Герберт Уэллс:
Жизнь и творчество

Олег Акимов

Герберт Уэллс (Herbert Wells) Характер двадцатого века во многом определило творчество и сама личность Герберта Уэллса. На русский язык переведено практически всё, что он написал, причем это всё можно без труда отыскать в Интернете. Перед первой главой «Истории науки» ставится практически невыполнимая задача — объять необъятное, то есть как можно полнее рассказать о великом англичанине, оказавшем колоссальное влияние на современную науку. Можно уверенно сказать, что, например, без «Машины времени» не было бы и теории относительности, которая является прямым отражением общественных ожиданий существования четырехмерного пространственно-временного континуума.

Книга Ю.И. Кагарлицкого

Пишущие об Уэллсе рассказывают, что лучше всех в нашей стране его жизненный путь изучил Ю.И. Кагарлицкий. В «Независимой газете» от 16 мая 2000 года есть сообщение о его смерти. Начинается оно так: «В возрасте 74 лет ушел из жизни крупный советский ученый, профессор ГИТИСа, вице-президент международного Уэллсовского общества (Великобритания) Юлий Иосифович Кагарлицкий». В послесловии к книге «Вглядываясь в грядущее» [10] — далее этой книге будет отдано всё наше внимание — автор рассказывает, как он пришел к Уэллсу. «Первый рассказ Уэллса, — вспоминает Кагарлицкий, — я прочитал школьником. … В университете я написал работу "Герберт Джордж Уэллс". У нее был подзаголовок "курсовая работа". … В Гослитиздате мне заказали предисловие к "Человеку-невидимке". Что греха таить, я его списал из курсовой работы. А потом пошло-поехало». «В 1972 году, — пишет уже в предисловие к интересующей нас книге председатель Уэллсовского общества, Патрик Париндер, — он получил в США Международную премию "Пилигрим" за популяризацию творчества Уэллса в России и за упомянутую книгу о нем, переведенную два года спустя в Италии. В 1982 году Кагарлицкий был избран вице-президентом Международного Уэллсовского общества (Англия)».

Часто советский автор становился широко известным на Западе только тогда, когда им по тем или иным причинам заинтересовались «компетентные органы». Так случилась и на сей раз. «Независимая газета» сообщила: «В начале 80-х в жизни ученого произошла трагедия. Его сын Борис Кагарлицкий, ныне известный политолог, постоянный автор "НГ", тогда "без пяти минут" выпускник ГИТИСа, был обвинен органами Госбезопасности в издании подпольного партийного журнала "Левый поворот", в результате чего год находился под следствием. КГБ начал травлю старшего Кагарлицкого, не отрекшегося от сына, в результате которой он был лишен не только возможности преподавать, но и работать вообще. Не помогло ему (или помогло в крайне малой степени) Открытое письмо в защиту профессора Кагарлицкого, опубликованное в английской прессе за подписями Питера Брука, Тревора Нанна и других знаменитых деятелей современного британского театра. Кагарлицкий вернулся к преподаванию через десять лет, но полностью оправиться от моральной катастрофы, подкосившей его творческую карьеру, уже не было сил».

«Вглядываясь в грядущее» является, по-видимому, итоговой работой Кагарлицкого по Уэллсу, но скомпонована она довольно странно. Книга лишена неотъемлемых атрибутов исследовательской монографии. В ней нет списка литературы, именного и предметного указателя, отсутствуют какие-либо примечания и ссылки (кроме двух — на Ленина и Энгельса). Объемистый труд плохо структурирован. Длинные абзацы так и просятся на расчленение на два-три более коротких, а некоторые короткие абзацы в два-три предложения хочется объединить в один длинный (иногда эти желания осуществлялись). Названия «Начало», «Середина» и «Конец» нам ни о чём не говорят; они расставлены только в соответствии с границами текста. Другие заголовки возникают совершенно случайно и слабо связаны с содержанием. Вот несколько примеров: «Интермедия с очень дурным началом»; «...С продолжением, которое должно порадовать всех, кто хоть немного успел привязаться к нашему, не лишенному недостатков, но не такому уж плохому герою»; «...С отступлением, которое, впрочем, вправе опустить всякий, кто не любит рассказов Уэллса»; «...И со счастливым концом»; «О чем же он все-таки писал». Эти искусственные перегородки в тексте ни на что не ориентируют читателя.

Между тем анализ каждой книги Уэллса всегда где-то начинается и заканчивается. Как было бы удобно, если бы в оглавлении стояли названия: «Машина времени», «Война миров» и так далее. То же самое касается и биографии английского писателя, которая отчетливо делится на творческие периоды. Интересы Герберта Уэллса слишком разнообразны, чтобы не делать никаких разделов и подразделов. Одних может интересовать только фантастика, других — политические воззрения, третьих — любовные похождения писателя. Сваливать всё это в одну кучу было бы неправильно. Зачем заставлять бедного читателя перелопачивать толстенный фолиант ради того, чтобы узнать, например, содержание бесед Уэллса с Лениным (1920), Сталиным (1934) или с Бернардом Шоу? Жизнь мировой знаменитости богата на события, поэтому нужно было позаботиться о каком-то, пусть самом грубом, ориентире в большом потоке собственных имен.

Можно простить писателя, который, отправляя читателя по бескрайним просторам своей книги, забыл вручить ему компас и навигационные карты. Возможно, он хотел, чтобы путешественник отыскал собственный путь в Уэллсовской вселенной. Но как понять автора, который перед тем как отправить читателя в длительное путешествие зачем-то поджог маскирующую шашку, дым которой застлал глаза путнику. Лично меня сбило с толку предложение Кагарлицкого: «Излишней скромностью он [Уэллс] не отличался и, когда его однажды назвали гением, ответил без лишних затей: "Да, я гениален"».

Не знаю, в каком контексте была сказана последняя фраза, но точно знаю, что нельзя было заканчивать вводный раздел извлечением из автобиографии Уэллса: «Я прожил не исключительную жизнь, а шаблонную; ее ценность — в ее типичности; благодаря этому она и сохраняет свой интерес». В своем жизнеописании писатель мог сказать про себя всё что угодно, но мы не вправе его слова, появившиеся как раз в силу «излишней скромности», вывешивать в качестве транспаранта. Можно не сомневаться, он прожил исключительную жизнь, не шаблонную и не типичную. Именно такое напутствие хочется дать всякому, кто впервые сталкивается с Уэллсом.

И ещё. В 1908 году Уэллс изрёк: «Писательство — одна из нынешних форм авантюризма. Искатели приключений прошлых веков ныне сделались бы писателями» [11]. Это — очень верная мысль, в чём лишний раз убеждаешься, когда знакомишься с творчеством таких писателей как Фрейд и Эйнштейн. Произведения этих авторов нужно ставить на одну полку с книгами Уэллса. Многие люди нашего столетия всё ещё называют их учёными, но это большая ошибка. Они были писателями фантастических романов, содержание которых ничего общего с наукой не имеет. Научный трактат не способен привести миллионы обывателей в состояние иступленного возбуждения. И если такое случилось, значит, мы имеем дело с конкистадором, убедившим неискушённую общественность, что за семью морями находятся несметные богатства.

Мое брюзжание по поводу оформления содержания книги Юлия Кагарлицкого с лихвой компенсируются прекрасно написанным текстом, который читается легко и с неослабным вниманием. Особенно превосходно описано детство и молодые годы английского писателя. Начало книги выдержано в хорошем юмористическом ключе в духе Марка Твена. Кажется, что даже Герберт Уэллс лишен такого чисто английского остроумия, который местами продемонстрировал Кагарлицкий. Похоже, что достоинства книги являются непосредственным продолжением ее недостатков. Быть может, автор с самого начала задумывал написать увлекательный роман о знаменитом английском писателе и общественном деятеле. Он не хотел превращать свои многолетние изыскания в академические анналы, похожие на скучную статью из энциклопедического словаря. В итоге на свет появилось оригинальное художественное произведение, которому в России, наверняка, обеспечена долгая жизнь и пристальное внимание.

Этот скромный литературный этюд представляет собой сокращенный вариант книги «Вглядываясь в грядущее: Книга о Герберте Уэллсе» [10], который, конечно же, безжалостно коверкает высокохудожественный стиль Юлия Кагарлицкого. Этюд снабжен небольшими комментариями и фрагментами из работ самого Уэллса.

Родители писателя

В период с 1909 по 1917 год в России вышло собрание сочинений Герберта Уэлсса в 16-ти томах. Издательство «Шиповник» попросило автора в качестве предисловия к этому собранию написать что-то о себе. Относительно своих родителей он рассказал следующее: «Мне сейчас сорок два года, и я родился в том странном неопределенном сословии, которое у нас в Англии называется средним классом. Я ни чуточки не аристократ; дальше деда и бабки не помню никаких своих предков, да и о тех я знаю весьма немного, так как они умерли до моего рождения. У моего деда по матери был постоялый двор. Кроме того, он держал почтовых лошадей, покуда не прошла железная дорога, а мой дед по отцу был старший садовник у лорда де Лисли в Кенте. Он несколько раз менял свою профессию, и ему то везло, то нет. Отец мой долгое время держал под Лондоном мелочную лавчонку и пополнял свой бюджет игрою в крикет. В эту игру люди играют для развлечения, но она бывает также и зрелищем, а за зрелища платят деньги. Это породило игроков-профессионалов вроде моего отца. Со своей торговлей он прогорел, и моя мать, которая до замужества была горничной, поступила экономкой в богатую усадьбу» [11].

Семейство Сары Нил, матери Герберта Уэллса, когда-то перебралось из Северной Ирландии в предместье Лондона, Мидхерст. Здесь ее отец открыл трактир. Сара родилась 10 октября 1822 года. В школе «для молодых леди» она научилась читать, писать и считать, а также получила некоторые сведения из географии и истории. Позже она училась портняжному и парикмахерскому мастерству. Всё это не было пустой тратой времени, так как с самого начала «из нее готовили прислугу, которая всегда могла бы рассчитывать на место в хорошей семье. В двадцать лет ее устроили в такую семью, но три года спустя она оттуда ушла, поняв, что ее хозяева придерживаются иных религиозных взглядов. Стерпеть подобное было невозможно. Следующие три года Сара состояла при жене некоего капитана Форда. С ней она побывала в Ирландии и многих городах Англии, но из-за болезни матери не могла с какого-то времени сопровождать миссис Форд в ее многочисленных поездках и вернулась домой. Два года спустя она нашла новое место. Было ей тогда без малого двадцать восемь, и день 7 сентября 1850 года, когда эта розовощекая миниатюрная девушка с наивными голубыми глазами и серьезным лицом вошла в ворота Ап-парка, до конца дней остался в ее памяти» [10, с. 17].

В Ап-парке Сара поступила на службу в большой дом (со 117 окнами) к мисс Фанни Буллок, с которой крепко сдружилась. Дом окружал парк, в котором работал садовником Джозеф Уэллс, будущий отец Герберта. «Их сближало то, что оба они были люди грамотные (тогда это отнюдь не было общим правилом), он много читал, а ей нравилось записывать все, что случалось с ней и вокруг нее. Но положительность, сдержанность (недоброжелатели назвали бы ее чопорностью) и некоторая доля душевной сухости Сары Нил никак не гармонировали с открытым, беспокойным и, как выяснилось с годами, раздражительным характером молодого человека, которому посчастливилось привлечь к себе ее внимание. Он был, что называется, "хороший парень", — но и только. Растения он любил, но окапывал их лишь по обязанности. Что он и впрямь делал с энтузиазмом, так это играл в крикет» [10, с. 20 – 21].

В Ап-парке Джо появился позже Сары, в 1951 году. После красивых ухаживаний, 22 ноября 1853, они венчались в одной из лондонских церквей. Джо поступил на новую работу, где ему предоставили жилье. В нём у них с Сарой появилась дочь, Фрэнсис. 9 Октября 1855 года они переселились в Бромли, где у родственников приобрели маленькую посудную лавку. «Джозефа никогда не натаскивали в умении вести приходно-расходные книги, оформлять кредит, налаживать отношения с оптовиками» [10, с. 25]. В итоге, в декабре 1957 года, в газете появилось объявление о продаже лавки. В этом же году у них родился сын Фрэнк, а еще через пять лет — второй сын Фред. Надо было думать о средствах, на которые можно было бы содержать разросшееся семейство Уэллсов. Лавку продать не удалось, торговля посудой шла из рук вон плохо. И Джо решил приторговывать инвентарем для крикета.

«До появления Джозефа Уэллса бромлейский крикетный клуб влачил жалкое существование. С его приездом он возродился к жизни, начал брать призы, а сам Джозеф все чаще получал приглашения выступить за какую-нибудь чужую команду. Эти игры оплачивались, и, хотя Джозеф по вечерам был не прочь посидеть с друзьями в пивной у Белла — всего-то и перейти через дорогу! — большая часть денег шла в дом. Еще он подрабатывал, обучая начинающих игроков» [10, с. 29]. Вскоре Джо сделался профессиональным крикетистом, его любили и за него болели многочисленные болельщики. Семья зажила счастливо, но вдруг случилось несчастье: в 1964 году умерла от приступа аппендицита девятилетняя Фрэнсис. Сара сильно горевала, пока, наконец, в сорок лет не родила третьего сына, Герберта, которого в детстве все звали Берти. На свет он появился 21 сентября 1866 года.

Непоседа Берти

«Берти не был милым ребенком. Сколько мать ни рассказывала ему, каким ангелочком была его сестра, умершая за два года до его рождения, пример этот не вызывал у него страсти к подражанию. Он с криком и топотом носился по лестницам, пытался отнять приглянувшиеся ему игрушки у старших братьев и поднимал дикий рев, когда они прикасались к чему-то, что, считал он, принадлежало ему, кусался, лягался, как-то раз запустил вилкой во Фрэнка, да так, что у того на всю жизнь оставался шрам на лбу, в другой раз кинул деревянную лошадку во Фреда, но промахнулся и всего лишь разбил окно. В конце концов, братья, тоже не отличавшиеся мирным нравом, затащили его на чердак и принялись душить подушкой. Почему им не удалось довести дело до конца, Уэллс не мог понять даже на седьмом десятке» [10, с. 34].

Берти неплохо рисовал и легко запоминал стихи, с раннего возраста научился читать, причем читал много и прочитанное запоминал на всю жизнь. К большому огорчению матери способный ребенок почему-то не захотел поверить в существование Всевышнего. «Само собой, Сара Уэллс прилагала все усилия к тому, чтобы укрепить своих детей в вере. С Берти это оказалось особенно трудно. Среди прочего Саре надо было поведать младшему сыну о рае и, к сожалению, об аде. При этом, надо отдать ей должное, она старалась не травмировать ребенка и слишком на последнем вопросе не задерживалась. Но не могла же она утаить от него правду и скрыть существование ада! У него же рассказы об адских муках вызывали столь яростный гнев против того, кто их изобрел, что мальчику грозила опасность вырасти богохульником. Чем дальше, тем больше становилось очевидным, что Берти не только ее сын, но еще и сын Джозефа» [10, с. 35], который, добавим мы от себя, к святой вере относился более чем легкомысленно.

Берти с 1974 по 1880 год учился в частной школе, которая называлась «Коммерческой академией Морли». Незадолго до поступления в это заведение он сломал ногу и лежал дома. Из-за вынужденного безделья он прочитал множество книг, которые ему приносил отец из «Литературного института». Это были: «"Естественная история" Вуда, какой-то двухтомник по географии, биография герцога Веллингтона, история гражданской войны в США и переплетенные комплекты "Панча" и другого тогдашнего юмористического журнала "Фан"» [10, с. 40]. В результате этого Берти оказался намного более развитым ребенком, чем все остальные его сверстники. «"Если бы я не сломал тогда ногу, я, возможно, не был бы сейчас жив и не писал бы эту автобиографию, а давно бы уже умер измученным и выгнанным с работы приказчиком" — так оценивал потом Уэллс это событие своей жизни. В "Опыте автобиографии" он посвятил ему целую главку» [10, с. 41].

Первое литературное произведение Герберт Джозеф Уэллс написал в 13 лет. Оно называлось «Маргаритка в пустыне». В нем «высмеивались короли, политики, генералы и епископы». При этом юный автор «выдал себя за редактора, завершившего работу некоего Басса (домашнее прозвище Уэллса), которому пришлось удалиться в сумасшедший дом, где ему запретили заниматься литературой. В 1957 году "Маргаритка в пустыне" вышла в США как факсимильное издание» [10, с. 41].

Между тем мать готовила Берти не к свободной профессии писателя, а мечтала о карьере приказчика, работающего в каком-нибудь мануфактурном магазинчике, как это уже случилось с ее старшим сыном, Фрэнком. Впрочем, пока что младшему сыну нужно было закончить школу. И тут произошло непредвиденное: за три года до ее окончания, в октябре 1877 года, Джозеф Уэллс, подстригая виноградные ветви, упал с садовой лестницы и сломал тазобедренную кость. «С крикетом было покончено» [10, с. 44] и с хорошим денежным доходом профессионального игрока — тоже.

Старая подруга Сары, Фанни Буллок, которая к 1880 году преобразилась в уважаемую леди Фетерстонхау, пригласила ее в свой большой дом (со 117 окнами) в качестве домоправительницы. Не долго раздумывая, Сара оставила своего калеку-мужа в Бромли, а сама поехала в Ап-парк. После окончания школы Берти не остался в родном доме с отцом и не поехал в чужой дом к матери, а отправился к своему состоятельному дядюшке Тому или Томасу Пенникоту. Он — владелец гостиницы в Виндзоре. Благодаря его связям Берти поступил на службу в магазин Роджера и Денайера, располагавшийся недалеко от Королевского замка, в качестве «юного кассира и уборщика» [10, с. 47].

Будущий прославленный писатель очень плохо справлялся со своими обязанностями, так что через месяц был уволен из солидного заведения. Тогда тот же дядя пристроил безалаберного подростка практикантом в школе в Мидхерсте, где учителем работал Альфред Уильямс — дальний родственник Сары (не забудем, что в этом местечке она родилась). «Срок практики можно было сократить, сдавая в ходе ее экзамены в "Колледже наставников"; Уильяме надеялся, что Берти уже года через два станет полноправным учителем» [10, с. 49].

«Трудность состояла в том, — пишет Кагарлицкий, — что многие мальчишки были выше него ростом, сильнее и горластее» [10, с. 50], поэтому над молодым педагогом учащиеся нередко просто издевались. Не выдержав мучений, он поехал к матери в Ап-парк, где ему отвели небольшую комнатенку. Здесь он много читал, пытался что-то писать, например, «он принялся издавать для прислуги ежедневную рукописную юмористическую газету "Ап-парковский паникер". Он соорудил также теневой театр и показывал там какую-то пьесу собственного сочинения» [10, с. 53].

«Несколько недель спустя, — продолжает Кагарлицкий, — после появления Берти в Ап-парке мать нашла ему новое место, на сей раз в своем родном Мидхерсте, всего в нескольких милях от Ап-парка. … Центром этого уютного мирка для него стала аптека. Здесь ему предстояло работать помощником провизора — раскатывать и нарезать тестообразную массу для таблеток, отпускать посетителям патентованные лекарства, стирать пыль с прилавка…» [10, с. 56].

Аптекарское дело предполагает знание латыни; Берти с усердием принялся ее изучать. Не успел он посетить и шести занятий «грамматической школы», как его выгнали из аптеки. Для своего беспокойного чадушки мать выхлопотала место младшего ученика в солидной мануфактурной фирме, находящейся в Саутси. В мае 1881 года был подписан договор с фирмой на четыре года, но через два года мучений он оттуда сбежал. Карьера клерка его никак не прельщала; куда интереснее, решил он, учительствовать. В 1884 году за месяц до начала учебы в знакомой ему школе любимого им Мидхерста появляется уже не Берти, нет, а умудренный большим жизненным опытом 18-летний Герберт Джозеф Уэллс. Отныне он стал полновластным хозяином своей жизни: ни мать, ни дядя, ни кто-либо другой больше не указывали ему, как и что нужно делать. Свое время Герберт распланировал по минутам: «В определенные часы — не исключая обеда — положено было заниматься латынью, французским, Шекспиром и несколькими естественными и точными науками» [10, с. 62].

Нормальная школа

Как преподаватель и педагог Герберт Уэллс вполне состоялся. Больше он не просил денег у матери или дяди, так как сам зарабатывал прилично, причем от своей работы он получал истинное наслаждение. Учить других и набираться всевозможными знаниями самому — что может быть прекраснее этого занятия!?

Для получения высшего педагогического образования молодой учитель решил в 1886 году поступить в «Южный Кенсингтон». Так называлась «Нормальная школа наук», образованная в 1881 году при Лондонском университете (эту школу называют еще Новым Лондонским университетом). Инициатором и создателем этой школы был прославленный ученик и друг Чарльза Дарвина, Томас Хаксли (или, Гексли). Школа находилась в районе Южного Кенсингтона (отсюда происходит ее третье название), а строилась она по образцу аналогичной школы в Париже. «Южный Кенсингтон» имел три факультета — биологический, минералогический и физико-астрономический. По окончании всех трех факультетов-курсов (на каждом факультете учились по году) студент получил престижный диплом Лондонского университета.

Из-за своего усердия Герберт «успел обратить на себя внимание министерства просвещения. Поэтому он был от души поражен, получив по почте анкету Нормальной школы. Он заполнил ее и отослал... Ему не верилось в реальность случившегося. Но все подтвердилось. Он получил официальное письмо, где ему предлагалось прослушать годовой курс по биологии у профессора Хаксли; к письму был приложен оплаченный билет до Лондона. Успех пришел быстрее, чем он ожидал. Всего за один год!» [10, с. 66].

Кагарлицкий разъясняет: «Сара Уэллс заранее позаботилась о том, чтобы Берти был устроен в Лондоне наилучшим образом. У нее была подруга детства, ныне покойная, чьи религиозные взгляды заслуживали всяческого одобрения, и она разыскала ее дочь, сдававшую комнаты в Лондоне. К сожалению, до Сары не дошли сведенья о том, что дочка подруги давно утратила благостыню, пристрастилась к бутылке и очень интересуется человеческими особями противоположного пола, а ее "комнаты" — это меблирашки невысокого пошиба. Дом был маленький, зато набитый до отказа. Герберт жил в одной комнате с другим человеком…»[10, с. 70].

У жалкого жилища было одно неоспоримое достоинство — оно находилось недалеко от Нормальной школы, куда первокурсник-студент ежедневно ходил слушать лекции по сравнительной анатомии (основной предмет), зоологии и общей биологии, которые читал Хаксли. Об этом замечательном лекторе Уэллс с восторгом писал: «Я считал тогда, что повстречал самого великого из людей, с кем когда-либо пересекутся наши жизненные пути, и я еще тверже верю в это сейчас» [10, с. 74]. Кагарлицкий добавляет: «Так в жизнь Уэллса вошла одна из самых значительных личностей XIX века. Хаксли был уверен, что не должно быть резко очерченных границ между литературой и наукой. И чем дальше, тем больше он писал уже не о собственно научных, а о философских и общекультурных проблемах. Воспитывая из Уэллса ученого, он воспитывал из него писателя и просветителя. … Вспоминая о Южном Кенсингтоне, Уэллс всегда подчеркивал, что именно там, научившись мыслить как ученый, он обрел себя как личность» [10, с. 75].

Увы, бытовая жизнь в Лондоне не была сладкой. Уэллс жил на пансионе, то есть плата за жилье включала плату за завтрак и ужин, но еды ему постоянно не хватало, так что «он отощал до безобразия и с отвращением рассматривал себя в зеркало. Взору его представали запавшие щеки, выпирающие ребра, дряблые мускулы» [10, с. 76].

Несмотря на свое жалкое существование и интенсивную учебу, Уэллс посещал Дискуссионное общество, где обсуждалось всё, кроме вопросов религии и политики. На заседаниях этого общества он оттачивал ораторское мастерство, пригодившееся ему, когда он занялся политикой. У Герберта появилось много друзей, врагов намного меньше, поскольку он умел ладить с людьми. Симпатизирующая ему Элизабет Хили писала: «В то время я не знала лучшего оратора. Ум у него был острый и быстрый. Его сарказм никогда не ранил тех, против кого был направлен, потому что он всё смягчал своим юмором и говорил правду. Он нападал на условности, фальшь и притворство... и разрушал устоявшиеся мнения» [10, с. 79].

Наиболее близким другом Уэллса стал Ричард Грегори, в будущем известный астроном, автор двух книг «Небосвод» и «Роль религии в истории науки и цивилизации», а также редактор знаменитого журнала «Нейчур» («Природа»). Как и Уэллс, он происходил из семьи низкого социального статуса; его отец был простым сапожником. На эти вещи невольно приходилось обращать внимание, когда тебя окружали студенты, происходившие преимущественно из обеспеченных семей. Однажды обратив внимание на социальные проблемы общества, ты уже автоматически становишься «политическим животным».

Первый курс на биологическом факультете Уэллс закончил по первому разряду. Из двух десятков студентов таких на факультете было еще два. Второй курс для него начался на физико-астрономическом факультете. Однако работа в физической лаборатории, лекции по общей физике и особенно термодинамике его не вдохновляли. Преподавателей физического факультета он возненавидел за их позитивистские убеждения. В итоге на втором курсе обучения Герберт провалил лабораторный практикум и астрономию, неважно сдал общую физику. Но старые заслуги на биологическом факультете и некоторые успехи в области начертательной геометрии позволили ему с большим трудом перейти на третий курс геологического факультета. Однако на самой важной стадии своего высшего образования, «в июне 1887 года он провалился на выпускных экзаменах. Это разом перечеркнуло все его предыдущие достижения и закрыло путь к научной карьере» [10, с. 82].

Почему Уэллс не окончил Нормальную школу наук нормально? Ведь он был таким способным и таким целеустремленным парнем! Ответ лежит на поверхности: основная беда Уэллса заключалась в его неровном, взрывном характере. Он ставил перед собой цель; затем, когда к нему приходил первый успех, он остывал и переходил к решению другой задачи. Зримые достижения на поприще биологии отвратили его от систематических и напряженных занятий в высшей школе по другим дисциплинам. Он начинал интересоваться чем угодно — музыкой Бетховена, эстетикой прерафаэлитов, политикой социалистов — только не учебой.

Надо учитывать и то, что Уэллса совершенно невозможно было заставить заниматься тем, что ему активно не нравилось. Геологию, физику и астрономию он решительно отринул от себя как что-то недостойное его одухотворенной натуре. Ровно так же он брезгливо отвернулся от перспективы стать приказчиком в мануфактурной лавке. Нелюбовь к прозаическим предметам, к безжизненным минералам, к далеким и холодным мирам в космосе поставила крест на карьере ученого-естествоиспытателя.

Тут же возникает вопрос, тогда на какой предмет больше всего распространилась любовь студента? Ответ — на окружавшую и бурлившую вокруг него жизнь! Ясной цели, которую нужно было во что бы то ни стало добиваться, в то время перед ним не стояло. Но он жадно интересовался всеми культурно-политическими событиями, происходившими тогда в Лондоне. Его влекла к себе могучая личность Томаса Хаксли. Где бывал его кумир, там непременно должен был побывать и Герберт. Хаксли в тот период много спорил со знаменитым тезкой Уэллса, философом-позитивистом Гербертом Спенсером. Вот как разъясняются позиции спорщиков в книге Юлия Кагарлицкого.

«Спенсер был основателем "социального дарвинизма" и законченным индивидуалистом — Хаксли делал из дарвинизма совсем иные выводы. Он доказывал, что человек сумел выжить перед лицом гораздо более сильных существ лишь потому, что сформировался внутри племенных групп. Отсюда, по Хаксли, следует, что коллективизм является изначальным условием существования любой человеческой особи и человеческого общества в целом. Другое дело, что сам Хаксли одним из принципов современного коллективизма считал союз труда и капитала и спорил по этому вопросу с социалистами. Его ученик Уэллс сделал следующий шаг. От коллективизма он пришел к социализму.

Так студент второго курса Герберт Уэллс вместе с несколькими своими однокашниками появился в одном из богатых особняков, расположенных на берегу Темзы в лондонском районе Хаммерсмит. Этот обширный, выстроенный в готическом стиле дом, окруженный огромным садом, с 1878 года принадлежал Уильяму Моррису, и его название — Келмскотт — ныне упоминается и в истории прикладного искусства, и в истории эстетической мысли, и в истории английского социализма. В стеклянной оранжерее, расположенной в саду, воскресными вечерами устраивались собрания, притягивавшие всех, кто склонялся к левым идеям» [10, с. 88]. В этой связи Кагарлицкий назвал с десяток имен, которые мы опустим. «Уэллс и его товарищи были здесь лишь скромными слушателями. Они спорили уже по дороге домой.

Личность Морриса не могла не произвести на них впечатления. Моррису было в это время пятьдесят два года, но даже юнцы из Нормальной школы вряд ли думали о нем как о пожилом человеке» [10, с. 89]. Далее Кагарлицкий описывает внешний вид, манеру держаться и убеждения еще одного кумира Уэллса, а также детально рассказывает о существовавших на тот период в Англии течениях искусства, подробно останавливается на расстановке политических сил, сложившейся на конец викторианской эпохи. «Так ли просто было во всем этом разобраться двадцатилетнему провинциалу, выходцу из не слишком-то культурной среды? Антивикторианцем он был чуть не от рождения, и все антивикторианское сразу его приманивало. А теперь еще и все, непохожее на опостылевшую рутину Нормальной школы с этими "проклятыми позитивистами" на профессорской кафедре» [10, с. 93].

Далее речь пойдет о политических взглядах Уэллса, но чтобы закрыть тему образования, скажем, что диплом, позволяющий преподавать, он позднее всё-таки получил. О своем провале в Нормальной школе Уэллс говорить не любил и, рассказывая о себе, старался его обойти. Так, из предисловия к русскому собранию сочинений 1909 – 1917 гг. этот неприятный эпизод естественным образом выпал. «Спустя некоторое время, — писал он о себе, — я поступил в Новый Лондонский университет, который так разросся и прославился теперь. Там я получил ученую степень и разные знаки отличия, весьма, впрочем, незначительные. Моим главным предметом была сравнительная анатомия, и занимался я под руководством профессора Хаксли, о котором русские читатели, без сомнения, знают. Первое русское имя, которое я научился уважать, было имя биолога А.О. Ковалевского. Добившись диплома, я пошел в учителя и стал преподавать биологию. Но через два-три года бросил преподавание и занялся журнальной работой: в Англии это гораздо прибыльнее, да и влечение к этому делу всегда у меня было большое» [11].


 


Hosted by uCoz