений. Существует теория летальных генов при разведении серых каракулей. Получение серых каракулевых смушек на Украине от сокольских овец и каракульских очень важно, так как серые шапки для украинцев представляют особый интерес. Нужны также серые смушки на папахи для командного состава Советской Армии.

В силу же теории летальных генов, всех серых маток покрывают чёрными каракульскими баранами, т. е. портят серые смушки. Теория эта дана была академиком Серебровским.

Существует теория крипторхизма, предложенная Я. Л. Глембоцким, учеником академика Серебровского. Она также порочна. Чтобы не было крипторхов, Я. Л. Глембоцкий рекомендует спаривать прекосов с мериносами, т. е. превращать мясную породу овец в породу с меньшей мясностью, но зато с большими рогами. Не будет крипторхов, но зато на каждом баране теряется десяток килограммов живого веса. Переведите эту "теорию" на миллион овец — сколько потеряется мяса? Спасибо за такую теорию!

Нельзя примиренчески относиться к подобным теориям.

Не буду останавливаться на других примерах. Вообще же в самое ближайшее время нам всем придётся изживать последствия формально-генетической науки, тормозящей развитие животноводства, развитие передовой агробиологической мичуринской теории, развиваемой Т. Д. Лысенко.

Можно быть уверенным, что в недалёком будущем мичуринское учение завоюет общее признание. (Аплодисменты)

Академик П. П. Лобанов. Слово имеет тов. В. С. Дмитриев, начальник Управления планирования сельского хозяйства Госплана СССР.

Выступление В. С. Дмитриева

(начальник Управления планирования сельского хозяйства Госплана СССР)

Товарищи! Вопрос, который обсуждается на этой сессии, как совершенно правильно подчеркнул академик Т. Д. Лысенко в своём докладе, имеет общебиологическое и общеагрономическое значение. Однако в обсуждении этого вопроса на сессии имеется известный недостаток, заключающийся, на мой взгляд, в том, что выступающие недостаточно останавливаются на вопросах, связанных с другими науками, имеющими непосредственное отношение к биологии и к делу подъёма урожайности в нашей стране.

Мне кажется, что это объясняется тем, что некоторые учёные, работающие, например, в области почвоведения и некоторых других наук, как учение об орошаемом земледелии и т. д., думают, что та борьба с отсталыми, реакционными теориями, которая сейчас идёт, касается только области биологии, даже области генетики, а во всех остальных областях останется прежняя обстановка. Этого, мне кажется, нельзя допустить.

Дело в том, что в послевоенный период нам при восстановлении сельского хозяйства пришлось встретиться с большими трудностями. И несмотря на огромные трудности, связанные с большими потерями сельского хозяйства во время войны и сильной засухой 1946 г., сельское хозяйство добилось больших успехов; достигнуты огромные успехи в послевоенном восстановлении сельского хозяйства. Это убедительно говорит о том, что социалистический строй нашего современного земледелия, созданный Лениным и Сталиным, — это самый передовой и прогрессивный строй из всех, которые когда-нибудь знала история мирового земледелия. И одним из важнейших условий успехов колхозного строя является именно освоение колхозами и совхозами всех новейших выводов агрономической науки.

Перед нами, как указывал товарищ Сталин, в перспективе ближайших пятилеток стоит задача создания изобилия предметов потребления в нашей стране, необходимого для перехода от социализма к коммунизму. Эта величественная задача налагает на деятелей сельскохозяйственной науки особую ответственность.

В связи с этим требуется взять всё лучшее, что создано наукой, и внедрить это в сельскохозяйственное производство. И в связи с этим нужно развивать дальше агрономическую науку, все её стороны, имеющие чрезвычайно важное значение для дела подъёма урожая и развития животноводства в колхозах и совхозах. И в этой обстановке, когда мы встречаемся с появлением целого ряда работ, не только не вооружающих практиков, а прямо разоружающих их, мы не можем, конечно, к этому относиться безразлично. Вы уже слышали, что в работе академика Шмальгаузена "Факторы эволюции", опубликованной в 1946 г., т. е. после войны, в условиях, когда перед нами встали задачи, о которых я говорил выше, в этой работе в качестве одной из центральных идей, имеющих практически важное значение, развивается идея о затухании или о замедлении процесса породообразования животных и сортообразования растений, ввиду того, что исчерпывается запас, заложенный когда-то и кем-то в так называемом генофонде.

Но это не одна работа, и она уже получила оценку в ряде выступлений. В 1947 г. появилась работа профессора Роде "Почвообразовательный процесс и эволюция почв", где профессор Роде в дополнение к факторам почвообразования, установленным Докучаевым и Вильямсом, вводит новые факторы, причисляя к ним земное тяготение и влияние солнечных пятен. У него есть специальный тезис о влиянии солнечных пятен на почвообразовательный процесс.

Конечно, это положение ничего общего с наукой не имеет, но тем не менее оказалось возможным появление работы, в которой развивается эта по существу теория мракобесов.

Мало того, что работа профессора Роде прямым образом перекликается с книгой академика Шмальгаузена о факторах эволюции. Профессор Роде в дополнение к идее академика Шмальгаузена о затухании сортообразования и породообразования развивает идею затухания почвообразовательного процесса.

Профессор Роде пишет, что в процессе почвообразования "...можно различать два главных периода: первый, когда процесс идёт относительно быстро, — период формирования почвы, и второй, когда процесс идёт значительно медленнее... период её медленной эволюции", и что "процесс почвообразования идёт с убывающей с течением времени скоростью" (стр. 135 вышеуказанной книги). Выходит по Роде, что на заре почвенной эволюции, когда требовались тысячелетия для того, чтобы на продуктах выветривания горных пород появилась первая крайне скудная растительность, почвообразование шло более быстро, чем теперь, когда человек стал решающим фактором почвообразования и когда, в условиях социалистического строя, он располагает поистине неисчерпаемыми возможностями повышения почвенного плодородия и увеличения урожайности.

Кто же поверит этому вещуну, решившему припугнуть нас в период перехода к коммунизму?! Следовательно, по Шмальгаузену породообразование и сортообразование затухает, а по Роде затухает Почвообразовательный процесс. Но мало этого.

В 1947 г. появилось большое двухтомное произведение профессора Ковда, называющееся "Происхождение и режим засолённых почв". В этой работе профессор Ковда по существу пропагандирует, поддерживает развитую американскими ирригаторами "теорию" неизбежности засоления почвы.

Он пишет: "В итоге, независимо от того, будут ли при поливе орошаемого массива приняты жёсткие нормы воды, не превышающие водоудерживающую способность почвы, или нормы полива будут превышать водоудерживающую способность, — в обоих случаях и особенно во втором соленакопление под влиянием притока солей с оросительными водами будет протекать особенно быстро" (т. I, стр. 45).

"В ряде ландшафтов процессы засоления почв совершенно независимо от хозяйственной деятельности человека, в частности от ирригации, будут сопровождать хозяйственную деятельность человека..." (т. II, стр. 280).

Что же получается? В важнейших науках, и в области развития растительного и животного мира, и в области почвообразования, и в области учения об орошаемом земледелии, развиваются теории, согласно которым в перспективе у нас нет ничего хорошего. Объективно все такие теории ведут к неверию в дело победы коммунизма в нашей стране. И хотят авторы или не хотят, объективно они играют на руку противникам коммунизма, т. е. противникам всего передового и прогрессивного.

Все указанные работы вышли из высшего научного учреждения: из Академии наук СССР. Это свидетельствует о том, что имеется явное неблагополучие в науке в ряде институтов Академии наук. И Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, взяв на себя инициативу в борьбе с реакционными теориями в области биологии и агрономии, я думаю, сделает правильно, если обратится к Академии наук Союза с просьбой посмотреть на свои институты, освежить явно затхлую и реакционную атмосферу, которая образовалась в некоторых институтах Академии наук.

Я думаю, такая инициатива со стороны Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина была бы неплоха.

Я считаю, что вообще одним из важнейших условий дальнейшего развития науки является необходимость решительно покончить с "хуторами" в науке, которые носят до сих пор название "школ". Надо развивать все отрасли науки на единой, единственно научной основе — диалектического материализма, на основе учения Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина, а не так, чтобы сохранять разные направления в науке и пытаться примирить их. Нельзя примирить материализм с идеализмом, диалектику с метафизикой, мичуринское учение с менделизмом-морганизмом.

К счастью, в нашей стране русская советская агрономическая наука дала нам стройную общеагрономическую теорию, теорию непрерывного повышения урожая, не только объяснившую успехи стахановцев, но вооружившую колхозы и совхозы на дальнейшее повышение урожайности сельскохозяйственных культур, на создание изобилия предметов потребления в нашей стране.

Эта теория стоит на голову выше западноевропейского учения о плодосмене и является гордостью нашей советской науки. Она называется комплексом Докучаева-Костычева-Вильямса, или травопольной системой земледелия.

Но если Докучаев, Костычев, Вильямс развивали главным образом меры по воздействию на почву, по созданию высокоплодородной почвы, то Тимирязев и Мичурин развивали главным образом меры по активному воздействию на растение, составляющее, по выражению К. А. Тимирязева, центральный предмет деятельности земледельца. И эту теорию надо развивать дальше.

Любая агрономическая теория, если её не развивать, не только не будет двигаться вперёд как теория, но и затормозится её внедрение в производство.

Самая прогрессивная черта учения Дарвина состоит как раз в том, что дарвинизм — теория развития растительного и животного мира, и, как теория развития, она не терпит застоя. Сам основатель этой теории Дарвин подчёркивал желание усилить действенность, практическую приложимость и ценность этой теории, заявляя, что новая разновидность, выведенная человеком, представится более важным предметом изучения, чем добавление ещё одного вида к бесконечному числу уже занесённых в списки.

Учение о травопольной системе земледелия как системе мероприятий по повышению плодородия почвы и повышению урожайности постоянно развивается, совершенствуется. Его во многих случаях нельзя было осуществлять без дальнейшего развития. Но такое развитие этого учения мы имеем только в работах мичуринского направления и прежде всего в работах академика Лысенко. Я покажу это на ряде фактов, всем нам известных и особенно известных тем, кто обеспечивает практическое внедрение травосеяния в нашей стране.

Известно, что травосеяние, особенно в наших чернозёмных степных районах, развивалось крайне медленно. Я не буду говорить об общих экономических причинах, тормозящих внедрение всего прогрессивного, в том числе и внедрение травосеяния при помещичье-капиталистическом строе, но я должен сказать, что одной из причин неудовлетворительного развития травосеяния была именно неправильная агротехника возделывания трав и особенно семян многолетних трав в чернозёмных степных районах страны, являющихся важнейшей базой нашего земледелия.

Это подчёркивал в своё время известный русский агроном профессор П. А. Костычев.

Свыше 50 лет назад в публичных чтениях "О борьбе с засухами в чернозёмной области посредством обработки полей и накопления на них снега" профессор П. А. Костычев писал: "Мы потерпели много потерь вследствие того, что обрабатывали наши поля по западноевропейским образцам; точно так же, по моему мнению, и в травосеянии мы терпим неудачи, потому что производим посевы трав почти исключительно по способам, указанным Западною Европою и пригодным для тамошнего климата и тамошних почв; но эти способы для нас, очевидно, мало пригодны. Мы сеяли кормовые травы с покровным растением, — с овсом, пшеницей и т. п., и хотя ко времени созревания покровного растения травы вырастают мало и начинают развиваться уже после его уборки, но всё-таки поле, на котором посеяна трава, должно питать одновременно два растения, тогда как земля чаще всего бывает столь суха, что на ней может вырасти только одно растение... земля может родить или хлеб, или траву, но на ней не могут расти и трава, и хлеб в одно и то же время" (стр. 81-82).

Это положение Костычева не только не развивалось, но даже было забыто, и только теперь, после выдающихся успехов в летних посева люцерны на юге по чистому пару по методу академика Лысенко, указанные положения как бы снова оживают.

Нельзя не привести данные, сообщённые директором Института центрально-чернозёмной полосы имени профессора Докучаева тов. Крыловым. Они в прошлом году, при посевах люцерны по чистому пару, получили 5,8 ц семян люцерны с гектара вместо 1,5 ц при обычном методе посева. Совершенно очевидно, что проблема посева люцерны на юге в науке теперь решена и от практических работников в настоящее время зависит, насколько быстро будет развиваться в степи травосеяние как важнейшее звено травопольной системы земледелия.

Другой пример, также связанный с внедрением и освоением травопольной системы земледелия.

Теперь все признают исключительное значение степного лесоразведения. Но несмотря на явную необходимость облесения водоразделов, оврагов и других неудобных земель, а также необходимость создания системы полезащитных лесных полос, дело это продвигается крайне медленно.

Вопросы породного состава лесонасаждений недоработаны, вопросы техники лесоразведения в степи запущены и запутаны, и даже вопрос о ширине полезащитных лесных полос, в течение полустолетия не вызывавший сомнений, в результате краткосрочных, я бы сказал поверхностных, исследований Всесоюзного института агролесомелиорации стал неясным.

Голос с места. Правильно.

В. С. Дмитриев. При таком положении создалась угроза степному лесоразведению, но и здесь нам на помощь приходит мичуринское учение, работы академика Лысенко по вопросам степного лесоразведения.

В связи с этими работами перед нами по-новому встают все теоретические и практические вопросы.

Из истории степного лесоразведения известно, что одним из первых опытов разведения леса в степях является посев желудей, произведённый Петром Первым ещё в 1696 г. Из этих посевов образовался под Таганрогом лесной массив, известный под названием урочища "Дубки".

Поскольку этот пример приводится в ряде учебников, надо полагать, что метод лесоразведения посевом был известен давно и известно было, что лесоразведение в степях нужно начинать с дуба, а не с белой акации. Однако, приводя этот пример, лесоводы и агрономы, очевидно, не придавали ему никакого значения.

В 1843 г. Граффом, которого почему-то считают первым русским лесоводом, был заложен знаменитый Велико-Анадольский лес. При этом применён так называемый садовый способ посадки. Посадка проводилась в ямы шириной и глубиной 12 вершков, на каждую квадратную сажень высаживалось по одному дереву в возрасте 5-6 лет.

До посадки производилась вспашка 4 раза в течение 2 лет. После посадки потребовался уход за лесом в течение 10-11 лет до смыкания рядков. За это время производилось 32-36 обработок, очисток от сорной растительности.

Несмотря на то, что эта работа была проведена при крепостном праве и труд был, по существу, даровым, десятина посадок леса стоила 700 рублей золотом.

Совершенно очевидно, что этот метод был не лучшим, и в последующем шла упорная борьба за улучшение методов лесных посадок, причем необходимо подчеркнуть особые заслуги в этом деле лесоводов Тиханова и Турского и агронома П. А. Костычева, который одним из первых в нашей литературе поставил вопрос о действительно научных основах техники степного лесоразведения.

Костычев установил, что единственным препятствием успешного разведения леса в степях является конкуренция дикой травянистой растительности. Он указывал, что "Вообще все наблюдения в сказанных (степных. — В. Д.) лесах приводят к заключению, что конкуренция травянистой растительности есть единственное препятствие произрастанию леса в степях" ("Почвы чернозёмной области России", стр. 126), что по мере ознакомления со степным лесоразведением техника лесных посадок всё больше и больше совершенствовалась и что "теперь при разведении лесов применяются средства самые простые, состоящие только в устранении конкуренции диких травянистых растений с посаженными деревцами в первые годы жизни их" (там же, стр. 123). Ссылаясь на М. К. Турского, П. А. Костычев указал, что в передовых лесничествах приёмы лесоразведения состоят в том, что производится вспашка и боронование, посадка , оправка осенних посадок весной и очистка от сорных трав в течение 3 лет, вместо 10-11 лет по методу Граффа, всего 10 раз вместо 32-36 раз. "На четвёртом году жизни, писал П. А. Костычев, — молодые деревца смыкаются вершинами, и тогда им уже не страшна более конкуренция диких растений; существование леса на данном месте является обеспеченным навсегда" (там же, стр. 125).

Можно было думать, что этот способ должен быть ещё более упрощён, ибо если главное препятствие разведению леса — дикая травянистая растительность, что признавал и академик Высоцкий, то устранение этой растительности можно проводить более эффективно и с меньшими затратами. Это можно обеспечить созданием условий для более раннего смыкания верхушек растений. Но на деле получилось другое.

Нам рекомендуется "наукой" посадка узких полос со слишком широкими междурядьями и с расстоянием между отдельными растениями в 0,5 или 0,75 м.

Разве можно после этого удивляться, что во многих областях свыше 50% насаждений, произведённых колхозами в полезащитных лесных полосах и имеющих возраст от 6 до 10 лет, до сих пор не сомкнулись верхушками и требуют огромных затрат на проведение ухода.

Такая техника степного лесоразведения появилась в результате того, что некоторые "дарвинисты" установили, что главным врагом каждого деревца в степи является не травянистая дикая растительность, а соседнее деревце, и что поэтому для успешного лесоразведения надо отсадить деревца подальше друг от друга и дать им пошире междурядья. Это и привело к огромным затратам на лесонасаждение и к плохой их приживаемости в степях.

Единственно правильное направление в этом вопросе указывает академик Лысенко, и чем быстрее мы применим эти его предположения, тем быстрее и успешнее разрешим грандиознейшую задачу облесения степных районов нашей страны.

Введение и освоение травопольных севооборотов требует серьёзного изменения структуры посевных площадей в смысле соотношения между отдельными группами сельскохозяйственных культур. Обычно учёные агрономы и экономисты подчёркивают необходимость этого, но эти предложения не доводятся до практического решения вопроса, и результаты получаются неважные.

В результате стихийного и крайне антагонистического характера процесса специализации земледелия при капитализме во многих районах сложилось крайне неблагоприятное соотношение культур: в этих районах до 90% посевов занимали зерновые культуры. Первые пропагандисты плодосмена в нашей стране вынуждены были подчёркивать необходимость внедрения корнеклубнеплодов, в частности картофеля, в том числе и на юге. И вот началось внедрение картофеля на юге, причём способы разведения картофеля на юге механически были перенесены из северных районов нашей страны или импортированы помещиками из-за границы. Конечно, результаты были самые неблагоприятные — вырождался посадочный материал, и эта малотранспортабельная культура поддерживалась за счёт семенного материала, завозимого с севера. Это продолжалось до тех пор, пока не появилось предложение академика Лысенко о летних посадках картофеля на юге. В южных районах мы можем и должны иметь картофеля столько, сколько нам его нужно, и ещё не известно, где картофель окажется более урожайным: под Москвой у тов. Арнаутова или под Одессой у академика Ольшанского.

Одним из важнейших вопросов травопольных севооборотов в южных областях Украины является значительное увеличение посевов технических культур и в особенности хлопчатника, имеющего важнейшее значение. Мичуринское учение и здесь пришло нам на помощь; создан сорт хлопчатника для новых районов хлопководства и рекомендовано применение чеканки хлопчатника, имеющей важное промышленное значение для всех районов хлопководства и широко теперь введённой в производство.

Нельзя считать только за благо исключительное преобладание озимой пшеницы в ряде областей, точно так же как нельзя считать за благо исключительное преобладание одной яровой пшеницы в Поволжье или в Сибири.

Травопольный севооборот требует поправок в этом отношении.

Плановое ведение земледелия даёт неограниченные возможности рационального размещения сельскохозяйственных культур и их наилучшего для каждой зоны сочетания. Но это не так просто.

На юге исчезли в своё время лучшие сорта яровой пшеницы, а в Сибири гибли до последнего времени все сорта озимой пшеницы. Теперь это положение в науке изменено.

Я не буду останавливаться здесь на работах Одесского селекционно-генетического института и других, успешно работающих над созданием хороших сортов яровой пшеницы для Украины и Северного Кавказа. Об этом уже говорилось здесь. Я хочу подчеркнуть, что для Сибири сделано значительно больше, чем выведение одного сорта. Здесь академиком Лысенко сделано огромное открытие, состоящее в том, что, при правильной агротехнике, нет такого сорта озимой пшеницы, который не мог бы зимовать в Сибири. Речь идёт о посеве озимой пшеницы по стерне.

Но какое сопротивление встретили стерневые посевы! Они встретили, прошу извинить меня за грубость, озверелое сопротивление. Противники передового направления в науке, защищая исключительно отсталую позицию, применяют, и это должно быть отмечено и осуждено, неправильные, негодные методы. Разве достойны учёного такие факты, которые здесь имели место вчера со стороны профессора Рапопорта?

Голос с места. Это хулиганство.

В. С. Дмитриев. Этого так оставлять не следует.

Голос с места. Правильно!

В. С. Дмитриев. Это нужно резко осудить.

Я хочу привести и другой пример, показывающий недостойный метод полемики в научной дискуссии, — я имею в виду дискуссию во Всесоюзном обществе почвоведов. В этом Обществе, при обсуждении книги Рода, содержащей грубые ошибки, профессором Бобко была допущена непростительная грубость.

В этом же выступлении профессор Бобко огульно охаивал ряд ценнейших агроприёмов, выдвинутых академиком Лысенко, в том числе гнездовой посев кок-сагыза, который, по его мнению, привёл к тому, "что теперь у зерновых отбирают для кок-сагыза большую часть зерновых комбинированных сеялок", охаивал посевы озимой пшеницы в степи Сибири и т. д.

Недооценка, а то и прямое игнорирование заслуг корифеев советской агрономической науки Мичурина и Вильямса, а также охаиванием молодых советских учёных — один из негодных приёмов, применяемых защитниками отсталых, реакционных направлений в науке.

Это надо решительно пресечь.

Самым "страшным" возражением против агротехники, предложенной академиком Лысенко для озимой пшеницы, явилось то, что его приёмы противоречат приёмам, веками сложившимся.

Представление о передовой агротехнике многими агрономами до сих пор связывается с крылатой фразой Катона: "пахать, пахать и удобрять". И с этой точки зрения таким агрономам непонятно, что предложил Лысенко. Академик Лысенко исходит не из того, что писал Катон, а из того, что требует растение для успешного развития.

Если бы все наши агрономы так подходили к делу, то мы более правильно решили бы очень много вопросов, относящихся к оценке того или иного приёма.

При разработке агрономических приёмов надо всегда иметь в виду — и это одна из особенностей академика Лысенко, — чтобы каждый приём обеспечивал увеличение производства сельскохозяйственных продуктов с каждого гектара при наименьших затратах.

Эта экономическая сторона, учёт того, что стоит осуществление любого приёма, запущено во всех наших научно-исследовательских учреждениях по сельскому хозяйству, в том числе и в Академии сельскохозяйственных наук. Надо положить этому конец.

Не могу не подчеркнуть исключительно важное значение работы академика Лысенко с ветвистой пшеницей и, в частности, работ по внедрению этой культуры под Москвой. Пригородные зоны, особенно такая важная зона, как зона Москвы, столицы нашей великой Родины, требуют огромной сельскохозяйственной базы, в том числе и зерновой. Но под Москвой мы не можем отводить большие площади под зерновые культуры, под Москвой надо с небольшой площади получить максимум зерна. И эту проблему можно разрешить внедрением ветвистой пшеницы на путях, которые показаны академиком Лысенко в Горках Ленинских.

Я хочу закончить своё выступление и сделать следующие важнейшие выводы:

1. Мы имеем учение о системе агрономических мероприятий по непрерывному повышению урожайности и созданию изобилия сельскохозяйственных продуктов в нашей стране, созданное виднейшими представителями русской агрономической науки Докучаевым, Костычевым, Тимирязевым, Вильямсом. Это учение не только органически связано с мичуринским учением, но и поднято этим учением на новую, более высокую ступень. При этом, всеми мерами развивая научные основы травопольной системы земледелия, мичуринское учение, работы академика Лысенко сделали эту теорию более действенной и более широкодоступной.

2. Успехи советской агрономической науки, и в том числе успехи советской агробиологии, нельзя объяснить лучше, чем это было сделано академиком Вильямсом в одной из его предсмертных статей. Он писал:

"Без всякого преувеличения можно утверждать, что мы становимся настоящими "господами природы", потому что наша передовая агрономическая наука во многом научилась объективно понимать законы природы и пользуется ими в интересах современных и грядущих поколений нашей социалистической Родины.

Это стало возможным только в нашей стране, где беспредельно господствует всепобеждающая теория Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина. Жизненные силы этой теории омолодили прежнюю обветшалую агрономию".

3. Я думаю, что выражу мнение всех присутствующих на сессии, если мы пожелаем Академии сельскохозяйственных наук, и в частности новым её академикам, развивать дальше советскую агрономическую науку так, чтобы обеспечить создание изобилия продуктов, необходимое для перехода от социализма к коммунизму. Развивать агрономическую науку так, как этого требует от нас великий корифей науки, наш учитель и вождь товарищ Сталин. (Аплодисменты.)

Академик П. П. Лобанов. Слово предоставляется профессору К. Ю. Кострюковой, Киевский медицинский институт.

Выступление профессора К. Ю. Кострюковой

(Киевский медицинский институт)

В своём письме учащимся Каприйской школы В. И. Ленин писал: "Во всякой школе самое важное — идейно-политическое направление лекций" (В. И. Ленин, Соч., т. XIV, изд. 3-е, стр. 118).

Нам, преподавателям вузов, и вообще преподавательскому составу совершенно ясно это положение. Мы считаем себя глубоко ответственными за воспитание молодёжи, будущих строителей коммунизма. А ведь воспитываем мы, конечно, прежде всего идейным содержанием наших лекций. И поэтому понятно, какой огромный ущерб для социалистического строительства может принести лекция, стоящая на недостаточно идейном уровне, не говоря уже о прямо реакционной лекции.

Поэтому те факты, о которых рассказывал нам вчера заведующий кафедрой философии Московского государственного университета, просто ужасны. В течение ряда лет молодые биологи в Московском государственном университете воспитывались в духе реакционной теории.

Но нужно сказать, что вред, приносимый коллективом биологов Московского государственного университета, не ограничивается только стенами этого университета. Коллектив биологов МГУ это большой коллектив. Из него черпались члёны редакционных коллегий биологических журналов, рецензенты биологических статей, помещаемых в этих журналах. Отсюда становится понятным, что такие биологические журналы, как "Журнал общей биологии", "Известия Академии наук СССР" (серия биологическая), "Доклады Академии наук СССР" (в статьях, в которых разбирались биологические вопросы), в течение ряда лет не помещали ни одной статьи мичуринского направления. Таким образом, получался совершенно особый подбор статей и, следовательно, пропаганда моргановского учения разносилась через эти журналы далеко по нашей необъятной Родине.

В Москве находится Министерство высшего образования СССР. Министерство высшего образования утверждает программы, утверждает учебники для всей нашей страны. Кто рецензирует эти программы и учебники? Всё те же квалифицированные биологи, находящиеся в Москве. Влияние московского коллектива биологов чувствуется везде.

Мне приходилось столкнуться непосредственно с этим влиянием в годы войны. В 1942 г. была прислана в Киевский медицинский институт, заведующей кафедрой которого я являюсь, программа, утверждённая Комитетом по делам высшей школы и нашим Министерством здравоохранения СССР. Эта программа была настолько плоха по своему идейному содержанию, что я сейчас же написала докладную записку в институт. Поддержав её, институт послал её в Комитет по делам высшей школы. Кроме того, было послано письмо в "Медицинский работник".

Нужно сказать, что эта программа пропагандировала буржуазную генетику. Чтобы составить некоторое представление об этой программе, скажу, что во всей программе — программе по общей биологии — ни разу не было упомянуто имя великого биолога, преобразователя природы — Мичурина.

Я позволю себе зачитать вводную часть письма.

"Героическая борьба Советского Союза против жестокого врага, обладающего сильнейшей в мире и наилучше оснащённой армией, блестящие успехи, достигнутые в этой борьбе, естественно способствуют росту законной гордости и патриотического чувства народов СССР. В такой момент нам особенно дороги достижения нашего народа, особенно дороги советские учёные, патриоты своей родины, создатели советской биологической науки. В советской биологической науке есть ряд имён передовых учёных, наш народ знает и ценит их, на трудах их воспитывается молодёжь, знакомящаяся с ними со школьной скамьи.

Но есть один участок работы, куда не достигают волнения и радости, энтузиазм и патриотический порыв, где всё спокойно, где мысль лениво дремлет, где наука остановилась на той ступени развития, которая была 25 лет тому назад. Это программа по биологии для медицинских и стоматологических институтов, изданная Комитетом по делам высшей школы в 1942 году".

Очень скоро пришёл ответ. Предложено было мне составить проект программы по общей биологии для медицинских институтов. Своевременно проект был составлен и отослан.

И с тех пор всё замолкло. Прошли 1943, 1944, 1945 годы, кончилась война. Программы не было. Что это значило? Это значило, что старая программа действовала всё время.

Наконец, в 1946 г. (программа издана в 1945 г., но мы получили её в 1946 г.) появилась новая программа. Эта программа была ещё хуже. Если в заключении первой докладной записки я написала: "Программу по биологии надо срочно пересмотреть", то в заключении второй записки, которую я сейчас же подала, я написала: "Программа может принести большой вред, программу надо немедленно изъять". Эта программа была написана так, что мне было бы стыдно, если бы студенты, которые проучились у меня хотя бы 3 месяца, имели эту программу в руках.

1946 год прошёл. Прошёл 1947 год. Весной 1948 г. мы получили отношение от Министерства высшего образования. В этом отношении на небольшом листке бумаги, на полстраницы было написано: на такой-то странице вставить имя Мичурина; на такой-то странице после таких-то слов вставить имя Шмальгаузена и т. д. На мой протест ответ пока не получен.

Теперь мне стало ясно, в чём было дело: на программу накладывали руку определённые лица, которым надо было пропагандировать то, что пропагандировалось в программе.

Я хочу сказать, что всё это — программы, преподавание по этим программам, учебники, написанные по этим программам, — приносит колоссальный вред, который трудно себе даже представить. С трибуны этой сессии не раз об этом говорилось. Дело в том, что наша молодёжь жадно впитывает в себя те знания, которые ей преподаются с кафедр вузов. Иногда некоторые мысли, которые она воспринимает, так глубоко западают, что они помнятся всю жизнь. Вот почему совершенно необходимо немедленно принять меры, чтобы не было больше таких фактов, о которых рассказывали здесь.

Вчера с этой трибуны выступал тов. Рапопорт. Выступал он, как настоящий морганист, убеждённый морганист. Он оказался в плену враждебной теории. Тов. Рапопорт так защищал моргановское направление, что сначала казалось, что всё обстоит в этой теории благополучно. Ген у него оказался одетым в новую, модную одежду, биохимическую одежду. Речь уже шла о гено-гормонах.

Но надо быть честным, тов. Рапопорт! Надо было сказать, что эта изложенная вами новая гипотеза — бездоказательная гипотеза, а вы её выдаёте за несомненную истину. Нужно сказать, что введение таких бездоказательных гипотез как несомненных истин в свою науку очень характерно для моргановского направления. Оно характерно для самого основателя теории — Моргана. Морган вообще не признавал слова "гипотеза": даже слово теория было ниже его достоинства. Все его измышления назывались законами. В любом учебнике генетики можно найти закон кроссинговера, закон линейного расположения генов и т. д.

Я бы сказала, что в этом изложении бездоказательных гипотез проявляется непомерная гордость сторонников моргановского направления. Мы уже слышали, что гордость их проявляется ещё в том, что они признают себя единственными истинными учёными и даже не снисходят к критике других теорий.

На чём же основана гордость сторонников моргановского направления? Их учение является, как и сами они определяют, учением о гене. Ген есть центральное понятие моргановской генетики. Что же такое ген в определении морганистов? Ген — это материальная частица. Об этом нам вчера говорил тов. Рапопорт и особенно на этом настаивал. Но какая это материальная частица? Это особое вещество, которое является носителем наследственности. Таким образом, по учению морганистов, есть особое вещество — носитель наследственности, а всё остальное живое не имеет отношения к наследственности. Вдуматься только в то, что говорится! Наследственность, свойство живого тела, отрывается от него, противопоставляется ему.

Мёллер в своей статье 1936 г., опубликованной в нашем журнале "Природа", очень ясно об этом говорит. Он говорит, что в клетке есть ядро, есть протоплазма, но не всё живое в клетке является носителем наследственности. Только незначительная часть вещества клетки — хромосомы — обладают этим свойством. Правда, сейчас говорят, что гены есть и в плазме клетки. Но по существу это дела не меняет. И плазмоген и хромосомный ген — это особое наследственное вещество. Такие особые измышленные вещества и силы известны во многих науках в начальном периоде их развития. Они призваны объяснить непонятные на данном этапе развития явления. Так, например, в физике для объяснения тепловых явлений измыслили теплород, для объяснения горения в химии — флогистон. В биологии жизненная сила должна была объяснить непонятное жизненное явление.

Таким образом, свойства вещества отрываются от тела, противопоставляются ему, как некая сущность. То же самое мы видим в генетике: наследственность — свойство живого существа — отрывается от него и противопоставляется ему, как некая сущность, наследственное вещество. Генетики изучают это гипотетическое вещество. Они даже связывают его с материальным субстратом — хромосомами и в этом видят подтверждение его существования. Это, однако, не лишает наследственное вещество тех особенностей, которыми отличаются и другие измышленные вещества. Наследственное вещество, противопоставленное живому, так же не существует, как теплород и флогистон.

В этом противопоставлении проявляется чистейший дуализм, характерный для всех идеалистических виталистических пояснений жизни. Так вот чем, оказывается, гордятся морганисты! Ген — это чистейшая фикция, как бы вы ни уверяли, тов. Рапопорт, что это материальная частица. Электронный микроскоп вас не спасёт. Вы можете видеть в электронный микроскоп какие угодно мельчайшие частицы, но это будут частицы хромосомы, а ген вы не увидите, потому что его нет, как нет жизненной силы.

Таким образом, выходит, что наука о гене находится в донаучном периоде своего развития. Наука о гене есть ложная теория, задерживающая развитие науки. О значении таких теорий в развитии других наук так хорошо сказал в своё время Энгельс. К сожалению, у меня нет под руками его книги "Диалектика природы" и я не могу процитировать. Энгельс говорит о Сади Карно, что он почти добрался до сути дела, но решить вопрос ему помешала ложная теория флогистона.

Ещё в 1936 г. на первой дискуссии Трофим Денисович указал, что морганисты-менделисты запутались в понимании развития. И в этом между мичуринским направлением и морганистским направлением лежит коренная разница. Мичуринская теория — это теория развития. Научный подвиг Мичурина заключается в том, что он впервые последовательно показал, как совершается развитие в индивидуальной жизни особи. Он показал, как в жизни особи возникают и формируются те изменения, которые в дальнейшем становятся основой формирования нового вида, основой филогенетического развития.

Свою теорию Мичурин претворил в практику. Вот почему мы говорим, что Мичурин поднял дарвинизм на высшую ступень.

Что касается морганистов-менделистов, то им ненавистна теория развития. Сейчас морганисты умалчивают о том, что сами основатели их теории стояли на точке зрения неизменности основного понятия их теории, неизменности гена, что они долго боролись, отстаивая эту неизменность. Ещё на нашей памяти во время прохождения у нас первой дискуссии были защитники неизменности гена. Сейчас это неудобно сказать, и тов. Рапопорт в своём выступлении отмечал, что морганисты признают изменяемость гена. Но ведь изменяемость бывает разная. Можно убить организм палкой, и это будет тоже изменение организма, но развития-то здесь нет. Действие мутагенными веществами — это удары палкой по организму, потому и эффект от них такой, как от ударов палкой. Морганисты не в состоянии объяснить, как возникают наследственные изменения. Между модификацией и мутацией у них вырыта глубокая пропасть. Мутация — не историческая категория. Она сразу возникает, как нечто готовое. Она не формируется, на качество её не влияет внешняя среда. Больше того, она ничем не связана с предыдущими мутациями. Поэтому понятно, что, будучи теоретически уверенным в таком характере изменчивости, невозможно пытаться на неё повлиять. Как повлиять на такую изменчивость, которая ни с чем не связана, которая возникает внезапно, готовой?

Вот почему теория морганистов не вооружает их на практику, а, наоборот, разоружает.

Тов. Рапопорт не ответил прямо на вопрос, признаёт ли он наследование приобретённых признаков. Если бы он выступал откровенно, он прямо бы сказал, что он отрицает, и вместе с этим отрицает и все практические достижения мичуринской генетики, все теоретические её положения.

Но настолько откровенным тов. Рапопорт быть не мог. Хотя надо сказать, что откровенность в последнее время не характеризует морганистов. Откровенны морганисты за рубежом. Правда, одно откровенное высказывание, очевидно, в то время, когда казалось, что морганистское направление приобрело большую силу, появилось и в нашей печати. Это статься М. М. Завадовского "Томас Гент Морган", где он совершенно открыто встал на вейсманистские позиции.

Тов. Рапопорт и другие менделисты не решаются так открыто изложить свои теоретические позиции. История науки знает такие явления. Реакционные теории очень часто маскируются, скрывают свою реакционную сущность, скрывают свои связи с реакционными теориями.

К. А. Тимирязев, который был непримиримым борцом против таких идеалистических, виталистических теорий, замечательно их охарактеризовал, назвав их "непомнящими родства". Наши морганисты — это вейсманисты, непомнящие родства. (Аплодисменты.)

Позвольте очень кратко остановиться на качестве тех доказательств, которые иногда приводятся в поддержку своей теории морганистами. Известно, какое большое значение придаётся морганистами цитологическим доказательствам правильности своей теории. Одному цитологическому доказательству, заимствованному из эмбриологии растений, придаётся особое значение. Это доказательство — строение мужских гамет покрытосемянных растений.

В 1910 году крупнейший наш учёный С. Г. Навашин описал у классического объекта цитологических исследований лилии мартагон мужские гаметы, имеющие строение голых ядер.

В курсе генетики Гришко и Делоне в цитологической его части говорится, что этот факт имеет огромное теоретическое значение, потому что он свидетельствует о преимущественном значении ядра в явлениях наследственности.

Этот учебник был издан в 1939 г., цитировались же данные, относящиеся к 1910 г.

Однако известно, что Навашин был не только хорошим наблюдателем, но и замечательным мастером микротехники. Искусство изготовления препаратов в его руках достигло высокого совершенства. Всю свою жизнь он продолжал совершенствовать технику изготовления препаратов. Он отмечал желательность наблюдения на живом и с горечью говорил, что ему эта попытка не удалась.

В таком духе он воспитал и своих учеников. Навашин, как известно, большую часть своей творческой деятельности как раз в тот период, когда он создал работы, принесшие ему большую заслуженную славу, провёл в Киеве, где им была создана своя, киевская школа эмбриологов. Она была воспитана в духе Навашина, в стремлении совершенствовать препараты, совершенствовать наблюдения, совершенствовать рисунки. И поэтому совершенно не случайно, что через некоторое время в школе, основанной и воспитанной Навашиным, стали появляться данные, которые показали, что у покрытосемянных растений встречаются мужские гаметы, представляющие собой хорошо сформированные клетки. Вначале это было обнаружено в работах ближайшего ученика Навашина — В. В. Финна, а затем и в работах других исследователей. Затем в этой школе впервые было осуществлено завещание Навашина — найдена методика прижизненного наблюдения с большими увеличениями микроскопа. На большом ряде объектов непосредственно учениками Навашина — М. В. Чернояровым и другими учёными, лично не знавшими Навашина, но воспитанными его школой, было показано на живых объектах, что в живой растущей пыльцевой трубке, в которой мы наблюдаем движение цитоплазмы, перемещение клеток, никогда не происходит оголения ядер клеток. Всегда спермии представляют целые клетки, хорошо сформированные клетки, вовсе не проявляющие никакой тенденции к оголению.

Эти работы были только частично опубликованы, между прочим, в журнале "Яровизация" перед войной. В этом журнале замечательно воспроизведены микрофотографии с живого материала.

Все эти работы были настолько убедительны, что даже П. М. Жуковский в своём учебнике "Ботаника" отметил, что надо отказаться от прошлых представлений о спермиях-голых ядрах и, очевидно, нужно признать, что у покрытосемянных мужские гаметы — клетки.

Всё, казалось, было хорошо. После войны появились ещё другие исследования на живом. Однако в последнее время, очевидно в связи с агрессией морганистов, снова стали описывать спермии-голые ядра. Но эти исследователи пользовались несовершенной методикой, методикой одновременного фиксирования и окрашивания уксуснокислым кармином.

И в нашей и в зарубежной литературе давно было показано, что при обработке таким способом разрушаются многие нежные образования клеток. Надо было ещё раз показать, что в ошибках этих работ имеет значение техника обработки. Чтобы выяснить это, в своей последней работе, которая готовится к печати, я произвела сравнительное исследование живого и фиксированного материала. Я нашла такую совершенную методику фиксирования, что получила у знаменитой лилии мартагон клетки-спермии на фиксированном материале, чего не удалось сделать Навашину.

Мне удалось окончательно установить, что причина описаний спермиев как голых ядер — несовершенная методика. Я разрешу себе передать в президиум некоторые микрофотографии и рисунки, сделанные с живого и фиксированного материала. Это всё лилия мартагон — знаменитый объект цитологического исследования.

Но нужно сказать, что причина появления указанных работ заключается не только в ошибках неопытных исследователей. Здесь дело идёт об идейном расхождении.

Я позволю себе зачитать одну рецензию, правда, анонимную, но, как говорят, по вооружению конечностей мы узнаём зверя. Эта рецензия была дана на одну из моих работ, которую я наивно послала в редакцию Докладов Академии наук СССР. Я прочту несколько строчек из неё.

"Автору кажется, однако, что развиваться при индивидуальном развитии должно всё, вплоть до последней молекулы. Он не хочет понять, что в индивидуальном развитии развивается то, что не передаётся из поколения в поколение".

"Идя ещё дальше, Кострюкова, вместе со школой наивных ламаркистов, желает, чтобы структура клетки обусловливалась питательным веществом, являющимся результатом развития. Отсюда, конечно, один шаг до "наследования прямых адаптаций".

Из этого откровенного высказывания понятно, почему морганисты так ненавидят Ламарка, почему они борются с ним, умершим 120 лет назад, как с живым. Это происходит потому, что Ламарк понял то, чего они до сих пор не могут понять: что развитие происходит на основе взаимодействия со средой.

Ещё один последний абзац рецензии. Это крик души человека, которому уж очень тяжело приходится от работ мичуринцев.

"Я полагаю, что статья научного интереса не представляет, но сверх того, дезориентирует неосведомлённого читателя. В высшей степени прискорбно, что Кострюкова уже напечатала ряд статей, вносящих путаницу и с необычайным апломбом проповедующих архаические идеи".

Моя статья была в более полном изложении напечатана в журнале "Агробиология" №2 за 1948 год.

На этом разрешите закончить. (Аплодисменты.)

Академик П. П. Лобанов. Слово имеет академик С. Н. Муромцев.

Выступление академика С. Н. Муромцева

Кто-то из выступающих здесь назвал настоящую сессию нашей Академии знаменательной. Это, безусловно, верно. Сейчас всем становится ясным, что эта сессия знаменует собой полный идейный разгром вейсманизма-менделизма в нашей стране. Это встречено с большим удовлетворением всеми передовыми учёными в области агробиологической науки, всеми передовыми людьми — практиками сельского хозяйства. В этом, несомненно, самое главное значение данной сессии.

Не менее ясно, что эта сессия знаменует собой начало нового, небывалого разворота творческого развития советской мичуринской генетики, ещё более интенсивного и широкого использования учения Мичурина-Лысенко в сельскохозяйственной практике нашей страны.

В своём выступлении я не буду останавливаться на изложении двух непримиримых мировоззрений в современной биологии: мичуринского учения и менделизма-морганизма, так как уже достаточно чётко и ясно это сделали здесь многие выступавшие до меня и, в особенности, академик Т. Д. Лысенко в своём докладе.

Я хочу в своём выступлении показать, что дело сводится не только к чисто теоретическим разногласиям между представителями мичуринской биологии и защитниками менделизма-морганизма. Противоречия эти идут гораздо дальше. В основе этих противоречий в теоретической трактовке узловых проблем современной биологии имеется резкое различие в общих подходах и методах решения научных проблем. Больше того, я считаю, что в этом, именно в этом и заключается главный корень самих теоретических разногласий.

Вот почему я считаю необходимым остановиться именно на вопросе о коренных различиях в общих подходах к науке и практике, которые характерны для представителей данных двух направлений в биологической науке.

В наших советских условиях для наших передовых советских учёных характерен творческий, новаторский, революционно-критический подход к решению научных и практических задач. Такому подходу нас, советских учёных, учат великие корифеи науки Ленин и Сталин. Нет нужды приводить здесь высказывания Ленина и Сталина по этому вопросу. Они известны каждому в этой аудитории. Да и вся жизнь нашей страны, вся практика нашего социалистического строительства во всех областях промышленности и сельского хозяйства есть именно неустанный творческий путь небывалого движения вперёд.

Те деятели науки, техники и сельского хозяйства, которые усвоили творческий, новаторский подход и применяют его в своей работе, оказываются действительно передовыми людьми, обогащающими и теорию и практику новыми большими достижениями.

Те же учёные, которые подходят к решению вопросов теории и практики начётнически, догматически, неизбежно оказываются практически бесплодными, а теоретически отсталыми и в дальнейшем реакционными.

В области научных проблем передовым советским учёным оказывается тот, кто подходит к решению больших теоретических вопросов не кабинетно, а опираясь на широкую практику с самого начала своих работ. Такому методу разрешения научных проблем наш строй даёт небывалые возможности, каких нет и не может быть в буржуазных — капиталистических странах. И, безусловно, своими успехами в теоретических и практических вопросах академик Лысенко обязан, помимо своих личных качеств, прежде всего и главным образом тем условиям работы, которые обеспечивал ему наш советский социалистический строй. Ни один учёный, ни в одной стране, кроме нашей, таких условий иметь не может.

Академик Лысенко — теоретик-биолог, двигающий вперёд учение Дарвина-Мичурина, в то же время не менее талантливый и энергичный организатор масс, опирающийся в своей работе на миллионы колхозников. Попробуйте указать такого типа учёного в буржуазных странах. Попробуйте указать в какой-либо другой стране такую форму разрешения научных проблем. Нельзя найти такой другой страны, в которой агробиологическая наука за короткий исторических срок обогатила бы сельскохозяйственную практику таким большим количеством новых методов переделки природы на пользу человека.

Мы должны, однако, всегда помнить, что наш советский строй не только обеспечивает нам особые возможности нашей научной работы, но и требует от нас, учёных, ответственности науки перед страной.

Научные деятели, которые привыкли мыслить схоластически, работать кабинетно, раболепствуя перед установившимися, устарелыми положениями в науке, оказываются практически никчёмными.

Работая только для науки, экспериментируя только для эксперимента, такие учёные теряют способность решать нужные стране задачи. Больше того, они в конце концов теряют также способность и понимать те актуальные народнохозяйственные проблемы, которые стоят перед страной. Отсюда практическое бесплодие их научной деятельности, застой и убогость в теоретическом мышлении, всё большее и большее отставание от подлинной творческой науки, от работы по оказанию столь необходимой государству практической помощи.

Изолировавшись от практики в своих кабинетах и лабораториях, эти учёные оказались очень плодовитыми лишь в одном: в писании толстых схоластических умозрительных фолиантов, толстых монографий описательного характера. Будучи не в состоянии подкрепить свои менделевско-моргановские установки какими-либо убедительными экспериментами и практически значимыми результатами, формальные генетики в своём бессилии скатились до полной беспринципности. Они встали на путь отрицания научной ценности трудов академика Лысенко, стараясь свести его работы к простому опытничеству. Они обходят молчанием труды и имя великого преобразователя природы Ивана Владимировича Мичурина. Они хотят закрыть передовую биологическую советскую науку, дискредитировать наши методы решения больших практических проблем, методы Мичурина-Лысенко, которыми мы должны гордиться, если не лишены чувства советского патриотизма.

Только люди, озлобленные собственным бесплодием, люди, позволю себе сказать, политически отсталые, не могут этого понять и стремятся закрыть передовую биологическую науку, но сие от них не зависит.

Можно не сомневаться в том, что если представители менделевско-моргановской школы не поймут необходимости творческого подхода к разрешению задач, стоящих перед биологической наукой, не осознают своей ответственности перед практикой, они не только останутся за бортом социалистической науки, но и за бортом практики социалистического строительства в нашей стране.

Несколько замечаний по поводу выступления профессора Рапопорта по вопросам, затронутым им из области микробиологии. Кто-то из выступавших, если не ошибаюсь, академик Перов, сказал, что, говоря о каком-либо предмете, надо иметь о нём хотя бы поверхностное представление. Об этом я также хотел бы напомнить профессору Рапопорту в связи с его экскурсом в область микробиологии.

В самом деле, как мог профессор Рапопорт сказать, что для прививок применяются культуры микробов с пониженной антигенной системой? Какая польза от прививок такими культурами? Кому нужны такие культуры? Как раз наоборот, для прививок микробиологи стараются получить микробов с усиленной антигенной активностью.

Что хотел далее доказать профессор Рапопорт, приведя примеры применения вакцин против бешенства и туберкулёза? Пастер первый получил наследственно ослабленные в вирулентности расы микроорганизмов, пригодные для предохранения людей и животных от заразных заболеваний. Он получил их именно путём изменения условий обитания возбудителей заразных заболеваний. Пастер доказал неразрывную взаимосвязь микроба и среды. Все последующие исследователи шли и до сих пор идут этим путём. Более того, с полной достоверностью можно утверждать, что все главнейшие достижения в области медицинской, почвенной, промышленной микробиологии были результатом взаимодействия микробов и среды их обитания, осуществлённые чаще всего стихийно или не полностью осознанно. И ни в одном мире живых существ нельзя найти столь очевидной, столь тесной взаимосвязи организма и среды, как у одноклеточного тела, каким является организм микроба.

Борьба двух направлений в биологической науке проявляется не только в агробиологии. Ожесточённая борьба за дарвинизм шла в области микробиологии со времён Пастера, то затухая, то разгораясь. В микробиологии накопилось огромнейшее количество фактов по изменчивости наследственности, стадийности развития микробов, межвидовой конкуренции. Микробиология ждёт своего Лысенко, который освободил бы её от самого главного тормоза её развития — метафизического закона о постоянстве видов Кона-Коха, автогенетического толкования накопленных фактов по изменчивости и наследственности у микробов.

Что хотел сказать, наконец, профессор Рапопорт, когда говорил, что с помощью электронного микроскопа удалось увидеть бактериофаг? Насколько я понял, в этом он видит решающее доказательство того, что фаги являются живым организмом. Не всё то живое, что мы видим, профессор Рапопорт, это, во-первых, а во-вторых, корпускулярная природа фагов давно доказана, представьте себе, чисто биологическим методом и давно разделяется всеми, кто знаком с проблемой фага.

Профессор Рапопорт, мы хотим, чтобы вы, цитологи и цитогенетики, поняли только одно. Мы не против цитологических исследований протоплазмы и ядерного аппарата у половых, соматических и каких угодно клеток, в том числе и микробных, чем кстати очень усиленно занимаются цитологи Академии наук СССР. Мы признаём, вопреки вашим утверждениям, безусловную необходимость и полную перспективность этих современных методов исследования. Мы, однако, решительно против тех вейсманистских антинаучных исходных теоретических позиций, с которыми вы подходите к своим цитологическим исследованиям. Мы против тех задач, какие вы хотите разрешить с помощью этих методов, мы против ненаучной интерпретации результатов ваших морфологических исследований, оторванных от передовой биологической науки.

Вот в чём между нами разница. Это тоже один из конкретных примеров принципиального различия в методе к разрешению научных проблем, о котором я говорил в самом начале. И если вы, профессор Рапопорт, этого различия не осознаете, ваши цитогенетические исследования окажутся столь же бесплодными, как бесплодной оказалась и вся формально-генетическая школа. (Аплодисменты.)

Академик П. П. Лобанов. Слово предоставляется академику Б. М. Завадовскому.

Выступление академика Б. М. Завадовского

Товарищи! Прежде всего должен объяснить всем собравшимся, почему я до сих пор считал нецелесообразным выступать на настоящей сессии. Я считаю, что были не совсем нормальные условия организации сессии, ибо не было предоставлено достаточных возможностей для всех тех, кто зачислен по праву и, в особенности, не по праву в разряд вейсманистов-морганистов, подготовиться и иметь возможность свободно и полноценно высказаться.

Достаточно сказать, что я узнал официально о том, что эта сессия состоится, только 30 июля, приехав сюда для того, чтобы из одного санатория отправится для лечения в другой санаторий, хотя Академия и руководство её знали, что я лечусь в Кисловодске.

Не скрою, неофициально я знал от тов. В., лечившегося также в Кисловодске, что такая сессия готовится, но странно, что мне, обвинённому в тяжком грехе, не дали возможности познакомиться с тезисами доклада и заранее не уведомили меня о сессии.

Мои соображения заключались в том, что было бы всё-таки более здорово, более рационально на этой сессии, которая, как я это хорошо понимаю, определит путь развития биологической науки и установит её состояние, предоставить лучшие возможности для тех, кто участвует в строительстве советской науки, и не создавать той атмосферы преждевременного опорочивания, которая, в частности, проявилась на страницах "Литературной газеты".

Статья в "Правде", которую я сегодня прочёл, обязывает меня высказаться на этой сессии. Откровенно скажу, эта статья освобождает меня от сомнений и колебаний, которые я испытывал.

Переходя к существу вопроса, должен сказать прежде всего, в чём я согласен с Т. Д. Лысенко и основной тенденцией, выраженной здесь в выступлениях других товарищей, а также должен остановиться на том, с чем я не согласен.

Я согласен со всей той линией атаки, которая ведётся на фронте формальной генетики. В этом мне не приходится изменять себе, ибо ещё в 1926 г. в моей книге "Дарвинизм и марксизм" я выступал против фронта формальной генетики. То же я делал и во всех своих последующих выступлениях, в том числе и в 1936 г., когда я был единственным академиком Сельскохозяйственной академии, выступавшим, наряду с Т. Д. Лысенко, против фронта формальной генетики.

Поэтому мне не приходится ничего изменять в своём отрицательном отношении к вейсманизму, мендельянству и формальной генетике.

Я тем более вправе протестовать, что, зная мои работы и выступления, меня, бездоказательно и фактически дезориентируя советскую общественность, зачислили в число сторонников формальной генетики только по одному тому признаку, что я по другим вопросам имею разногласия с Т. Д. Лысенко. Я думаю, что я вправе не только протестовать против подобных огульных обвинений, но и вправе раскрыть свои глубокие разногласия с Т. Д. Лысенко.

То, что я дальше буду говорить о своих несогласиях с Т. Д. Лысенко, я буду делать в порядке исполнения своего долга члена партии, чтобы ориентировать более правильно партийные и советские органы и всю советскую общественность об истинном состоянии и нуждах советской науки.

Я являюсь горячим сторонником мичуринского направления в науке, и об этом я неоднократно высказывался и выступал, борясь с ошибками формальной генетики, которые в этой части достаточно полно были мною проанализированы и разоблачены в ряде моих работ. Всякий, кто честно хочет руководствоваться фактами и истиной, найдёт эти мои работы и выступления. Поэтому я не вижу здесь необходимости повторять уже сказанное в этом отношении Т. Д. Лысенко и мною.

Наконец, как дарвинист, я согласен и с Т. Д. Лысенко и другими выступавшими здесь товарищами, с их общей установкой на огромное, решающее значение условий внешней среды и её воздействия в процессах видо- и сортообразования. И тем не менее остаётся ещё очень большое количество первостепенных и важнейших проблем, по которым я с Т. Д. Лысенко не согласен.

Поэтому я считаю нужным говорить здесь о том, в чём я не согласен с Т. Д, Лысенко.

Прежде всего, как я уже отметил, я утверждаю, что его доклад и выступления по нему односторонне ориентируют нашу общественность о состоянии и расстановке сил в советской биологической науке. Мы, учёные — разведчики не только в вопросах конкретного применения нашего опыта и знаний с целью разведки геологических недр и других богатств социалистической родины. Мы разведчики и в смысле правильной ориентации в расстановке сил в нашей науке. И вот я думаю, что тов. Лысенко делает большую ошибку, неправильно ориентируя в том смысле, что якобы в биологической науке существует только два фронта или два направления, имеющие своей целью разрешение проблем дарвинизма. Все биологи знают, что в теории дарвинизма, в эволюционной теории существует три направления. Первое направление представлено Дарвином и Тимирязевым; это — линия последовательного дарвинизма. Прошу вдуматься и проанализировать сущность вопроса, а не заниматься, так сказать, разыгрыванием, может быть, неверных словесных терминологических ошибок.

После того, как тов. Митин оспорил в "Литературной газете" термин "ортодоксальный дарвинизм", я не имел возможности ответить, что я не настаиваю на этом термине и считаю более правильным говорить о "последовательном дарвинизме" или просто о дарвинизме Дарвина и Тимирязева.

И я имею основания утверждать, что те, кто продолжает разыгрывать меня в этих словесных, малоценных формах аргументации, прекрасно знают, что не в этом суть. По существу же вопроса и тов. Лысенко и его сторонники до сих пор ничего мне не ответили. Отвечает ли действительности моё утверждение не о двух, а о трёх направлениях в теории эволюции? Безусловно, отвечает. Эту оценку истинного положения вопроса всегда защищал великий учёный К. А. Тимирязев, к имени которого так часто апеллируют выступающие.

Я утверждаю, что, если бы сторонники и поклонники таланта Т. Д. Лысенко не только почитали, но и читали Тимирязева (а многие об этом забыли), то тогда они не стали бы апеллировать к имени Тимирязева. Все его труды пронизаны идеей борьбы на два фронта — и с ошибками неоламаркизма, упрощенческим направлением в решении проблем эволюции, и с ошибками вейсманистов-морганистов. Но Тимирязев не мог говорить о новых вариантах вейсманизма, в виде формальной генетики и автогенетики, так как они возникли уже после смерти Тимирязева.

Процитирую из работы Тимирязева "Значение переворота, произведённого Дарвином" лишь краткую фразу:

"Последующие писатели (после Дарвина. — Б. З.), полагая обнаружить самостоятельность своей мысли, только впадали в узкую односторонность (неоламаркисты и вейсманисты), которой Дарвин был совершенно чужд (К. А. Тимирязев. Соч., т. VII, стр. 250-251.)

Вот истинное положение вещей, которое достаточно характеризует то, что мы имеем в истории развития эволюционного движения. Товарищ Сталин учил нас опираться на опыт истории, а не заниматься в этом отношении произвольным "творчеством" истории дарвинизма, которая не отвечает фактам.

В советский период учение Дарвина и Тимирязева развивали, опираясь на опыт научно-философских дискуссий, которые внесли много оздоровляющего, уточняющего в наши отношения к теории дарвинизма. Эта борьба на два фронта за генеральную линию учения Дарвина и Тимирязева была поднята на ещё более высокую ступень в свете испытанного опыта нашей партии в такой же иделогической борьбе на два фронта на всех участках нашей общественно-политической жизни.

Я позволю себе передать в президиум схему, которую несколько лет тому назад я составил по этому вопросу и которая характеризует основные положения дарвинизма, с одной стороны, и неоламаркизма и неодарвинизма, с другой стороны, как двух извращений истинной дарвинистической теории. На этой схеме можно видеть каждое из трёх течений, представляющих законченные системы воззрений, из которых верно и отвечает духу марксизма-ленинизма только одно учение Дарвина и Тимирязева, очищенное в свете марксистской диалектики от ряда второстепенных ошибок.

Я думаю, товарищи, что мы делаем большую ошибку и дезориентируем наши руководящие органы, когда сейчас так упорно хотим доказать, что существуют только две линии, два направления в советской биологии — учение Лысенко, именуемое мичуринским направлением, и формально-генетическое вейсманистское. А все инакомыслящие и имеющие смелость не соглашаться с Лысенко огульно заносятся сторонниками Лысенко в одиозную категорию "формальной генетики".

Это обязывает меня говорить о том, что я должен выступить в защиту той линии, которая пока не отклонена нашей общественностью.

Голос с места. А когда наша общественность сказала вам и вам это поручила?

Б. М. Завадовский. Она не мне поручила, а всей нашей советской науке.

Второй вопрос, в отношении которого я не согласен с линией доклада, это оценка отношения Тимирязева и Мичурина к менделизму. Здесь неправильно информируется наша советская общественность, не читающая трудов Тимирязева в их первоисточниках. Все многократные выступления великого русского учёного-дарвиниста подчёркивали, что он различает "менделизм" и "мендельянство". Под менделизмом он понимал сумму фактического научного багажа и методов, которые посвящены изучению хромосомно-ядерных механизмов наследственности. Под мендельянством Тимирязев понимал те идеалистические и реакционные трактовки и выводы, которые неправомерно сделаны из этих ценных научных фактов если не всеми буржуазными и нашими отечественными менделистами, то подавляющей массой их, в прошлом направлявшими на этом основании свою атаку на территорию дарвинизма. Но даже и в этих условиях Тимирязев умел различать здоровое ядро фактов и шелуху реакционных антидарвинистических обобщений.

Должен отметить, к моему большому сожалению, что хотя эта истинная позиция Тимирязева известна многим присутствующим, они почему-то не считают нужным правильно ориентировать общественность.

Нет нужды искать источников, разбросанных в трудах Тимирязева и Мичурина. Процитирую лишь то, что писал в 1939 г. в №10 журнала "Под знаменем марксизма" наш философ Митин, подводя итоги селекционно-генетической дискуссии, организованной редакцией этого журнала:

"Мендель, несомненно, вскрыл некоторые закономерности в наследовании ряда определённых признаков: явление расщепления в гибридном потомстве, известную математическую правильность в этом расщеплении, относительную независимость наследования некоторых признаков. Открытые Менделем явления в области наследственности были затем связаны с процессами, происходящими в клетках организма, в частности в половых клетках.

В оценке всех этих менделевских правильностей, которые бесспорны как частные правила, мы хотим стоять и стоим на точке зрения Тимирязева и Мичурина. Тимирязев и Мичурин являются для нас авторитетами в этой области. Как действительно крупные представители науки, они сумели дать правильные ответы на вопрос о научной значимости открытий Менделя в области изучения наследственности.

Здесь приводились высказывания Тимирязева по вопросу о законах Менделя. Высказывания Тимирязева разносторонни. Как крупный учёный, Тимирязев подходит к этим законам совсем не однобоко. Он выступает против универсализации этих законов, против превращения их во всеобщие законы природы, против подмены дарвинизма менделизмом. Тимирязев выступал не против правил Менделя, а против "мендельянцев", которые, без всяких на то оснований, превратили открытия Менделя в целую революцию в науке, превратили открытые им законы во всеобщие законы природы и (исходя из классовых и всяких других посторонних соображений) имя Менделя стали ставить или рядом с Дарвином или стали менделизм противопоставлять дарвинизму.

Выступая против подобных антидарвинистов, "мендельянцев", Тимирязев в то же время отмечал положительное значение открытий Менделя в разрешении частных вопросов изучения наследственности. "В итоге менделизм, поскольку он оправдывается, служит только поддержкой дарвинизму, устраняя одно из самых важных возражений, когда-либо выдвинутых против него" (К. А. Тимирязев. "Чарлз Дарвин и его учение", стр. 263, 1937).

Таков вывод К. А. Тимирязева.

К. А. Тимирязев говорит об "...успехах в изучении некоторых частных случаев наследственности (Мендель и его многочисленные поклонники)..." (К. А. Тимирязев. "Чарлз Дарвин и его учение", 1937 г., стр. 270). Вот правильная, чёткая, научно объективная оценка Менделя и менделизма, чуждая как односторонним увлечениям менделизмом, так и огульному отрицанию его значения в науке о наследственности.

Выступавшие на этом совещании приводили много цитат из Тимирязева, причём каждый из выступавших брал какую-либо одну сторону из многосторонней постановки вопроса, которую даёт К. А. Тимирязев. Одни цитировали места, в которых он отмечает значение открытий Менделя, тов. Презент подбирал высказывания, в которых К. А. Тимирязев критикует увлечённость менделизмом. Но ни те, ни другие не сумели понять подлинную научно объективную и многостороннюю оценку Менделя, которую даёт К. А. Тимирязев. Я не вижу оснований, почему мы должны брать из Тимирязева только одну часть или одну сторону его постановки вопроса. Не вижу оснований, чтобы нам не брать Тимирязева в данном вопросе целиком.

Возьмём подход Мичурина к этому вопросу. Для всех, кто хочет быть последователем Мичурина и действительным продолжателем его теории, его учения, проводником его идей и его практики, для тех написанное Мичуриным должно являться материалом, из которого надо исходить...

Если товарищи, ссылавшиеся здесь на Мичурина, считают, что некоторые его положения устарели, то пусть они об этом прямо скажут. Но вот, я убеждён, что как раз установки Мичурина по вопросу о менделевских законах не устарели и сейчас являются правильными.

Здесь ссылались на письма Мичурина, относящиеся к 1914 или 1915 г., в которых он иронически отзывается о законах Менделя, как о "гороховых законах". Но мы берём капитальный труд Мичурина "Итоги шестидесятилетних работ". Вот что пишет там Мичурин:

"Таким образом, в гибридах между собой чистых видов ржи, пшеницы, овса, гороха, проса и т. п. "явление расщепления на производителей" считаю вполне возможным. Здесь, конечно, применимы законы Менделя во многих их деталях".

"В законе Менделя я нисколько не отвергаю его достоинств, напротив, я лишь настаиваю на необходимости внесения в него поправок и дополнений, ввиду очевидной каждому неприменимости его вычислений к культурным сортам плодовых растений, в которых при скрещивании отдельных сортов между собой строение гибридов получается не от наследственной передачи признаков прямых ближайших производителей, а в большинстве от неизвестных оригинатору родичей этих производителей и плюс от влияния внешних факторов, эти последние нередко вносят полнейшую пертурбацию в организмы гибридов не только в начальной стадии зарождения семян от скрещивания, но и явлениями спортивных уклонений в течение нескольких лет развития и роста гибридов до поры их полной возмужалости. Нужно ещё добавить, что большинство из этих влияний как внутренних, так и внешних факторов не находится во власти человека".

"При исследовании применения закона Менделя в деле гибридизации культурных сортов плодовых растений рекомендую для начала ограничиться наблюдением наследственной передачи одного из двух признаков, как это имело место у самого Менделя в его работах с горохом. Я нахожу особенно полезным указать несколько самых лучших и во всех отношениях показательных опытов гибридизации.

В этих примерах подбор пары растений-производителей, т. е. отца и матери, даёт широкую возможность отчётливо и легко производить нужные наблюдения с самого начала, пользуясь окраской и формой гибридных семян, интенсивностью окраски семенодолей, затем окраской листьев, побегов, цветов и, наконец, строением и окраской плодов. Иногда при этом встречается и аналогичная с упомянутыми выше коррелятивная (находящаяся во взаимной связи) переформировка структуры вследствие влияния резко проявившихся каких-либо признаков, бывших до времени в рецессивном состоянии.

Здесь большая возможность приложения всей схемы менделевского подсчёта на основании всего комплекса признаков каждого гибрида" (И. В. Мичурин. "Итоги шестидесятилетних работ", 1936, стр. 24, 33, 37).

Есть ли какое-нибудь противоречие в высказываниях Мичурина, когда он, с одной стороны, говорит о законах Менделя, как о "гороховых законах", а с другой стороны, признаёт в отдельных случаях возможность их использования? Я думаю, что нет противоречия в высказываниях Мичурина. Когда он говорит "о гороховых законах", он имеет в виду случаи, когда законы Менделя превращаются во всеобщие законы природы" (М. Б. Митин. "За передовую советскую генетическую науку". Журнал "Под знаменем марксизма", 1939 г., стр. 160, 161, 162).

Товарищи, это опубликовано в журнале "Под знаменем марксизма", №10 за 1939 г. Под этими мыслями я целиком подписывался и подписываюсь. Но я спрашиваю тов. Митина, — когда он неправильно информировал общественность, говоря о двух направлениях биологической науки? Тогда ли, когда он писал эту статью, или сейчас, когда он, фальсифицируя положение вещей, ориентирует на то, что существовала и существует только вторая точка зрения на теорию эволюции?

Неправильно, товарищи, так огульно критиковать наших менделистов, как это мы здесь слышали не только от докладчика, но и из других выступлений. Тот уровень аргументов, который здесь, в основном, применяется, это уровень дискуссии периода 1931 г., и я бы сказал, что мне не приходится возражать против этих аргументов, которые и я сам приводил и от которых я сейчас не отказываюсь.

Но, товарищи, всё развивается и растёт, и исправляются в значительной мере ошибки представителей менделевского учения в нашей стране. Они вносят ценные достижения в сокровищницу нашей советской науки и практики.

Следовательно, речь должна итти не об изгнании менделистической генетики из нашей советской науки, а о дальнейшем перевооружении и перевоспитании тех наших кадров, которые остаются в какой-то мере во власти старых мендельянских и формально-генетических ошибок.

Я считаю, что это фронт борьбы не отпал, но всё же я вправе был ожидать, что товарищи, выступающие здесь, более диференцированно поддержат тех менделистов, которые уже освободились от старых ошибок, и более диференцированно и по-деловому укажут, в порядке помощи, от чего им нужно избавиться (а им нужно ещё от многого избавиться), а не будут их шельмовать, не будут относить чуть ли не в лагерь врагов всех учёных, которые работают над изучением менделистической генетики и её использованием в интересах нашего народного хозяйства.

Я полностью поддерживаю необходимость полного разгрома идеалистически-механистических концепций, но багаж научных экспериментов, который накоплен менделистами, мы обязаны использовать. Мы обязаны использовать метод полиплоидии и метод межсортовых скрещиваний кукурузы, который дал огромные богатства Соединённым Штатам Америки. Эти достижения мы не должны выбрасывать за борт, не должны выплёскивать вместе с водой и ребёнка.

Я здесь слышал, что колхицин есть удар палкой. Будем более широки в своих воззрениях. Если мы ведём сальный откорм или стараемся вывести породу свиней, легко обливающихся жиром, то, с точки зрения интересов животного в том случае, если оно попадёт в естественную среду, это разве не есть убийство или своеобразная форма удара палкой? Но в интересах человека иногда ударить палкой можно и нужно, и не нужно чураться этого приёма.

Теперь я слышу такого рода соображения, что задачи борьбы на два фронта в области биологической науки потеряли своё значение. В статье В. Н. Столетова в "Литературной газете", очевидно, с согласия редакции, так как это не было оговорено, было осуждено моё предложение учитывать испытанный принцип борьбы на два фронта, как, якобы, предложение поддержать "третью позицию", разоблачаемую нами на международной арене, в частности, в тактике Блюма и других социал-предателей, как платформу "политического болота".

Обвинение это серьёзное, но, к сожалению, здесь товарищи играют словами, не понимая, как по-разному должны мы воспитывать кадры в нашей идеологической международной борьбе и идеологической борьбе внутри страны.

Мне кажется, что те товарищи, которые проводят такое отождествление, не понимают, что борьба на международной арене и борьба внутри нашей страны имеют совершенно иные качественные формы. Там, где речь идёт о борьбе на международной арене, где громадными валами встали друг против друга, с одной стороны, фронт империалистический, антидемократический, а с другой стороны, фронт демократический, антиимпериалистический, — там не может быть никакой средней "третьей" здоровой линии. Все оказавшиеся между этими двумя валами классовой борьбы действительно оказываются в положении соглашателей и социал-предателей. Линия соглашения тут должна быть исключена, и мы должны научиться поддерживать борьбу против этой соглашательской позиции.

Но в условиях победившего социализма есть только одна генеральная линия нашей партии, линия марксизма-ленинизма, и остаётся в полной силе задача борьбы на два фронта с антипартийными — правым и левым уклонами, с научно-философскими ошибками, — с одной стороны, с механической вульгаризацией марксизма и, с другой стороны, с меньшевиствующим идеализмом, формализмом и метафизикой.

На нас лежит ответственная задача — помочь быстро осуществить переход теоретиков и практиков биологической и сельскохозяйственной науки от первичного естественно-научного материализма до уровня сознательной материалистической диалектики. Ошибки некоторых формальных генетиков я считаю более опасными, ибо они являются наиболее часто каналом для проникновения в нашу биологическую науку буржуазных идеалистических и метафизических влияний.

Ещё нигде наша партия не говорил, что задача борьбы на два фронта снята на каком-либо участке политической и идеологической жизни.

Я спрашиваю: может ли нас удовлетворить тот анализ состояния биологической науки, который мы слышали в докладе Т. Д. Лысенко?

Нет. Мы слышали о развёрнутом фронте борьбы и разгроме формально-генетических ошибок. Но где же фронт борьбы с механицизмом?

Голос с места. Там же.

Б. М. Завадовский. Вот этого я не понимаю и хотел бы, чтобы мне это разъяснили. Фронт борьбы с механицизмом в докладе Лысенко отсутствовал, а он существует, и не замечать этого фронта — значит разоружать нашу партию и советскую общественность в борьбе на этом участке.

Голос с места. С вашей точки зрения, где он имеется?

Б. М. Завадовский. Об этом я скажу несколько позже.

В чём я не согласен в вопросе о тактических проблемах борьбы с тем же формально-генетическим фронтом? Я не согласен с огульным шельмованием и причислением к этому фронту тех, которые имеют большие заслуги в борьбе за разоружение этого фронта. Неправильно огульно здесь выступать с ошельмованием таких крупнейших дарвинистов, как академик И. И. Шмальгаузен и его последователи.

Я вижу глубокое противоречие между той линией, которая проводится нашей партией за подъём авторитета нашей советской науки, и тем, как в "Литературной газете" и в ряде других выступлений огульно опорочивают всех тех советских учёных, которые не включились в хор поклонников Т. Д. Лысенко, или опорочивают только потому, что, например, академик И. И. Шмальгаузен осмелился выступить с несколькими словами разногласий по вопросам внутривидовой конкуренции или допустил отдельные частные ошибки. Этот подход с точки зрения мобилизации всей советской науки не отвечает истинным интересам дела. Что представляет в действительности академик И. И. Шмальгаузен? Это один из учеников академика Северцова, школа эволюционной морфологи которого во многом равноценна школе И. П. Павлова в области отечественной физиологии. Северцов и Шмальгаузен — продолжатели классического советского дарвинизма, созданного трудами братьев Ковалевских, И. И. Мечникова, которых мы возносим в противовес попыткам буржуазной реакции. С моей точки зрения, академик И. И. Шмальгаузен является их блестящим последователем. Его, конечно, нужно подвергать критике, но в том числе нужно критиковать и академика Т. Д. Лысенко.

Перейду к важнейшим задачам, которые должна была бы осуществить настоящая сессия Академии в области раскрытия истинных источников дарвинизма, на которые должна опираться наша советская биологическая наука. На что должны опираться советские дарвинисты в своей работе? На всё многообразие методов исследования явлений природы.

Основными источниками возникновения дарвинизма являлись методы селекции, с одной стороны, и методы эволюционной морфологии и экологии — с другой. Должны ли мы закрыть эти направления? Я думаю, что нет. Академик И. И. Шмальгаузен признаётся не только у нас, но и в передовых кругах международной науки блестящим представителем работ по эволюционной морфологии. И если академик И. И. Шмальгаузен ошибается в некоторых своих высказываниях, — а я на конференции в ноябре 1947 г. отметил своё несогласие с некоторыми занимаемыми им позициями, — то нельзя же в одну кучу валить эту многогранность направлений в биологии и всё складывать в один мешок под именем формальной генетики. Это фальсификация.

В советских условиях выросли новые направления, блестяще развивающие советский дарвинизм на новых основах. Это новая эволюционная физиология, основы которой были заложены И. И. Мечниковым, далее успешно развивались академиком И. П. Павловым, теперь развиваются академиком Л. А. Орбели и рядом советских физиологов. Эволюционная физиология являет собою действенный подход к природе организмов, к подчинению её нашему воздействию. Первое место в разработке этого направления принадлежит И. В. Мичурину. Это признание я неоднократно высказывал и не под давлением сегодняшней сессии, на которой несколько односторонне протекает дискуссия. Нет другого места, где бы так полно были показаны достижения Мичурина и Лысенко, как в Биологическом музее имени Тимирязева; нигде вы не найдёте такого полного показа достижений Мичурина.

А. А. Авакян. Попробовали бы не показать!

Б. М. Завадовский. Но одновременно я утверждаю, что мичуринское направление не может собой покрыть, исчерпать, устранить все те направления, которые мы имеем наряду с мичуринским направлением.

Вряд ли кто может серьёзно предложить мичуринское направление в отношении животных организмов, особенно в той вариации, которую придаёт Т. Д. Лысенко вегетативной гибридизации видов. Вегетативные гибриды на животных, кроме создания химер — разнокрылых бабочек, — ещё не предлагались. Дайте конкретно указания и предложения, как применить методы вегетативной гибридизации (первый символ веры Т. Д. Лысенко) по отношению к животному миру.

И. И. Презент. Почему должны за вас думать?

Б. М. Завадовский. Должно быть, физиологи и животноводы недостаточно талантливы. Помогите нам, таланты и поклонники талантов, окажите действенную помощь.

Но есть и другие методы и приёмы, которые нельзя приносить в жертву и отрицать в науке и практике только потому, что они не находятся в поле зрения Т. Д. Лысенко.

Какие есть ещё направления? Я утверждаю по своему личному опыту советского биолога-большевика, что методы полиплоидии, которые применили Сахаров при создании новых сортов гречихи или М. С. Навашин при создании им повышенно урожайны сортов кок-сагыза, могут найти заслуженное место в нашем социалистическом хозяйстве. И совершенно не нужно, во славу работы, которую развивает Т. Д. Лысенко, гробить и уничтожать эти направления. Надо критиковать Сахарова, Навашина и Жебрака там, где они допускают теоретические ошибки. Но, когда я услышал здесь призыв разгромить менделистов-морганистов, не давать им возможности работать, мне стало совершенно ясно, какой ущерб принесут такие действия народному хозяйству.

В дарвинизме имеется и такое направление, которое опирается на экспериментально-физиологические методы познания факторов регуляции жизненных отправлений. Не буду приводить всех примеров, а укажу только на гормонально-химический метод управления процессами размножения, которые уже получили своё признание в деле стимуляции размножения и борьбы с яловостью у сельскохозяйственных животных. Укажу также на фитогормоны в растениеводстве. Все эти методы пробивают с трудом дорогу в народное хозяйство только потому, что Т. Д. Лысенко ещё не включил их в сферу своего влияния и до сих пор оказывал им серьёзное сопротивление.

Разве этот подход к анализу и направлению работ в области советской биологической науки правилен и служит на пользу государству? Это превращение государственных задач в задачи монополии. Никто не мог доказать на практике, что методы полиплоидии не оправдали себя. Сорта пшеницы и ржи, которыми засеваются миллионы гектаров, созданы генетиками — А. П. Шехурдиным, П. И. Лисицыным и П. Н. Константиновым.

И. И. Презент. На основе?

Б. М. Завадовский. На основе многогранного и многостороннего использования всех направлений и методов, которые создаёт дарвиновская наука.

И. И. Презент. Неясно, тов. Завадовский.

Б. М. Завадовский. И в том числе не в противоречии с законами Менделя, а часто опираясь на них.

Полагаю, что такая узкая, ограниченная, односторонняя линия опорочивания не только методов, но и людей, которые работают не в плане поощряемом, — это вещь недопустимая.

С большим прискорбием я услышал здесь выступление тов. Муромцева, который, я считаю, так выступил только потому что, как ему показалось, это требовалось обстановкой. Я так думаю, потому, что нет оснований тов. Муромцеву с позиций его опыта, хорошего положительного опыта, выступать здесь с клеймением форм работы, которые он, должно быть, недостаточно изучил и знает.

Разрешите теперь перейти к вопросу, который меня особенно волнует. То, что у нас происходит, к моему глубокому огорчению и огорчению многих и многих других лиц, вступает в ряде случаев в прямое противоречие с указаниями Дарвина и Тимирязева.

Товарищи, надо в конце концов уяснить нашу обязанность оперировать правильными понятиями и не маскировать правильное мировоззрение того или другого из нас под неподходящие формы, а это, к сожалению, происходит довольно часто.

Я дал свою схему, которую прошу деловыми доводами опровергнуть. Она отчётливо демонстрирует, что существует три направления: дарвинизм, неодарвинизм и неоламаркизм.

Учение Дарвина включает в себя стройную систему, с настолько органически пригнанными друг к другу отдельными частями (кроме его побочных и в том числе социально-дарвинистских ошибок), что её нельзя разорвать на части.

И вот что я читаю у тов. Лысенко по вопросу об отношении его к дарвинизму в его труде "Естественный отбор и внутривидовая конкуренция".

"Известно, что Дарвин и дарвинисты указывают на общенаблюдаемое большое несоответствие между количеством появляющихся на свет зачатков органических форм и количеством организмов, достигающих зрелого и старческого возраста. Например, у растений, насекомых или рыб число организмов зрелого возраста в сотни и тысячи раз меньше, чем рождённых зачатков. Но объяснение причин этого явления, данное Дарвином и дальше повторяемое многими (если не всеми) дарвинистами и исходящее из внутривидовой конкуренции, я считаю неверным" (журнал "Совхозное производство", №1, 1946 г., стр.12).

Тут всё ясно сказано. Я десять лет пытался сигнализировать о зародышах нарастающих ошибок, когда тов. Лысенко начал отступать от дарвинизма, но он ещё называл себя дарвинистом. А здесь, в этой цитате, тов. Лысенко в своём субъективном сознании признаёт, что с Дарвином и большинством, если не всеми дарвинистами, он не согласен.

Кто даёт право под формулу дарвинизма включать то содержание, которое противоречит этому учению? Надо называть, тов. Лысенко, вещи их именами. Но тогда перед тов. Лысенко встаёт обязанность не диктаторски и не изречениями оракула заставить нас изменить своё отношение к дарвинизму, а дать всестороннее обоснование новых лысенковских воззрений, показать, во имя чего и почему мы неоламаркизм должны перестать разоблачать как антидарвиновское, антимарксистское учение.

Это очень серьёзная задача, и её тов. Лысенко пока ещё явно не успел разрешить. Но тогда вспомним слова К. А. Тимирязева о том, что Дарвин 20 лет думал, прежде чем опубликовать свою систему учения. Почему же тов. Лысенко поторопился на основании единичных фактов создать тот разброд умов, который возник сейчас в высшей школе, а равно и в сельскохозяйственной практике, когда люди часто говорят: если назвать дарвинизмом то, чему учит тов. Лысенко, то мы вступаем в противоречие с собственной совестью учёных и педагогов. Тогда давайте говорить прямо, — почему мы отказываемся от дарвинизма. Можем ли принять эти новые установки тов. Лысенко? Нет, потому что эта система уже перерастает в систему очень серьёзных заблуждений.

В той же работе тов. Лысенко я вижу несколько мест, где он прямо и ясно говорит о том, что он не принимает категорию случайности, как форму закономерности, признаваемую марксистской диалектикой:

"В редчайших случаях, если и можно наблюдать перенаселённость, то это происходит не на основе биологической необходимости (закономерности), а чисто случайно и не входит в цепь закономерностей эволюции" ("Совхозное производство", №1, 1946 г.).

Как это понять? Ведь мы хотим, чтобы нас честно убедили, что Т. Д. Лысенко не обязывает нас перестроить всю нашу линию понимания марксистской диалектики. Здесь отрицание случайности. Мы обучаемся азбуке марксизма по трудам классиков марксизма-ленинизма, которые нас справедливо учат рассматривать случайность как форму проявления закономерности.

Все эти вещи создают непримиримые противоречия, разброд умов в советской общественности; они не разрешаются теми формами выступлений, которые мы здесь слышали. Они требуют более глубокого и серьёзного рассмотрения, братской помощи заблуждающимся.

Что меня ещё более тревожит? Что в этих новых работах тов. Лысенко вступает в противоречие не только с Дарвином, Тимирязевым и Мичуриным, но и основами марксизма-ленинизма в смысле умения читать конкретные, ясные и чёткие высказывания классиков марксизма. В своём докладе тов. Лысенко апеллировал к месту в письме Энгельса к Лаврову. В этом письме тов. Лысенко вычитал, якобы, что Энгельс осуждает факт и теорию "перенаселённости" и внутривидовой конкуренции в живой природе. Я уже в "Литературной газете" пытался поправить эту грубейшую ошибку — это, по существу, ревизию основ марксизма — как рецидив дюрингианства.

Я утверждаю, что во всей аргументации, которую мы до сих пор слышали и видели в ряде публикаций творческих дарвинистов, тов. Лысенко и его сторонники не поняли Энгельса. В этой цитате, которую не буду здесь повторять, Энгельс имел в виду ошибки буржуазных естествоиспытателей и социологов в использовании законов борьбы за существование в природе, в переносе их только на человеческое общество в духе мальтузианства. Тов. Лысенко и его сторонники, — повторяю, — не дали ни одного нового аргумента в пользу своих позиций, кроме тех, которые приводил в своё время Дюринг и которые опровергнуты в "Анти-Дюринге" Энгельсом.

Если место в письме Энгельса к Лаврову внушает сомнение в правильности интерпретации, то давайте изучать "Анти-Дюринг" Энгельса не по форме, а по существу.

Здесь у меня есть "Анти-Дюринг"; можно это повторить; в конце концов: повторенье — мать ученья. Что же написано в "Литературной газете"?

"Энгельс считал учение о внутривидовой конкуренции в природе настолько вредным, что полагал необходимым воевать с этим учением".

"Но совершенно очевидно, что учение о внутривидовой конкуренции, якобы неизбежно вытекающей из-за недостатка пищи для всех народившихся особей, есть учение Мальтуса, опровергнутое и отброшенное классиками марксизма-ленинизма" (Авакян и др. "Литературная газета", №59, 1947 г.).

Теперь читаю, что писал Энгельс в "Анти-Дюринге", в книге, которую он считал необходимым довести до сведения широкого читателя, до сведения мировой общественности, а не только в частном письме к Лаврову, предполагая, что Лавров достаточно грамотен, чтобы понять его мысли:

"Прежде всего Дарвину ставится в упрёк, что он перенёс теорию народонаселения Мальтуса из политической экономии в естествознание, что он находится во власти понятий животновода, что в своей теории борьбы за существование он предаётся ненаучной полупоэзии и что весь дарвинизм, за вычетом того, что заимствовано им у Ламарка, представляет изрядную долю зверства, направленного против человечности" (Ф. Энгельс, "Анти-Дюринг", 1948 г., стр. 64).

Изложивши далее с исключительной точностью историческое содержание теории Дарвина, как теории отбора, основанного на индивидуальных особенностях отдельных особей, определяющих преимущества перед другими особями того же вида в борьбе за существование, Энгельс даёт в заключение прямой ответ господину Дюрингу:

"...Дарвину вовсе не приходило в голову говорить, что происхождение идеи борьбы за существование следует искать у Мальтуса. Он говорит только, что его теория борьбы за существование есть теория Мальтуса, применённая ко всему миру растений и животных".

И далее:

И подобно тому как закон заработной платы сохранил своё значение и после того, как давно уже заглохли мальтузианские доводы, которыми его обосновывал Рикардо, точно так же и борьба за существование может происходить в природе помимо какого бы то ни было мальтузианского её истолкования (там же, стр. 65-66).

Вот чему учат классики марксизма: брать у врага достижения науки, но подчинять их интересам рабочего класса. Почему же нас сейчас хотят обязать отречься от менделизма с его конкретным содержанием фактов?

У Маркса мы видим прямое подтверждение и высокоположительную оценку открытой Дарвином геометрической прогрессии, или, что то же, факта перенаселения в царстве животных и растений. Более того, — Дарвин опроверг мальтусовскую теорию перенаселения в человеческом обществе, потому что доказал существование перенаселения в мире животных и растений.

Что делают сторонники Лысенко для того, чтобы защитить его престиж даже там, где сделаны грубейшие ошибки против марксизма?

Тов. Авакян и другие в своей уже упоминавшейся статье в "Литературной газете" прибегли к фальсификации мыслей К. Маркса. Они цитируют одно яркое место из "Теории прибавочной стоимости" Маркса, но предусмотрительно опускают предшествовавшие этому месту две фразы. Вот эта цитата в её полном виде:

"Дарвин в своём превосходном сочинении не видел, что он опровергает теорию Мальтуса, открывая в царстве животных и растений "геометрическую" прогрессию. Теория Мальтуса основывается как раз на том, что он уоллесовскую геометрическую прогрессию человека противопоставляет химерической "арифметической" прогрессии животных и растений. В произведении Дарвина, например, в обсуждении причин вымирания видов, заключается и детальное — не говоря об его основном принципе — естественно-историческое опровержение мальтусовской теории" (К. Маркс. "Теории прибавочной стоимости", т. II, часть I, стр. 209).

Таким образом, у Маркса мы видим прямое подтверждение и высоко положительную оценку открытой Дарвином геометрической прогрессии в царстве животных и растений. Более того, только вдумываясь в эту цитату в её полном виде, можно понять поистине диалектическое построение тезиса Маркса. Дарвин опроверг мальтусову теорию перенаселения в человеческом обществе именно тем, что доказал существование перенаселения в мире животных и растений.

Что же делают Авакян и другие? Они взяли из трёх фраз Маркса только последнюю, понимая, что первые фразы побивают их статью, которую они опубликовали в "Литературной газете".

Голос с места. Но эти две фразы приведены в статье Т. Д. Лысенко.

Б. М. Завадовский. Я полагаю, что противоречия, которые возникают в этой области, исключительно серьёзны и ответственны. Речь идёт о том, что, подходя со всей частностью и ответственностью большевика-учёного к тому, чему учил нас марксизм-ленинизм и в чём нас хотят обвинить, следовало бы полностью подчиниться тому правильному, что есть в работах Т. Д. Лысенко, и отметить то неправильное, что имеется в этих работах, и в чём я вижу противоречие тому, чему меня учила партия в основах марксизма-ленинизма. И я хочу, чтобы меня не шельмовали за то, что я честно выступил со своими сомнениями, а чтобы разъяснили, как увязать "Анти-Дюринга" Энгельса с новыми воззрениями так называемого "творческого дарвинизма". Этого я из доклада Т. Д. Лысенко не увидел.

Мы обязаны все методы, силы и средства советских учёных и практиков поставить на службу народному хозяйству для укрепления экономики нашей страны. Но вместо того, чтобы прежде всего подумать о формах объединения наших сил, выступавшие здесь слишком много приложили усилий к тому, чтобы опорочить, ошельмовать всех инакомыслящих. Думаю, политика и линия раскола, разброда — это линия неправильная.

Академик П. П. Лобанов. Время, предоставленное тов. Завадовскому на выступление, исчерпано. Большинство участников сессии склоняется к тому, чтобы продлить это время. Объявляется перерыв на 7 минут.

После перерыва вновь предоставляется слово Б. М. Завадовскому.

Б. М. Завадовский. В первую очередь я позволю себе остановиться на том, как я понимаю те противоречия, которые возникают в работе по развитию мичуринского направления.

Я с первых дней, когда познакомился с работами Т. Д. Лысенко, приветствовал и до сих пор положительно оцениваю ряд его положений: теорию стадийного развития, летние посадки картофеля на юге.

Самая большая заслуга Т. Д. Лысенко в том, что он привлёк внимание к работам Мичурина, которые игнорировались формальными генетиками. Всё это я подчёркиваю сейчас как большую заслугу Т. Д. Лысенко.

Но если мы хотим развивать мичуринское учение, то должны помнить нашу обязанность изучать классиков в подлиннике. И вот мне хочется сказать, что с этой точки зрения Т. Д. Лысенко в своих работах допускает огромную односторонность, развивая одну лишь сторону творческого наследства, оставленного Мичуриным, а иногда и даже в какой-то мере, по непонятным причинам, опорочивает работы других последователей Мичурина, как, например, работы Н. В. Цицина, который эти другие стороны мичуринского учения творчески и эффективно развивает.

Остановлюсь на вопросе о том, из чего складывается учение Мичурина, и пусть кто-нибудь меня попробует переубедить, что я плохо понимаю это учение.

Первое и основное положение мичуринского учения — это метод половой географической, межвидовой и межсортовой гибридизации, как способ создания широкого разнообразия гибридного материала, который является в дальнейшем предметом воспитания и отбора в мичуринском понимании. В этом учении Мичурина половой гибридизации отводится первое место, как первой основе материала, над которым работает Мичурин методом воспитания и селекции. Здесь Мичурин является продолжателем, лучшим продолжателем истинного дарвиновского учения.

Как ставит этот вопрос Т. Д. Лысенко? В своей работе "Наследственность и её изменчивость" и в докладе, который мы здесь слышали, он фактически переворачивает последовательность и степень значимости мичуринских принципов. Он говорит: "Расшатывание наследственности можно получить: 1) путём прививки, путём сращивания тканей растений разных пород; 2) посредством воздействия в определённые моменты прохождения тех или иных процессов развития условиями внешней среды; 3) путём скрещивания, в особенности форм, резко различающихся по месту своего обитания или происхождения" (Т. Д. Лысенко. "Работы в дни Великой Отечественной войны", 1943 г., стр. 62).

Все эти три пункта формально правильны. Все три пункта мичуринского учения здесь включены, но последовательность их изменена. На первое место ставится метод вегетативной гибридизации, т. е. прививки, в то время как мичуринское учение говорит, что основа для создания разнообразных форм — это половая гибридизация. Метод прививки у Мичурина продолжает рассматриваться как метод бесполого размножения, в основном, служащий поддержкой ценных форм, отобранных Мичуриным. Но в противоположность действительно формалистическим представлениям своих предшественников, Мичурин внёс гениальное предположение, что вегетативная гибридизация не есть только метод закрепления, но и метод дальнейшего развития наиболее ценных наследственных качеств. Поэтому метод прививок является не первичным, а вторичным, но также ценным методом.

Но, товарищи, ведь надо правдиво информировать нашу советскую общественность о том, что мичуринское учение уже приобретает иные формы и половая гибридизация ставится на третье место в системе воззрений Т. Д. Лысенко. Я ещё не нашёл достаточно сильных убедительных обоснований и признаний того, почему Трофим Денисович в этом отношении отходит от мичуринского учения и зачем отходит. Но почему же здесь не говорить об этом простым языком? Я за новаторство, и, если меня убедят, что новая форма мичуринского учения оправдывает себя, я это признаю. Но надо говорить об этом прямо, а не замаскировывать, как это делает В. Н. Столетов, когда он говорит, что по существу мичуринское учение возникло тогда, когда к нему прикоснулся Т. Д. Лысенко. Тогда я считаю, что это неправильно, потому что это дезориентирует советскую общественность, которая, высоко ценя учение Дарвина-Тимирязева, верит, что это мичуринское учение является прямым продолжением их учения.

Спрашивается, почему подвергаются оспариванию блестящие работы Н. В. Цицина, не менее блестящие, чем положения, имеющиеся в трудах Т. Д. Лысенко, в которых он применяет другую сторону мичуринского учения — метод половой гибридизации. Советская общественность должна получить правдивый ответ, потому что в её представлении и Цицин и Лысенко являются продолжателями мичуринского направления, тогда как Лысенко и его ученики стараются опорочить тот метод Мичурина, который плодотворно развивает Цицин. Я полагаю, что это требует объяснения, и я бы хотел, чтобы здесь было дано деловое объяснение.

Но есть, товарищи, и другие моменты, которые меня тревожат, потому что в других случаях Т. Д. Лысенко вступает в прямое противоречие с мичуринским учением не только в теоретических вопросах, но и в вопросах практики.

Т. Д. Лысенко прибегает к таким расплывчатым терминам, как "хорошие" и "плохие" агротехнические условия. Под "хорошим" содержанием автор подразумевает обильное удобрение, но не так легко примирить это утверждение Лысенко с учением Мичурина. У Мичурина выходит, что тучная почва в известных случаях не приносит пользы растениям, что слишком обильное кормление молодых животных идёт им во вред. Вопрос о том, что является "хорошим", а что является "плохим" условием, решается не так просто, как это можно понять из выражений Т. Д. Лысенко.

Вот вам один из многих примеров того, что у Т. Д. Лысенко не сводятся концы с концами. Т. Д. Лысенко высказывает блестящие новаторские идеи, но у него имеются отдельные моменты, которые не оправдываются, нет той продуманности в системе, на которой он пытается строить советскую биологическую науку.

Этим противоречиям Т. Д. Лысенко обязан был уделить больше внимания, с тем чтобы всякий, кто хочет учиться, понял бы, что к чему. И если нужно исправить Мичурина, то об этом надо сказать прямо. Но когда создаётся такого рода влияние, подчиняющее массы гипнозу имени и авторитета человека с высоким положением, то это не является залогом создания советской науки. Так учит нас наша партия. А слышали ли мы хоть одно слово несогласия, которое могло бы исправить положение и прекратить огульное и не совсем здоровое опорочивание?

Кому и почему надо было отнести меня к вейсманистам и формальным генетикам? Только потому, что я неоднократно выступал и буду выступать с указанием на ошибки в работах тов. Лысенко, только потому, что я указывал неоднократно, что тов. Лысенко, будучи новатором в одной области, в других областях стал большим тормозом многих нужных и полезных направлений. Я это неоднократно высказывал и на заседаниях Академии и в присутствии тов. Лысенко, и этого не скрываю. Но разве поэтому надо меня порочить и приклеивать мне ярлыки?

Почему я попал в разряд мальтузианцев? Вот моя брошюра времён войны "Расовый бред германского фашизма", где бОльшая часть работы посвящена мальтузианству и социал-дарвинизму. Знали об этой работе те, которые окрестили меня мальтузианцем? Знали хотя бы потому, что, находясь в эвакуации, из Омска я посылал тов. Митину в редакцию журнала "Под знаменем марксизма" две статьи на эту же тему с разоблачением мальтузианства и социал-дарвинизма. Я тогда получил ответ, что он не нашёл возможным печатать мою работу, потому что печатаются другие работы. Я просматривал эти работы и утверждаю, что выдвигал ряд моментов, которые другими статьями не были освещены. Оказывается, тов. Митин, в то время редактор журнала и редактор научного и философского отделов, не знает, чему верить: тому ли, что я мальтузианец, или тому, что он читал о моих работах и знал по ряду выступлений, в том числе и в Лондоне на съезде по истории науки и техники, где я выступал с разоблачением мальтузианства.

Меня нужно было ошельмовать, потому что меня надо превратить в законопослушного поклонника таланта. Вряд ли это, товарищи, нужно и полезно.

Теперь разрешите ответить на записки.

Вопрос. Признаёте ли вы наследование приобретённых признаков? Дайте конкретный ответ.

Б. М. Завадовский. В схеме, которую я передал в президиум, по этому вопросу я отвечаю так: для Ламарка существовало только схема наследования приобретённых признаков. Дарвин в этом месте был недостаточно чёток; он уступил, признавая наследование приобретённых признаков, и сделал, с моей точки зрения, этим большую ошибку.

Как Тимирязев говорит по этому вопросу?

И. И. Презент. Вы не говорите о Тимирязеве, скажите вашу точку зрения.

Б. М. Завадовский. Я ученик Тимирязева и должен это сказать. Тимирязев говорит, что вопрос о наследовании определённых признаков имеет диференцированный ответ. В частности, Тимирязев признавал наследование определённых признаков у растительных организмов и считал невероятным наследование их у животных организмов.

Эту формулу Тимирязева я, в меру моего понимания, принимаю так. Считаю, что в известных конкретных условиях наследование возможно. Вопрос определяется не какими-то схемами, которые везде признают или не признают. Там, где речь идёт о простейших организмах, где организм находится в известном смысле защищённым от воздействия внешней среды, нет оснований отрицать наследование определённых признаков у простейших растительных организмов в определённых условия. В своей книге "Дарвинизм и марксизм" (1926 г.) я приводил конкретно общую схему наследования определённых признаков при условии воздействия внешней среды через гормональные органы. Но считаю, что это не так просто и не так массово и не так механистично, как это защищает Т. Д. Лысенко. Я считаю, что у высших организмов, в частности, у позвоночных, изучению которых я посвятил свою жизнь, через эндокринные органы, через определённые химические агенты, антигенные гормоны можно осуществить и направленное изменение.

Давайте договоримся, что надо не шельмовать, а конкретно указать, почему и как это должно осуществляться, но борьба на два фронта необходима, и пусть скажут, где фронт механистический, где меньшевиствующий идеализм и где фронт правильный. А пока я вправе думать, что по мере сил и способностей защищаю партийное указание в борьбе за генеральную линию партии в разрешении проблем теории дарвинизма.

Академик П. П. Лобанов. Объявляется перерыв до вечера.

( Заседание закрывается )