Как возник психоанализ
Акимов О.Е.
Часть третья
– XXI –Перед тем как двигаться дальше, напомним, какова была ситуация с наукой на период написания книги «Исследование истерии» (об этом более подробно рассказывалось в главе 3 и главе 4 книги «Психология познания»). При расшифровке сновидения об инъекции Ирме (см. главу 17 книги «Правда о Фрейде и психоанализе») было выяснено, что Фрейд с лета 1880 года по лето 1882 года находился подле Берты Паппенхейм. Брейер только курировал его, а в кризисный момент кроме него у пастели больной появились Экснер и Флейшль — два профессора-ассистента Брюкке.
В 1891 году Флейшль умер (не без помощи, как я думаю, отца-основателя, см. главу 18 Мстительность Фрейда). Еще через год умер Брюкке; Экснер занял его место на посту директора Физиологического института. Вскоре за кончиной Эрнста Брюкке (1819 – 1892) один за другим из жизни ушли выдающиеся физиологи мира — Герман Гельмгольц (1821 – 1894), Карл Людвиг (1821 – 1895), Эмиль Дюбуа-Раймон (1818 – 1896). На физиологическую науку начала стремительно наступать спекулятивная психология во многом благодаря переходу Вильгельма Вундта (1832 – 1920), наиболее авторитетного тогда исследователя, на виталистическую позицию.
Ученики и преданные последователи старой физиологической школы в лице Экснера, Мейнерта, Геринга, Оппенгейма, Ланге, Фореля и других оказывали жесточайшее сопротивление надвигающейся угрозе. Они понимали, что за виталистическим психологизмом последует прямое мошенничество, каковым был стремительно прогрессирующий психоанализ Фрейда, дававший многочисленные метастазы в виде учений Юнга, Адлера и других апостолов-отступников. Имея у себя под носом агрессивного, беспардонного Фрейда и его скандальную компанию (Штекеля, Абрахама и прочих), Брейер как, ни кто другой, понимал опасность наступающего агрессивного дилетантства.
Джонс описывает эти баталии между физиологами и психоаналитиками так: «9 ноября 1908 года Абрахам прочел свою работу по эротическим аспектам единокровности перед тем же обществом [Обществом психиатрии и нервных болезней]. Это привело к яростному взрыву негодования со стороны знаменитого Оппенгейма, который заявил, что у него не хватает слов, чтобы достаточно резко и решительно высказаться против таких чудовищных идей… Вскоре после этого Оппенгейм опубликовал работу в поддержку Дюбуа из Берна, сделавшего выпад против психоанализа. Ложные обобщения Фрейда, считал он, сделали его метод опасным, а сообщения, опубликованные им и его последователями, производят впечатление современной формы колдовской магии. Настоятельной обязанностью противников Фрейда является вести войну против этой теории и ее последствий, так как они быстро распространяются, приводя публику в беспомощное замешательство» [1, с. 251].
В «Теоретической части» Брейер делал ссылки на работу Оппенгейма «Лабильность молекул» [6, с. 231, с. 293]. В примечании мы читаем: «В 1890 году Оппенгейм выдвинул теорию травматического невроза, обусловленного изменением степени возбудимости центральной нервной системы под воздействием сильного внешнего раздражителя» [6, с. 444]. Добавим к сказанному, именно на эту теорию Оппенгейма существенно опирался Брейер при создании собственной теории, объясняющей возникновение истерии через физиологические механизмы и гипноидное состояние.
Брейер, разумеется, был на передовом фронте борьбы физиологов с психоанализом — в этом нет никаких сомнений. Считать, что в это время он продолжал оставаться другом Фрейда ни в коем случае нельзя и думать, что Брейер смог бы написать в 1907 году хвалебное письмо Форелю относительно Фрейда, главного зачинщика психоаналитической смуты, совершенно абсурдно. Наоборот, он как ведущий специалист Физиологического института вместе с его директором, Экснером, возглавили борьбу с чумой двадцатого века. Все другие физиологи Вены в борьбе против психоанализа сплотились вокруг этого института. Именно с этой целью, мне кажется, Герин и Экснер помогли Брейеру в 1894 году получить звание академика, что существенно укрепило его статус в науке. До этого общественность Вены воспринимала его как талантливого врача; мало кто знал, что он, как ученый, долгие годы исследовал вестибулярный аппарат птиц.
О каком-то научном контакте между наставником и подопечным говорить смешно. То, о чём говорил Фрейд, у Брейера могло вызвать только улыбку и смех. Когда раздалась критика Адольфа фон Штрюмпеля в адрес авторов «Исследования истерии» и Брейер, быть может, впервые прочитал свою «Теоретическую часть», до неузнаваемости искаженную Фрейдом, между ними произошел разрыв. В главе 19 Сон о трех памятниках автор «Толкования сновидений» демонстрирует степень ненависти к своим институтским коллегам.
Мстительность — основной мотив поведения Фрейда; он не прощал ничего и оправдывал себя в любой ситуации, какую бы подлость он не совершил по отношению к близким людям. Фрейд начал мстить своему бывшему наставнику с первых дней их знакомства за то, что он богат, известен, умен, благороден. Брейер одалживал Фрейду огромные суммы денег и никогда не требовал их возврата. Эта чудовищная материальная и духовная зависимость от наставника давила на больную психику подопечного с колоссальной силой в течение двадцати лет. Многолетняя зависть высасывала из отца-основателя все жизненные соки.
Низкие натуры не принимают рациональных решений; они действуют под влиянием своих животных инстинктов. Игра с толкованиями сновидений позволила Фрейду рационализировать его негативные эмоции. Теперь его личные переживания удачно сочетать с бурной общественной деятельностью, при которой его ненависть к старшим товарищам получала некое «научное» обоснование. В статьях и книгах родоначальник психоанализа изображал своего заклятого врага Брейера в виде несчастного друга, который не сумел разобраться с современной психологией. Фрейд представил себя Брейером, а Брейера — Фрейдом, заблудившимся в дебрях науки. Подопечный перевернул реальную ситуацию с ног на голову, при которой подопечный хлопал своего наставника по плечу и говорил: «Ничего, старина, не расстраивайся, и я когда-то ошибался».
Отец-основатель — страшный человек; на протяжении многих лет он сживал со свету своего друга-врага Флейшля, портрет которого висел у него в парадном холле. Брейер тоже оказался у него на пути и можно не сомневаться — с ним он поступил так же жестоко, как и с бедным профессором. Не надо думать, что законы психологии менее постоянны, чем законы физики. В сходных ситуациях человек поступает сходным образом.
Мщение Фрейда не происходило по заранее продуманному плану; оно также не было прервано в одночасье: Фрейд еще долгое время общался с Брейером, что отражено в переписке его с Флиссом. В письме от 18 декабря 1892 года впервые отчетливо говорится о «ссоре с господином партнером», т.е. с Брейером. В начале 1893 года у него начались боли в сердце, о чем он не раз жаловался Флиссу. Своему новому другу Фрейд сообщал, что его осматривал Брейер, но при этом никаких разговоров о науке не велось. «Трудности в отношениях с Брейером» упоминаются также в нескольких осенних письмах 1893 года, но явный разлад в их отношениях наблюдается с весны следующего года.
В письме от 19 апреля 1894 года Фрейд писал: «У меня появилась бешенная аритмия, сопровождавшаяся постоянной тяжестью, давлением и жжением в области сердца, жгучей болью в кисти левой руки, некоторая отдышка — подозрительно умеренная, словно органического происхождения, — и все эти проявления долгое время продолжали заявлять о себе в приступах, которые случались у меня по два-три раза в день, сопровождались депрессией, заменившей мою обычную лихорадочную активность и сопровождавшейся видениями о смерти и сценах прощания… Для врача, который ежечасно пытается углубить свое понимание неврозов, особенно мучительно то, что он не может определить, какая же депрессия у него самого: умеренная или ипохондрическая. В такой ситуации ему необходима помощь со стороны. Прошлым вечером я зашел к Брейеру и поделился своим мнением, что мои проблемы с сердцем не являются результатом никотинового отравления, а указывают на наличие хронического миокардита, который несовместим с курением» [3, с. 47].
В следующем письме он сообщал, что «Брейер вполне допускает возможность версии, не связанной с отравлением [никотином]» [3, с. 52]. Тот факт, что Фрейд своими ногами дошел до Брейера, говорит нам о нетяжелом заболевании сердца. По-видимому, депрессия носила ипохондрический характер. Отца-основателя периодически охватывала то депрессия, то фобия смерти, то просто сильное переживание за свое здоровье. Например, им явно больше руководил страх за свою жизнь, чем реальная опасность, когда он дал себя несколько раз прооперировать Флиссу; в результате его нос пострадал, в общем, напрасно. Мигрень, желудочно-кишечные боли, отдышка, оспа — вот небольшая часть длинного списка болезней, на которые он жаловался Флиссу. Между тем Фрейд раздражался или, по крайней мере, оставался индифферентным к жалобам на головную боль его берлинского друга.
– XXII –Удивительно спокойно вел себя Фрейд, когда умирал отец. «Его состояние меня не угнетаем» — эта строчка из письма к Флиссу, пожалуй, наиболее точно передает душевное настроение Фрейда в тот период. В июле 1896 года он писал об отце: «Я действительно уверен, что это его последние дни, но я не знаю, когда именно наступит конец, и не решаюсь его покинуть… Я не желаю, чтобы его болезнь затянулась, как не желаю и личных мучений для моей незамужней сестры, которой приходится ухаживать за ним и которая очень от этого страдает» [3, с. 110]. Однако в августе Фрейд встретился с Флиссом поехал отдыхать с братом Александром в Северную Италию. По приезду он снова пишет Флиссу: «Мой отец лежит при смерти. Временами он забывается, неуклонно двигаясь по пути к воспалению легких и роковому исходу» [3, с. 111]. Наконец, 23 октября 1896 года отец умер.
И опять же в этот момент Фрейд больше переживал за себя, чем за отца. 26 октября он описал последние часы его жизни Флиссу и добавил: «Все это произошло в мой собственный критический период, в результате чего я совершенно подавлен» [3, с. 113]. «Критических периодов», т.е. периодов вероятной смерти, Фрейд рассчитывал, исходя из нумерологической теории Флисса. Он собирался умереть в 41, 51, 61 и 81 год. Отец умер, когда Фрейду было 41 с половиной, сам он скончался, когда ему было 83 с половиной. 2 ноября 1896 года Фрейд писал: «смерть старика глубоко потрясла меня. Я высоко ценил его, очень хорошо понимал… Сейчас я чувствую себя совершенно убитым» [3, с. 113]. Но вместе с тем в этом же письме Фрейд сообщил Флиссу, что на похороны отца опоздал, так как задержался в парикмахерской, которую он неизменно посещал каждое утро, а также добавил: «Я вновь доволен состоянием своего носа и сердца» [3, с. 114].
Несмотря на отчужденность между ним и Брейером, Фрейд время от времени наведывался к нему, чтобы тот послушал сердце, нет ли в нем шумов или аритмии. Все это происходило на фоне невротической тревожности, затяжных депрессий, периодической ипохондрии, резких перепадов настроения и непрерывной озабоченности грядущей смертью. Брейер, разумеется, самым тщательным образом исполнял свой врачебный долг, успокаивал его, как мог, но чувствуется, что ему фрейдовское нытье порядком поднадоело. Макс Шур приводит множество отрывков с жалобами Фрейда и реакцией на них Брейера; они в точности походят на жалобы тех истерических женщин, которых он лечил.
«То, что особенно мучает меня, — пишет Фрейд, — так это неясность моего положения. Я был бы удивлен, если бы у меня обнаружили ипохондрию, но я не вижу причин, по которым я мог бы склониться к этой версии. Я очень недоволен тем, как ко мне здесь относятся. Брейер полон очевидных противоречий. Когда я сказал, что чувствую себя лучше, он ответил: "Ты не представляешь, как я рад это слышать". Эти слова напоминают о серьезности моего положения. Если в другой раз я спрашиваю о чем-то взволновавшем меня, то получаю в ответ: "Ничего страшного; что бы это ни было — оно уже позади".
Однако он [Брейер] не обращает на меня никакого внимания, не видел меня две недели подряд. Я не могу понять, в чем дело: то ли это какая-то определенная линия поведения, то ли он просто совершенно безразличен; то ли дело на столько плохо, что об этом не стоит даже и говорить. В целом же я заметил, что со мной обращаются как с больным, причем весьма уклончиво и двусмысленно, вместо того чтобы успокоить меня, сказав все, что можно сказать в ситуации такого рода, то есть все, что известно. Было бы колоссальным облегчением, если бы я мог разделить твою уверенность; даже новый период отлучения [от курения] стал бы менее трудным испытанием. Впервые наши мнения расходятся. С Брейером мне проще; он вообще не высказывает ни каких суждений [по поводу курения]» [3, с. 57].
В это же самое время Фрейд передает Брейеру какие-то написанные им части рукописи «Исследования истерии», судя по письмам, касающиеся раздела «Истории болезни» (во всяком случае, он об этом пару раз написал Флиссу). Если Брейер и получил их, то, я думаю, он воспринял их как плод больного воображения своего пациента, что-то наподобие паранойи или нездорового творчества. Сам больной 22 июня 1894 году писал: «Фактически я провел весь день размышляя о неврозах, но, поскольку научные контакты с Брейером практически прекратились, теперь я могу надеяться только на свои силы, поэтому работа идет так медленно» [3, с. 58]. Примерно об этом же он не раз писал и до, и после этого. Отсюда видно, что Брейер не воспринимал Фрейда как полноценного исследователя, с которым можно всерьез обсуждать какие-то научные проблемы.
Вся ситуация с внезапным заболеванием сердца, наблюдавшаяся в течение всего двухгодичного периода работы над книгой, по-моему, носила сложный психопатологический характер. Вероятно, потеряв контакт общения на научной почве, Фрейд инстинктивно пытался установить новый канал связи через сердечное заболевание. Кроме того, его тянуло к Брейеру, как преступника тянет к жертве. Наконец, Шур написал о гомосексуальном влечении Фрейда к Брейеру, о котором было открыто сказано в письмах последнего периода дружбы с Флиссом.
«В своем письме от 7 мая 1900 г., — сообщает биограф, — Фрейд намекал на некоторую "женственность" своей натуры, побуждающей его искать дружеских отношений с мужчинами. Теперь же он прямо утверждал, что подобные отношения могут рассматриваться как завуалированное проявление сублимированных "андрофильных" склонностей или же, попросту говоря, как выражение латентной мужской гомосексуальности». Гомосексуальность самым очевидным образом проявилась к Флейшлю, Флиссу и Юнгу.
Следующий отрывок из письма говорит нам, что отношения Фрейда с Брейером тоже выходили за грань дружеских. «Что касается Брейера, — писал он Флиссу, — то, несомненно, ты вправе называть его братом. Однако я не разделяю твоего презрительного отношения к мужской дружбе возможно, потому, что сам в существенной мере нуждаюсь в ней. Как тебе хорошо известно, в моей жизни женщина никогда не выступала в роли товарища, друга. Если бы мужское начало в Брейере не было бы столь слабым и противоречивым, как и вся его эмоциональная сфера, он был бы прекрасным примером того, как может быть сублимирована присутствующая в мужчине андрофилия» [3, 217].
Подводя итог сказанному, можно констатировать следующее: начиная с конца 1892 года у Фрейда не было бесед на научные темы с Брейером; в переписке с Флиссом нет упоминаний о том, что книга «Исследование истерии» как-то обсуждалась. Есть лишь одно более или менее отчетливое сообщение о пересылке Брейеру последней истории болезни, касающейся Элизабет фон Р., произошедшее в июне 1894 года. Была ли эта часть передана фактически — неизвестно. В это же время Фрейд писал Флиссу, что «снимает с себя ответственность» за теоретическую часть книги, написанную Брейером. Что значат эти слова, мы догадываемся. По переписке видно, что Брейер воспринимал Фрейда «как одержимого» дурными идеями, что было близко к истине. После лета 1894 года Фрейд о книге ничего не писал. Следующее упоминание о ней последовало лишь 4 марта 1895 года. В письме к Флиссу Фрейд упоминает о торопливой работе над последней частью. В середине марта этого года рукопись была передана в печать.
В последующие годы ситуация только ухудшалась. В 1896 году Брейер взялся лечить мать Флисса; сам Флисс и Фрейд были крайне не довольны его исключительно рациональной методикой лечения. Масло в огонь подлило и другое событие. В 1897 году вышла скандальная книга Флисса «Связь между носом и женскими половыми органами в их биологическом значении», которую горячо поддержал Фрейд. Между тем книга была безжалостно высмеяна «Венским медицинским обществом», лидером которого считался Брейер. В результате Фрейд и Флисс оказались в полной изоляции; медицинские и научные круги Вены абсолютно не воспринимали их как достойных врачей и ученых.
– XXIII –Статья 1893 года и книга 1895 — это два звена одной цепи мщения Брейеру. Уже в 1892 году статья именовалась «Предуведомлением», предполагая последующее издание книги, т.е. с самого начала она выступала в роли пробного шара, брошенного Фрейдом без оглядки на Брейера. Их «совместная» статья 1893 года, очевидно, прошла мимо Брейера. В своих работах Фрейд представлял дело так, будто Брейер оказывал сопротивление лично ему, представителю новейшего психологического течения. В действительности, с точки зрения науки, Фрейд был на тот период, как говорят математики, бесконечно малой величиной, которой Брейер пренебрег, когда писал «Теоретическую часть». Как мы знаем, в качестве мишени Брейер выбрал известного немецкого психиатра, Пауля Мёбиуса (1853 – 1907), автора теории психогенеза, согласно которой истерия имеет всецело психологические причины.
Скорее всего Брейер ничего не знал о намерениях Фрейда написать статью 1893 и книгу 1895 года. Фрейд — скрытный человек; бывая у Брейера дома, он мог попросить экземпляр для ознакомления, а то и попросту украсть его. Может быть, имелись какие-то наброски, которые попали в руки Фрейда, послужившие затем основой для предварительной статьи 1893 года. Что-то определенное сейчас сказать трудно. Но то, что Брейер не влиял на компоновку статьи и книги, — факт, не вызывающий никакого сомнения. Действия Фрейда в 1893 и 1895 году, по-видимому, определялись событием 1891 года, когда вышла его книга об афазии, с посвящением Брейеру. После позорного провала этой книги автор решает ввести в задуманную им новую книгу большие куски брейеровского текста. Это давало надежду на успех книги в целом.
О профессорском звании Фрейд задумался, конечно, не в начале 1897 года, когда он сообщил об этом Флиссу, а намного раньше. Еще в 1888 году он опубликовал статью на французском языке, где рассматривалась проблема истерии и упоминалось заболевание Берты Паппенхейм без указания ее имени и псевдонима. Затем последовали следующие работы, так или иначе связанные с истерией. Назовем их: «Некоторые соображения по поводу сравнительного изучения двигательных парезов — органических и истерических» (1893); «Защитные невропсихозы. Попытка создания психологической теории приобретенной истерии, многих фобий, навязчивых представлений и некоторых галлюцинаторных психозов» (1894); «Об основании для отделения определенного симптомокомплекса от неврастении в качестве "невроза страха"» (1895); «Навязчивости и фобии. Их психические механизмы и этиология» (1895); «Критика "невроза страха"» (1895)»; «Еще несколько замечаний о защитных невропсихозах» (1896); «К вопросу об этиологии истерии» (1896). (Полный перечень работ Фрейда приведен здесь.)
Вся эта серия работ указывает на желание Фрейда поучить ученое звание на ниве истерических заболеваний, а не на физиологических исследованиях, которыми он занимался, учась в университете и работая в Физиологическом институте. В 1897 году он представил в Министерство образования Австрии «Содержание научных работ (1877 – 1897) приват-доцента д-ра Зигм. Фрейда» для присвоения ему звания профессора. Джонс сообщает, что он обращался за протекцией к Экснеру, который сказал, что кто-то очень не хочет, чтобы он стал профессорам. Очевидно, этим «кто-то» был сам директор Физического института — уж он-то знал, каким ученым был Фрейд.
После получения официального отказа родоначальник психоанализа стал в своих работах все больше затрагивать сексуальные вопросы. В 1898 году выходит первая статья, открыто сориентированная на эту тематику: «Сексуальность в этиологии неврозов». В 1902 году, благодаря стараниям двух бывших пациенток, Фрейд, наконец, получает профессорское звание (см. Как Фрейд стал профессором). После этого он целиком сосредотачивается на проблемах сексуальности, которые пока нас интересовать не будут. Сейчас мы зададимся другим вопросом: «Рассматривал ли Брейер случай заболевания истерией пациентки Берты Паппенхейм?»
Да, рассматривал (это изложение истории болезни Анны О. обозначим как «история-4»). В «Теоретической части» Брейер, конечно, не пользоваться псевдонимом Берты «Анна О.». В его тексте встречается немало примеров из его практики тех или иных истерических заболеваний, но всякий раз он обходился без псевдонимов. Заполучив рукопись «Теоретической части», Фрейд сам вставлял это имя, добавляя при этом фразу: «описанная в первой истории болезни». Таким образом, он хотел создать иллюзию, будто Брейер при написании своей части книги полагается только на Анну О., которую он якобы вылечил от истерии по методу разговора (четыре других пациентки им не упоминаются). Между тем, для того чтобы разъяснить своему читателю механизм расщепления психики и природу гипноидного состояния Брейер использовал множество других пациенток, среди которых Анны О., вставленная Фрейдом, ничем особенным не выделялась.
Краткое описание истории болезни Анны О., которое — так можно предположить — написал сам Брейер, размещено в пятом подразделе «Теоретической части», который называется: «Бессознательные представления и представления, не допущенные к сознанию. Расщепление психики». Предыдущий, четвертый подраздел называется «Гипноидные состояния». В обоих подразделах серьезно поработал Фрейд, для которого указанные темы были благодатной почвой, поскольку физиологист Брейер здесь максимально приблизился к психологистам и по языку, и по содержанию.
Вот как выглядела болезнь Берты в глазах Брейера: «На примере истории болезни Анны О., на которую мне постоянно приходится ссылаться, можно показать, как это происходит [G1]. Будучи совершенно здоровой, девушка пристрастилась мечтать и размышлять о посторонних предметах, выполняя привычные обязанности. Когда обстоятельства благоприятствовали самогипнозу, в мечты пациентки проник аффект страха, под влиянием которого она погрузилась в гипноидное состояние, вызвавшее амнезию. Затем она стала погружаться в это состояние при любом удобном случае, так что запас гипноидных представлений постоянно пополнялся; впрочем, тогда гипноидное состояние еще чередовалось с нормальным бодрствованием.
Спустя четыре месяца гипноидное состояние овладело ею полностью. Поскольку истерические припадки, носившие прежде эпизодический характер, слились воедино, у нее развилась etat de mal, острая истерия в тяжелейшей форме. На протяжении нескольких месяцев пациентка не выходила из гипноидного состояния, которое принимало всевозможные формы (в течение определенного периода она пребывала в сомнамбулическом состоянии). Затем ее удалось силой вывести из этого состояния, после чего оно опять стало чередоваться с нормальным психическим состоянием. Однако и на фоне нормального состояния не исчезали соматические и психические симптомы (контрактура, гемианастезия, парафазия), в основе которых, по нашим сведениям, лежали представления, возникшие у пациентки в гипноидном состоянии. Это свидетельствует о том, что подсознание остается в силе, комплекс гипноидных представлений не исчезает и расщепление психики сохраняется даже в тот момент, когда человек пребывает в нормальном состоянии.
У меня нет в запасе второго примера, но я полагаю, что и одного примера достаточно для того, чтобы пролить свет на процесс развития травматического невроза. В течение нескольких дней после несчастного случая [любой] потерпевший погружается в гипноидное состояние на почве испуга всякий раз, когда вспоминает об этом происшествии. Но с каждым разом это воспоминание все меньше пугает человека, поэтому вскоре гипноидное состояние перестает чередоваться c бодрствованием, и соответствующие представления просто присутствуют на фоне сознательного мышления. Коль скоро человек постоянно пребывает в таком состоянии, соматические симптомы, которые прежде возникали во время приступов страха, не исчезают» [6, с. 284 – 285].
– XXIV –Первое предложение [G1] ввел, по-видимому, Фрейд, но остальная часть процитированного текста, похоже, написана Брейером. Во всяком случае, стиль и содержание истории-4 разительно отличается от стиля и содержания истории-1,2,3. Тут же возникает вопрос: если истории-4 написана Брейером, то зачем бы он писал ее еще трижды в другом месте книги? Значит, истории-1,2,3 он не писал. Если бы история-4 была вставлена Фрейдом, то он разместил бы ее там же, где находятся истории-1,2,3. Уже из этих структурных соображений следует, что истории-4 писал Брейер, а истории-1,2,3 — Фрейд. К этим соображениям прибавляются новые.
Дело в том, что в других местах «Теоретической части» фрейдовские вставки более заметны и неестественны. Общая картина вмешательства Фрейда в текст Брейера такова. Первых несколько страниц [6, с. 269 – 275], на которых раскрывается тема бессознательного, принадлежат Брейеру. На последней странице Фрейд привел цитату из «Предуведомления», что совершенно исключает авторство Брейера. Прямым цитированием Фрейд пользуется в начале четвертой части книги под названием «О психотерапии истерии». Приведу процитированный Фрейдом текст, размещенный в пятом подразделе «Теоретической части».
«Я утверждаю, — пишет он, подстраиваясь под Брейера, — что в основе всех феноменов, именуемых истерическими, лежит подобное расщепление, но вполне допускаю, что "расщепление сознания, ярко проявляющееся в известных классических случаях в виде double conscience, в рудиментарной форме наличествует при любой истерии, а предрасположенность к такой диссоциации и погружению за счет нее в аномальное состояние сознания, которое мы кратко назвали гипноидным, является основным феноменом этого невроза"» [6, с. 275].
Не в правилах Брейера пользоваться категорическими словами типа «все» и «всегда», за что он критиковал Мёбиуса. Ниже мы читаем: «Коль скоро мы, подобно Бине и Жане, утверждаем, что расщепление психической деятельности является ключевым моментом истерии…». Вот это уже похоже на брейеровский стиль. Кроме того, структура предложения с цитатой, с точки зрения логики, достаточно абсурдная. Ошибка состоит в употреблении двух однотипных кванторов: «все» и «любые». У Фрейда получилось: «имеют место все истерические феномены…, но я допускаю… любые истерические феномены». Маловероятно, чтобы Брейер допускал подобного рода конструкции.
До этой вставки на с. 273 – 274 Брейер привел пример с «молодой дамой» (имя не называется), у которой истерические симптомы (в частности, псевдоперитонит) смешались с реальным заболеванием: «у нее развилась "мелкокистозная дегенерация" обоих яичников, но никаких следов перенесенного перитонита не обнаружили». Естественно, что пациентка являлась носителем «патогенных представлений», однако сами по себе они не инициировали истерию; пациентка умерла от вполне реального, а не мнимого заболевания. Далее Брейер обсуждает позицию Жане в отношении бессознательного и, в связи с этим, привел еще один пример: «Когда мы занимались лечением одной дамы [G2], состояние ее не раз менялось у нас на глазах» [6, c. 280]. Здесь в скобках Фрейд вставил уточнение [G2]: «фрау Сесилию М.», болезнь которой мы выше рассматривали. Брейер, рассказывая о ней, естественно, не повторял уже фрейдовских спекуляций, связанных с символикой и мистической конверсией.
Ее пример служил Брейеру иллюстрацией одного положения: «Истерия ни в коей мере не лишает одаренного человека умственных способностей; из-за болезни истерик подчас просто не может ими воспользоваться» [6, с. 281]. Далее он стал в общих чертах рассуждать о людях «деятельных и непоседливых» и тут Фрейд в скобках добавляет [G3]: «Достаточно вспомнить "мой театр" Анны О., описанный в первой истории болезни» [6, с. 282]. На следующей странице, с. 283, также имеется стопроцентная вставка Фрейда [G4]: «Судя по результатам тщательного анализа историй болезни, в большинстве случаев главная партия в генезисе истерии принадлежит именно уходу за больным и сексуальному аффекту». Невероятно, чтобы такой абсурд мог написать Брейер. А на следующей странице, с. 284, идет выше процитированная история-4.
Сразу же за ней тоже идут его же вставки [G5]: «Впрочем, по этому поводу я могу лишь строить предположения, — пишет Фрейд, — поскольку анализировать подобное расстройство мне ни разу не доводилось. Результаты аналитических исследований и наблюдений, провиденных Фрейдом, свидетельствуют, что расщепление психики может быть обусловлено также "защитой"…» [6, с. 285]. На с. 286 имя Анны О. вставлено два раза, а на с. 287 — один раз. На с. 287 в скобках имеется к тому же примечание: «я имею в виду прежде всего исследования Шарко». Брейер не мог ссылаться на него, так как он, как и Мейнерт, недолюбливал фрейдовского кумира за его месмеризм, т.е. актерские пристрастия при гипнотических сеансах. Ничего дельного для науки Шарко не дал, в отличие от Жане — его преемника на посту директора клиники Сальпетриер. Таким образом, обширная область брейеровского текста была заметно потревожена Фрейдом.
В конце шестого подраздела имеется множество вставок Фрейда относительно сексуальности, но начало и середина подраздела целиком написаны Брейером. Отдавая на время приоритет психологическим причинам в этиологии истерии, он тут же компенсирует его несколькими примерами, в которых физиология играет главенствующую роль. В частности, он пишет, что у людей, склонных к истерическим заболеваниям, «внутримозговое возбуждение может поступать не только в сенсорный аппарат», «но и в пределы вегетативной нервной системы, которая, как правило, ограждена от центральной нервной системы», а также «вазомоторный и висцеральный аппараты», что может «объяснить некоторые патологические феномены» [6, с. 292].
Однако: «Когда внимание человека, обладающего такими свойствами, в силу необходимости сконцентрировано на определенной части тела, то, как сказал Экснер, "сосредоточенное проторение" проводящих путей чувствительных нервов производится слишком интенсивно. По этим путям устремляется поток свободного возбуждения, вследствие чего развивается местная гиперальгезия. Поэтому болевые ощущения, возникающие по той или иной причине, усиливаются до предела, и любая боль кажется "невыносимой"… Например, вследствие травмы сустава развивается невроз, связанный с пострадавшим суставом, а неприятные ощущения, обусловленные набуханием яичников, оборачиваются затяжными болями в области яичников.
У таких людей нервный аппарат, обслуживающий систему кровообращения, в большей степени подвержен влиянию со стороны центральной нервной системы, чем у людей нормальных: от волнения у них резко учащается сердцебиение, они часто падают в обморок, слишком сильно краснеют и бледнеют» [6, с. 292]. «Поэтому, — пишет Брейер, — я отнюдь не уверен в том, что, принимая во внимание эти симптомы, которые, возможно, следовало бы назвать просто "нервическими", нужно отказаться от старой "рефлекторной теории".
Например, тошнота у беременных женщин, отличающихся чрезмерной возбудимостью, вполне может возникать рефлекторно, под воздействием импульсов, исходящих от матки, поскольку в этот момент происходит растяжение матки, или вследствие кратковременного набухания яичников… нельзя с порога отметать предположение о том, что нервические симптомы, которые появились однажды под воздействием психического раздражения, могут иной раз возникать рефлекторно, под влиянием импульсов, поступающих из отдаленных органов. Более того, рискуя прослыть приверженцем стародавней ереси, я допускаю, что даже парез ноги может возникнуть рефлекторно вследствие заболевания половых органов, а не только под воздействием психических факторов» [6, с. 293 – 294; фрагмент с. 293 уже цитировался в XIII].
В следующем абзаце Фрейд сделал сразу две вставки: «Иные расстройства связанные с изменением степени возбудимости чувствительных нервов, вообще недоступны пониманию; к их числу относятся полное отсутствие болевой чувствительности появление на теле бляшек, лишенных чувствительности сужение поля зрения и т.д. Возможно, в ходе дальнейших исследований удастся доказать, что тот или иной симптом такого рода обусловлен определенными психическими факторами, и вникнуть в его сущность, [G6] но пока это не произошло [G7], и поэтому я не стал бы заранее предполагать, что симптомы эти имеют психическое происхождение» [6, с. 294]. Вставка [G6] такая: «Наверняка, так оно и будет», а вставка [G7], стоящая с круглых скобках, относится уже к нашей пациентке: «обобщать данные, полученные в ходе лечения Анны О., я бы не решился».
– XXV –В третьем и четвертом подразделах «Теоретической части» также имеется множество фрейдовских вставок, относящихся к Анне О.; рассмотрим их по порядку. Первая вставка находится в окружении слов Брейера, который задается вопросом: почему нормальный аффект трансформируется в ненормальный рефлекс, т.е. в некий истерический симптом соматического типа? Он предполагает, что этому способствует ослабление всего организма или наличие какого-либо больного органа, т.е. организм человека действует по принципу наименьшего сопротивления или по пословице: рвется там, где тонко. Брейер, как мы знаем, часто пользовался сравнением с электроустановкой и говорил: короткое замыкание в электроустановке, т.е. ненормальное развитие процесса, происходит там, где повреждена изоляция.
Он пишет: «Как уже отмечалось, это происходит в том случае, когда определенный рефлекс уже проторен вследствие соматического заболевания. Например, у человека, страдающего кардиалгией, аффект тоже вызывает боль в области сердца, вследствие того, что при произвольном сокращении определенных мышц в момент возникновения исходного аффекта усиливается их иннервация.
В основе наших обычных ассоциаций тоже лежит принцип синхронности. Любое ощущение, возникшее при чувственном восприятии, вызывает в памяти другое ощущение, которое когда-то возникло одновременно с ним (классическим примером такой ассоциации является возникновение определенного зрительного образа в тот момент, когда слышишь блеянье овцы).
Если в исходных обстоятельствах одновременно с аффектом возникало какое-то сильное ощущение, то при повторном появлении данного аффекта оно возникает вновь, причем не в виде воспоминания, а в виде галлюцинации, поскольку в этот момент производится разрядка чрезмерного возбуждения. В историях болезни почти всех наших пациентов наберется множество примеров, позволяющих проиллюстрировать выше сказанное. Например, из-за воспаления надкостницы у одной женщины разболелись зубы в тот самый момент, когда ее изводил мучительный аффект. С тех пор сам аффект или просто воспоминание о нем всегда вызывали у нее невралгию под глазничной ветвью тройничного нерва.
Такое проторение рефлекса основано на всеобщем законе ассоциаций. Однако иной раз (разумеется, только в том случае, когда степень тяжести истерии достаточно высока) между аффектом и рефлексом, который он вызывает, тянутся длинные вереницы взаимосвязанных представлений. Так происходит детерминирование при посредстве символики. Зачастую связь между аффектом и соответствующим рефлексом возникает благодаря забавным каламбурам и созвучиям, но это происходит лишь в тот момент, когда человек утрачивает способность отделять вымысел от действительности, погружаясь в состояние, напоминающее сон, а подобные явления уже выходят за рамки интересующей нас группы феноменов.
Во многих случаях невозможно объяснить, чем детерминирован истерический симптом, поскольку зачастую мы можем лишь гадать о том, каково было психическое состояние человека и какие представления возникали у него в момент появления этого истерического симптома. Однако осмелимся предположить, что и в подобных случаях процесс детерминирования не слишком сильно отличается от любого такого процесса, о котором нам удалось получить полное представление благодаря удачному стечению обстоятельств» [6, с. 252 – 253].
Я воспроизвел брейеровский текст без вставки Фрейда. Теперь выпишу фрейдовскую вставку [G8] отдельно: «например, Анна О. (описанная в первой истории болезни) испугавшись, порывалась отогнать привидевшуюся ей змею правой рукой, парализованной вследствие сдавливания нерва; с тех пор правая рука у нее деревенела всякий раз, когда на глаза ей попадался предмет, похожий на змею. В другой раз в момент возникновения аффекта она слишком близко поднесла к глазам часы, пытаясь различить стрелку, и с тех пор, вследствие конвергенции, одним из рефлексов, сопровождающих этот аффект, стало сходящееся косоглазие».
Хочу предложить читателю следующий эксперимент: я попрошу его указать то место в тексте Брейера, куда Фрейд поместил свой, довольно громоздкий пример [G8] с Анной О., который, вообще говоря, плохо вяжется с короткими примерами Брейера. Мне кажется, что читатель будет колебаться до тех пор, пока ему не подскажут. Подсказываю: фрейдовская вставка [G8] стоит после примера с человеком, страдающим кардиалгией. Хотя на месте Фрейда, я разместил бы ее после примера с женщиной, страдающей невралгией.
С аналогичной фальсификаций мы сталкиваемся и в другом месте, когда Брейер рассказывает об угрызении совести и исповеди. Он привел пример с «совестливым юношей», «дамой строгих правил» и вспомнил о «брадобрее Мидасе». Вдруг непрерывная ткань его текста рвется, между двумя примерами с дамой и Мидасом вклинивается совершенно инородный абзац [G9]. Цитируем его: «Обычно это сказывается лишь на психическом состоянии человека, вызывая у него дисфорию и то, что Фрейд, — написал Фрейд, — именует приступами тревоги. Но при наличии нескольких условий, благоприятствующих развитию заболевания, может появиться и соматический симптом, за счет которого производится разрядка. Таким симптомом может стать тошнота, если при мысли о собственной моральной нечистоплотности человека с души воротит; если же угрызения совести вызывают ларингоспазмы, может появиться нервный кашель, каким страдала Анна О., описанная в первой истории болезни» [6, с. 255].
Тут же в связи с темой тошноты Фрейд вспоминает книгу Маха и цитирует из нее немаленький отрывок по поводу тошноты. К брейеровскому абзацу, оканчивающемуся рассказом о «даме строгих правил», он дает сноску, в которой пишет о «любопытной заметке», взятой им с 51 страницы трактата Бенедикта «Гипноз и внушение», вышедшего тоже в 1894 году. Понятно, что у Брейера в этом году, когда он стал ассоциированным членом Академии Наук, не было ни времени, ни желания читать трактат чуждого ему психологиста-гипнолога Бенедикта, который восхищался Месмером и давал Фрейду рекомендацию для посещения Шарко. Отсюда понятно, что упоминание о нем, а также Анне О. [G9] и Махе сделал Фрейд. Он как смерч ураганной мощности пронесся по тексту Брейера и разорвал в клочья его плавное повествование, высыпав заодно на головы читателей ворох ненужной ему информации.
Далее Фрейд внедрил несколько ссылок на самого себя [FN], которые я частично уже цитировал. Следующая вставка [G10], как и вставка [G9], связана с литературной ссылкой. Приведу небольшую выдержку, где она упоминается: «В ходе наблюдений мы изучили два способа изъятия аффективного представления из ассоциации. Первый способ, именуемый "защитой", подразумевает произвольное подавление неприятных представлений, способных отравить человеку жизнь или поколебать чувство собственного достоинства. В статье под заголовком "Защитные неврозы", опубликованной в десятом номере "Неврологического вестника" за 1894 год, и в представленных здесь историях болезни Фрейд описал этот процесс, несомненно, имеющий большое значение для развития болезни» [6, с. 259].
В 1894 году Брейер и Фрейд уже не контактировали в научном плане, так что вряд ли постоянно занятый врач следил за публикациями своего бывшего подопечного. Но помимо отсутствия свидетельств о совместной работе Фрейда и Брейера над книгой, имеется и другое соображение по поводу ссылки, если учесть особенности литературного творчества Брейера. Он почти не упоминал названия книг и журналов, когда ссылался на кого-то из своих коллег, например, директора Физиологического института Экснера (на него имеется три ссылки). Стал бы Брейер при напряженном обдумывании своей теории вдруг вспоминать точное название фрейдовской статьи, в каком журнале, в каком году и в каком номере она была опубликована? Нет, конечно, Брейер, наверно, ничего и не слышал об этой его статье. Отсюда становится ясно, что вставка [G10] является очередной фальсификацией, осуществленной отцом-основателем, и мы знаем, зачем он это сделал.
– XXVI –Четвертый подраздел «Теоретической части», посвященный гипноидным состояниям, имеет ссылку на Фрейда [6, с. 261] типа FN, а на последующих страницах имеется четыре вставки с именем Анны О., которые мы сейчас детально проанализируем. Первая вставка касается разъяснений брейеровской теории гипноидного состояния, которая была у него тесно увязаны с теорией конверсии. Далее приведем большой отрывок, в котором слова Фрейда размещены в квадратных скобках.
Брейер утверждает, что «на фоне самогипноза "истерическую конверсию" произвести проще, чем во время бодрствования»; проще «вызвать у пациента галлюцинации, сопровождаемые соответствующими движениями, внушая ему определенные представления, куда проще во время искусственного сна под гипнозом… Если однажды была произведена конверсия, то соматический симптом начинает возникать всякий раз, когда на фоне самогипноза появляется аффект. И, по всей видимости, впоследствии сам аффект может вводить человека в гипнотическое состояние. На первых порах, пока гипноз чередуется с бодрствованием, симптом возникает только на фоне гипнотического состояния и с каждым разом все больше укореняется. Однако осознать, оценить и подправить само побудительное представление невозможно, поскольку как раз в тот момент, когда человек бодрствует, оно вообще не возникает.
Например, у пациентки [Анны О., описанной в первой истории болезни,] контрактура правой руки, которая под воздействием самогипноза была увязана с чувством страха [и образом змеи] на протяжении четырех месяцев возникала только на фоне гипнотического (скажем — гипноидного, если первое определение кажется кому-то неуместным при описании весьма кратковременного помрачения сознания) состояния, хотя происходило это довольно часто. Аналогичным образом возникали и другие феномены, обусловленные конверсией, произведенной в гипноидном состоянии, поэтому исподволь у пациентки сформировался комплекс истерических симптомов, которые проявились в тот момент, когда продолжительность пребывания в гипноидном состоянии увеличилась. Во время бодрствования эти феномены могут возникнуть только после расщепления психики, вследствие которого чередование бодрствования и гипноидного состояния прекращается и создаются условия для сосуществования комплекса нормальных представлений и комплекса гипноидных представлений.
Возникают ли подобные гипноидные состояния задолго до начала болезни, и как это происходит? Ответить на поставленный вопрос мне сложно, поскольку судить об этом мы можем лишь на основании наблюдений за одной-единственной пациенткой [Анной О.]. В данном случае почву для самогипноза, несомненно, подготовила привычка пациентки грезить наяву, а затем при пособничестве аффекта, неотступного чувства тревоги, склонность к самогипнозу развилась окончательно, ведь и одного этого аффекта бывает достаточно для того, чтобы ввести человека в гипноидное состояние. Можно допустить, что подобный процесс всегда развивается по этой схеме» [6, с. 262 – 264].
В данном примере Брейер, очевидно, имел в виду Анну О., но ее имя и упоминание о змее ввел явно Фрейд. Ранее уже говорилось, что связь контрактуры правой руки с образом змеи усматривал только он. По теории Брейера такой прямой связи не существует, поскольку мнемонический образ змеи не может служить причиной соматической патологии. Однако у неискушенного читателя при чтении этого отрывка может создаться впечатление, будто Брейер, как и Фрейд, является психологистом. Анализ двух следующих упоминаний Анны О. не представляет никакой сложности. На странице 264 Брейер говорит об увлеченном ученом и «человеке, рисующем в воображении причудливые картины». Фрейд тут же в круглых скобках вставляет: «Достаточно вспомнить "мой театр" Анны О.». Эта вставка в точности повторяет вставку [G3] на странице 282. Далее Брейер пишет: «Так что, я вовсе не намерен утверждать, что механизм возникновения гипноидного состояния [изученный на примере Анны О.] действует у всех истериков». В связи с расщеплением психики Брейер называл две пациентки, одна из которых Сесилия М.; очевидно, на них тоже можно было изучать «механизм возникновения гипноидного состояния».
Общий вывод, который можно сформулировать после проведенного анализа, звучит так: предположим, что в приведенных примерах отсутствуют вставки Фрейда, и весь текст написал Брейер. Даже в этом неблагоприятном для нас варианте история-4 радикально отличается от истории-3, написанной Фрейдом. Уже говорилось об историях-1,2, в которых Фрейд настойчиво фиксировал внимание читателя на строгом чередовании нормального и невменяемого состояния в зависимости от года (1881 или 1882) и времени суток (утра или вечера). В истерии-3 Фрейд стал говорить о своеобразном наложении невменяемого состояния психики на нормальное.
В частности, он написал: «истерические феномены стали возникать у нее и на фоне нормального состояния и превратились из приступообразных в стойкие симптомы» [6, с. 64]. И в другом месте: «Однако сколь отчетливой ни была бы граница между этими состояниями, "второе состояние" не просто внедрялось в первое, поскольку даже в самые худшие мгновения в каком-то уголке ее сознания сидел, как выражалась сама пациентка, трезвомыслящий и спокойный наблюдатель, созерцавший весь этот кавардак. Как ни странно, она могла трезво мыслить даже в тот момент, когда ею овладевал психоз; после того как симптомы истерии исчезали, пациентка ненадолго погружалась в депрессию и потом по-ребячески обвиняла себя в том, что симулировала болезнь. Подобное происходило довольно часто» [6, с. 67].
Эти изменения, фиксируемые в истории-3 и отсутствовавшие в историях-1,2, появились у Фрейда, по-видимому, под воздействием критики Брейера. Поэтому в истории-3 и истории-4 есть немало общего: и тут и там отсутствуют дурные нумерологические закономерности с периодичностью в один год, восходящие и нисходящие ряды истерических симптомов; и тут и там авторы уделили немало внимания расщеплению сознания на нормальное и ненормальное состояние. Однако есть между двумя этими историями и принципиальное отличие: во фрейдовском варианте истории болезни Берты всё-таки присутствует эйфория по поводу открытия чудесного психотерапевтического метода, в брейеровском же этого нет и в помине.
В истории-3 мы читаем: «О том поразительном факте, что с начала и до конца заболевания все раздражители, возникшие во втором состоянии, равно как и результаты их воздействия, надежно устранились с помощью выговаривания под гипнозом. Я уже упоминал и добавить мне к этому нечего, разве только заверить, что я это не выдумал [Брейер, очевидно, называл это выдумкой] и не внушил пациентке. Для меня самого это было сущей неожиданностью, и лишь после самопроизвольного исчезновения нескольких симптомов у меня стали складываться на основе этих наблюдений приемы лечения» [6, с. 67].
Здесь мы видим юного Фрейда, отбивающегося от критики своего шефа, который машет рукой в сторону своего подопечного и саркастически замечает: «Да не выдумывай, Зигмунд! Никакой это не новый прием лечения. Вам показалось, будто Берта сама себя вылечила, вспоминая вслух, когда у нее впервые возник тот или иной истерический симптом». В написанных Фрейдом историях развития психоанализа выздоровление Анны О. всегда выставлялось «сущей неожиданностью». Кто-кто, а Брейер знал, что никакого «неожиданного» выздоровления Берты не было, так что по наличию в тексте одного этого слова можно установить авторство.
Даже во второй истории болезни имеется упоминание о методе разговора: «Она [Эмми фон Н.] словно присвоила себе мой метод и пользуется на вид непринужденной и произвольной беседой как дополнением к гипнозу» [6, с. 80]. В истории-4 мы наблюдаем совершенно иную картину. Ее автор предложил не методику лечения, а теорию, которая объясняет истерические симптомы на основе гипноидного состояния и расщепленной психики. Брейер писал: «Мы всегда придавали большое значение "гипноидным" состояниям, т.е. состояниям, подобным гипнотическому сну, поскольку они вызывают амнезию и создают условия для расщепления психики, … которое лежит в основе "сильной истерии"… Разумеется, гипноидным состоянием является, прежде всего, истинный самогипноз, который отличается от искусственного гипнотического сна лишь тем, что в этом состоянии человек погружается самопроизвольно» [6, с. 261].
В понимании Брейера гипноидное состояние психики обусловлено физиологией, а не психологией человека, что очень не нравилось Фрейду. В четвертой части книги, «О психотерапии истерии», он пишет: «Впервые мы столкнулись именно с гипноидной истерией; лучше всего ее характеризует первый случай, описанный Брейером. По мнению Брейера, психический механизм, который действовал при гипноидной истерии, значительно отличается от психического механизма конверсионной защиты». Это касалось Брейера. Относительно своей собственной позиции Фрейд говорит: «я всегда убеждался, что так называемое гипноидное состояние обязано своей обособленностью тому обстоятельству, что в этом состоянии заявила о себе психическая группа, ранее отколовшаяся под действием защиты. Коротко говоря, я не мог избавиться от подозрения, что гипноидная истерия и защитная истерия в основе своей едины и первостепенное положение при этом занимает защита. Хотя утверждать что-либо наверняка я не берусь» [6, с. 343 – 344]. Подобное несогласие с Брейером Фрейд высказывал многократно и в других работах.
– XXVII –Многие вещи становятся понятны, если к анализу привлечь статью «О психическом механизме истерических феноменов», которая вошла в книгу «Исследования истерии» в качестве «Предуведомления». Статья разбита на пять подразделов не равной величины. Из них, предположительно, перу Брейера принадлежат концовка первого, часть второго и почти весь третий подраздел, остальной текст написал Фрейд. Очень может быть, что он располагал только одной статьей Брейера, под гипотетическим названием «О физиологическом механизме истерических феноменов», которую затем использовал и в «Предуведомлении» и в «Теоретической части».
Название статьи 1893 года исказил Фрейд и главные выводы из нее сделал он. А что было разрешено сказать Брейеру? Он успел слегка затронуть две темы. Первая касалась психической компенсации обидных или оскорбительных ситуаций (в переведенном тексте используется термин «отреагировать»). Поскольку компенсация связана с эмоциональной речью, Брейер обращает внимание на ее важность в процессе лечения (гневное обличение обидчика, жалоба со слезами на глазах и т.д.). Он задумался над тем, почему одни люди пропускают оскорбления в свой адрес мимо ушей, другие их долго помнят и негативно переживают. Он назвал два ряда условий, которые не влекут компенсации. К первым условиям были отнесены случаи, связанные с невозместимой потерей. Действительно, бессмысленно возмущаться или жаловаться по поводу смерти близких. Бывает, что травма сама по себе пустяковая, но в воображении человека из-за испуга или другой формы аффекта она производит огромное негативное воздействие. Эти условия вызывают уже невроз. Оба ряда условий часто переплетены.
Данная тема очень подходила Фрейду, поскольку перекликалась с его методом лечения разговором. Брейер пишет: «Затем впечатления полностью изглаживаются, воспоминания блекнут, мы, как говорится, "забываем", причем на убыль идут прежде всего те представления, которые уже не затрагивают чувства» [6, с. 23]. Далее идет вставка Фрейда, относительно Берты [6, с. 23–24]. После ней какая-то часть текста Брейера, по-видимому, была выброшена и воспроизведена следующая: «Объяснить это можно лишь тем, что подобные воспоминания занимают исключительное положение и не идут на убыль. Судя по всему, сами эти воспоминания соответствуют травмам, которые не были в должной мере отреагированы и при более обстоятельном рассмотрении факторов, помешавших отреагированию, можно обнаружить, по меньшей мере, два ряда условий, в том числе отсутствие непосредственной реакции на травму» [6, с. 24].
В том, что исходный брейеровский текст был нарушен поздними фрейдовскими вставками, можно судить по аналогичному отрывку, взятому из третьего подраздела, «Истерическая конверсия», «Теоретической части» [6, с. 258 – 259]. Складывается впечатление, что текст Брейера, фигурирующий в работе 1893 года, является частью текста, фигурирующего в работе 1895 года, т.е. текст [6, с. 258 – 259] является продолжением текста [6, с. 23 – 24]; оба фрагмента были написаны Брейером примерно в одно время.
Вторая тема, которую рассматривал Брейер, в «Предуведомлении», касалась гипноидного состояния. Из-за правки Фрейда она изложена довольно сумбурно, поэтому нет смысла ее цитировать. Отметим лишь, что вторая тема имеет ту же характерную черту, что и первая. Эта черта свидетельствует в пользу версии существования на руках у Фрейда одной брейеровской работы, из которой он брал маленькие куски для «Предуведомления» и большие фрагменты для «Теоретической части». В результате тема гипноидных состояний раскрыта шире в четвертом подразделе «Теоретической части», чем «Предуведомлении»; в поздней работе не чувствуется развитие темы.
Стиль и содержание текста Брейера в «Предуведомлении» однотипен стилю и содержанию его текстов из третьего и четвертого подразделов «Теоретической части». Однако в поздней работе к этим двум подразделам тянется длинная логическая цепь, раскрытая в первом и втором подразделах, содержание которых не представлено в «Предуведомлении». В нем также отсутствуют элементы содержания пятого и шестого подразделов «Теоретической части» как необходимое логическое продолжение. Ведь истерическая конверсия (третий подраздел) и гипноидные состояния (четвертый подраздел) нужны были Брейеру для объяснения расщепленной психики (пятый подраздел) и развития истерии (шестой подраздел). В отличие от Фрейда, Брейер строго последовательно излагал свои мысли. Все это говорит в пользу того, что Фрейд просто вырвал промежуточные элементы теории Брейер для работы 1893 года.
Сравнивая содержание «Предуведомления» с содержанием «Теоретической части», а также стиль написания, можно более или менее точно установить, кому из авторов принадлежит тот или иной фрагмент текста. Например, ясно, что содержание 22-й страницы тесно перекликается с содержанием, изложенным на странице 244. По-видимому, их писал или существенно корректировал Фрейд, держа работу Брейера перед глазами. Сравните: «В данном случае реакцией мы называем целый ряд произвольных и непроизвольных рефлексов, благодаря которым эмпирическим путем происходит разрядка аффекта: они простираются от плача до акта мести. Если человек отреагировал на событие в должной мере, то аффект в значительной степени убывает; подмеченное в обыденной жизни, это обстоятельство нашло выражение в словах "выплеснуть чувства", "выплакаться" и т.п. Если же реакция подавляется, то связь аффекта с воспоминанием сохраняется» [6, с. 22].
В другом месте читаем: «Когда возникает душевная боль, от возбуждения позволяют избавиться учащенное дыхание и выделительные акты: рыдание и плач. Общеизвестно, что подобные реакции помогают успокоиться и унять возбуждение. Как уже отмечалось, в обыденной речи для обозначения этого явления используются выражения "выплакаться", "сорвать злобу", "перебеситься" и т.д.; таким образом, избавляются как раз от чрезмерного мозгового возбуждения» [6, с. 244].
Уже упоминалось, что фрагмент на странице 26-й зачем-то цитируется на странице 275-й. Трудно поверить, чтобы Брейер цитировал самого себя. Зато подобные повторы можно найти в «Толковании сновидений». Например, Фрейд рассказывал один и тот же сон в двух местах книги: «Я написал монографию об одном растении. Книга лежит передо мною…» [2, с. 178 и с. 307]. В первом случае он анализирует этот сон на десяти страницах, во втором — на двух с половиной, пользуясь при этом однотипными предложениями. Чем это можно объяснить? Только хаотичной манерой работы Фрейда. Ему никогда не хватала терпения предать своим сочинениям законченный вид. «Исследования истерии», «Толкование сновидений», «Три очерка о теории сексуальности», «Анализ фобии пятилетнего мальчика» и т.д. — все эти произведения оставляют впечатление предварительных записей для написания будущих книг, чем сами книги.
В преамбуле четвертую часть книги «О психотерапии истерии» Фред привел две основных выдержки из «Предуведомления». По причине их важности воспроизведем их целиком. «В "Предуведомлении" мы сообщали о том, — пишет Фрейд, — что, занимаясь изучением этиологии истерических симптомов, мы попутно открыли метод терапии, который считаем знаменательным в практическом отношении. "Сначала, к великому нашему изумлению, мы заметили, что отдельные истерические симптомы исчезали раз и навсегда, когда удавалось со всей ясностью воскресить в памяти побудительное событие, вызывая тем самым и сопровождавший его аффект, и когда пациент по мере возможности подробно описывал это событие и выражал аффект словами" ("Предуведомление", с. 20).
Следом мы постарались объяснить, каким образом действует наш психотерапевтический метод: "Благодаря ему первоначально не отреагированные представления лишаются силы воздействия, поскольку он позволяет избыть с помощью слов сдерживаемые аффекты, связанные с ними, и подвергнуть их ассоциативной корректировке за счет того, что они переводятся в сферу нормального сознания (в состоянии легкого гипноза) или устраняются с помощью внушения врача, как происходит при сомнамбулизме, сопровождаемом амнезией" (с. 32).
Ниже я попытаюсь описать по порядку, насколько эффективен этот метод, в чем он превосходит иные методы, какие приемы он в себя вмещает и с какими трудностями он сопряжен, хотя самое главное уже изложено в историях болезни, приведенных выше, и поэтому кое-где повторения неизбежны» [6, с. 309].
В связи со сказанным автором сделаем два замечания. Во-первых, в преамбуле следовало бы местоимение «мы» заменить местоимением «я», поскольку речь идет о чисто психологическом методе «лечения», который для Брейера неприемлем. Во-вторых, из высказанных намерений ясно, что содержание четвертой части нас мало может интересовать, поскольку она не внесет большей ясности в решение стоящей перед нами задачи: была ли Анна О. первой пациенткой Фрейда? Ответ, собственно, уже получен: да, была. Единственное, что нас могло бы сейчас заинтересовать, так это сексуальная составляющая психотерапии и каков ее вклад в этиологию заболевания истерией.
– XXVIII –Описывая жизнь Фрейда, историки часто вводят некие этапы в его творчестве, показывая, как он постепенно подходил к своему психоаналитическому методу. В действительности существовали лишь определенные этапы в процессе фальсификации событий начала 1880-х годов, произошедших с Анной О. С самого начала своей психотерапевтической практикой отец-основатель отлично знал, как нужно путем разговоров и интерпретаций «лечить» душевнобольных. В вышедшей в 1893 году статье он лишь рапортовал миру о своем давно сделанном «революционном открытии». Брейер же был для него занозой, которая мешала ему стать «величайшим психотерапевтом мира».
В очерке 1914 года «Истории психоаналитического движения», как и в «Автопортрете» 1925 года, Фрейд писал о своей ссоре с Брейером, говоря о разногласиях по проблеме гипноидных состояний. Но эти чисто теоретические разногласия еще не были принципиальными. Реальной причиной разрыва послужила «пациентка Брейера». Сексуальной легендой об Анне О. коварный сочинитель одним выстрелом убивал двух зайцев: он объяснял причину истерии Берты и одновременно указывал причину разрыва со своим наставником. «Разрыв этот, — разъясняет Фрейд, — имел более глубокие причины, но произошел так, что сначала я и не догадался о нем и понял только позже, на основании различных косвенных признаков, что разрыв уже произошел.
... Кто перечтет теперь снова историю болезни, написанную Брейером [об Анне О.], тот при свете добытых за последние двадцать лет знаний не сможет не понять символики змей, оцепенения, паралича руки и, учитывая бдения у постели больной отца, легко поймет значение каждого симптома. Его оценка роли сексуальности в душевной жизни этой больной резко разойдется с мнением врача. Больная поддавалась при лечении в самой сложной степени внушению со стороны Брейера и ее отношение к нему может нам служить образцом того, что мы называем "перенесением".
У меня были все основания полагать, что Брейер по устранении всех проявлений болезни должен был открыть по новым симптомам у нее сексуальную мотивировку этого перенесения но от него ускользнул общий характер этого неожиданного явления, так что он, как пораженный "untowardevent", на этом месте оборвал исследование. Я не получил от него по этому вопросу никаких прямых указаний, но в различное время он дал мне достаточно оснований для вышеизложенных предположений. Когда я впоследствии все решительнее настаивал на значении сексуальности в этиологии неврозов, он первый проявил по отношению ко мне то неприязненное отношение, которое мне впоследствии стало так хорошо знакомо, но которое я тогда еще не понимал, как мою роковую судьбу.
Факт грубо сексуально окрашенного, нежного или враждебного перенесения, возникающего при всяком лечении невроза-перенесения, хотя и нежелательного и не вызываемого ни одной из сторон (больным и врачом), казался мне всегда неопровержимым доказательством происхождения творческих сил невроза из области сексуальной жизни. Это доказательство еще до сих пор недостаточно серьезно оценено, так как в этом случае при исследовании не было бы собственно другого выбора. Для меня оно сохраняет свое решающее значение одинаково и даже больше, чем соответствующие результаты аналитической работы.
Утешением за этот дурной прием, который гипотеза сексуальной этиологии неврозов встретила даже в тесном кругу моих друзей (вокруг меня очень скоро образовалось пустое пространство), служила мне мысль, что я выступил на борьбу за новую и оригинальную идею» [5, с. 11 – 13] (в переводе С. Панкова см. [4]).
Здесь мы еще раз убеждаемся, что Фрейд изменил интерпретацию событий, произошедшие в период с 1880 по 1882 год, с психофизической ориентации на сексуальную. Оказывается, Берта ухаживала за больным отцом под воздействием эдипова комплекса. Сидя у постели своего отца, она испытывала к нему сексуальное влечение. Змея — символ фаллоса, разумеется, фаллоса отца. Пальцы ее правой руки превратились не в змей, а в пять маленьких отцовских фаллосов. Паралич правой руки — символ эрекции и т.д. Действительно, любой современный психоаналитик «легко поймет значение каждого симптома», который Брейер якобы описал в первой истории болезни. А сколько неправды содержится в словах: «в различное время он [Брейер] дал мне достаточно оснований для вышеизложенных [сексуальных] предположений»!
Такая сексуально ориентированная интерпретация была усвоена Фрицем Виттельсом (см. подраздел ХХ) и всеми прочими обманутыми Фрейдом психоаналитиками, которые с удовольствием вычеркнули бы имя Брейера из списка предшественников (Шарко, Бернгейм и др.). Мы уже видели, что Брейер, вообще говоря, не чурался сексуальной тематики. У него есть два выразительных примера с 12-летним мальчиком и 17-летней девушкой [6, с. 256 – 258], которые, однако, мы не станем сейчас обсуждать. Скажем лишь, что эти примеры прекрасно подтверждали теоретические выводы Брейера, органично вписываясь в структуру написанного им текста. Между этими примерами Фрейд умудрился воткнуть вставку со словом «сверхдетерминированный», сильно бросающуюся в глаза, которую мы тоже не станем сейчас обсуждать. Вместо этого приведем другую фальсификацию, чтобы нам окончательно перейти к сексуальной тематике.
«Как установил Фрейд, — пишет Фрейд, — некоторые болезнетворные факторы, обусловленные отсутствием достаточного полового удовлетворения (по вине coitus interruptus [прерванный половой акт], ejaculation praecox [преждевременное семяизвержение] и т.п.), способствует развитию невроза тревоги, а не истерии. Но, на мой взгляд, даже в подобных случаях возбуждение, вызванное сексуальным аффектом, довольно часто преобразуется путем конверсии в соматический феномен» [6, с. 299]. Данный фрагмент стоит почти в самом конце «Теоретической части», которую Фрейд почти целиком сфабриковал. Там он ввел сексуальную тематику, которая до 1895 года практически не обсуждалась ни им, ни, тем более, Брейером.
Теперь послушайте, что пишет Фрейд сразу же за приведенной цитатой: «Разумеется, появление истерических симптомов способствует не только сексуальные аффекты, но и такие аффекты, как испуг, страх и гнев. Об этом свидетельствуют и результаты наших исследований. Но хотелось бы лишний раз подчеркнуть, что сексуальный фактор имеет куда большее значение для развитие истерии. Возможно, наивные представления наших предшественников, от которых нам досталось в наследство само слово "истерия" [в переводе с греческого "матка"], были ближе к истине, чем воззрения современных исследователей, готовых выставить сексуальное начало чуть ли не на задворки теории, лишь бы оградить больных от обвинений в безнравственности. Конечно, в целом истерики не испытывают более сильную половую потребность, чем здоровые люди, а степень выраженности половой потребности среди истериков тоже варьирует. Но заболевают они именно из-за этой потребности, а точнее говоря из-за того, что стараются защититься от сексуальных чувств» [6, с. 300].
В этом пассаже выражена квинтэссенция сексуальной теории «позднего» Фрейда, которую он излагал много раз и из-за которой он бранил Брейера. Последний не ставил половой инстинкт выше инстинктов голода, жажды или смерти, из-за чего возникает испуг, страх и гнев. На основе своей гомеостатической модели Брейер понимал, что причиной истерии может быть любой сильный аффект, не обязательно связанный с половой потребностью. «Ранний» Фрейд тоже мыслил похожим образом, хотя делал упор на психических механизмах. У него Анна О. страдала истерическими симптомами, которые были вызваны переживаниями за отца, привидевшейся ей змеей и т.д., но никак не из-за перенесенной на Брейера сексуальной страсти. Это потом Фрейд стал трактовать отца и змею в сексуальном значении.
Приведенный отрывок перекликается с несколькими местами из «Теоретической части», которые никак не мог написать Брейер. Читатель может прекрасно видеть, как внезапно прерывается текст Брейера и начинается текст Фрейда. Брейер пишет: «мы вправе предположить, что под влиянием этого процесса может развиваться и предрасположенность к истерии». Фрейд, цепляясь к этому «предположению», добавляет: «Стало быть, мы уже признали тот факт, что сексуальность вносит немалый вклад в процесс развития истерии. Вскоре мы убедимся в том, что сексуальности отводится в этом процессе куда более важная роль, поскольку именно она всячески способствует развитию истерии» [6, с. 296].
Далее сексуальная тема захватывает Фрейда и он начинает ее развивать в свойственной ему спекулятивно-психологической манере. «Среди представлений, — пишет он, — которые зачастую вызывают защитную реакцию и подвергаются конверсии, следует особо выделить представления сексуального характера. Они чаще всего лежат в основе истерии, развивающейся в период полового созревания» [6, с. 298]. Фрейд забыл, что, по Брейеру, в период полового созревания начинают работать соответствующие физиологические системы, а те, в свою очередь, вызывают сексуальные образы, но никак не наоборот; физиолог доказывал, что представления не могут вызвать истерию. Фрейд пользуется терминами «защитная реакция» и «конверсия», не придавая им того теоретического смысла, который вкладывал в них Брейер. Все рассуждения Фрейда настолько расходятся с позицией его наставника, что не нуждаются в каком-то дополнительном комментарии.
Последние страницы «Теоретической части» написаны Фрейдом очень сумбурно, хотя сексуальный акцент там просматривается отчетливо. Он, как в паранойяльном бреду повторяет: «Если мое предположение соответствует действительности, то сексуальность и впрямь должна оказывать значительное влияние на развитие истерии, ибо влюбленные, да еще, пожалуй, сиделки, ухаживающие за больными родственниками [намек на Анну О., сидевшую возле больного отца], больше кого бы то ни было склонны грезить наяву. Кроме того, в момент наивысшего сексуального наслаждения человека переполняют чувства, а сфера его сознательного мышления сужается до предела, так что оргазм сам по себе очень напоминает гипноидное состояние» [6, с. 301–302].
Фрейд забыл, что под всем здесь написанным стоит имя Брейера. Получается, что ему не за что упрекать своего бывшего наставника в сексуальном аспекте. В данном отрывке Брейер предстал как заправский сексолог фрейдистского толка. Особенно комично выглядит сравнение оргазма с гипноидным состоянием. Любопытно было бы посмотреть, как на это среагировал бы Брейер.
– XXIX –Четвертая глава «О психотерапии истерии» писалась в 1894 и 1895 годах, поэтому все рассуждения на сексуальную тематику являются поздней вставкой периода 1908 года. В преамбуле, которая приводилась выше, о сексуальности не было сказано ни слова, но начало первого раздела, похоже, написано перед переизданием книги. Здесь автор, в который раз, произносить сакраментальную фразу: «этиологию неврозов… следует искать в сексуальных эпизодах» [6, с. 311], а далее он бросает беглый взгляд на ранее написанные им истории болезни. Фрейд начинает комментировать их в свете новой сексуальной легенды.
Первый случай заболевания Анны О., констатирует автор, «расценивался врачом, за ним наблюдавшим [Брейер], отнюдь не с точки зрения сексуальных неврозов, и ныне его [первый случай] попросту нельзя использовать в этом качестве. Когда я сам приступил к анализу второй пациентки, фрау Эмми фон Н., я и помыслить не мог о том, что сексуальный невроз может служить основой для истерии. Я только-только покинул лоно школы Шарко, и даже намерение увязать истерию с сексуальностью казалось мне оскорбительным, как и самим пациенткам» [6, с. 314].
Итак, Фрейд признается, что не думал в сексуальной плоскости, когда лечил двух первых пациенток. Подводя итог всем пациенткам, которых он лечил, Фрейд написал: «если я и решился объединить четыре этих случая [видимо, без Анны О.] под названием истерии и не подходил к ним с мерками, пригодными для сексуальных неврозов, то объясняется это лишь тем, что лечение проводилось давно, когда я еще не занимался целенаправленным и настойчивым поиском невротической сексуальной подоплеки этих заболеваний» [6, с. 315]. Что значит «лечение проводилось давно»? В основу книги 1895 года легли довольно свежие материалы, некоторые из них относятся к началу 1890-х годов. Значит, автор пишет нам из другого времени, из 1908 года !
А теперь, дорогой читатель, заглянем в «Предисловие к первому изданию», под которым стоит дата: апрель 1895 года. В нем по поводу отобранных пациентов сказано: «нам пришлось отказаться от публикации наиболее содержательных и показательных историй болезни. Конечно, это касается прежде всего тех случаев, когда причиной болезни послужили обстоятельства сексуальной и супружеской жизни. По этой причине мы можем представить далеко не все доказательства того, что сексуальность, будучи источником психических травм и мотивом "защиты", вытеснения представлений из сознания, играет главную роль в патогенезе истерии. Именно яркие сексуальные эпизоды нам пришлось сразу исключить из книги» [6, с. 11].
Фрейда подвела память, хотя говорят, что она у него была отменной. Сочиняя предисловие, он забыл о своих признаниях, сделанных в четвертой части и только что процитированных. Таким образом, обман раскрылся: все ранее отмеченные нами вставки, где говорилось о сексуальности, — фальшивые. Ни от каких историй сексуального характера Фрейд не отказывался, причины болезни, связанные с «обстоятельствами сексуальной и супружеской жизни», он не рассматривал, а «яркие сексуальные эпизоды» отсутствовали изначально. Эта его ложь нужно еще возвести в квадрат, поскольку приведенные здесь слова были написаны не в апреле 1895 года, как это указано в конце первого предисловия, а в июле 1908.
В предисловии ко второму изданию Фрейд пишет: «За тринадцать лет, посвященных работе, взгляды мои настолько изменились, что невозможно было подкорректировать с учетом этих изменений прежний текст, не искажая его до неузнаваемости. Впрочем, у меня нет и повода для того, чтобы уничтожать документ, в котором запечатлены мои первоначальные представления. Я и поныне не считаю их заблуждениями, а расцениваю их как первую похвальную попытку разгадать то, в чем удалось разобраться лучше лишь ценою многолетних усилий. Внимательный читатель сможет отыскать в этой книге ростки, из которых в дальнейшем развилось учение о катарсисе (о значении психосексуального фактора, инфантилизма, травмы и символики бессознательного). Да и любому, кто интересуется развитием психоанализа на основе катартического метода, я посоветовал бы начать с "Исследований истерии" и пройти весь тот путь, который я уже преодолел» [6, с. 13].
Фрейд наивно полагал, что все экземпляры «Исследований истерии» распроданы, и никто не станет сравнивать книги 1895 и 1909 года выпуска. Составители и издатели фрейдовских произведений тоже не указывают хронологию внесенных Фрейдом изменений в текст книги, что объяснимо с точки зрения общей мошеннической идеологии психоанализа. Но в Интернете я все-таки нашел сообщение о продаже фирмой The Manhattan Rare Book Company «хорошо сохранившегося» редчайшего экземпляра «Исследований истерии» 1895 года издания, за который фирма просит девять тысяч долларов. Любопытно было бы приобрести и как следует изучить его, но, к сожалению, на такую покупку у меня просто нет денег. Можно ожидать, что книга «Исследования истерии» выпуска 1895 г. сильно отличается от книги выпуска 1909 г., включая оба предисловия к ней.
Экземпляр книги «Исследования истерии» выпуска 1895 г., выставленный на продажу фирмой "The Manhattan Rare Book Company" за $ 9000.
Фрейд в свойственной ему манере подделал и тут часть предисловия ко второму изданию, которую написал якобы Брейер. Псевдо-Брейер писал: «Всевозрастающим интересом, который вызывает психоанализ, по-видимому, и объясняется нынешнее внимание к "Исследованиям истерии". Издатель выразил желание переиздать книгу, первый тираж которой полностью распродан. Она перепечатывается без изменений, хотя представления и методы, описанные в первом издании, претерпели с тех пор существенные и коренные изменения. Что касается меня, то сам я в последующие годы не особенно интересовался этим предметом, никак не способствовал изменению представлений о нем и не могу добавить от себя ничего нового к тому, что было написано в 1895 году. Поэтому я и пожелал, чтобы в новом издании обе мои главы были перепечатаны безо всяких изменений» [6, с. 13].
Это предисловие можно поставить в один ряд с другими подделками Фрейда типа письма псевдо-Брейера к Форелю. Главный делатель книги собственное авторство чудесного «избавления» от душевных и физических мук своей возлюбленной приписал Брейеру. Эта фальсификация была произведена гениально просто. Одним росчерком пера подопечный поставил имя своего наставника под сфабрикованным им же самим текстом, говоря при этом следующие слова: «Чтите моего Учителя, ибо он открыл новый метод исцеления ваших мерзопакостных душ. Он сделал многое, но не всё. Я понял, что мой Наставник и Друг не открыл главного, а именно: души ваши грешные погрязли в сексуальном разврате, оттого-то вы постоянно хвораете и жалуйтесь на свою бесстыжую жизнь. Не лгите, признайтесь мне, что вы с самого рождения живете с мечтой о совокуплении с папочкой или мамочкой (в зависимости от вашей половой ориентации) и по причине лютой ревности готовы своему родителю-сопернику выпустить кишки».
После этой проникновенной проповеди за Мессией устремились сотни тысяч паломников. В столицу Австрии, психоаналитическую Мекку, прибыли учиться «истинной науке» и «самой откровенной морали» прозелиты из Америки, Англии, Германии, Швейцарии и, конечно же, России. Как же без нас? Эти дураки, живущие на Западе, сроду не умели совершать настоящих революций. Мы на полвека опоздали с коммунистической, так теперь уже на сто лет — с сексуальной. Ну, ничего, нам опаздывать — не привыкать. Наши коммунисты в XX веке отправили в Светлое Будущее полчеловечества, а сейчас, в XXI веке, российские психоаналитики уже все человечество определенно положит под себя и научит, как нужно правильно любить.
Вена подарила миру два знаменитых прохвоста — Месмера и Фрейда. Если первый обманывал с помощью гипноза, то второй и этим искусством не владел. Мошеннический гений Фрейда выше мошеннического гения Месмера, поскольку Фрейд построил свой обман абсолютно на пустом месте.
В 1995 г. по всему миру в среде психоаналитиков прошли пышные торжества по случаю 100-летнего юбилея выхода в свет «Исследования истерии». Да, было что праздновать. Эту книгу по праву называют Библией психоанализа. Ведь в ней содержится секрет «успешного лечения» самой известной в мире пациентки — Анны О. или Берты Паппенхейм. Теперь по отработанной на ней технологии надувают миллионы простаков. Библия Фрейда будет служить вечным памятником, с одной стороны, доверчивости и глупости пациентов, с другой — жадности и аморальности врачей.
Цитируемая литература
1. Джонс Э. Жизнь и творения Зигмунда Фрейда. — М.: Гуманитарий, 1997.
2. Фрейд З. Толкование сновидений. — Мн.: Попурри, 1997.
3. Шур М., Зигмунд Фрейд: жизнь и смерть. — М.: Центрполиграф, 2005.
4. Фрейд З. История психоаналитического движения // Собрание сочинений в 26 томах. Том 2. — СПб.: ВЕИП, 2006.
5. Фрейд З. Очерк истории психоанализа / В кн.: Зигмунд Фрейд и психоанализ в России. — М.: МПСИ, 2000.
6. Фрейд З., Брейер Й. Исследования истерии // Собрание сочинений в 26 томах. Том 1. — СПб.: ВЕИП, 2005.
|
|
